дата публикации:14.07.2023
Если хочешь поиметь что-нибудь незаконное, ищи самую темную дыру. Наставления гражданина Манджаротти, будь он проклят, я помню назубок и, нисколько не колеблясь, сворачиваю в проулок. Из разноцветной россыпи глаз Манапы в самую глубокую задницу в которой из света видятся только истеричные вспышки старой неоновой вывески, пробивающиеся сквозь сумерки туманного утра. «Самые дешевые развлечения» устало шамкает она. Я сдерживаю нервный смешок, самые дешевые развлечения у маленькой Беатрикс уже есть, и они абсолютно бесплатны. Когда за тобой охотится толпа народа, поневоле расслабляешься и начинаешь получать удовольствие.
Покосившиеся двухэтажные домики стоят особняком между громадин небоскребов уходящих в низкое небо. Этот район словно пятно плесени лепится к их подножию. Из его проулков нестерпимо несет самой разнообразной вонью. Нижние этажи в паутине решеток. В общем, прелестное место чтобы получить свою порцию неприятностей. Но оно мне сейчас нужно как воздух. Потому что у маленькой хитроумной Беатрикс есть план. Прекрасный хорошо продуманный план, который вертелся в моей голове весь путь на пневмоезде.
Интересно, Томашек уже обнаружил пропажу? Если, конечно, остался в живых, ведь он нехило получил на орехи. Припомнив удивление в глазах лохматого иуды, я хмыкаю и продолжаю неспешно топать по замусоренному асфальту, старательно избегая куч хлама и грязи. Мои шаги отражаются в темных подворотнях с наглухо запертыми дверьми, где слышны отголоски жизни. Ругань, шарканье и неясное бормотание. Кто-то сводит мелкие счеты, с шумом умывается, готовит еду и пьет. Я чувствую запахи местных обитателей и морщусь. Пахнет давно немытым кабаком и нищетой, чудная вонища, которую не в силах смыть только что закончившийся ночной дождь. Грязь, смрад, космическая нищета, по большому счету ничем не отличающаяся от поместий баронов в моем мире. Мой мир. Стоит уже отвыкнуть от этой мысли, ведь он опять станет моим, только в случае если я найду способ в него вернуться. А пока я тут, в чужом настоящем, и меня несет по нему словно прекрасный белоснежный цветок в сточных водах невидимой реки.
Свист дубинки я ощущаю почти мгновенно. И немного смещаюсь в сторону, ведь тощий поганец на другом ее конце даже не подозревает, что я выкупила его еще минуту назад. Как бы он ни хотел остаться незамеченным в густых тенях наливающегося дня, мне он виден как на ладони. И я уже три раза воздала хвалу бороде Матушки, что на моем пути попался этот мелкий доходяга, а не отъевшийся качок, справиться с которым стоило бы большого труда.
Шаг в сторону, левая рука разворачивается и отбивает нацеленную в голову дубинку, я мгновенно переношу вес на правую ногу и ладонью правой достаю острый подбородок противника, хватаю его за воротник, ставлю подножку и придаю ускорение дав хорошего пинка под зад. Придурок мгновенно ускоряется, обгоняя собственный крик, чтобы с костяным грохотом улететь в проем напротив. Из-за двери тут же раздается надтреснутый старческий голос, обещающий нам, что как только его обладательница доберется до второго этажа, так как на первом все окна наглухо заколочены, то нашампурит нас из старого доброго Мистера Убивца. Что такое нашампурить я понятия не имею, вряд ли что-то приятное, поэтому по-доброму желаю невидимой старухе, чтобы она проваливала ко всем чертям. В ответ она обещает мне самые большие неприятности, которые я только видела в жизни. Приходится пожать плечами, все это ободряющее шарканье и бурчание удаляется так медленно, что я скорее умру тут от старости или смрада, потому что закуток, в котором мы с моим неприятелем находимся, используется по нужде всеми местными обитателями.
— Доброе утро, — говорю я пленнику, осматривая трофейное оружие. Ничего особенного, грубая и неудобная поделка. Единственное, что этот недоумок сделал полезного, так просверлил отверстие в рукояти, куда вставил петлю из веревки. Довольно удобно, если собираешься вкрячить его в собственную задницу.
Мой противник ошеломленно икает. Сегодня его день не задался с самого начала. Он рассчитывал стрясти деньжат в легкую и не преуспел.
— Прекрасное утро, не находишь? Вышел прогуляться? — интересуюсь я, чтобы поддержать разговор. Мерзавец хлюпает разбитым носом. — Очень не вежливо молчать, когда разговариваешь с дамой.
— Не бейте меня, синьора, — наконец выдавливает он, — я ошибся.
— Конечно, ошибся, тебе нужно было бить чуть левее, тогда мне труднее было бы парировать, — советую я. — И оружие у тебя фуфло. Вот, смотри, центр тяжести почти посередине. Таким непросто управляться.
— Мне сложно, я плохо вижу в темноте, — жалуется мерзавец, размазывая юшку по щекам.
— Сочувствую, — я царственно улыбаюсь ему, чтобы подбодрить. Ведь он же не виноват, что нарвался на меня, а не на какого-нибудь пьяного растяпу, приехавшего в Манапу отдохнуть?
— Я пойду?
— Моя госпожа, — говорю я.
— Что?
— Можешь называть меня моя госпожа, если тебя не затруднит, — беззаботно сообщаю я и делаю несколько замахов дубинкой. Нет, положительно, самое дерьмовое оружие, которое я когда-либо держала в руках. Абсолютно несбалансированное. Почувствовать приложение сил на его кончике никак не получается, ощущение будто машешь простой неудобной палкой. Как он хотел с этим выйти на охоту?
— Моя госпожа, — в его голосе стоят слезы. — У меня дети.
Я сочувственно киваю, очевидно же что у этого обмылка куча детишек. Еще более очевидно, что он мне заливает, будто я наивная дурочка и только что родилась. В любой другой ситуации я бы немного отпинала его и оставила в покое, но сейчас у меня другие планы. И только я открываю рот, чтобы их ему сообщить, как над нами хлопает ставня и мстительная старушенция пытается исполнить разом все угрозы, которыми осыпала меня из-за двери. Ощущение такое, словно на бетон грохается целый дом.
БУМММММ!!!
Нас заволакивает пороховым дымом, а по всей улице мгновенно вспыхивают окна, в которых появляются любопытные головы. Надо признать, что этот самый Мистер Убивец у бабули что надо. Судя по звуку такой может сломать ключицу и не поморщиться.
— Получила, поганка! — злорадно вопит она. Я вытягиваю руку и благодарно показываю ей средний палец, с болезненной радостью слушая, как она завывает от гнева.
— Ах ты маленькая гадость! — из окна доносится металлический лязг и клацанье хорошо смазанного затвора.
Мне приходится срочно играть отступление, пока старая карга не перезарядила свою гаубицу и не заделала в прекрасной Беатрикс дыру. Я быстро хватаю оглушенного пленного за воротник и волоку его прочь. Тот вяло трепыхается и пытается стонать, будто выстрел его достал, и он уже отдает богу душу. Матушка, да этот бедолага может растопить самое жестокое сердце! Даже Ва угостил бы его своим драгоценным с’мгончиком! Несмотря на то, что чешуйчатый жадина каких поискать и на моей памяти угощал священной гнилушкой только Фогеля и то, потому что я ему так сказала. Разжалобить здоровенного сварливого дракона, воняющего перегаром за три версты это надо уметь! Мне приходит на ум, что мой противник по дурости пошел не по той кривой дорожке и лучше для всех было бы, если он сделался попрошайкой. Недоумок просто зарыл талант в землю.
— Потерпи, дорогой, — пыхчу я под аккомпанемент самого жалобного скулежа в мире и, наконец, ныряю с добычей в проулок, между развалинами с одной стороны и халупой из кривых досок с другой. Там я удобно устраиваю доходягу в куче картонных коробок и беру паузу, чтобы отдышаться.
— Ты цел?
— Да, моя госпожа.
Удивительно как быстро он усваивает уроки! Я с одобрением смотрю на него, отчего мой собеседник съеживается и просит сейчас его не убивать. Приходится поклясться бородой Матушки, что в мои планы это не входит и он нужен мне по другому поводу. Мои слова его никак не убеждают, и я в качестве жеста доброй воли возвращаю бесполезную палку, которую он считает оружием. Да! Все-таки я бесконечна добра и гуманна, как ни крути. Все эти жесты милосердия помогают мало, оборванец смотрит на свою дубинку как на сколопендру. Словно она сейчас свернется в тугое кольцо, а потом запулит растопырив лапки с крючьями прямо в испуганные глаза. Надо что-то с этим делать, иначе его оторопелый ужас порушит все мои планы и я от него ничего не добьюсь. Поэтому я присаживаюсь рядом и дружески хлопаю по плечу, вызывая судороги от страха.
— Как тебя зовут?
— Юсуф, моя госпожа! Отпустите меня, пожалуйста! — ноет он в ответ. — Я больше никогда так не буду делать!
— Прекрасное имя, — хвалю я.
— Прекрасное, — эхом откликается Юсуф. — Отпустите?
— Не сейчас, дорогой Юсуф, — вежливо говорю я и чешу нос. Чешу, потому что задумалась и пытаюсь перевести все, что я хочу в самые несложные слова, чтобы до него дошла суть. Как бы ни хотелось этого делать, но приходится существенно упростить свой план.
Пока я излагаю свои мысли, мне хочется невоспитанно хихикнуть. Уж больно смешно выглядит этот бедолага. Глаза широко раскрыты в уголках век засохшая грязь, рот потешно раскрыт. В целом Юсуф смотрится так, будто я предлагаю ему съесть живого злобного вампкраба готового в любую секунду оторвать тебе голову клешней. Матушка, да я вижу тебя насквозь, дорогой. Всю жадность и боязливость в смеси с махровой глупостью. Иногда он качает головой и говорит, что это противозаконно. Как будто, час назад это не я его поймала с дубинкой в потных руках, которой он пытался надавать бедняжке принцессе по голове. Над нами уже поднялся дрожащий серый день, мимо дыры, в которой мы устроились, текут по своим делам прохожие. А мой собеседник изображает из себя не пойми что.
— И за свои услуги ты получишь два кредита, — подвожу итог я. В ответ он выражается в том ключе, что это крайне мизерная сумма за решение проблемы столь вселенского масштаба. В иные времена я бы даже не обратила внимания на его замечание и не стала торговаться, но сейчас у меня с собой только десять кредитов лохматого скряги Манджаротти, посох с тремя припасами и светлая голова. Принцесса Беатрикс крайне ограничена в ресурсах. И я отвечаю дорогому Юсуфу, что в качестве компенсации за труды могу накостылять ему совершенно бесплатно. Он колеблется пару мгновений, а потом сообщает, что знает нужного мне человека, но это будет стоить очень дорого. Он замолкает и со значением смотрит на меня, будто на этом моменте я упасть в обморок или проделать что-то в этом роде.
— Например сколько, дорогой Юсуф? — с ангельским терпением говорю я. Положительно этот плакса скоро выведет меня из себя.
— Полноги.
— Моя госпожа, — мягко поправляю я.
— Полноги, моя госпожа, — соглашается он.
Прекрасно! Я немного размышляю, пытаясь понять что такое «полноги» на нормальном языке. А потом сдаюсь и прошу посчитать мне по текущему курсу. Ответ меня совершенно не радует. Полноги — это пятьсот кредитов, а значит в пятьдесят раз больше, чем у меня есть. Весь хитроумный план бедняжки Беатрикс основывается на куске пластика, на котором светится цифра «пятьсот». Надо признать, что сумма действительно неподъемная.
— А скажи мне, дорогой Юсуф, у кого здесь можно быстро найти эти твои «полноги»? — спрашиваю я после недолгих размышлений. — Ведь мы можем их у кого-нибудь взять на время, как считаешь?
Он смотрит на меня так, будто я только что свихнулась. А потом нагло заявляет, что не знает ни одного придурка, который добровольно отдал бы такие деньжищи.
— А не добровольно? — невинно уточняю я.
В ответ он начинает горячо доказывать, что понятия не имеет и на такое не подпишется, даже если я приставлю нож к горлу. У него детишки, слабое здоровье, кто-нибудь обязательно узнает, а он слишком молод, чтобы умереть. Все это Юсуф последовательно излагает глядя мне в глаза, будто кролик в глаза змеи, раздумывающей, не пора ли обедать. А потом замирает совершенно потный и взъерошенный. Естественно, всю эту ерунду я пропускаю мимо ушей в ожидании единственно ценной информации. Со стороны мы кажемся двумя приятелями, мирно беседующими в глухом закоулке в завале из картонных коробок.
— Клянусь, моя госпожа! Клянусь своими детьми!
— Ну так у кого? — его воображаемые дети меня не трогают.
С отчаяньем прижав руки к груди, он последовательно проклинает свою говенную жизнь, Манапу, в которой дорого существовать, сегодняшний день, нашу встречу, свою глупость и прочие обстоятельства. Под которыми имеет ввиду планы прекрасной принцессы Беатрикс. Я хмыкаю и утешаю его тем, что не делается, все к лучшему. И что будет весело.
— В гробу я видал такое веселье, — гневно квакает Юсуф, я пожимаю плечами. Все можно устроить, дорогой мой.
Через полчаса мы бредем по улице, он шаркает рядом, а я зорко приглядываю, чтобы мелкий паршивец не улизнул в толпе. Поначалу он пристально рассматривал каждого встречного, будто что-то обдумывая, пока я не показала ему девятимиллиметровый посох, заткнутый за пояс, и не сообщила, что умею прекрасно с ним обращаться. После этого он сник и мрачно затопал вперед. Повернув пару, раз мы выходим на большой перекресток, где останавливаемся, видно, как мой проводник колеблется.
— Кстати, дорогой Юсуф, если ты вдруг заблудишься и приведешь меня к попешкам или к своим приятелям, то будешь первым, — на всякий случай сообщаю ему я. В ответ он грустно говорит, что попутал направление и нам необходимо вернуться на квартал назад, а потом повернуть налево. Хлопнув его по плечу, я подбадриваю бедолагу, каждый может ошибиться, мой дорогой! Он смотрит на меня как побитая собака и идет вперед. К моему удивлению, трущобы в Манапе довольно оживленное место. С началом дня, двери открываются, над ними разворачиваются полосатые тенты, а прямо на тротуаре разворачивается торговля.
— Средство от мух! Средство от мух!
— Круги, матраца, свежая синтечка!
Между торговцами приходится вилять из стороны в сторону, потому что никто не выдерживает расстояние и раскладывает товар как хочет. Невидимое солнце нагревает воздух, делая существование здесь невыносимым. Во всяком случае, я потею так, как никогда не потела ни одна принцесса до меня. Просто катастрофически! Хорошо еще, что мой милый Фогель меня сейчас не видит. При этой мысли я мечтательно улыбаюсь. Когда я вернусь, клянусь бородой Святой Драконихи, больше ни шагу не сделаю за порог. Влажный воздух почти не движется. Вопли торговцев раздражают, каждый стремится переорать другого, отчего вокруг творится сущий ад. Матушка, как же я устала! Ошеломленная жарой, я чуть не теряю осторожность, позади раздается разраженный сигнал кибертрака я отскакиваю и еле успеваю схватить Юсуфа за рукав.
— Куда же ты, дорогой?
— Мне показалось, вы сказали, что передумали и я могу идти, моя госпожа, — он тоже вспотел и уже непонятно отчего. От страха или духоты.
— У тебя плохой слух, — я крепко удерживаю рукав грязной рубашки, — в следующий раз обязательно уточняй.
Он послушно кивает, а потом указывает на двухэтажный кирпичный дом на углу. Там. Мы отходим в сторону и прячемся в нише старого дома, второй этаж которого выдвинут вперед и нависает над дорогой.
— Там? — я подозрительно кошусь на проводника. Тот кивает еще раз. Обманывать меня он не видит никакого смысла, все неприятности, которые могли случиться — уже случились, и я принесла ему горе. Я фыркаю, ты даже не представляешь, что такое НАСТОЯЩИЕ неприятности, дорогой Юсуф! Он пытается спорить, но я жестом останавливаю его словоизвержение и пристально изучаю, то место, куда он меня привел. То место, где я поимею полноги или полтысячи кредитов, как кому нравится. Матушка! Во мне все обрывается и холодеет. Я перечитываю неприметную табличку, надпись на которой дублируется старым добрым двенадцатеричным штрихкодом. Надпись на ней говорит мне, что проще разбежаться в бетонную стену или прыгнуть с шестого этажа вниз или влететь в толпу рыцарей с морковкой в руке. Или выпить пару баночек морковного пойла моего бронированного приятеля. В общем, проделать все те замечательные вещи, предоставляющие тебе огромный шанс выжить.
— Ты знаешь только одно место, где можно стрясти деньжат? — безнадежно спрашиваю я. Юсуф, у которого появилось свободное время, отвлекается от ковыряния в носу и сообщает, что полноги можно добыть только там. Вокруг нищета по самый пояс и за пару кредитов тебя будут носить на руках, а за пять ты станешь местным королем или богом, как пожелаешь. Есть, конечно, другие места, но это единственное не охраняемое попешками.
— Допустим, — соглашаюсь я, — а тот человек, который сделает то, о чем я попросила, не сможет организовать мне скидку?
В ответ мой собеседник качает головой, пятьсот это нижняя планка, на которую можно договориться. В этом вопросе все просто: пятьсот или ничего. Я поджимаю губы и замираю.