Сборник проза и блоги

Четыре трикадельки

дата публикации:07.02.2024

Уже пять дней я наслаждаюсь радушным приемом своего лучшего друга доктора Зогу. Пью Алекзандр и размышляю. Во-первых, над тем важным фактом, что одно из блюд, которыми меня снабжают по первому требованию, смешно называется трикадельки. Хотя на вид это пирамидка из четырех мясных шариков политых прекрасным соусом. Рехнуться можно! Трикадельки! У этих надутых болванов, надменно выбрасывающих мусор и отходы в мою Мусорную Долину, не хватает ума сосчитать куски фарша. Один, два, три в основании и еще наверху. Даже у Ва хватило бы терпения дойти до четвертого, хотя всем известно, что математика далеко не драконий конек.

Вторая проблема — это Штуковина. Связаться с ней невозможно. И это большая проблема. То, что я увидала за панелями душевой, перед тем как вкрячила решетку на место не вызывает ровно никаких сомнений. Пока я под замком, никаких разговоров не будет. Никаких тебе: иди сюда, принцесса Беатрикс! Мы друзья, принцесса Беатрикс! В проклятой дырени видна решетка Фарадея, если я правильно запомнила объяснения м’техника корпорации «Всеобщая забота, понимание и поддержание чистоты и экологии» и по совместительству моего красавчика Эразмуса Фогеля. Решетка из медных прутьев соединенных припаянной проволокой, а за ней — точно такая же металлическая. Именно такой штукой меня хотел уморить крысенышь Понга на Старой земле. Такой же фальшиво медовый, как и мой морщинистый друг Зогу. Хорошо хоть, что его самого разуплотнили, прежде чем он сумел принести маленькой Беатрикс еще немного несчастий.

Решетка Фарадея за фальшивыми стенами заставила Штуковину замолчать. И теперь, я как красивая птичка сижу в двойной клетке, пью бухлишко и грущу.

— Трикадельки, синьор, — ангельским голоском говорю я. — Почему их четыре?

Доктор отрывается от своего колдунской машины похожей на кривой самогонный аппарат на колесиках и поднимает изумленные глаза.

— Что вы сказали, госпожа?

— Почему трикаделек четыре? — повторяю я, стараясь не рассмеяться. Старый козел меня уже давно достал, упорно пытаясь вылечить от несуществующей болезни. Появляясь каждый час, вооруженный все новыми приспособлениями. Которые по его словам решат эту проблему. Но я-то знаю, что он хочет совсем не этого. Знаю, потому что, как только он их включает, я чувствую шепот. Угрожающие голоса, пытающиеся подчинить мое сознание. Наглые и бесплотные, они что-то гневливо вычитывают мне. Слава бородатой Матушке Ва, языки, на которых они говорят, я не понимаю. Хотя они настойчиво хозяйничают в моей голове, иногда создавая такое давление, что мне начинает казаться еще мгновение, и я просто не вывезу.

— Четыре, госпожа? — в изумлении переспрашивает он. Я сдерживаю усмешку, дурить старого козлину настоящее наслаждение.

— Четыре, да. Но называются трикадельки. Три, — показывая ему три пальчика, с изящно выпяченным средним, серьезно уточняю я.

— Ну, это же блюдо.

— Но почему трикадельки?

— Я не знаю, госпожа Дори, — в отчаянии произносит он. — Если хотите, я могу уточнить.

В качестве ответа, я величественно киваю. На самом деле мне очень нравится его злить. Потому что день ото дня, я замечаю, как в его глазах прибавляется безумия. Каждый день на пару делений больше, словно уровень его умопомешательства медленно повышается. Еще чуточку и он будет потрясенно смотреть на меня. Так же, как мерзавец Гельминтас, когда сказал, что такое не видал никогда и что я одна во Вселенной. Доктор расстроенно сопит. Сегодня его усилия дают такой же нулевой результат. Очередной колдунский аппарат, которым он пытается меня утомить, не работает от слова совсем.

— Ничего не понимаю, госпожа, — скучно скрипит он и смотрит на меня больными глазами наивного дурачка, которому только что прилетело между ног. — Вы совсем ничего не помните?

— Вы знаете, я кое-что припомнила, — улыбаюсь я. — Прямо сейчас, просекаете, мой дорогой друг?

— Что? — оживленно вскидывается Зогу и принимается отстегивать от моих запястий ремешки с укрепленными на них металлическими блинами. — Что вы вспомнили?

— Со мной работал один старик, — начинаю фантазировать я, — такой с бородавкой, знаете, синьор?

Потухший доктор огорченно мотает головой, нет, такого он не припомнит. Я развожу руками и почесываю бровь. К сожалению это все, мой дорогой друг. Бородавка, это то на что у меня хватило сегодня воображения, щедро сдобренного Алекзандром. Больше милости от полноправной владелицы Мусорной Долины хитроумной Трикси, пока не ждите.

Морщинистый плевок щелкает тумблерами на своих приборах и зло зыркает на прекрасную Беатрикс, которая удобно растянулась на подушках. Я подношу к губам бокал, медленно втягиваю аромат, а потом отпиваю половину.

Пока его дюжие прихлебатели вывозят из комнаты оборудование, я со сладкой улыбкой смотрю в худую спину, на которой немым укором горят все печали проклятого Харидвара. Ничего, погоди, засранец, я тебе еще наваляю. Ты меня надолго запомнишь, старый хрен. С поклоном любезный мошенник удаляется, слышится щелчок магнитного замка, и я остаюсь в одиночестве.

За сегодня четвертая неудачная попытка, колдануть меня. Замок щелкает почти каждый час, доктор Зогу появляется вооруженный очередным планом как втиснуть в мой разум чужие голоса, которых я не понимаю. Что ж, когда-нибудь им надоест. И времени, чтобы выбраться отсюда остается все меньше. Вздохнув, я откидываюсь на подушки и смотрю в огромное во всю стену окно. За ним мне что-то беззвучно вопит Штуковина. Изо всех сил мигает своими бесчисленными мирами.

Гадина. Если бы не ты, то я здесь не оказалась. С самого начала, ты гнала меня сюда. С того самого момента, когда заставила Фогеля явится ко мне в Башню, чтобы тебя починить. Якобы починить, потому что никакой поломки и не было. Да я пол Старой Земли протопала за твоей больной требухой! Матушка, что я только не вынесла. Это была полная панорама. Меня много раз чуть не отправили на тот свет. И все потому, что тебе захотелось! Никогда! Больше никогда, слышишь!! Я делаю глоток Алекзандра, и меня нахлобучивает все сильнее. Мои милые бухарики. Мой милый недотепа — красавчик Эразмус Фогель. Передо мной взгляд серьезных серых глаз с беззащитными женскими ресницами. А ведь если бы не Штуковина, то я бы его никогда не полюбила. Ведь правда? Никогда. Парадокс! Собравшись, я стараюсь дышать ровнее. Так не пойдет!

«Дорогая Трикси»! — как можно более спокойно думаю я, — «ты большая умница. Но могла бы ты не произносить слово никогда. Скажем…»

Я запинаюсь и задумчиво барабаню пальцами по бокалу. Размышляю, пытаюсь найти подходящее определение. Разноцветные огоньки из-за легких штор, защищающих меня от безумия, смотрят на великую госпожу Беатрикс Первую.

«Скажем», — продолжаю я, — «никогда»?

Договорившись сама с собой, я тут же нарушаю правила и произношу это вслух.

— Никогда! — громко говорю я, пробуя слово на вкус. От него несет затхлой безысходностью, краем, за которым пропасть. Просто невыносимо! Вздохнув, я плетусь в душ, где моюсь и фыркаю почти час. Вода доставляет мне неземное удовольствие. Прикрыв глаза, я вспоминаю Оранжевую реку, кваканье лягушек, тихий шелест ветра блуждающего в рогозе. Фогеля, который тащит меня с глубины, его отчаявшиеся глаза:

— Господи! Я думал, что тебя потерял!

Теплые губа на моих губах и яркие вспышки, светлячки среди мрака. Волшебство, лучшее волшебство во Вселенной. Ничего, мой дорогой! Я к вам все равно вернусь, кто бы не стоял у великой Трикси на пути. Пока я в клетке, но обязательно придумаю, как из нее выбраться.

Тщательно вытираясь куском ткани, я продолжаю думать. Что у меня есть? Столовые приборы, которыми меня снабжают щедрые хозяева, все из пластика. Ножи, вилки, ложки — из вихляющегося, хилого пластика. Бутылки из под бухлишка? Я прикидываю. А потом отрицательно качаю головой. Хорошо я буду смотреться, в ожидании какого-нибудь болвана с бутылкой в руке! Мало того, что они никогда не ходят по одному, так еще и подсматривают за мной с помощью камер. Этот момент я уже уяснила.

У меня есть браслеты из блескушки, которые мне милосердно вернул мой морщинистый дружок. Ну и что я смогу с ними сделать? Ответ напрашивается сам собой — ничего. Пока мои враги не в курсе, что я ломаю комедию, но если я попытаюсь уговорить кого-нибудь бутылкой по голове, ситуация в корне изменится. И что я смогу противопоставить им в этом случае? Мою красоту и милосердие?

Посох, они предусмотрительно отняли, коробку с плесневелым панджаарским сухариком тоже, даже сухие остатки цветов, которые мне подарил Юсуф. У прекрасной принцессы с зелеными глазами на руках только ее сумочка. Только прекрасная чумовая сумочка.

Ну и совершенно бесполезная маленькая красивая штучка. За дверью щелкает магнитный замок. Кто-то настырно зовет меня.

— Вы здесь, госпожа Дори? Мы принесли ужин!

— Я сейчас выйду! — откликаюсь я, думая о том, что я так и не поняла, для чего судьба меня так закатала. Загнала храбрую Трикси в угол со старой столовой ложкой и неодолимой преградой из старых камней.

— Не беспокойтесь, мы оставим ужин у вас на столе! — откликается грубый мужской голос, — у вас есть еще какие-нибудь пожелания?

— Нет! — твердо отвечаю я. Все мои пожелания это как можно скорее выбраться отсюда. Увы, вслух их произносить не следует.

— Хорошо! Спокойной ночи, госпожа Дори!

Когда дверь закрывается, я выплываю из ванной, прекрасная как божий день, с тюрбаном из куска тяжелой ткани на голове. Выплываю, чтобы в краткое мгновение, в самый мизерный отрезок секунды осознать, что все, о чем я мучительно размышляла. Все решения моих проблем, все ключи от запертых дверей, все это время были на расстоянии вытянутой руки. И та мысль, которая посетила мою голову, долгое время терялась в слезливых размышлениях. В глупых жалобах и нытье. Что показывает, насколько я размякла и поглупела от чего-то, вместо того, чтобы просто протянуть руку и сделать.