Сборник проза и блоги

дата публикации:04.08.2022

Конкурс повестей

1. Принцеса Биотрикс ждет тебя, мой спасител!

— Иди сюда, я тебя поджарю, — Ва издает неприличный звук и ухмыляется чешуйчатой мордой. — Зачем указатель испортил?

— Сам иди! — вопит колдун и перекатывается между ржавыми железными остовами. Найдя надежное укрытие, он чуть высовывает из щели посох и палит в нашу сторону магией, дробно осыпающей каменные стены башни.

Я пожимаю плечами и возвращаюсь к чтению, к их перепалкам я уже привыкла. Все идет по обычному сценарию уже месяц: к вечеру появляется колдун в полной выкладке, а Ва пытается угодить в него пламенем. Не очень удобное занятие, дракону приходится, задрав хвост поворачиваться к назойливому противнику тылом. Попасть друг в друга им еще не удалось ни разу, и стороны обмениваются вялыми оскорблениями.

— У тебя сегодня не понос, не? — кричит колдун. — Жаба! Игуанодон переросток!

— А ты подойди, прыщ, и увидишь, — отвечает Ва и выглядывает противника, вывернув голову над бесполезными маленькими крылышками. Хвост он использует как прицельное приспособление.

— Пусти к Машине, идиот! — орет противник. Ему хочется попасть к Штуковине, как мы ее называем. Мы — это я и Ва. И еще пара миллионов, которые по слухам остались на Старой Земле. Все называют ее Штуковина, и только он — Машина.

— Щяс! — отвечает Ва и напрягается, выпуская ослепительный сгусток пламени в сторону колдуна.

— Не попал! — злорадно орет тот. Его посох пару раз оглушительно хлопает. — Твое счастье, что у меня патроны закончились.

— Гуляй, макака! — говорит дракон, — хотел бы попасть, давно тебя поджарил! Тебя мухи выдают!

Я вздыхаю, мухи колдуна действительно выдают. Они кружатся над ним, где бы он ни находился. Ва говорит, что тот обделывается от страха каждый раз. Но я ему не верю — Ва не страшный. Хотя, иногда ест рыцарей, приходящих меня спасать.

— О! Этот толстый, прикинь? — шепчет он, разглядывая очередного бедолагу сквозь бойницу. — И на мт’цикле. Лучше бы он был на лошади, как считаешь? Прошлый был на лошади.

— На пони, Ва, — поправляю его я.

— Все равно. На лошади — вкуснее, — упорствует он.

Искореженный мт’цикл сейчас валяется у стены. Ва расстроено смотрит вслед фигурке удаляющейся по дороге из желтого кирпича. От брони колдуна поднимается пар. Он машет руками, разговаривая сам с собой. Потом оборачивается для ежедневного прощания — вытягивает руку, а другой хлопает по сгибу, показывая свое бесповоротное неуважение к Ва.

— Шагай, шагай, герой, — недовольно бурчит дракон. — Пусти его к Штуковине, беды не оберешься. Тем более, сегодня выброс. Сегодня же, Трикс?

Выброс по графику сегодня. Я загибаю страницу, откладываю книгу и поднимаюсь. Солнце лихорадочно дрожит над горизонтом, напоминая красный набрякший кровью глаз. До выброса надо проверить верши на креветок, я ведь не дракон и не могу питаться рыцарями.

— Через пять часов, Ва, — говорю я приятелю. — Я схожу за креветками.

Он кивает и облокачивается на стену, подставляя хитрую морду ветру.

— Прикинь, этот умник испортил указатель, — обиженно гудит он. — Мало того, что вертится тут со своими мухами, так еще и это.

То, что колдун испортил указатель: керамическую пластину бронежилета, на которой когтями выцарапано — «ПРИНЦЕСА БИОТРИКС ЖДЕТ ТИБЯ, МОЙ СПОСИТЕЛ!» — было его самой большой обидой сегодня. Эту надпись я пыталась исправить, но натолкнулась на визгливое неудовольствие Ва. По его мнению, если что-то работает, то и не нужно его трогать. Впрочем, он прав. Указатель исправно приносит ему неудачников, которые хотят меня освободить.

Я спускаюсь с башни в захламленный двор, надеваю перчатки и принимаюсь освобождать от брезента тележку с корзинами. Ее приходится каждый раз укрывать, потому что во время выброса из появляющихся над Долиной окон сыпется всякая дрянь. Большей частью ядовитая.

— Эгегей, пехота! Возьми мафун! — кричит Ва сверху. Довольная морда торчит между зубцов башни, — дермоны боятся мафуна!

Дермоны. О них стоит помнить всегда. Попав сюда во время одного из выбросов, они, как ни странно, прижились, не в пример остальным тварям, идущим на корм мусорным слизням. Прижились каждый по-своему.

Галеи проросли в грунт, образовав ловушки — наполненные желудочной кислотой ямы и принялись охотиться на проходящих. Мгновенно парализуя любого, кто имел неосторожность провалиться сквозь тонкую корку земли. Их блестящие стебельки с крохотным светящимся в темноте колокольчиком торчат повсюду, куда ни глянь.

Вампкрабы — зарылись в грязь и неожиданно нападали на неосторожных стаями.

Сколопендры прятались в траве в ожидании кого-нибудь теплого. Вся живность дермонов охотилась преимущественно ночью после выброса. Сейчас ее бояться не стоило.

Хотя….

Щелкнув застежками шлема, я вышла из ворот и нажала кнопку мафуна.

В прошлый раз, когда я был трезв, чувак,

Мне было херово,

Это было худшее похмелье в моей жизни,

Всю ночь скотч, и шесть гамбургеров,

Пара сиг на завтрак — и только тогда я в порядке,

Ведь если ты хочешь жить круто,

Если хочешь жить круто,

Ты должен жить на крепкой, крепкой выпивке,

Крепкий, крепкий керосин!

Крепкий, крепкий керосин!

Мафун был замечательным изобретением, уж не знаю кого. И свалился к нам с кучей мусора. Как он работал было непонятно. Любопытный Ва пытался его разломать, чтобы посмотреть, что внутри, но я не дала.

— Я одним глазком, — канючил дракон.

— Нет, — отрезала я. — Во-первых, как я буду ходить за креветками? А, во-вторых, мне нравится песня.

Расстроенный он долго щелкал кнопками, а потом отдал ящичек мне.

— Крепкий, крепкий керосин! — подпеваю я, распугивая шарахающиеся редкие тени. Несмотря на репутацию Мусорная Долина, привлекает смельчаков приспособившихся таскать креветок в реке, собирать бронзу и медь в остовах разбитых машин. Магические вещи, сыпавшиеся из окон, местные трогать опасаются. Можно было остаться без рук, а то и без головы. Тот же мафун, провалялся на солнце пару недель, прежде чем я его подняла.

Ставлю три патрона для колдунского посоха против кучки навоза сколопендры, что сейчас соберу не меньше двадцати килограмм. Верши я не проверяла давно, дня три, наверное. А кролик лучшая приманка на креветок. Хорошо протухший кролик.

Крепкий, крепкий керосиииииин!! Тележка еле слышно скрипит. Я представила большущих креветок. Килограмм жареный в масле с зеленым перцем и крупной солью — чистое объедение! Плюс пару бутылок белого, из того огромного ящика, который мы с Ва притащили месяц назад.

Он выпал из окна, низко висящего на севере Долины. Но из-за своей длинны застрял. Уперся в землю. И когда окно с низким гулом схлопнулось часть ящика отрезало, ровным резом через трёхмиллиметровый металл. Бутылок тогда побилось — страсть сколько. Вся земля была усыпана разноцветным стеклом. Одно утешение — остаток был солидным. Хватит на долгое время.

У большой мусорной кучи, состоящей по большей части из бумаг, я сворачиваю к воде.

— Мы не хотели, Ваша милость! Простите нас! — пара совсем отмороженных крестьян топчется у моих вершей. Они в ужасе смотрят на меня, а потом падают ниц. Деваться им некуда. Я стою на тропинке, справа виднеются воронки гнезда вампкрабов, а по левую руку высокая трава, в которой может оказаться совсем неприятный сюрприз. Вроде листиножки. Прилипнет незаметно к ноге, а через пару часов она у тебя отнимется, потом почернеет. А потом и ты весь разжижишься и протечешь чистым протеиновым соком, на радость отложенным полупрозрачным личинкам.

Мусорная долина — прелестное место, только к нему стоит привыкнуть. Я разглядываю воришек сквозь забрало шлема. Для них я еще хуже павука. И мафун орет:

Прошлый раз чувак, мне было херово!

— Простите, леди Беатрикс! — завывают крестьяне. Видно, что смирение у них ложное — рожи бандитские, у одного шрам ото лба к разваленному надвое уху. У второго глаз заплыл желтой коростой, все-таки понюхал пыли из окон. У ног валяются две неприятные дубинки с оплетенными проволокой концами. Такие простым выращиванием морковки заниматься не будут. Местные бароны воюют друг с другом, набирая отряды из жителей окрестных деревень. По этим двум мерзавцам видно, что к тяпке они не прикасались давно.

— Простите, леди! — тот, что со шрамом протягивает мне грязные руки с траурными ногтями.

Конечно, я их прощаю, и в качестве компенсации заставляю нырять в холодную воду. Вот вода в Долине совсем безопасна. Дермоны ее так и не освоили, довольствуясь кроликами на суше. Крестьяне посматривают на мафун и изредка делают охранительные знаки — хлопают себя по ушам. Дурачье, мафун еще никого не убивал.

Надо сказать Ва, чтобы он выжег берег под рыбалку, иначе местные смельчаки будут раз за разом приходить и тырить мой улов. Подходы к воде совсем заросли.

— Берите треть себе, — предлагаю я, они мелко кланяются, судорожно отделяя свою часть. Креветки бьются в корзинах. — Идите к себе, через три часа выброс.

Они быстро собираются, закидывая лямки корзин на плечи. Свозь темные прутья им на спины течет вода. Я провожаю их до дороги, на всякий случай удерживая дистанцию в пять шагов. Для меня крестьяне в принципе безопасны, но мало ли что им взбредет в голову? Они же полезли в МОИ верши?

На полпути я останавливаюсь у ржавого автобуса и собираю горьких ноготков. Они пахнут осенью, которая тут никогда не наступает. Из них получается замечательный веночек для Ва.

Желто-оранжевые цветы качаются на уродливой серой голове. Он помогает мне разгрузить тележку в этом венке, а потом съедает его.

— Неплохой букет, Трикс — с видом ценителя говорит он. Я смеюсь — Ва любит цветы в любом виде. Когда никого вокруг нет, мы выбираемся из башни вдвоем и собираем целые охапки. Которые потом расставляем в каждом углу. Их аромат перебивает разноцветную вонь других миров, доносящуюся из окон при выбросе.

Я смотрю на Долину в кирпичных тенях заходящего солнца, вздыхаю и иду готовить ужин.

2. Иди ко мне, принцесса Беатрикс

— Чем они думали, эти умники, когда запускали Штуковину? — спрашивает Ва и сам себе отвечает, — задницей!

В Долине пульсирует зарево окон. Что-то с грохотом осыпается на землю. Мусор. Говорят, что уже два столетия в Долину летит мусор из других земель. Все что уже нельзя использовать, сломанное, все опасное, мешающее, омерзительное и ненужное. Ненужное — это мы с Ва.

Я отпиваю холодного белого и закусываю креветкой. Про себя я ничего не знаю. Не знаю, как оказалось, что я никому не нужна. А вот Ва утверждает, что всему виной его маленькие крылышки, дракон обязан уметь летать. У них с этим строго. Хотя я думаю, что он там у себя кого-то задолбал и его сплавили в мусоропровод. Ва достанет кого угодно, стоит ему захотеть.

— Задницей! — орет он сквозь низкое жужжание Долины. — Зааадницей!

Сейчас он разговаривает со мной из туалетной загородки, куда я боюсь заходить. Отхожее место дракона — худшее, что можно представить. Худшее из всего, что я видела.

Окно открывается совсем близко к башне и из него вываливается блестящий в багровом зареве зашедшего солнца зверь. Он делает пару судорожных вдохов местного воздуха, и, учуяв меня, пытается прыгнуть. Но Окно схлопывается отрезая ему часть морды. Нижняя челюсть с устрашающего вида клыками виснет на тонкой полоске кожи, и он мешком валится на груду хлама. Несколько секунд корчится и замирает, к далекому рассвету его разберут слизни, оставив только остов.

— Не могу к этому привыкнуть, — произношу я. Ветер выносит из окон пыль и какие-то ошметки. Снег и жару. Ва говорит, что большая часть мусора к нам не попадает. Растворяется в окнах. Где-то там, в другом мире, через который движется сплошным потоком. Будто бы он сам видел это собственными глазами.

— Раз, и нету! Ничегошеньки!

Я не знаю — правда ли это или нет. В окно нельзя заглянуть все они висят горизонтально, вываливая всякую дрянь. Что бы глянуть сквозь окно надо быть настоящим полоумным. Или Ва.

— Не могу к этому привыкнуть, — повторяю я.

— К чему, Трикс? — спрашивает довольный дракон. Он поднимается ко мне и привычно сует чешуйчатую морду в бойницу, разглядывая Долину. Янтарные глаза светятся в темноте. — К мусору?

— Нет, — вино мягко обнимает меня, гладит по голове. Я поднимаю старую чашу из толстого мутного стекла и смотрю на просвет — багровые сумерки ночи мешаются с неоновыми, химически-синими всполохами окон. У чаши немного сколот бок — еще одна ненужная никому вещь. Мусор, которому нет применения. Бесценный. У всего есть цена, только у хлама ее нет.

— К чему?

— К похмелью, — смеюсь я. — Ведь оно наступает когда-нибудь, нет?

— Обязательно, — хрипло гудит Ва. Его красные крылышки подрагивают, дракон любопытно вертит головой, высматривая добычу. Я знаю, что он наведывается в деревню барона Густава и отнимает самогон у крестьян. Белым вином он почему-то брезгует, предпочитая хлебать морковную мерзость. Пить ее стоит, только если тебя совсем загнали в угол. От беспросветного отчаяния.

Дракону на это плевать и каждый раз он возвращается из набега на бровях. Шатается между мусорных куч, проваливаясь в ловушки галей. Распугивает сколопендр, темными полосками брызгающих в стороны. И пытается петь. Пение Ва еще хуже драконьей туалетной загородки. Что- то среднее между низким кваканьем и шипением.

— Трикс! Трикс! — ревет он, — клянусь бородищей своей матушки, сегодня у твоего маленького дракона праздник! Др… Др… Дрзя, угостили малыша Ва смгоничком!

Уверена — его «дрзя» — крестьяне гнались за ним до самых границ Мусорной Долины. А потом беспомощно жаловались владетелю. Карательные планы старого дурака Густава останавливают два обстоятельства: первое — дракон ловко плюется пламенем из-под хвоста, а второе — слабоумие самого сиятельного владетеля, который намеревается на мне жениться. Есть еще третье обстоятельство: моя коллекция посохов. Тех, что я собрала после выбросов. О ней ходят смутные слухи в окрестных кабаках. Единственное, о чем никто не догадывается, что ни ко всему у меня есть припасы.

Набродившись по Долине, Ва приползает в башню, а потом дрыхнет полдня, обдавая густым морковным перегаром.

Ближние окна захлопываются, но дальше открываются новые — большим диаметром. Обычное явление: окна открываются и закрываются по спирали. Начиная от башни к границам Долины. Ва внимательно наблюдает за ними. Его большая серая тень маячит в бойнице.

Штуковина во дворе за башней взвизгивает будто кошка. Деревянные перекрытия начинают дрожать. Сейчас будет выбрасывать что-то крупное.

— Смотри, Трикс, это фтомобиль, да? Фтомобиль же? — восторженно блеет Ва.

Свежие фтомобили он обожает. В них можно найти то, что приводит дракона в умопомешательство.

— Фтомобиль, Трикс? — с надеждой интересуется он, вглядываясь в сумерки. За завесой пыли ничего не видно. Что-то белое с двумя пятнами света. Поэтому я ободряю Ва.

— Похоже, — говорю я и отхлебываю из чаши.

— Как думаешь, там есть елочка?

— Если он достаточно старый и воняет, — ободряю его я. Елочки — ароматизаторы для Ва — как конфетки для малыша. Их он с жадностью поглощает, где бы ни нашел. После каждого выброса мы их собираем. Обычно пару-тройку штук.

Креветки закончились, и я беспечно сбрасываю шелуху вниз. Больше мусора или меньше — какая разница? За ночь с окон насыплет еще — на радость мусорным слизням.

— Я пойду спать, Ва, — говорю я.

— Иди, Трикс, я еще немного побуду, — дракон не оставляет надежду высмотреть еще один фтомобиль с елочкой.

Я хлопаю тяжелой обитой железом дверью комнатки, отрезая шум Штуковины и окон. Медленно снимаю бронежилет, с треском отрывая велькро от основы. Неловко оступаюсь и чуть не падаю. Алкоголь берет свое — в голове плывет туман.

— Пара сиг на завтрак и только тогда ты в порядке, — хихикаю я стараясь представить, что такое эти «сиги». Названия многих вещей, падающих из окон, мы придумываем. Наверное, эти самые сиги неплохо снимают похмелье, хорошо бы их отыскать. Не хочу похмелья — оно лишняя плата за радости.

Сбросив броню на пол, я мешком валюсь на кровать, обнимая подушку. Комната медленно танцует: стол с кувшином воды, давно не чищеный камин, паутина под потолочными балками, свечные огарки и лампа, льющая теплый свет в углу.

И моя коллекция посохов с аккуратно расставленными под каждым припасами. Самый большой — «шайтан труба». Так на нем написано. Кривыми белыми буквами. Зеленый, с тяжелым пластиковым коробом перед рукоятью со спусковой скобой. Стрелять из него нечем, когда я на него наткнулась, мы с Ва обыскали все вокруг. И не нашли ничего хоть немного похожего на припас.

— Его можно взять подмышку и наставить на врага, — посоветовал дракон. — Поверь мне, Трикс, от этих придурков останется только запах. Запах страха! Бум!

Запах страха — я хихикаю и тру ладонями лицо. Калибр «шайтан трубы» действительно поражает — в ствол можно поместить крупную картошку. Или два пальца на передней лапе дракона. Когда такое смотрит тебе в лицо, поневоле будешь пахнуть. Я пытаюсь сфокусировать взгляд, но ничего не получается. Так же как не получается снять тунику и штаны.

«Аа, плевать», — сонно решаю я и икаю. — «Принцесса Мусорной долины Беатрикс Первая желает спать! К черту этикет! Я его отменяю на сегодня. Пусть бароны расшаркиваются. И рыцари. И колдуны».

Мне вспоминается последний визит старикана Густава, который привел к башне испугано озирающуюся толпу оборванцев. Долина тогда была более или менее прибрана слизнями. Из-под осевшего слоя мусора пробилась трава. Над низинами плыли полосы испарений. Не хватало только пастушков и барашков. Совсем мирное зрелище, если не видеть детали.

Но воинство барона все равно нервно сжимало в лапищах дубинки и неприятного вида топоры. По пути пару человек успели утащить вампкрабы, а еще один кормил личинок листиножки. Обычная картина, когда Долина тебя не принимает. Клетчатые штандарты барона понуро торчали из пестрой толпы.

Когда это было? А! Недели две назад. Мы торчали в бойницах, с интересом рассматривая прибывших. Бородатое воинство зло поглядывало на зубцы башни. Вонь от ног пришельцев могла свалить водяного быка, если бы они здесь водились.

— Ваше высочество! Ваше высочество! Соблаговолите принять его благородие, владетеля верхней и нижней реки, попирателя тверди барона Густава бом Трасселя ин Брехольц! — позвал конопатый герольд в солнцезащитных очках с треснутым стеклом. На дужке торчали перышки, привязанные колдунской ниткой, знак того, что предмет очищен от чар.

— Ее высочество изволят керосинить! — Ва заухал, что должно было означать издевательский смех.

— Что?

— Пьют бухлишко, чувачок.

— Где?

— В опочивальне, сечешь? И читает книжку. Так сказать — набираются ума. От этого занятия обычно не отвлекаются.

— Ума? — переспросил его собеседник.

— Его самого, приятель!

Герольд немного замешкался и глупо промямлил:

— Хорошо, мы подождем.

— А где там твой попиратель? Это тот старичок на пони? — продолжил интеллектуальную беседу дракон. — У него вставная челюсть? Сейчас старикам надо иметь крепкие зубы, чтобы выжить. В Вазарани их владетель па Мустафа питается только козьим молоком, просекаешь? А от козьего молока легко подхватить несварение! У твоего владетеля есть несварение?

Пока герольд ошеломленно молчал, Ва обратил внимание на пони барона. И высказался в том ключе, что таких жирных лошадей еще не видел, и что такую кобылу на траве не выкормишь, а следовательно ее кормили овсом.

В пони Ва знает толк. Я поворачиваюсь на бок и подтыкаю подушку под голову. Как же хорошо! В голове жужжит. Сквозь маленькое окошко комнаты проникает пульсирующий свет окон, он нисколько не мешает, стоит прикрыть веки. Слышно, как дракон мечется по стене и иногда вопит:

— Фтомобиль! Фтомобиль!

Понятно, что у него где-то припрятан запас морковной гнилушки и от скуки он его открыл. Ночи тут длинные и к рассвету он уже будет спать. Вывалив толстый язык и поквакивая от приятных сновидений. А проснувшись, потащит меня собирать урожай елочек.

Кстати, да! Как мы пойдем? На рассвете истекает срок очередного ультиматума старика бом Трасселя. Замуж, в качестве третьей жены или короткий штурм башни — дракона на мясо, а меня обещали насиловать всей армией. Всей армией испуганных оборванцев. «Неимоверные» — так они называются.

Я приоткрываю один глаз и скашиваю его, рассматривая темный потолок. Сколько там осталось? Перевожу взгляд на запястье, цифры прыгают. До конца выброса три с половиной часа, а до рассвета почти двадцать. Как пить дать, мой престарелый женишок завалится утром в ножной вони преданных слуг.

Предыдущие два обещанных штурма так и не состоялись. Но к сегодняшнему утру колдун барона Густава обещал привести двадцать шесть человек плюс три наемных рыцаря.

— Три наемных могущественных рыцаря из дальних земель! Двадцать шесть отборных гвардейцев бесстрашного полка синьора Густава! — вопил он, задрав голову, — И все из-за вашего глупого упрямства!

Я выставила из бойницы шайтан трубу и с интересом его рассматривала. Маг поеживался, глядя в темноту ствола, но поток проклятий и угроз не прекращал.

— Как думаешь, от него уже пахнет, Ва? — обратилась я к дракону, обладающему тонким обонянием.

— Еще нет, пока только ногами, — беспечно ответил тот и, высунувшись наружу, заорал, — громче, приятель, тут плохо слышно твои вопли!

Обиженный колдун приподнял деревянный раскрашенный посох и забормотал мощные заклинания:

— Курамы!! — взвизгнул он, — жарамдылык мерзими!! Каптамалган!!

— Ой-ой! Что ты делаешь? Прекрати! — издевательски проговорил Ва. — Я же сейчас лопну от смеха!

— Жезык!

Посох в тощих руках подрагивал, отсюда было видно, что никакой это не колдунский предмет, а так — вырезанная из дерева обманка для простачков из деревни. Толку от него, только пугать дремучих крестьян. Обманщик грозно вращал глазами, выкрикивая заклинания, которые прочитал на обрывке вывалившегося из окон мусора.

— Я обращу вас в навоз! — предупредил он.

— В навоз? Ты, серьезно? — уточнил дракон. Бесцеремонно повернув меня, он задрал тунику. — Хочешь уничтожить такой яйцеклад? Э? Кто будет нести твоему владетелю яйца? Хотя, да. На мой взгляд видон не очень.

— Почему? — озадачился колдун.

— Не хватает хвоста, — с видом знатока уточнил Ва. — Моя матушка, пусть ее борода будет всегда шелковистой, говорила: без хвоста хороших детей не высидишь.

Поняв, что над ним издеваются, тощий как палка колдун взвыл так, что его барон, мирно дремавший на пони, встрепенулся и засобирался домой к вечерним ваннам от подагры и двум женам.

— Стройся! На поворот! Ряды ровняй! — загавкал огромный звероподобный сержант, вооруженный ломом и кухонным ножом за поясом. Самых нерадивых он подгонял тумаками. — Куда прешь? Куда прешь, свиное рыло?

Ва придал пестрой толпе ускорение, развернувшись хвостом и дав пару огненных залпов над головами. Те повернули и затрусили по дороге назад, к родным домам. В центре воинства болтался в седле старичок бом Трассель.

— На рассвете! — проорал с безопасного расстояния колдун и трижды осенил нас посохом, накладывая заклятье. — Кым мерген журалы!

Из травы к нему метнулась сколопендра, которую он ловко прибил своей фальшивой колдунской палкой.

Я вспоминаю его испуганные завывания и улыбаюсь сквозь сон. На рассвете. Так и запишем. Надо будет затащить наверх мафун.

Последний раз, когда мне было херово!

Пусть послушают. Хоть какое-то развлечение. Да. С этой мыслью я засыпаю.

Мне снится Штуковина. В мире Долины много непонятных вещей, но эта самая непонятная. Полупрозрачная, цветная, стоит себе во дворе башни. Включается и выключается, когда захочет, но я знаю когда. Всегда знаю, когда она включится, громко завоет, а потом вой перейдет в низкий и глухой вибрирующий звук, похожий на хрип атакующего павука.

«Иди ко мне, принцесса Беотрикс», — зовет меня Штуковина. И мигает светляками по кругу, четырьмя синими и красным. Над ней теплым маревом дрожит воздух. Кружится в медленном танце, вроде тех чопорных крестьянских движений на праздниках.

«Не пойду. Мы незнакомы», — упрямлюсь я, разглядывая трубки в прозрачном корпусе, по которым струится свет. Трубки уходят вниз под ее основание, будто корни у дерева.

«Незнакомы»? — удивляется Штуковина. Я не отвечаю. Ва подначивает меня, заявляя, что беседовать со Штуковиной признак слабоумия. Слабоумие — это от алкоголя, ставит диагноз он. А потом обнимает и сопит. Дракон мой единственный друг.

Сам он никогда не беседует с предметами. Для него Долина четко поделена на еду и развлечения. И ничего не оказывается между ними. Ничего непонятного. Для него все просто. Хотела бы я быть драконом. Это ответило бы на многие вопросы.

Вообще-то, когда Ва меня нашел, поначалу он намеревался меня съесть.

— Валялась себе. Такая аппетитная, лучше любого пони! — на полном серьезе говорит он. — Но ты мне напомнила мою матушку, Трикс.

— Бородой? — спрашиваю я, Ва хохочет своим непередаваемым квакающим смехом. Бороды у меня нет.

— Нет же! — заявляет он, — таращила на меня глаза, а потом я научил тебя говорить. Если бы не матушка, я бы тебя съел, а потом пошел дальше.

Глупости, конечно, друзья не едят друзей. Он тащил меня на себе пару дней, пока я не смогла идти самостоятельно. А потом мы наткнулись на башню и Штуковину.

«Иди ко мне, принцесса Беатрикс», — зовет Штуковина. Я стараюсь ее не слышать. Уж лучше бы я была драконом. У них все просто.

3. Колдун Фогель

Солнце ползает по запястью, греет как мягкий кролик. Гладит мне кожу. Просвечивает сквозь пыльные переплеты. Никак не уймется в своей материнской заботе. Потягиваюсь и приоткрываю один глаз, замечая, как кружится стол в углу. Долины за стенами из серого камня почти неслышно. Лишь из прикрытого окна доносятся голоса. Похмельное кваканье Ва и крики. Совсем не то, что охота слышать, когда гудит голова. Хочется поваляться еще, но я просыпаюсь, тру глаза, и шлепаю на свежий отдых.

— Эй!!! Эй!!! Вы там, в башне!! Ящерица!!! — зовет колдун, над ним привычно кружатся мухи. В руке пустая бутылка, выкинутая мною прошлым вечером, на плече висит переломленный посох. Безобидный незаряженный посох, отсюда видны пустые каморы. Забрало шлема у пришельца откинуто. Он бесстрашно топчется внизу прямо в зоне досягаемости залпа моего дракона, — Переговоры?!! Переговоры!!!

— Опять ты? — приветствует его Ва. — Сегодня что-то рановато. Сделать с тобой что-нибудь? Учти, приятель, я еще не завтракал.

Дракона мутит тоже после вчерашнего, он кряхтит и немного высовывается из-за зубца, опасаясь залпа магии. Я разглядываю их из бойницы. Розовое утро улыбается мне красноватой улыбкой в тридцать два мусорных зуба. Своего оно добилось — я проснулась и меня тошнит. Отвратительное состояние.

— Переговоры!!! — упрямо повторяет колдун. — В ваших же интересах!!

— Откуда ты знаешь, что в наших интересах, а что нет? — практично уточняет его собеседник.

— Если будете здесь еще часов двадцать, то пожалеете, что вообще появились на свет. Понял, тупая твоя безобразная башка?

Ва оборачивается ко мне. Мигает от бьющего в глаза солнца. Ему нужен совет, мы всегда и все решаем вместе. Часто просто сидим и молча переглядываемся. Дракон говорит, что это как с его матушкой. Один взгляд — вместо тысячи слов. Сейчас мы слишком далеко друг от друга, поэтому он откашливается и хрипло произносит:

— Пустить его, Трикси?

— Пусти, — в тон ему откликаюсь я. И неуверенно спускаюсь по вытертым каменным ступеням во двор. Приходится опираться на стену, чтобы не упасть, последний глоток всегда лишний, как ни крути. Но на это сейчас плевать. Все замечательные рецепты от похмелья в мире я знаю, в каждом встречаются полбутылки белого и плотный завтрак как непременные условия. Еще книга. Любая книга, их много падает из Окон. Большей частью я не разбираю, на каких языках они написаны. Одно точно: при похмелье нет ничего лучше, чем просто поваляться с книгой где-нибудь в тени, слушая утро Мусорной долины. Приглушенное кваканье лягушек от реки, резкие всхлипы вампкрабов вышедших на охоту. И затихающее жужжание в голове.

Ва возится у тяжелых ворот, раскидывая баррикаду из хлама, которую мы обычно наваливаем от непрошеных гостей. Металлические бочки с землей, остатки фтомобиля, ящики, непонятную, тяжелую вещь с клавишами. Дракон иногда играется с ней, нажимая то тут, то там. Давит на клавиши своими здоровенными когтями. Некоторые издают резкие звуки, другие молчат.

— Это струмент, Трикс! Матушка учила меня музыке! — довольно шипит он. Мне кажется, что он привирает. Никаких сомнений, что его матушка ничему его не учила, потому что была туга на ухо. От его упражнений можно завыть. Или сойти с ума. Драконья музыка еще хуже пения, но я скрепя сердце его обычно хвалю. Мне кажется, ему этого не хватает. Моего неискреннего одобрения. Не каждому перепадает одобрение принцесс, это факт.

Отодвинув хлам в сторону, Ва со скрипом отворяет темную створку. Во двор льется оранжевый рассвет и запах болота.

— Переговоры! — заявляет появившийся в проеме колдун. Мухи, кружащиеся над ним, блестят в лучах солнца. Странные мухи — описывают идеальные окружности над головой и ни одна на него не садится.

— Тронешь посох, откушу руку, — ласково предупреждает его дракон. — Поверь, мне это нетрудно.

— Ладно, ладно, — усмехается тот. — Напугал.

Я вижу, что он совсем не боится. Белобрысый, небритый и нестриженный — из-под шлема торчит мягкая шевелюра. Серо-голубые глаза под длинными женскими ресницами. Он внимательно рассматривает меня с головы до ног, взгляд скользит по мне так, что я начинаю смущаться. Нетерпеливый Ва придает гостю ускорение, толкая лапой во двор.

— Давай, давай, макака, добро пожаловать на переговоры. Давай все быстренько закончим, и каждый займется своим делом. Есть у тебя дела?

Колдун пожимает плечами. Дел у него, кроме как ломиться в башню, нет. Он закован в черную броню с толстыми пластинами, находящими одна на другую, на бедре приторочен короткий колдунский посох. У меня таких целая бочка, собранная в ходе вылазок в долину. С припасами или нет. Этот я навскидку определяю как девятимиллиметровый. Не самый хороший, но в отчаянной ситуации и он может спасти.

— Присаживайтесь, — приглашаю я, стараясь держаться гостеприимно.

Мы устраиваемся под навесом из соломы за старым столом. По его темному дереву паутиной ползут трещины. Пришелец снимает незаряженный посох с плеча, кладет на стол и снимает шлем. Признаться, этот колдун очень симпатичный. Прямая противоположность залетным жуликам из глухих баронских угодий. Клоунам в самом невообразимом рванье, бормочущим бесполезные заклятия. Этот аккуратный, хоть и уставший. Только мухи немного его портят. Я к ним приглядываюсь. Может это и не мухи вовсе? Странные мелкие обломки, блестящие в лучах солнца.

Заметив мой взгляд, он смущенно объясняет:

— Осколки бронепласта. Теперь будут кружить пока не сдохнет батарея.

— Это я его отоварил, — влезает Ва и довольно ухает, — ему еще повезло, что я был с похмела. Не смог взять в прицел.

Это неправда, броне колдуна досталось достаточно, шершавая, вся в мелких оплавленных ямках. Немного не хватило, чтобы поджарить владельца. Совсем чуточку. Хороший выстрел, учитывая обстоятельства. Дракон ловит один из осколков и внимательно его разглядывает, а потом довольно крякает и выпускает его из когтей. Тот немедленно взмывает к голове колдуна и продолжает кружиться.

Я милостиво предлагаю всем немного выпить и временно забыть о вражде. Мне кажется, что в любых обстоятельствах этикет, прежде всего, я же принцесса? Не предложить выпить очень невежливо. Кроме того, переговаривать на сухую совсем не хочется, голова гудит, а с вечера у нас остались креветки. Колдун согласно кивает и, пока я наливаю ему вина в старую жестяную банку, пристально рассматривает мои запястья. Мне кажется, что он странный. Может сумасшедший? Хотя нет, они здесь долго не держатся, становясь добычей дермонов. Ва говорит, в Долине сложно выжить даже при памяти, а помешанных она переваривает на раз. Этот же приходит к нам изо дня в день уже месяц.

— Угощайтесь, — предлагаю я колдуну.

Неожиданно он перегибается через стол, ловит мою руку и поворачивает ладонью вверх. Бдительный дракон кладет лапу ему на голову, но я отрицательно качаю головой, пусть смотрит, если интересно. Колдун зачаровано изучает золотые браслеты на моих запястьях.

— Нравятся? — тихо спрашиваю я, сидеть мне неудобно, но руку я не отнимаю. Он удивленно смотрит мне в глаза и не отвечает. Моргает длинными ресницами и ошеломленно молчит. Будто эти украшения невесть что такое и от их вида он потерял дар речи. Он проглатывает ком застрявший в горле и, наконец, выдавливает:

— Откуда это? Вввы?

— Принцесса Мусорной долины Беатрикс Первая, — представляюсь я, хоть это и неправильно. В книге написано, что первым должен представляться гость. Ну, да ладно, плевать на его хорошие манеры, главное самой остаться воспитанной.

— Принцесса? — продолжает тупить колдун.

— Принцесса, принцесса, чувачок! — объясняет за меня дракон, а потом машет лапой, показывая мои владения, — попирательница тверди, владетельница, высокородная дама и прочие регалии. Ты головой ударился, не? Это все ее и она тут главная. Ну и я тут главный, понятно?

Наш собеседник переводит глаза с него на меня, переваривая сказанное.

— Может шлепнуть его, Трикс? — предлагает Ва, — какой-то он малахольный, может это заразно? Помнишь того шепелявого графа, которого съели галеи? Того хитрого, который хотел перелететь к нам в башню и притащил требушет, но слава Матушке ошибся в расчетах. Если бы он шлепнулся во двор, то поперезаражал бы всех зеленым поносом. Ты же не хочешь помереть от зеленого поноса?

Умереть от зеленого поноса я не хочу. Да и вообще я не хочу умереть. Но людоедские планы Ва тем не менее останавливаю.

— Пусть скажет, Ва.

— Нет, ну ты помнишь того графа, Трикси? — упорствует он. Я хмурюсь, и мой приятель захлопывает пасть. И начинает грустить. Всем известно, что когда Ва начинает грустить это не к добру. Окрестным баронам, крестьянам и бродячим рыцарям. Последним особенно, он гоняет их по долине пачками. Палит пламенем, старательно целясь хвостом. Особо злопамятные безуспешно пытаются устраивать на него охоту. Которая обычно заканчивается печально: дракон приносит пару шлемов или разбитую в хлам броню, бросает в кучу уже добытого и довольно ухает.

— Отличный сегодня денек, Трикси!

Обиженно посапывая, Ва сначала убирает лапу. А потом пытается залить обиду морковным самогоном, неимоверное количество которого припрятано у него повсюду. С шумом хлебает резкое ударяющее в нос пойло, и косит глазом на колдуна.

— Мы слушаем, — мягко говорю я, наш собеседник на секунду прикрывает глаза, собираясь мыслями. Неуверенно вертит пальцами, словно ворожит. Взглядом я успокаиваю настороженного дракона и даю знак говорить. Колдун отхлебывает вина из банки.

Зовут его Фогель, и он м’техник, что немного меньше по значимости чем — с’техник. Совсем чуть-чуть. Так-то он давно должен был быть с’техником, но эта ведьма из ХаЭр его ненавидит. Постоянно накидывает неприятностей за воротник. Ему нужно добраться до Штуковины, чтобы все починить. Если он этого не сделает, Штуковина убьет нас всех. Когда он все наладит, он исчезнет и больше не будет нас беспокоить.

— Нет, приятель, ты точно ненормальный. Как же она всех нас убьет, если у нее нет ни зубов, ни задницы? — со смехом квакает Ва. — Ты ее видал хоть? Это медуза! Ее наколдовали умники!

— Видел, — отвечает Фогель, — я дипломированный специалист по Машинам.

— Какой? — на всякий случай уточняет дракон, который, как и я, не понимает из уточнений колдуна ровным счетом ничего.

— Дипломированный.

В ответ, Ва фыркает, едали мы и дипломированных специалистов. На пони, на м’циклах, на тележках, которые волокли крестьяне, на своих двоих, один даже был на лыжах, потому что боялся утонуть в грязи. Можно сказать, он дипломированный дракон по специалистам, борода Матушки не даст соврать.

Колдун не отвечает, а заворожено смотри на меня. Переводит взгляд на браслеты, на мое лицо, скользит глазами по одежде, будто хочет понять какое у меня тело под туникой. Может, я ему нравлюсь? Я пытаюсь сообразить. Конечно принцесса должна нравиться, это ее обязанность. Но этот откровенно лупит на меня глаза, словно я голая или только что упала с неба. Я смущаюсь, пытаясь припомнить, успела ли я привести себя в порядок? Может у меня застряла креветка между зубов?

— Почему мы должны вам верить? — что бы спросить хоть что-то интересуюсь я. Из его речи ни черта не понятно. Штуковина сломалась и собирается всех убить. Зачем и почему? В ответ он разводит руками: ни почему. Если я желаю, он положит голову в пасть Ва. Или руку. Или залезет туда весь. Просто у него нет вариантов. Никакого выхода. Если он не попадет к Штуковине, дело примет плохой поворот. Слабая аргументация как по мне. Я начинаю размышлять.

Пустить его копаться в Штуковине? А что такое Штуковина? Может она действительно откроет невидимую пасть и сожрет нас всех с потрохами, стоит ее тронуть? Пока кроме выбросов она нам ничем не мешала. А пусти к ней этого странного колдуна и ей не понравится. Опасное мероприятие, впрочем, как и все мероприятия в Мусорной долине. Праздники, будни, прогулки, развлечения и похороны. В долине главное держать ухо востро и не лезть туда, в чем не разбираешься.

— Она сломалась, — утверждает Фогель. — Я могу помочь. Времени совсем мало.

— Откуда вы знаете, что его мало?

Тот косится на дракона, который приоткрывает зубастую пасть, то ли улыбаясь, то ли угрожая, и аккуратно извлекает из-под брони прозрачный квадрат. На нем мигают разноцветные пятнышки, тянутся линии, появляются символы. Занятная штуковина.

— Колдунство!!! — ревет бдительный Ва, и я еле успеваю его остановить. — Он хочет нас колдануть!!

— Трикси! Он обманщик! Дай, я его сделаю? — Видно, что мой приятель успел набраться морковной гнилушки. Еще чуть-чуть и он начнет буянить и петь. И то и то совсем плохо.

— Это унитестер, — испуганно поясняет Фогель. — Оборудование для Машины. Вот видите двадцать сорок три? Это остаток времени работы на автономном питателе. Машина уже полгода на нем, сегодня произошел очередной сбой, отказала управляющая плата. Если ее не перезагрузить или не перезапитать цепи, будет плохо. Вы должны понимать.

Должна, но я ничего не понимаю. И делаю глоток ледяного вина. Хорошо, что фридж у нас исправно работает. Льдом забита целая каморка под лестницей, там я храню вино и все, что может испортиться. Очень удобная штука, особенно если в ней не разбираешься, а она просто не доставляет хлопот. Гонит морозный воздух с утра до вечера. И ничего не просит взамен. И не зовет во снах, как Штуковина. Я вздрагиваю и слышу тихий шепот. Иди ко мне, принцесса Беатрикс!

— Ну, так пустите? — молит Фогель.

— Ни за что!

— Пустим, — киваю я, одновременно с кваканьем Ва. Дракон возмущенно смотрит на меня. Вот так! Я его только что обидела. Мы ничего не решили совместно и это наш первый раз. Первый раз, когда мы не понимаем друг друга. Я улыбаюсь Ва виноватой улыбкой, прости меня друг. В ответ он возмущенно машет когтистой лапой — дурочка, что ты творишь? Приходится пожать плечами, принцессы имеют право на глупость. Они выше всякого понимания. Достаточно ли этого объяснения? Ведь дракон знает, что Штуковина зовет меня, и я ее боюсь.

— Я иду искать елочки, Трикси, ты со мной? — последний аргумент, если я сейчас не соглашусь, это будет предательство. Секунду подумав, я отрицательно машу головой. Тяжелое решение, очень тяжелое, но я отчего-то верю м’технику Фогелю. Просто так, на ровном месте. Мне кажется, что это никакая не хитрость, а действительно проблема. Опасность, которую нужно избежать любой ценой. Даже ценой предательства. Ва меня простит. Ведь он мой друг, а друзья обязаны прощать.

— Думаю, ты знаешь, что делаешь, Трикс, — дракон тяжело поднимается и двигает на выход из башни. Выражая свое неудовольствие подергиванием чешуи на спине. Я с тоской смотрю ему вслед. Прости меня, Ва.

В воротах дракон останавливается и поворачивает безобразную морду к Фогелю. Смотрит мутным тяжелым взглядом.

— Если с Трикси случится что-то нехорошее, ты покойник, чувачок. Запомни это! Я тебя в любом случае найду и зажарю, усек? Куда бы ты ни спрятался.

Фогель пожимает плечами и делает глоток вина. Он был в самых темных задницах всех земель в районе десяти с’лет. Так что на угрозы ему плевать. Если где-то предстоит нырять в дерьмо, то будьте уверены, ведьма из ХаЭр непременно пошлет его, и он уже привык. А у нас тут, по его мнению, совсем курорт, не хватает только пальм и коктейлей. Последний раз, когда он чинил Машину, было минус сорок, биоутилизаторы дохли как мухи, а ему пришлось провозиться пару часов и потом еще два дня ждать, пока юстировали транспортное Окно.

— Юстировали? — подозрительно уточняет Ва, опасаясь, что это заклятие. Из речи колдуна он понял только два слова: «дерьмо» и «задница»

— Да. Иначе можно прибыть на базу по частям, — объясняет м’техник. — И с ногами во рту.

Дракон тяжело вздыхает и вытягивает черный коготь, указывая на Фогеля.

— Я тебя предупредил, клянусь Матушкой, — а потом обращается ко мне, — следи за ним, Трикс. Я не верю ни одному его слову.

Я киваю ему, конечно, я буду следить, принцессе нельзя быть дурой. В моей голове отдается: Иди ко мне, принцесса Беатрикс! Плечи сами собой зябко дрожат, зачем ты меня зовешь?

4. Ты опасная штучка, Трикси!

Допив остатки вина, мы с Фогелем выходим из-за стола и идем к Штуковине. Перед этим я прошу его оставить короткий посох с бедра на столе. Так, на всякий случай. Он кладет его на стол и бросает тоскливый взгляд на мою топорщащуюся тунику. Конечно, милый, на бедре у меня отличный, хорошо смазанный и заряженный посох. Тщательно отобранный из кучи таких же лежащих в бочке. Бой у него прекрасный, проверено не раз. Могу разобрать и собрать его с завязанными глазами, только к припасам я не касаюсь — от них только и жди беды.

Обращаюсь я с ним так, что даже Ва открывает зубастую пасть в восхищении.

— Ты опасная штучка, Трикси, — вопит он, когда я сбиваю банку или еще какой-нибудь предмет на куче мусора в пятидесяти шагах от нас. Не знаю, как это получается, я просто чувствую, куда полетит магия. Ощущаю, как дует ветер, пытаясь снести ее в сторону. Для этого мне иногда не нужно целиться, просто вынимаю посох и жму на скобу. Левее, правее, регулирую направление кистью, точно зная в какой точке, брызнет в стороны облачко пыли.

Среди крестьян о моем умении ходят легенды. Конечно, они придумывают всякую чушь, вроде как я могу разобраться в любом посохе. Освоить любую магию, найденную в мусоре. Глупости, конечно, некоторые вещи даже я опасаюсь трогать. Например, нелепые толстые обрубки с кнопками. Одно время они в изобилии валились из окон вперемешку со странными мертвецами в серой форме. Такие подарки стоит всегда обходить стороной, если хочешь протянуть подольше. Помню, как один недотепа попытался использовать его на Ва. Просто выскочил из хлама, где нас поджидал, и нажал кнопку. От нападавшего осталась ровно половина, нижняя часть. Две ноги, на ступнях которых красовались вонючие тряпки обвязанные бечевкой, вместо обуви. Их запах перебивал даже гарь плотным облаком повисшую над ним. Бум! И амулет — зеркальце на шее, которым он намеревался ослепить дракона не помог, испарившись вместе с головой, руками и грудью. Магией Мусорной долины следует пользоваться крайне осторожно. Прежде чем нажать кнопку стоит подумать, а не перепутал ли ты стороны жезла?

Иди ко мне принцесса Беатрикс!

У Штуковины хриплый надтреснутый голос. Вблизи он звучит намного громче. Наполняя всю голову без остатка, без того мизерного остатка в котором должны присутствовать мысли. И она никогда не устает звать. Пока Фогель возится у Машины, воткнув пластину своего унитестера в упругий бок, она подмигивает мне разноцветными огоньками. Ну, что же ты, Принцесса? Я тебя жду.

Опасаясь подходить ближе, я усаживаюсь метрах в пяти. Колдун что-то бормочет себе под нос. Что-то ругательное. Кажется, у него ничего не выходит. Краем уха я ловлю его бормотание и думаю о своем приятеле. Впервые я предала Ва. Решила что-то за нас двоих. Все бы ничего, но он ужасно обидчив, теперь будет дуться неделю. Наверное, ускачет в долину чтобы гонять рыцарей. Перестанет разговаривать, станет лишь грустно вздыхать, прикрыв глаза. А чтобы я ясно осознала его обиду, будет подбираться под окно вечерами, так что его страдание было слышно в комнате. Чтобы меня грызла совесть. Или ляжет на бок и притворится больным. Придется за ним ухаживать, стрелять кроликов, выбираясь в Долину одной.

— Падла, переходной блок… Десять на три, один отгорел… Ф’зовый переход …. Ячейки? Где ячейки? А! Вот. Просто старая модель… Портация… Портация… Надо что-то делать с портацией. Блоки семь и девять в труху, черт. Оо! Тут все, с’ка, все сгорело к чертям. Ну, давай же! Заводись! Заводись!

Все это напоминает возню черного муравья у медузы. Преодолевая упругое сопротивление, Фогель просовывает руки в потроха Штуковины. Шевелит ими там, прислонив, для лучшей видимости лицо к прозрачной поверхности. Со стороны, кажется, будто он ее нежно обнимает. Как рыцарь придворную даму.

Испытывая что-то похожее на ревность, я разглядываю их: Машину, темную спину колдуна, ребристые подошвы его высоких ботинок, вихрастую голову. Отчего-то хочется ее погладить. Нежно провести рукой по мягким светлым волосам. Именно это я не могу себе позволить, все-таки я принцесса, а он простой ктототам, почти крестьянин. В лучшем случае симпатичный колдун. Даже на рыцаря не тянет. Ноги у него не пахнут, зубы целы. Я грустно вздыхаю.

Неожиданно м’техник вздрагивает и отшатывается, шлепаясь на зад, Штуковина издает высокий визг, бегущие в ее внутренностях огоньки гаснут. Я выхватываю посох, рукоять удобно ложиться в ладонь. Ребристые накладки пружинят. Очень приятное ощущение, от него становится спокойнее. Ощущения, почти как от ледяного вина на жаре. Мне точно известно, куда я попаду, когда нажму скобу. В голову, прямо над правым глазом с длинными ресницами. Именно в голову. Целиться нужно тщательно, броня колдуна меня смущает, мне кажется, что стрелять в нее, все равно, что пытаться огорчить водяного быка палкой. Целиться нужно тщательно, проговариваю я про себя, мои кисти не дрожат, но сердце стремится выпрыгнуть из груди.

— Убил?! Ты ее убил?! — испуганно интересуюсь я, невежливо переходя на ты. Фогель морщится и тянет руки вверх, на его лице написано отчаяние. Крупными мазками от макушки к заросшему редкой порослью подбородку. Не просто отчаяние, а крах. Полный и бесповоротный крах того, что он напланировал. Вид у него, будто он попал в драконий навоз, сразу двумя ногами. Попал и тут же утонул. Все-таки ты дура набитая, Беатрикс. Шепот Штуковины в моей голове обрывается на полуслове.

— Нет, нет! — колдун делает вымученную паузу, показывая мне раскрытые ладони, вымазанные во внутренностях Машины, — Принцесса. Мне пришлось все отключить. Полностью вышел из строя р’деляюший контур. Запасного у меня нет.

Он смотрит прямо мне в глаза, поверх темного зева моего посоха. Смотрит, не мигая и не отводя взгляда. Видно, что не врет. Совсем не врет. Понимает, что случится, если я не поверю. Я немного наклоняю ствол вниз и интересуюсь.

— Она сдохла?

— Нет, выключилась, — сообщает Фогель и утирает грязной рукой пот, — можно опять включить, это не проблема. Но по счетчику ей теперь остался час работы.

На его лице грязные полосы, я ухмыляюсь, до чего же он нелепо выглядит! Приходится проявить милосердие, достать из кармана платок и кинуть ему. Он вытирается и грустно добавляет.

— Есть еще две новости. Одна хорошая, а вторая плохая.

— Начни с плохой, — я чуть поднимаю ствол. Посмотрим, что он скажет. Хотя, может быть уже все равно? Что случилось, то случилось.

— Починить ее не удалось, она в аварийном режиме и через месяц рванет.

— А хорошая?

— Унитестер показывает, что недалеко есть еще одна Машина. Она работала первоначально до установки этой, а потом ее отключили от транспортировки. Заглушили ветку. Правда, та модель еще старее, но р’деляющие контуры у них одинаковые. Можно просто поставить тот и перезагрузить.

Я размышляю над его словами. Удивительно. Но Штуковин две. Мы с Ва облазили почти все наши владения, но никогда не встречали ничего подобного. Хотя возможно она где-то и есть — Мусорная долина огромна. На севере, так и вообще лежат неизведанные земли, идти туда далековато, а дермоны отбивают всякую охоту к прогулкам. Фогель виновато хлопает ресницами и продолжает объяснять то, чего я не понимаю. Что транспортное окно без Штуковины не откроется, а бежать от нее бессмысленно. Если возможность свинтить отсюда на орбитальную станцию, но ничего это не даст, радиус удара будет все равно больше. В общем и частном, мы все покойники. Он, я, образина дракон и те пара миллионов которые живут здесь. Живут, кстати, на птичьих правах, потому что никто в конторе не знает, откуда они навалились на частную территорию. В теории ни один живой организм не может проходить через работающее мусорное Окно. Это парадокс. Кажется, что последнее слово звучит как заклинание, словно колдунская мольба о помощи. Голос Фогеля предательски дрожит. Не обращая на его панику внимания, я хочу поинтересоваться, что это за частная территория, если я по праву являюсь владелицей Долины, но неожиданно для себя задаю совсем другой вопрос.

— Почему ты говоришь, что Штуковина рванет?

— А как она не рванет? Со стороны накопительного центра транспортный канал открыт. Примерно месяц местного времени, все отходы будут превращаться в энергию, пока не накопится достаточно, чтобы пробить дыру в поле. Потому что адресация уже настроена. И через нее — полыхнет, можете даже не сомневаться, — сообщает он и продолжает оттирать руки от плоти Штуковины.

— Принцесса, — строго напоминаю я.

— А? Что?

— Можете не сомневаться, Принцесса, — подчеркивая свой титул, объясняю я. Все-таки воспитания ему не хватает. Надо будет поучить его манерам, когда образуется свободное время.

— Конечно, принцесса, — кивает Фогель и в отчаянии облокачивается на прозрачный бок Штуковины, — если мы ее не запустим, она уничтожит все.

Руки у него дрожат. Он извлекает из нагрудного кармана бумажную коробочку, из которой достает белую палочку. Я с интересом наблюдаю, как он сует ее в рот и поджигает, потом тянет через нее воздух и выдыхает дым. Совсем как Ва, только у того дым идет из задницы. Милый, милый Ва. Почему я тебя не послушалась? Мне кажется, что я совершила глупость, пустив Фогеля к Штуковине. Или нет?

— Что это у тебя? — интересуюсь я. Посох никак не хочет умещаться в петле, туника немого завернулась. Наконец, я его прячу, сейчас он бесполезен. Палить мне не в кого, да и незачем. Как говорит Ва, а вернее его многомудрая Матушка: высиживать яйца можно только задницей, борода в этом деле не пригодится.

— Сига, — безучастно откликается Фогель. Задирает голову вверх, опираясь затылком на бок замершей Машины.

Сига! Интересно. Подойдя к м’технику, я откидываю ногой неосторожного мусорного слизня и усаживаюсь рядом. Ну, естественно не совсем рядом, это неприлично, а чуть в отдалении. Усаживаюсь и расправляю складки туники, все должно быть идеально. Спина прямая, ноги ни в коем случае не перекрещивать.

— Сига? Как в песне? — спрашиваю я. Нависшая над нами башня отражает голоса. Серый камень в лишайниках и вьющийся по нему чахлый бордовый плющ. Плющ никогда не рос здесь, у Штуковины, нормально. Его ветки засыхали, а листва опадала, несмотря на то, что в Долине он создает роскошные заросли, в которых можно потеряться.

— В какой песне?

Приходится ему объяснять про мафун и магию, распугивающую дермонов и дремучих крестьян. Я ему напеваю, стараясь чтобы было похоже.

— Это было худшее похмелье в моей жизни,

Всю ночь скотч, и шесть гамбургеров,

Пара сиг на завтрак — и только тогда я в порядке,

Ведь если ты хочешь жить круто,

Если хочешь жить круто,

Ты должен жить на крепкой, крепкой выпивке,

Крепкий, крепкий керосин!

Крепкий, крепкий керосин!

Фогель удивленно хлопает глазами, закашливается дымом и подпевает мне

— Крепкий, крепкий керосин!

Мы сидим, облокотившись на бок Штуковины, и орем во все горло припев. Два потенциальных мертвеца у молчаливого палача, который убьет их через месяц. Скашиваю глаза на Фогеля, за его весельем виден страх. Как там было? Парадокс? Повторяю заклятие про себя и прислушиваюсь, ничего не происходит, эта магия мне не по зубам.

В конце концов, я забираю у м’техника сигу и пробую вдохнуть дым, несмотря на предупреждения, что этого не стоит делать. Пробую и тут же зарекаюсь проводить эксперименты. Меня начинает тошнить, я кашляю. Дыхание перехватывает и мне кажется, что я сейчас лопну. Из глаз и носа течет. Никакого — в порядке, как обещала песня, почти отпустившее похмелье становится только хуже. У меня начинает болеть голова.

— Мерзость, фу! — кашляю я. Фогель неуважительно смеется, мне хочется достать посох и проделать дыру в его симпатичной башке, но потом я передумываю, сама виновата. Совершила очередную глупость. Все это срочно нужно запить. Я поднимаюсь и приношу пару бутылок из своих запасов. На одной зеленая этикетка на другой белая. У содержимого на мой взгляд разницы никакой, тем не менее колдун говорит, что зеленая лучше. Так написано на этикетке. Черными буквами похожими на павуков. Мне все равно, знаков на ней я не понимаю.

— Твое здоровье, Фогель, — произношу я тост. Он желает мне того же и прихлебывает из горлышка. Холодное вино вымывает остатки отвратительной сиги м’техника. Бутылка в моей руке идет мелкими каплями. Удивительное изобретение — это вино, ответ на все вопросы в мире. Им можно решить любую проблему: грусть, тоску, безысходность. Универсальное лекарство от всех хворей. Естественно, необходимо пить только с зеленой этикеткой, надо запомнить, раньше я не обращала на цвет никакого внимания.

Над нами медленно ползет пульсирующее солнце. Я икаю, мир кажется большим, а я маленькой. Потом он станет огромным, а я стану никем. Стану совсем крошечной и растворюсь в Долине без остатка, будто зов Штуковины, который оборвал Фогель, был той пуповиной, которая меня удерживала. Теперь в моей голове тихо, может это и правильно? Может, так было задумано первоначально? А какой-то мерзавец просто колданул меня? Меня — Беатрикс Первую Принцессу Мусорной Долины. Я толкаю м’техника в бронированное плечо, давай еще споем, дорогой Фогель? Он пьяно мне улыбается и утверждает, что зеленая этикетка лучше. Дурачок. Разницы никакой. Он спорит со мной, рассказывая про какие-то деньги, вроде как зеленая стоит дороже, а потому и лучше. Мне хочется доказать обратное, но нас прерывают. С Ва всегда так, нельзя ничего загадывать наперед.

Сначала из приоткрытой створки ворот во двор вкатывается колесо ф’томобиля вырванное с мясом, с металлической требухой висячей сбоку, а потом заявляется мой дракончик. Влетает вихрем с озабоченной мордой, как собака, забывшая, где прикопала кость. В глазах пылает паника, из-под хвоста вьется дымок, а в лапах он удерживает пару кастрюль измазанных кровью и помятые доспехи. В одном видна идеально круглая дыра пробитая когтем.

— Трикси! Беда! — ревет он. И начинает носиться по двору, заметая хвостом пыль и неудачно попавшихся на пути слизней. Носится, будто сколопендра ужалила его в мягкое место. Образно говоря конечно, мягкое место дракона не пробивает даже кирка. Некоторые неудачники пробовали. Их останки давно прибраны слизнями. В общем как всегда, когда Ва пьян — суета, шум, пыль, крики и неразбериха.

— Что случилось? — кричу ему я. Он останавливается, извлекает из нычки в стене мутноватую банку, к которой присасывается, жадными глотками переливая содержимое в утробу. Потом обращает внимание на нас.

— А! Этот мошенник еще здесь? — он склоняет голову на бок, внимательно разглядывая испуганно сжавшегося колдуна, — угадай, кого он притащил на хвосте?

— Кого? — интересуюсь я и делаю основательный глоток. К приступам паники своего дружка я давно привыкла. И слава его Матушке — свои обиды он забыл. Никаких: ты знаешь, что делаешь Трикси? Ты дура, Трикси! Значит, случилось что-то более важное, чем наши споры о моих решениях. Я жду ответа.

Вместо слов Ва с шумом отбрасывает кастрюли в которых видно сено вместо подшлемников и демонстрирует мне пробитый доспех. Черт побери! Я немедленно трезвею. Судьба дает нам нехороший знак и его паника совершенно обоснована. Тоска, сплошная тоска, ощущение катастрофы, которая случится не через месяц со Штуковиной, а прямо сейчас, через пару часов, а может и минут, как повезет — вот что я вижу. Синие и красные полосы — знаки Протопадишаха Белых Земель. Причем не узкие, в углу. А толстые линии, проходящие через весь доспех. Признак того, что это не разведка, а основные силы. Две — три сотни, из которых пара десятков умеет обращаться с посохами.

Гвардия Белых Земель это вам не вонючее стадо Неимоверных моего женишка бом Трасселя. Эти уделают тех, даже не заметив, что с кем-то воюют. Когда армия Протопадишаха случайно задела земли Вазарани, даже па Мустафа сбежал в Мусорную долину. И торчал под стенами нашей наглухо закрытой башни со своими гонведами, с которыми Ва лениво переругивался со стены, называя говноедами. Тогда мы две недели не ходили на охоту и подумывали о том, чтобы отчаянно прорваться сквозь ряды пришельцев за провизией. Хорошо еще, что тогда все обошлось: гвардейцы ушли по своим делам, а за ними потянулось изрядно прореженное дермонами воинство Вазарани.

Протопадишах это большая проблема для всех на Старой Земле. Совсем не решаемая. Никакими средствами: драконами, Принцессами, посохами, магией, смелостью, глупостью. Бороться с ним все равно, что пытаться сверлить камень пальцем. Я хмурюсь. Штуковина, Фогель, Протопадишах — не слишком ли много проблем у маленькой Беатрикс?

5. Великое воинство принцессы Беатрикс Первой

Сквозь открытое окно я слышу, как Ва, собирая запасы, мечется по двору. Пара банок уже разбилась и в воздухе висит тяжелый дух гнилой моркови. Лишь бы он не загрузил своим драгоценным самогончиком всю тележку. С полутонной за спиной улизнуть от гвардейцев Протопадишаха сложное дело. Тем более, что нужно прикинуть что именно брать из припасов к посохам. Припасы! Бросаю тоскливый взгляд на «шайтан-трубу», черт, а ведь мы так и не нашли ничего к ней подходящего. Придется оставить ее здесь.

— Трикси! Я уже собрался! — крякает дракон снизу. Конечно, он собрался, забил все годовым запасом бухлишка и справился. А вот женщинам всегда труднее. Во-первых, в любых обстоятельствах дама должна хорошо выглядеть, а во-вторых нужных вещей у меня на порядок больше. Такие вот сложные существа эти принцессы, я прикидываю. Двенадцатый калибр — пятьдесят пять припасов и целая гора неразобранного, часто проржавевшего, пыльного и грязного. Такое в посох не вставишь — тут же заклинит, а то и разорвет прямо в лицо. Сортированного немного — триста сорок семь припасов к длинному пятизарядному, сто восемьдесят уложенных в пристяжные короба — к странному посоху, готовому выпулять все за пару минут. Негусто. Хотя и терпимо. К тому же можно поискать и по дороге в кучах мусора. Слабая надежда, но она есть.

За еду я вообще не переживаю, на кроликах и другой живности можно протянуть хоть всю жизнь. Если конечно она у меня останется. Я накидываю бронежилет и с хрустом затягиваю липучку. Броня обтягивает меня, плотно прилегая к груди, бокам и спине. В ней чувствуешь себя уверенно. Настолько, насколько позволяют обстоятельства. Шлем с открытым забралом валяется на столе, пока я набиваю в мешок припасы.

— Понесешь поклажу, — киваю я Фогелю, сидящему на моей кровати. Пораженный колдун разглядывает мою спальню, посохи и книги, валяющиеся везде, словно никогда не бывал в спальнях принцесс. С момента явления Ва м’техник изображает из себя удивленное дерево, хорошо еще, что не путается под ногами. И не задает вопросов. Время вопросов будет позже.

— Эй, колдун, — понукаю я, — уснул? Бери мешок, двигаем в фридж за вином и уносим ноги. Быстрее!

Он еле двигается, раздражая меня. А так как мои руки заняты тяжелыми посохами, я придаю Фогелю ускорение пинком. С удовольствием наблюдая, как он скатывается по винтовой лестнице. Ничего, Ва подхватит его внизу. В окне, среди куч мусора мелькает красно-синее. Примерно полсотни вояк двигают к моей башне. Подсчитывать их удовольствия не доставляет. Совсем не радужные перспективы, но минут пятнадцать у нас есть. Или десять? Мысленно я начинаю считать, это нетрудно, несмотря на то, что синие цифры на моем запястье погасли. Который сейчас час я понятия не имею, как и не знаю, когда будет выброс и будет ли он, если Штуковина приказала долго жить. Этими вопросами я озабочусь потом, сейчас главное убраться с дороги Протопадишаха. Иначе все планы, мечты, да и сама Ее Высочество Беатрикс Первая полетит в тартарары.

Мы вихрем вылетаем во двор, сначала выкатывается Фогель с мешком, а потом изящно выпрыгиваю я. Мой дракончик уже пыхтит, разворачивая тележку. Сейчас я загляну в фридж и мы быстро- быстро отступим. Убежим с дороги косоглазого Протопадишаха. На кой черт, он вообще полез в Долину? Раньше Штуковина его не интересовала, а была делом местных баронов. Те дрались за нее, за мою руку, за сердце, за кучи мусора, за кусок территории, за что-нибудь, лишь бы драться. Все на Старой Земле так устроено, если ты не дерешься, дерутся с тобой. И у кого-то зубы обязательно окажутся длиннее, а задница толще. Я оглядываю этикетки: зеленых совсем немного, значит, накидаю сверху других, все равно по вкусу они лучше морковной гадости.

Тележка надсадно скрипит, жалуясь на тяжелую жизнь. Хорошо еще, что я выкинула примерно половину из сокровищ запасливого дракона, иначе она развалилась на первой же кочке. Мы несемся по петляющей по Долине тропинке, как ветер. Я еле успеваю отталкивать недотепу Фогеля от студенистых плевков коварных листиножек. Хотя это может быть лишняя предусмотрительность, на его ногах высокие ботинки, а еще выше — керамические поножи. Не знаю, что там у него за «контора», но эти хитрецы продумали практически все. Кроме самого содержимого доспехов. Фогель потрясающе глупый. Удивительно, что м’техник смог продержаться у нас месяц. Смог продержаться, не превратившись в питательный компост для мусорных слизней.

Ва пыхтит впереди, дракону плевать на дермонов: павуками он иногда обедает, а сколопендры — неплохая закуска к гнилушке. Он несется на задних лапах, чуть наклонив башку, удерживая баланс хвостом. Нелепые красные крылышки комично болтаются на чешуйчатой спине. Милый Ва, мой бронированный дружочек.

Кажущаяся неуклюжесть дракона обманчива. Сколько раз я наблюдала, как он скользит по Долине, обтекая мусорные кучи.

— Смотри, как я могу, Трикси! — квакает он, перелетая от одной к другой. Мне до его талантов далеко, все, что я умею это пользоваться посохами. Клянусь бородой его Матушки, главное понять принцип. Принцип действия посоха. И никогда не путать стороны, иначе может прилететь.

Проходит полчаса изнурительной гонки, я все еще свежа как майская роза, а вот Фогель сипло дышит. Пыхтит как еж, на которого наступил водяной бык. Мне становится смешно, и я толкаю его в черную спину, пошевеливайся дурачок. Время умирать, еще не наступило. Тропинка петляет между осевших куч мусора, сменив направление, моя великая армия быстро удаляется от реки. Та еще отсвечивает вдалеке, прорываясь оранжевым ртутным блеском сквозь заросли багровой растительности. Скоро она исчезнет совсем, и тогда мы остановимся. В нашем секретном месте, предназначенном как раз для таких прогулок. Вряд ли гвардия Белых земель будет нас искать столь далеко. Эту территорию мы знаем как свои восемь пальцев: пять моих и три драконьих с огромными твердыми когтями.

Я представляю, как гвардейцы обшаривают Башню в поисках барахла. Присваивают мои посохи, рвут постельное белье на портянки, разочарованно разглядывают спящую Штуковину. Без всякого интереса мои книги. Книги их совсем не интересуют. Другое дело нычки дракона с вонючим смогнчиком и мой фридж. Стратегический запас принцессы Мусорной Долины.

Издалека доносится слабый хлопок. Очень слабый, но мы с Ва его все равно улавливаем, а вот Фогель никак не реагирует. Боже, он еще и глух как пень. Совсем тяжелый случай. Я еле сдерживаюсь.

— Шандарахнуло, Трикси! — вопит довольный дракон и, не останавливаясь, несется дальше.

— Точно, дорогой Ва! — смеюсь я. Пусть теперь Протопадишах кусает локти. Хрен ему, а не мой запас вина. Мы знаем, как принимать незваных гостей. Недаром я неделю возилась с зеленой металлической банкой с ушками. Ва тогда утверждал, что это консервы. И даже хотел вскрыть толстым когтем, но я не разрешила. Потому что я понимаю принцип никогда не путать стороны. Сейчас мне приятно от того, что я была права. Гвардейцев наше гостеприимство конечно разозлит, но на это пока плевать.

Наконец мы прибываем в темную, заросшую красным плющом лощину под пологом которого, ржавеет остов огромного длинного ф’томобиля. Наше секретное место, найденное в ходе многочисленных вылазок. Оно не видно ни с какой стороны и, чтобы в него попасть, необходимо точно знать его расположение. Тут можно будет перевести дух и обдумать дальнейшие планы. Помешать нам в этом может только невероятное стечение обстоятельств. Что-нибудь совсем фантастическое. Слепая удача и глухое везение. Почти как у Фогеля. Ведь ему действительно повезло, если бы я его не пустила в Башню, он попал бы в лапы гвардейцев. А там уже все было бы совсем печально.

Ткнув тележку под крышу Ва, как пиявка присасывается к банке. У него все, что связанно с гнилушкой стремительно. Он резво отбирает ее у крестьян, бухает, пьянеет, трезвеет. Все на раз-два-три. Удивительная связь дракона с алкоголем. Почти родственная. И немудрено: ведь пахнут они одинаково. Морковная гнилушка пахнет здоровенным драконом, или он ей. Парадокс, я проговариваю про себя заклинание Фогеля, стараясь попасть в интонации. Ни черта не происходит. Не работает, от слова совсем.

— От этих потрясений, Трикси, у меня жажда, — лицемерно жалуется Ва. Я присаживаюсь на старое сиденье с остатками ткани, откидываю забрало шлема вверх, расстёгиваю ремни и глубоко вздыхаю. В жажду дракона от потрясений я не верю. Чтобы потрясти его тушу, должно случиться что-нибудь убойное: «шайтан-труба» или чтобы я поранила пальчик.

Сорвав с плюща копну красных листьев, дракон пихает ее в пасть и начинает с аппетитом хрустеть. В его глазах читается: хорошее пойло требует хорошей закуски, Трикс! Клянусь бородой моей Матушки.

Пихнув лапой лежащего без сил м’техника, над которым вяло крутятся бронепластовые мухи, Ва сообщает:

— Подъем, пехота! Уже утро!

Тот елозит по земле, на него нападает икота, а потом сиплый кашель. Настолько сильный, что я начинаю беспокоиться. Не хватало еще, чтобы он дал дуба прямо сейчас. Мне этого сильно не хочется и потом у нас много вопросов. Которых не было раньше. Целый месяц мы принимали его за очередного юродивого колдуна, пытавшегося завладеть Штуковиной. Одного из бесконечной череды разной степени умалишенных охотящихся за мной и моим чешуйчатым алкоголиком. Теперь оказалось, что все на самом деле намного сложнее. Орбитальная станция, контора, Штуковина, биоутилизаторы, и еще два понятия, припомнив которые, я чувствую уколы ревности: частная территория и ведьма из ХаЭр. Особенно вторая. Говоря о ней, м’техник делает микроскопическую паузу перед словом ведьма. А эта пауза мне многое говорит. В паузах вообще можно услышать многое. Я в них разбираюсь, а вот Ва нет. Ему по большому счету плевать.

Остановив кивком разошедшегося дракона, я дотягиваюсь до тележки и вытягиваю бутылку. Возможно, я не так уж и права, все эти потрясения действительно вызывают жажду. Только теперь, черт побери, придется довольствоваться теплым вином. А это все-таки хуже холодного. Намного хуже. Надо дать Фогелю отдышаться.

— Теперь они разнесут всю Башню, Ва, — говорю я. — Плакали наши накопления.

— Факт, Трикс. Но все равно Штуковину они не унесут, чтобы выдрать ее из земли, надо постараться, — кивает он, закидывая в пасть очередную порцию листьев, и продолжает с набитым ртом. — Можем обобрать их на обратном пути. Что нам мешает? Сколько там этих вонючек? Пятьдесят?

Воинственный дракон хитро смотрит на меня. Меньше, уже меньше, дружок. С учетом моего подарка. Хотя даже двадцать белых гвардейцев доставят неприятностей. А сейчас они нам совсем не нужны. Сейчас нам нужны объяснения. Я треплю по плечу Фогеля.

— Тебе уже лучше, колдун?

Он сглатывает слюну и кивает головой.

— Да. Местный воздух мне плохо подходит. Контора экономит на защитных комплектах.

— Принцесса, — строго вставляю я.

— Принцесса, — послушно повторяет он. Быстро учится, мой пришелец. Еще пара упражнений и его манеры будут безупречны, я помогаю ему со шлемом. Две защелки по бокам, очень удобно, лучше, чем путаться в ремнях как у меня. Фогель смотрит на меня своими невероятными глазами. Я пытаюсь не растаять в них, и у меня, как ни странно получается. И все из-за ведьмы с ХаЭр.

— Вина? — предлагаю я, — с зеленой этикеткой, как ты говорил.

Благодарно взглянув на меня, он молча делает большой глоток. Это его подкрепит для дальнейших объяснений. Я жду пару мгновений, а потом предлагаю.

— Буду благодарна, если ты начнешь с самого начала.

— Что начну, Принцесса?

— Свою историю.

— Откуда ты, чувачок? — влезает нетерпеливый дракон, — и зачем к нам приперся? Что ты сделал с Штуковиной? И назови три причины, почему бы мне не откусить тебе башку, прямо сейчас?

— Я Эразмус Фогель, м’техник корпорации «Всеобщая забота, понимание и поддержание чистоты и экологии» табельный номер семнадцать тысяч четыреста сорок восемь дробь семнадцать, третий производственный сектор, обслуживаю трансмашины сорока полигонов складирования и переработки. И этот полигон тоже. Номер семнадцать тире тридцать девять. Короче говоря, этот полигон принадлежит конторе, и я тут работаю.

— Ни фига себе у тебя титул. Как ты все это умудрился запомнить? — Ва издевательски поднимает бровь. — Даже у благородной Беатрикс, моей принцессы, он короче.

Он валяет дурака, в очередной раз, упуская главное. На мою Мусорную Долину претендует дурацкая «Всеобщая забота и понимание». Отвратительное название для королевства. В каждом слове крупными буквами написано: Жадность, Алчность, Беззаконие. Прекрасный девиз для последних негодяев. В случае головняка изобразить невинность. А когда кто-то подобный претендует на твои кровные, есть повод задуматься. Что-то идет совсем не так.

— Мусорная Долина мои земли, колдун, — твердо заявляю я. — Ни о какой Поддержание чистоты я не слышала. И права никому не передавала.

— Давай я откушу ему голову, Трикс? — предлагает дракон, у которого на все проблемы один ответ.

— Иди к черту! — огрызается Фогель. Оранжевое солнце, прорываясь сквозь плотную крону плюща, мелкими брызгами кропит его белые волосы. Как мне хочется его погладить! Погладить, не смотря ни на что.

— Посмотри ка, кто у нас такой дерзкий нарисовался. И давно мы с тобой на ты? — квакает мой дружочек. Гнилушка делает его совсем невыносимым. Сварливым как барон, у которого увели стадо пони и наделали в спальне.

— Уже месяц, балда, — успокаиваю его я, — он же к нам месяц ходит. Каждый день вы ругались, не давая мне выспаться.

— Месяяяц, — понимающе тянет мой зубастый собеседник. — Это все объясняет.

— Ничего это не обьясняет, — отрезаю я и обращаюсь к Фогелю, у которого случайно оказалось довольно приятное имя Эразмус. Вообще этому придурку почему-то везет: я обратила на него внимание, он еще жив и хлебает мое вино. А это вино может оказаться последним в моих владениях. Во всяком случае, пока не оживет Штуковина. — Продолжай.

— То, что вы считаете своими владениями, принцесса, на самом деле наш полигон. Сюда транспортируется мусор с нескольких миров. Тут он утилизируется, — колдун кивает на обедающего набитым хламом пакетом слизня, — это биоутилизатор, он перерабатывает мусор. Всего это народа: баронов, крестьян, драконов, колдунов, рыцарей, принцесс. Его не должно здесь быть. Парадокс!

Когда он повторяет свое заклинание, я двигаю руку к посоху на бедре. Просто проверяю, легко ли тот выскользнет из петли. Все-таки он наглый, усаживает меня на один стул с баронами, которые не просыхают от грязи и тоски. И вечно дерутся друг с другом.

— Мусор поступает сюда через трансмусорные окна, которые создаются Машиной, — не обратив внимания на мое движение, сообщает Фогель. А потом показывает вверх, — чтобы вы понимали, миры с которых вывозится мусор — там.

— Где, там? — уточняет любопытный дракон и задирает башку в мутно оранжевое небо.

— Вверху, — глупо говорит м’техник.

— Я их не вижу, болван, — заявляет Ва. — Ни одного, самого малюсенького мира я не вижу. Так что ты заливаешь! Если бы они там были, то намного сподручней просто кидать мусор вниз. Нафига им Штуковина?

В ответ на это, его собеседник всплескивает руками, поражаясь нашей тупости и непониманию. Будто достаточно сообщить нам, что всю жизнь мы неправильно ходили на ногах и достаточно перевернуться и все наладится. Ну, да, хренушки тебе, мой дорогой красавчик.

— Допустим, там есть миры, моя собственность — ваша земля. Слизни — биоутилизаторы. Я самозванка, а мой замечательный дракон — не существует. Но ты мне скажи одну вещь. Зачем баронам и, теперь уже Протопадишаху, моя Штуковина? Ведь ты знаешь, Эразмус?

Произнося его имя, я чувствую тепло в груди. Прямо там, под керамическими пластинами бронежилета. Я смотрю ему прямо в глаза. Взгляд он не отводит. Думает пару мгновений.

— Потому что Машина сломалась и кроме мусора начала транспортировать другие вещи. Ее частота наложилась на транспортировочные. Понимаете, Принцесса, р’деляющий контур вывел колебания….

Я останавливаю его жестом. Колдунство меня мало интересует. Глупо застыв с приоткрытым ртом, он ждет вопроса.

— Какие другие вещи, мой дорогой?

Он вздыхает, копается у себя в броне, под пристальным взглядом подозрительного Ва. И молча показывает нам небольшой предмет, от которого челюсть у меня падает.

— Например, это.

6. Герр Витовт под стягом Жабы

Я набираю воздух в легкие и медленно выдыхаю. Невероятно! На ладони у Фогеля лежит слиток блескушки. Небольшой аккуратный с выдавленной надписью, которую я не могу прочесть. Целое состояние в его грязной мужественной руке. Я ловлю желтый отблеск металла. Отблеск больших проблем и беспощадной алчности.

— Ты в курсе, чувачок, что можешь купить себе небольшое баронство? Добавишь еще пару, и даже графство, — уточняет Ва. — Ну такое, с мельницей, с’мгончиком и пятком морковных полей? Представляешь, сколько приятных часов с с'мгончиком тебя ждут, пока ты не откинешь коньки от подагры и несварения?

— Баронство? — переспрашивает его собеседник, опуская неприятные намеки на погребение и болезни.

— Ну, да. Блескушка дорого стоит.

— Это химически чистое золото. Стандартный слиток, — сообщает м’техник. — Колебания мустранспортного поля наложились на транспортировочную систему и теперь пунктом доставки служит этот полигон.

— И много такого здесь? — спрашиваю я, слюна никак не хочет проваливаться в пищевод. Я жду ответа и не отвожу взгляда от прекрасных глаз с беззащитными женскими ресницами.

Мой милый Эразмус качает головой. В конторе вовремя заметили проблему, только два контейнера выйдя из поля, лопнули в Мусорной долине. Часть блескушки просто испарилась, а часть раскидало по всей территории. Потом транспортировку прекратили и послали его. Он видел поисковые отряды местного баронства, шарившие по окрестностям. Вести о блескушке разнеслись среди этих остолопов как пожар.

— Флаги, какие у них были флаги? — пытаю я. В ответ Фогель пожимает широкими черными плечами: грязные тряпки, он в них не разбирается. На одном вроде была раздавленная курица, на втором коровья лепешка, на третьем пятно жира.

— Коровья? — это слово я слышу впервые.

— Ну, такая животина с рогами, — поясняет колдун, — ест траву и мусор. И бодается как черт.

— Водяной бык, — уясняю я. — Еще мычит и дает навоз для удобрения морковки.

Блескушка при наших обстоятельствах совсем плохо. Понятия не имею, отчего она так дорого ценится, особого смысла у нее нет. Ее нельзя съесть или выпить, ножи из нее дерьмовые. Но ее крайне мало и обычно это украшения на телах мертвецов. Искать ее мы с Ва обычно ленились. Дракон из гастрономических убеждений — еда всегда должна быть едой, а мне было плевать. Даже свои браслеты я не нашла, они были со мной всегда. А покупать баронство или еще какие земли, в мои планы не входило никогда. А вот то, что мои соседи сошли с ума от того, что где-то в моих владениях появилось много блескушки, можно было не сомневаться. Бедная моя Мусорная долина, бедная Принцесса Беатрикс. Это надо же так влипнуть! Теперь все уже точно навалятся сюда. Теперь и шагу не ступишь, чтобы не столкнуться с очередной вонючкой в поисках удачи. Раздавленная курица, ведро навоза и пятно. Пятно — это мой престарелый женишок бом Трассель.

Я обдумываю полученные сведения. Получается, Протопадишах разнюхал о нашем счастье и решил присвоить мои земли себе, как и прочие владетели-простофили. Их шпионы шастают повсюду, вроде тех вчерашних дурней вознамерившихся залезть в мои верши. Не много ли претендентов образовалось на горизонте? Что теперь предпринять? Пытаться отбить Башню или срочно чинить Штуковину, раз она подбрасывает мне неприятностей на лопате?

— Трикси! — Ва отрывает меня от мучительных раздумий. — Ша! Ты слышишь?

— Что?

Он осторожно водит головой, вслушиваясь в окружающие нас звуки: шелест ветра в обрывках бумаги, тонкий звон галей и шорох слизней. Вечных спутников тишины Мусорной долины. Я с досадой понимаю, что здесь никогда не бывает по-настоящему тихо. Всегда что-нибудь случается, большей частью нехорошее. Хотя, нет, контейнер с вином я по-прежнему вспоминаю с особенной теплотой. Но такие подарки редки, я вздыхаю и переспрашиваю дракона.

— Что, Ва?

— Кто-то проходит рядом, я только что слышал крик. Айда смотреть?

Конечно, надо посмотреть, соглашаюсь я. Хотя бы для статистики, кто еще хочет наложить лапу на мои владения. Мало мне мелких воришек-сборщиков металла, теперь бери выше — Долину растопчут все окрестные армии. Пройдут мозолистыми крестьянскими пятками, обмотанными в рваные тряпки, эту дрянную замену обуви. Или лапти из провода, надерганного в кучах. И то и другое я считаю украденным у меня. Как же трудно быть богатой, черт! Нужно постоянно заботиться об имуществе, а это совсем нелегко.

— Идем, Ва, — киваю дракону, а Фогелю, сидящему в своем обычном изумленном состоянии — открыв рот, приказываю остаться во ф’томобиле, под прикрытием красного плюща. Все равно, сейчас от него никакой пользы. Если придется опять быстро- быстро отступать он нас только задержит. Начнет задыхаться, жаловаться, что больше не сможет бежать.

— Сиди тут, колдун, — строго говорю я, — мы быстро сбегаем и посмотрим.

Он пожимает плечами, безразлично приваливается к ржавому борту и бросает подозрительно теплый взгляд на тележку. Наваленные бутылки, в которые затесалась пара моих книг. Можешь взять, но только одну, грожу ему пальцем. Не хватало еще, чтобы он упился тут, до того как мы вернемся. Его возможности я уже поняла, он чуть жиже алкоголика дракона. Пьет, пока есть что. Но это почему-то меня не огорчает. Эту слабость я готова ему простить. Милый Эразмус вряд ли когда-нибудь привыкнет к Мусорной Долине. К моим владениям ненужных вещей.

Мы скользим по тропинке, вырываемся из-под красных волн плюща и я начинаю слышать то, что уловили чуткие уши дракона. Тяжелый топот, лязг и беспомощная ругань. Запах ног и жадности. Так и есть, очередной барон выбрался на охоту за блескушкой. За поворотом я вижу возвышающуюся над рыжей, переработанной слизнями кучей мусора грязную тряпку на тонком шесте. Три темных пятна на фоне жабы. Знакомое любому местному остолопу сочетание. Крестьяне всегда прекрасно разбирались в трех вещах: геральдике, морковном с'мгончике и кражах моего имущества.

Жаба это Герр Витовт — святой. Далеко забрался, учитывая его постоянное нытье о грязи и воображаемых болезнях. Такому сама милосердная матушка Ва велела бы навалять на орехи. Тем более, что вся его армия — жырдяй рыцарь на м’цикле и пять человек «Неколебимых». Из оружия только старый посох, плюющийся на десять шагов, из которого еще надо умудриться попасть и пять дубин.

Я похохатываю в предвкушении и забираюсь на ближайшую кучу, мой чешуйчатый дружок пытается зайти с фланга, но на полдороге передумывает и несется ко мне.

— Не лезь, — советую ему я, — они увидят твою башку и разбегутся.

Дракон, от которого вблизи нестерпимо несет гнилой морковью, открывает было пасть, чтобы возразить, но потом соглашается. В таких делах я не даю плохих советов. Ва постоянно твердит, что на драконьем это называется чуйка. И это у меня от алкоголя. Трудно понять обманывает он или говорит правду.

— Ну, что там, Трикси? — интересуется он, дергая меня за ногу.

В пятидесяти шагах от нас движется нестройная толпа оборванцев. Я немного ошиблась в счете, «Неколебимых» на два босяка больше, а у жырдяя нет м’цикла. Удерживая посох на плечах, он недовольно топает на своих двоих. Видимо герр Витовт совсем обнищал, а может его рыцарь пропил имущество хозяина. Или они не смогли найти топливо. Или еще чего случилось. Во всяком случае, догнать обделавшегося от страха обладателя посоха мы, наверное, сможем.

Тем не менее, все налегке, прогуливаются по моей земле. Рыцарь что-то недовольно высказывает барону. Что-то, чего я не могу расслышать из-за расстояния. Я оборачиваюсь к Ва.

— Слушай, их там восемь. М’цикла нет.

— Я знаю, потому что ничего не трещит, — сообщает догадливый дракон, — но я надеялся на пони. Пони у них есть?

— Ни одного, приятель, — мне неудобно его разочаровывать, поэтому я немного приободряю, — зато это Витовт! Помнишь, как было весело, когда мы его гоняли?

— Помню, — разочарованно говорит Ва и вздыхает, — они улепетывали так, что мы никого не поймали, кроме колдуна. А у того сильно пахли ноги. При подагре сильно пахнут ноги, Трикс.

Ноги у местных баронов пахнут в любом случае, думаю я. Это какая-то упорная местная традиция, не мыться. Бароны упрямо разводят грязь, хотя река вот она, рядом. Я обдумываю, как побольнее принять незваных гостей. Восемь против двоих. Хотя, Витовта не стоит принимать во внимание, как боец он никто. Остаются шесть дубин и один посох. Под него попадать очень не хочется.

Можем накрыть их залпом Ва, а потом включусь я. Ставлю Фогеля против трех боевых пони, что они разбегутся еще до того, как их настигнет пламя. «Неколебимые» нищего Витовта славятся на Старой Земле самыми быстрыми ногами. Словно специально тренируются драпать. Я почесываю голову, самые быстрые ноги на Старой Земле. Ва безусловно прав, прошлый раз даже я остановилась в изнеможении.

В принципе, можно не тратить на них припасы, а обойтись ножом. Вот он, его рукоять, торчит из красивых обшитых бахромой ножен. Нож я позаимствовала там же, где и броню. У одного мертвеца, на лице которого была шапка с прорезями для глаз и рта. Бахрому я придумала сама, провозившись неделю. Получилось очень мило. Припомнив, как нянчилась с нитками и иголкой, я хмыкаю. Не самое простое занятие и получилось не с первого раза. Но результат того стоил — синяя ткань ножен с серебристой окантовкой и ребристая рукоять. Все, как будто, так и было задумано. А ведь если подумать, это я нашла в выброшенном кем-то хламе. Ненужном барахле. Просто кропотливо собрала заново. По большому счету мусор — это вещи не на своих местах.

Когда я гордо показала результат, мой чешуйчатый алкоголик лишь недоуменно пожал плечами, зачем тебе это все нужно? Я ему ответила, потому что красиво. И заслужила непонимающий взгляд желтых глаз. Красота для Ва категория глупая. Я провожу пальцами по бахроме, ни черта он не понимает.

— Что делаем, Трикси? — нетерпеливо интересуется дракон и хлопает когтистой лапой себя по брюху, — время обедать! Мы их упустим!

Я только открываю рот, чтобы рассказать ему планы, как все начинает идти наперекосяк. Навстречу нищей банде Витовта организованно выскакивают бойцы в красно-синем. Быстро перестроившись в защитный строй, они по команде сержанта замирают, положив дубины на щиты. Острозаточенные концы гвоздей вбитых в них поблескивают. Вот так! Как говорит Ва, от Протопадишаха нужно ожидать любой подляны. Ты думаешь, что он далеко, расслабляешься. А он раз, и садится тебе на голову из ниоткуда. С ним даже в отхожее спокойно не сходишь. В любой момент прилетит.

Неколебимые, начинают метаться среди мусорных куч, но на удивление, их предводитель быстро наводит порядок.

— Стойте! Стойте! — треснувшим голосом вскрикивает он, — Герои! В атаку!

— Ряааа! — страшными голосами вопят, оборванцы, но предусмотрительно не двигаются с места. Рыцарь, спрятавшись за их спинами, дрожащими руками сыплет припас в ствол посоха. Где он его оторвал? Подобную рухлядь я бы даже вниманием не удостоила. Половина припаса просыпается мимо. Видно как он чертыхается, завозившись с тряпочным пыжом. Двигает деревянным шомполом, утрамбовывая заряд. Такими темпами этот олух откинет копыта до того как успеет им воспользоваться.

— Ряааа! Мои герои! — слабо подбадривает «Неколебимых» Витовт.

— Что там, Трикси? Почему они орут? Сейчас они посрывают голоса и догонять их будет неинтересно, — беспокоится мой дружок.

— Гвардейцы, — сообщаю ему я. — Поисковый отряд, пять человек.

— Гуууууу! — ревут гвардейцы и идут в атаку. Кастрюли подбитые сеном на их головах угрожающе качаются. Слышен треск дерева, а потом оглушительный бамс посоха, после которого над полем битвы повисает густое серое облако дыма. Я замечаю, как один из гвардейцев ловит магию удивленным лицом. С головы слетает кастрюля и сама рожа складывается в кровавую маску. Неприятное зрелище. Возможности рыцаря Витовта я недооценила.

В пороховом тумане быстро движутся дубинки. Почти ничего не видно, но мы отмечаем крики боли, предсмертные хрипы и вопли. Я чувствую, как немеют руки и в груди сама собой образовывается пустота. Перед хорошей дракой я всегда немного задыхаюсь, мне не хватает воздуха, в висках стучит. В общем, чувствую себя не очень. Я вынимаю нож из ножен, лезвие тускло отсвечивает. Сейчас они закончат, и мы разберемся с победившей стороной. В любом случае, гвардейцев никак нельзя упускать, слишком близко они к нам подобрались. Теперь уже почти понятно, что нужно косоглазому Протопадишаху. Догадаться об этом нетрудно, потому что в мои владения нагрянули основные силы Белых земель. Хотя бы поэтому. И все же некоторые сомнения у меня еще остались. Над этим надо думать.

Возможно, ему нужна не только моя Долина, а еще и Штуковина. Интересно, подозревает ли он о том, что именно она закидала Долину блескушкой? Да или нет? Большой вопрос, принцесса Беатрикс.

— Ну что, Трикси? Начинаем? — Ва дергает меня за ногу, — давай я по ним пальну? Ну, пожалуйста!

Я еще раз всматриваюсь в клубы дыма, а потом коротко командую:

— Справа, мой дорогой!

Он пружинисто подпрыгивает всей своей бронированной тушей и устремляется к полю битвы, немного отклонившись вправо. Тем беднягам, которые принимают моего чешуйчатого алконафта за увальня обычно сильно не везет. Дракона на боевом курсе может остановить только каменная кладка, и то сомнительно. Никто никогда не испытывал.

Дав ему фору в двадцать шагов я скатываюсь с кучи и бегу к сражающимся. Сердце противно бухает под броней, перед глазами туман. Кричу ли что-нибудь? Я не знаю. Звуки для меня остановились, в ушах только стук сердца и тонкий голос страха. Одно дело орудовать посохом, другое сталкиваться с противником лицом к лицу. Причем с любым, тут никакой разницы. Драка состоит из одних случайностей. Из сомнительных обстоятельств и не важно, что у тебя в руках. Важно, сколько удачи тебе отсыплет судьба.

Краем глаза я замечаю, как Ва обрушивается в гущу свалки, из которой тут же вылетают барон Витовт и его рыцарь. Откатившись в сторону, они брызгают по тропинке назад. Улепетывают с такой скоростью, что догнать их вообще невозможно. Надо признать, что со времени нашей последней встречи болван Витовт преуспел в беге. Теперь у нас с Ва нет никаких шансов. Совсем никаких. Теперь, как говорит Матушка Ва, нам проще укусить собственный зад, чем их догнать.

Я сбиваю с ног последнего выжившего — залитого кровью бородатого гвардейца. А потом безуспешно пытаюсь достать его ножом. Но стремительный дракон опережает меня, протыкая доспех бедолаги когтем, отправляя того к праотцам. Я скольжу чуть в сторону в ожидании неприятностей и быстро оглядываюсь, но на поле битвы теперь только недвижимые тела. На одном уже сидят три слизня. Мусорная долина кропотливо выполняет собственные обязанности, чистит ненужные вещи. Пара дней, и о том, что здесь произошло, можно будет только догадываться. Ва вертится среди мертвецов, обыскивает каждого, сдирая доспехи. Мы победили, пусть даже не совсем честно и все трофеи наши. Хотя назвать законной добычей тот хлам, что нам достался, язык не поворачивается, я пинаю ногой брошенный посох рыцаря Витовта. Дрянь, которая никому не нужна. К грубо оструганной палке проволокой присобачена труба. Сбоку крепится тлеющий фитиль. Пользоваться таким оружием может только истинный слабоумный. Глухой конец даже не запаян, а небрежно расплющен и уже немного вздулся, что говорит о том, еще пара залпов и припас вылетит в лицо владельцу. Я качаю головой. Хлам, рухлядь и барахло. Ничего ценного. Удивительно, что я, стоя здесь, среди мусора размышляю о том, что есть вещи еще более ненужные. Парадокс. В очередной раз я шепчу заклинание колдуна Фогеля, и в очередной раз ничего не происходит.

Вот с драконом все по-другому. Ему плевать на мою грусть и сомнения. Во всяком случае, сейчас. Он кропотливо обыскивает всех: гвардейцев и оборванцев Витовта. Это наши заслуженные трофеи, тут не до меланхолии.

— Нашел что-нибудь полезное, Ва? — спрашиваю я

— С’мгончик, Трикси! Небольшую баночку у того громилы. И ты не догадаешься, что еще!

— Блескушку? — я говорю то, что меня занимает, дракон недоуменно качает башкой.

— Елочку, чо ты, — торжественно произносит он. Я вздыхаю, у каждого свои ценности. И то, что ценится больше жизни для одного, для другого бесполезный хлам. Ва закидывается гнилушкой из банки, закусывает ф’томобильной елочкой и приходит в прекрасное настроение. Его даже не огорчает, что герр Витовт в очередной раз улизнул, и добавит нам головной боли в будущем. Не беспокоит, что нас разыскивают гвардейцы Протопадишаха и что местное баронство сошло с ума. Штуковина дала дубу, как ее запустить черт знает. Наплевать на то, что мы потеряли башню. Все что ему нужно для счастья у моего дружочка есть прямо здесь и сейчас. Я глажу его по чешуйчатой башке, милый дракон, настоящий друг принцессы Беатрикс, которому от нее ничего не нужно. Ничего, кроме дружбы.

— Ну что, двигаем назад? — делать нам тут больше нечего, а торчать здесь в бесплодных поисках ответов значит подвергаться опасности быть обнаруженными.

— Разумеется, — отвечает он, — а то твой колдун вылакает все запасы. Ты заметила, как он подозрительно разглядывал бутылки, когда мы уходили?

Конечно, заметила, я киваю. И сейчас, возможно уже нарезался. Беседовать с бутылкой у милого Эразмуса получается лучше всего. Интересно, что у него с этой ведьмой с ХаЭр? Ответ на этот вопрос мне хочется знать. Хотя бы из простого любопытства.

Мы покидаем мертвецов над которыми трудятся слизни и отступаем. Ва еще немного колеблется над телами, но принюхавшись презрительно морщит морду. Неистребимый запах ног забивает все вокруг. Он вздыхает.

— Не переживай, наловим кроликов на ужин. Тут их куча, — успокаиваю его я. На мое предложение он соглашается, но напоследок все же мстительно сморкается в стяг герра Витовта потерянный в битве. Так, в качестве компенсации за мизерную добычу.

7. Ведьма из ХаЭр

Мы не спеша возвращаемся в наше убежище. Позади остается шорох слизней сползающихся на дармовое угощение. Всегда было интересно, откуда они знают, что где-то навалило вкуснятины? Ведь ни глаз, ни носа, ни ушей у них нет. Вообще ничего. Только рот с роговыми пластинами, жадный растягивающийся в большую воронку рот.

Обходя последнее тело, валяющееся чуть поодаль от основной группы, я не выдерживаю и бросаю на него взгляд. Не люблю мертвецов. В их виде есть что-то отвратительное, друг он тебе или враг — все равно. Такая отталкивающая некрасота в искаженном лице, потеках застывающей темнеющей крови. В картине большого «НИЧЕГО», в которое ты превращаешься, когда отдал богу душу. В той самой тихой бессмысленной картине, после которой для тебя ничего нет. Как говорит многомудрая матушка Ва, когда ты немножечко умер, то на все твои проблемы становится совершенно плевать.

У того мертвеца все как всегда — залитые почти черной кровью доспехи, осунувшееся лицо с провалившимися в череп глазами. Раскинутые руки в грязи. Размолотый дубинкой шит. И небольшой свиток, наполовину вывалившийся из-за панциря. Этого мне только не хватало. Свиток! Свиток! Явный признак воли владетеля. Вещь, ценимая подчас больше жизни.

Мой дракон беспечно перешагивает через тело, задевая хвостом. Для него в нем нет ничего интересного. А вот я останавливаюсь и, наклонившись, достаю бумагу. Становится совсем интересно. Поисковый отряд, один из воинов которого умеет читать. Уметь читать в нашем медвежьем углу совсем бесполезно, глухая неграмотность — отличительный признак коренного обитателя Старой Земли, так же как запах изо рта и от ног, цыпки и угрожающая рожа в дикой поросли нечесаной бороды. Книги здесь мусор, бумаги на тысяче неизвестных наречий — прекрасное средство для разведения огня. Умение читать одного из гвардейцев это плохой знак. Потому что любой непонятный знак в Долине — плохой.

— Трикси! Чего ты там застряла? — Ва не терпится охотиться на кроликов, брюхо он так и не набил, а Фогель, оставшийся у его запасов гнилушки, будит черные мысли. Выводы чешуйчатого по поводу нашего новоиспеченного товарища совпали с моими. Невообразимая алкогольная вместимость. Видно как дракон боится за свои драгоценные баночки.

Я разворачиваю бумагу, и сердце пропускает пару ударов. Вверху синяя печать Протопадишаха. Символы на ней мне не знакомы, но я точно знаю что там написано «Уплачено». Фирменный знак Белых земель. Злобными угловатыми символами чужого языка, на котором тут никто не разговаривает. Я даже не понимаю, откуда у меня это знание, я просто помню. Некоторые вещи достаточно попросту помнить, а не знать. Чуть ниже лаконично нацарапано «Девчонку живой, полюбому» и стоит удостоверяющая каракуля.

— Кролики сами себя не поймают, — тонко намекает Ва, но я молчу, перечитывая приказание.

«Девчонку живой» — прекрасный расклад. Отдавший приказ даже не подозревает, сколько ему станет увидеть принцессу Мусорной Долины Беатрикс в добром здравии. Припасов у меня более чем достаточно, хватит на каждого еще и останется. Хватит на каждую гнусную физиономию, которая на меня покусится. Свернув бумагу, я сую ее под броню и двигаю к нетерпеливому дракону. Еще один кусочек мозаики и я уверена, что собрав ее, буду совсем не рада.

— Они охотятся за мной, Ва, прикинь? Я нашла приказ подписанный Падишахом.

— Зачем? — он удивленно моргает третьим веком, пропуская мимо ушей то обстоятельство, что я нашла этот самый приказ на бумаге, Ва всегда зрит в корень. — У них есть наша Башня, припасы…

Взяв секундную паузу, он тихим голосом жалобно прибавляет к потерям.

— Еще тридцать четыре банки с’мгончика, Трикс. Тридцать четыре банки прекрасного с’могончика! Давно говорил тебе, что у нас маленькая тележка.

Я сочувственно глажу его по лапе, на когтях которой темнеют пятна крови. Не переживай, дружок, у нас тут образовалась небольшая война и к потерям стоит привыкнуть. Теперь уже никаких сожалений, придется терпеть до того момента, когда можно будет предъявить счет. В ответ на мое сострадание он благодарно вздыхает и дружески сопит. Мы поворачиваем за осевшую кучу мусора и петляем по тропинке, ведущей к Фогелю и временному лагерю. К нашим потерям стоит привыкнуть. Только так.

В животе у Ва урчит, этот звук сопровождает нас всю дорогу. Сегодня кроликам придется туго, меланхолично размышляю я. Голодный дракон наведет шороху и суеты в округе. Девчонку живой! Укуси свой зад, косоглазый. Внутри растет бессильный гнев. Хочется выругаться, но я сдерживаюсь. Принцессы не ругаются, как базарные торговки. До вечера остается совсем немного и нам придется заночевать в нашем убежище. Ночь — время дермонов, из нор появятся вамкрабы, павуки покинут гнезда из сухой травы, а сколопендры и листиножки никуда не денутся, просто станут незаметнее и опаснее. Ночью по долине шатаются только совсем отмороженные придурки и мой бронированный дружок Ва.

Красное солнце судорожно опадает за горизонт. Мнется, идет рябью, словно сдувающийся шарик. Мы проходим мимо очередных мусорных куч, чтобы через некоторое время спуститься в лощину и нырнуть под спасительный багровый полог плюща. В ф’томобиле картина маслом, наш отважный колдун набрался по самые брови и спит, развалившись на сидении. Ноги в стороны голова откинута, из уголка рта тянется нитка слюны. Милый Эразмус, что тебе снится? Судя по всему что-то приятное, принимая во внимание пустую бутылку с зеленой этикеткой и драгоценную баночку моего дракона валяющуюся под ногами.

— Трикси! — обиженно вопит чешуйчатый, — я тебе говорил, что от него надо избавиться? Смотри, что наделал этот придурок. Намешал твое винишко с с’мгончиком. От него один геморрой и никакой пользы.

— Я ему разрешила только одну, — защищаю Фогеля я, — про твою морковную пакость разговора не было. Справедливости ради, надо было его предупредить.

— Справедливости? Справедливости? — раздражается мой дружочек, — чувачок вылакал мою баночку, а ты говоришь о справедливости? Может мне хочется откусить ему его тупую башку? Меня же никто не предупреждал, что этого не надо делать?

— Не предупреждал, — соглашаюсь я, усаживаясь на остатки ветхого кресла, — с другой стороны, теперь его ожидает самое жестокое похмелье в жизни. А это похуже того, что ты хочешь сделать, согласись?

Дракон обиженно фыркает и двигает к тележке пересчитывать запасы. Теперь м’технику до них не добраться никогда, уж что-что, а беречь нужные вещи Ва умеет. Взять хотя бы тот случай, когда мы набрели на небольшой, разодранный окном контейнер с консервами. Тогда пришлось немного попотеть, отбивая его от непрошенных гостей из владений па Вазарани. От удара дубины меня спас шлем, а Ва пару дней прихрамывал, пришлось шить тонкой проволокой рану на его бедре. Ох и намучилась я тогда с этой проволокой. Проткнуть кожу воющего от боли дракона, который к тому же щелкает челюстями у тебя над головой — это подвиг, не каждая принцесса на это способна.

Я привычно отстегиваю ремни, откладываю шлем в сторону и вспушиваю волосы пальцами. Теперь их долго не придется мыть, а голова под шлемом сильно потеет. Еще одна проблема к тем, что имеются. Принцесса Беатрикс с немытой головой, за которой охотятся Протопадишах и гнусные бароны. Беатрикс потерявшая владения, Штуковину. Беатрикс у которой прочие беды. Бедная Беатрикс. Чем я это заслужила? Глупый вопрос.

Спящий колдун ворочается и тянет губы, словно целует кого-то. Кого? Ведьму из ХаЭр? Я чувствую укол ревности и вздыхаю. Бронепластовые мухи медленно кружатся над его красивой головой. Хочется шлепнуть его по затылку, чтобы он проснулся, но и так понятно, что ни к чему это не приведет. Морковный перегар чувствуется на расстоянии двух метров. Мой колдун безобразно пьян. Интересно, с чего это такой эффект? Я кошусь на баночку из под драконьего с’мгончика — совсем маленькая.

— Осталось пятнадцать, — трагическим голосом кукарекает Ва, — пятнадцать, Трикс! Если наши дела так пойдут дальше, я за себя не отвечаю, клянусь бородой Матушки.

Я тоже за себя не отвечаю, думаю я. Но вслух не произношу, принцессам необходима выдержка. Пусть даже у них немытая голова.

— Кролики? — чтобы хоть как-то отвлечься предлагаю я. Еда — лучшее средство от переживаний, в любых обстоятельствах. Если не знаешь, что делать — ешь. Или спи. Или пей. Всю эту полезную информацию, сообщила мне Матушка Ва. Сообщила его собственной зубастой пастью. Я уже сомневаюсь, существует ли она на самом деле или это выдумки моего дружка. А может она вообще божество всех драконов? Или божество алкоголиков в его мире? Добрая Матушка Ва которой все молятся и получают мудрые откровения.

Ва, который с шумом прячет драгоценные припасы в куче сухих листьев, согласно шипит. Можно было и не спрашивать. Бухлишко и жратва два слова, которые он произнес едва вылупившись. И единственные, какие он умеет читать. Во всяком случае, он так утверждает. Одно время я пыталась найти какие-нибудь бумаги на драконьем, чтобы дать ему прочесть. Просто так из интереса. Каждый раз он сетовал на то, что плохо видит. Врет, конечно. Видит он чуть хуже меня.

— Идем, Трикси? — Ва критически рассматривает неопрятную кучу листьев, его припасов не видно.

— Давай. До темноты еще пара часов, — говорю я. — Успеем подстрелить пару-тройку.

— Только давай его свяжем, — слишком спокойно предлагает он. Хитрый дракон не уверен в нычке и надеется, что я соглашусь. В ответ я включаю дуру.

— Кого?

— Твоего чувачка, — уточняет Ва. Я смеюсь, и он понимает, что я раскусила его хитрость. Понимает и обиженно машет лапой. Ну, тебя, Трикси! Фогеля мы не трогаем, пусть целуется со своей ведьмой. И хотя Ва тревожно посматривает на свой тайник и жалостливо вздыхает, мы покидаем убежище из багрового плюща. Я несу длинный пятизарядный посох. Очень точный посох, его припасом я могу попасть в голову кролику с двухсот шагов, а это само по себе под силу не каждому. Вернее, вообще никому. Дракон, который полагается на свою скорость и зубы — это знает. Добыть кроликов на ужин будет совсем нетрудно. Тем более, к вечеру поиски свернут, и выстрелы посоха вряд ли кого-нибудь не привлекут. Можно будет шуметь без опаски встретить немытого бородача с дубиной выбравшегося в Долину в поисках проблем.

Первого кролика я добываю уже через полчаса. Любопытная мордочка появляется из огрызка металлической трубы, я фокусируюсь, секунду рассматриваю его, а потом плавно жму на спусковую скобу. При этом я даже не задерживаю дыхание.

— Попала, Трикс! — восторженно свистит Ва. Я толкаю его тушу локтем, смотри, спугнешь остальных. Мой бронированный увалень замолкает, на охоте все должно быть серьезно. Это единственное мероприятие, в котором мой дружок не валяет дурака. Ведь дело идет о нешуточных вещах — о жратве. Попятившись с кучи назад, Ва замолкает. До меня доносится бульканье, конечно же он не оставил все баночки в тайнике. Никогда не знаешь, когда потянет подкрепиться. Ежу понятно, что нервы надо лечить. И лечить старым проверенным многими способом. Я приникаю к посоху стараясь дышать спокойно. Из-за кучи старого ржавого железа появляется второй кролик, он несется галопом, зажав в зубах что-то похожее на птичью кость. Дав упреждение, я жму на спуск, посох сухо щелкает, толкая меня в плечо. Два. Выследим еще парочку и ужин готов. Главное, чтобы нашу добычу не утащили сколопендры или не съели мусорные слизни. Как только слизень присасывается своим огромным ртом к кролику, считай все, мясо испорчено. Его уже не приготовишь, а уж тем более не съешь. Кролик портится стремительно, прямо на глазах расползаясь в вонючую слизь.

Мы возвращаемся уже в сумерках, почти в темноте. Странное время, когда тени становятся длинными и глубокими. В них боишься утонуть. Я осторожно ставлю ноги, чтобы не оступиться, а мой чешуйчатый дружок, в котором плещется уже пара банок морковного пойла беспечно шлепает впереди, на его мощной, в буграх мускулов, спине качаются пять тушек. Вся наша добыча на сегодня.

Теней я боюсь. Даже в броне, даже в застегнутом шлеме. Мне кажется, что вот-вот из них выскочит похожий на пучок сухих палок павук. Низко завизжит, и бросится на меня. И тогда нужно будет постараться остаться в живых. При встрече с павуками, даже Ва немного осторожничает, в ловчих сетях, которые они удерживают длинными передними лапами легко запутаться. А разорвать их большая проблема.

Время теней и багровый отсвет ушедшего за горизонт солнца нагоняют тоску. Как же хорошо было в нашей уютной Башне! Несмотря на постоянный зов Штуковины у меня в голове. К нему можно было привыкнуть, тем более за каменными стенами его почти не было слышно. Я ловлю себя на мысли, что немного по нему скучаю. Полная тишина как оказывается неприятна. Неподалеку вспыхивает утробный визг охотящегося павука, а потом шум схватки. Мы ускоряем шаг. Почти бежим, оставляя потасовку позади.

Окрестности постепенно оживают, начинают ворочаться в сумерках. Ночь льется с неба как черная вода, медленно пропитывая Долину нефтяной тьмой, в которой слышен шум большой охоты на жратву. Когда до убежища остается пара минут, я уже начинаю волноваться: как там бедный Фогель? Может быть, его утащили павуки? Думать об этом неприятно. Вот только почему? Почему мне не плевать, что кого-то утащили павуки? Из-за Штуковины? Ведь Фогель нужен, чтобы ее починить. Как он там это делал? Засунет руки в ее потроха, что-то наколдует и она оживет. И снова примется меня звать. Тут нужно разобраться, Трикси. Нужно серьёзно разобраться! И я пытаюсь, хотя это не приносит никаких результатов. Меня это даже немного злит. Когда мы спускаемся в лощину, я улавливаю небольшой дымок, просачивающийся из груды кажущегося почти черным в сумерках плюща. От сердца отлегает. Милый Эразмус проснулся и развел огонь.

— Салют, поганец! — раздраженно приветствует колдуна Ва, — проснулся?

Идиотский вопрос, как по мне. Конечно м’техник проснулся и сейчас сидит, нахохлившись над старым колесным диском в котором пляшет пламя костра. Голова у него раскалывается — это видно невооруженным глазом. Он бросает на нас взгляд и присасывается к фляжке с водой. Мне хочется погладить его. Прижать к себе, царапая керамической броней. Нежно прижать, сказать что-нибудь успокаивающее. Но я сдерживаюсь.

— Болит, колдун? — негромко спрашиваю я и устраиваюсь у очага.

Он молча кивает головой, а потом хрипло интересуется.

— Кто там был?

— Так. Ерунда, поисковый отряд гвардейцев и Витовт — святой. Десяток человек и рыцарь.

— Мы победили? — уточняет он и трет лицо ладонью.

— Без проблем, чувачок, — встревает Ва, которому прямо сейчас необходимо предъявить претензии касающиеся выпитой гнилушки. Дружочку не терпится получить по счету, несмотря на то, что вся его драгоценная морковная табуретовка в свою очередь украдена у местных крестьян. То, что дракон присвоил, он абсолютно справедливо считает своей собственностью. Я вздыхаю, если они не остановятся, придется принимать меры.

Фогель грустно смотрит на дракона и икает. Сейчас ему не до перепалок. М’техника мутит, а навалившаяся темнота, из которой несутся звуки дермонов, вызывает полное уныние.

— Тронешь баночку без моего разрешения, пеняй на себя, — угрожающе булькает дракон.

— А то что? — невпопад реагирует Эразмус.

— А то! — заявляет Ва, — откушу твою тупую башку.

Я прерываю их ругань, слушать ее совсем не хочется, есть дела поважнее. Достав распоряжение Протопадишаха, я тяну его Фогелю.

— Теперь на меня охотятся, колдун, представь!

Сузив глаза, он пытается прочесть небрежные символы на бумаге, а потом отрицательно мотает белокурой головой.

— Я не понимаю, принцесса.

Ну, хоть чему-то он научился, вздыхаю я. Запомнил, как ко мне обращаться.

— Как не понимаешь?

— Абсолютно. Я не могу это прочесть, — он отрывает взгляд от бумаги и смотрит на меня. На лице то самое непонятное выражение, которое возникло при нашей первой встрече. Что-то прячется в его красивых глазах.

— Мои баночки… — Ва пытается вернуть утраченные позиции. Приходится остановить его жестом. Обиженный дракон поворачивается к нам спиной и принимается потрошить тушки кроликов, внутренности небрежно шлепаются вокруг нас.

— Тут написано «Девчонку живой, полюбому», — терпеливо объясняю я. — Это значит, что Протопадишах будет и дальше нас искать. Еще никому не удавалось улизнуть от него. Ну, кроме меня.

Фогель безразлично пожимает плечами, будто и ждал такого развития событий. Отблески костра ползают по его грязному лицу. Гладят белую кожу. Достав платок, я немного смачиваю его слюной и пытаюсь оттереть пятно на щеке. Опешивший колдун пытается отстраниться.

— Не бойся, дурачок, у тебя грязь на щеке.

Он понимает и сдается, позволив мне навести чистоту. Воспользовавшись моментом, я немного касаюсь его кожи. Чувствую пальцами тепло.

— Спасибо, принцесса, — произносит он, а потом лезет в броню рукой. — Совсем забыл! Надо поставить пугалку от местного зверья. Ночью тут просто кошмар творится.

Он вынимает полупрозрачную пластинку своего унитестера и возится с вспыхивающими под пальцами кнопками. Я смотрю, как он сосредоточенно колдует. По пластинке текут голубые молнии.

— Слушай, Эразмус, я тут заметила, — безразлично говорю я, — когда ты спал, ты вроде кого-то целовал во сне? Кого? Ведьму из ХаЭр?

Пальцы замирают над разноцветными кнопками.

— Ее зовут Элис, — глухо произносит Фогель. Из-за красного плюща доносится протяжный вой. Я отвожу глаза и пытаюсь проникнуть взглядом во тьму, прислушиваясь, что происходит внутри меня. Ее зовут Элис! Вот оно как! Так и знала, что у нее самое дурацкое имя из всех возможных.

— Мы поссорились, — продолжает колдун, — она теперь со мной не разговаривает. Жаль, что не могу вам ее показать, тут не ловит гипернет.

— Показать? — переспрашиваю я.

— Ну, фотку, принцесса.

Мне эти колдунские слова ровным счетом ничего не говорят, а вот то, что они поссорились, меня отчего-то радует. И я фыркаю, вызывая недоуменный взгляд собеседника. Хорошо, что в этот к нам протискивается Ва с тушками кроликов, избавляя меня от необходимости объясняться.

— Время пожрать, — безапелляционно заявляет дракон. Я благодарно улыбаюсь ему.

8. Железные ноги Протопадишаха

Итак, ее зовут Элис, эту ведьму из ХаЭр. И Фогель кажется, с ней целовался. Я скольжу взглядом по странице книги. Делаю вид, что читаю. Ведь хотела просто отвлечься, узнать, как себя ведут принцессы в данной ситуации. Как они себя ведут, если их знакомый колдун целовался с ведьмой и такой расклад им ни разу не нравится.

«Ведите себя сдержано в любой ситуации. Даже если туфли вам жмут».

Ценный совет. Я кошусь на ботинки на толстой подошве, крепления которых недавно расстегнула. Ноги должны отдыхать, завтра придется много ходить, если хотим убраться с дороги гвардейцев. Даже если туфли вам жмут! Смешно. Никогда не носила туфель, надо как-нибудь попробовать. Ну, то есть найти их где-то в мусоре. В Долине на самом деле куча стоптанной обуви, стоит только поискать. Крестьяне никогда ее не берут, как и многие вещи, которые считают колдовскими предметами. Смешные, от тесной обуви еще никто не умирал.

Все-таки интересно, как она выглядит? Эта Элис. Какая она? Я плюю на пальцы и переворачиваю страницу. Наверное, уродина в жмущих туфлях.

Глава тридцать вторая. «Как протягивать руку для поцелуя»

Вот ведь чушь. Только заметила, какая чепуха тут написана. Протянуть руку для поцелуя в Мусорной Долине — гарантировано лишиться ее, а может быть и головы, как повезет. Из-за плюща доносятся шорохи и визг дермонов. Совсем рядом гудят вампкрабы. Низко, на одной безумной ноте. Словно у них там целая стая сошла с ума и поет песни. Хотя это и есть песнь. Песнь жадности. Ночь в Долине нелегко вынести, это время когда все охотятся на всех. Сколопендры, вампкрабы, павуки, листиножки, галеи и мусорные слизни. Впрочем, слизней никто не ест. Во всяком случае, я об этом никогда не слышала. Ва говорит — пробовал. Говорит, и корчит недовольную морду. Это удивительно, потому что Ва ест все.

«Принцесса подает руку без перчатки и любых удерживаемых в ней предметов. Есть смысл наклонить кисть немного влево…»

Ну да, ну да. Прекрасный способ для того, чтобы попасть кому-нибудь в лапы. Кому-нибудь особо неприятному, вроде вонючего бандита, маскирующегося под крестьянина. У которого всегда что-то припрятано. Вроде дубинки или топора. Такому сначала надо показывать заряженный посох, а уж потом уточнять, как его зовут, что ему надо в моих владениях и не пошел бы он к черту, пока цел.

— Что это? — интересуется Фогель, рассматривая тушку, насаженную на прут. Отвлекшись от книги, которую читаю в свете костра, я обращаю на них внимание. Надо держать ухо востро, не дай бог опять сцепятся. В этой отчаянной ситуации любой союзник большая ценность. Тем более припасы к посоху Фогеля я вернула. А пользоваться им он умеет, тут техника нехитрая — переламываешь посох на шарнире и вставляешь два цилиндрика припаса в камору. М’техник перезаряжает быстро, я заметила. Целится, конечно, как бог на душу положит. Ну, да ладно. В любом случае, с двадцати шагов не промажет.

— Ты о чем? — с сарказмом переспрашивает Ва.

— Мясо, — уточняет колдун.

Дрова в колесном диске потрескивают. В старом ф’томобиле очень уютно, почти так, как было в Башне. Только вокруг не серый камень, а хлипкая занавесь из багровых листьев, на которой пляшет обморочный свет. Глядя на беседующих дракона и м’техника, я в очередной раз понимаю, что такое муки выбора. Выбора между близким другом и чем-то, что у меня внутри. Какой-то мыслью, которую я пока никак не могу уловить.

— Кролик, чувачок, — чавкая, отвечает Ва. Его пасть набита мясом, видно, что он испытывает от этого факта удовольствие. Огненные всполохи в его глазах зрелище фантастическое, известно, что драконы отлично видят в темноте, за роговицей у Ва — светоотражающий слой. Когда он слоняется по Долине ночью нужно иметь крепкие нервы, чтобы не околеть от страха.

— Кролик? — удивленно переспрашивает колдун. Свет костра вымывает его бледное лицо из тьмы, но тонет в угольном доспехе, отчего кажется, что его вихрастая голова висит в воздухе.

— Кролик, кролик, — заверяет довольный собеседник и сыто рыгает, — вот представь, каково это родиться где-то в мусоре, прожить пару лет питаясь грызунами, иметь планы на будущее, семью, детишек и вот так мерзко закончить с палкой в заднице. Мир несправедлив, клянусь бородой Матушки.

— У нас это называют кошкой, — сообщает м’техник. — Мы их не едим.

— Ну, да, конечно, — недоверчиво говорит Ва, шарит лапой в деревянном ящике в и вытаскивает оттуда явное доказательство вранья Фогеля, — а готовите из них консервы. Видишь? Что нарисовано?

— Кошка, — говорит тот. — Это кошачий корм. Судя по всему просроченный. Глянь, как раздуло пакет.

— Сам ты кошачий корм, — оскорбляется дракон, потом вскрывает упаковку и закидывает содержимое в зубастую пасть. Я с интересом жду продолжения, на самом деле эти странные консервы, упакованные в мягкую пленку с цветной картинкой изображающей упитанного кролика, мне тоже нравятся. Обычно после выбросов их много в мусоре, слизням тяжело справится с фольгированным пластиком, а для нас легкая добыча — меньше усилий, чтобы выжить. Ва с видом знатока дегустирующего старое вино несколько секунд загадочно жует прикрыв глаза для большего эффекта.

— Чистый кролик, приятель! Прекрасное послевкусие, — заявляет он и делает большой глоток из банки с морковной гнилушкой. — Отлично сочетается с с’мгончиком. Или ты скажешь, что вафельки тоже не из кролика?

— Какие вафельки? — морщится Фогель. Мне его жалко, он почти ничего не ел за последнее время, только странные желатиновые колбаски, которых у него небольшой запас. Но, ничего, привыкнет. Местная кухня специфичная, но тут есть и совсем отличные вещи. Те же креветки, предположим. Я разглядываю Эразмуса: лохматая голова, длинные ресницы. Какой же он все-таки милый! Я хочу, чтобы он научил меня целоваться. Ведь целовался же он с той уродливой ведьмой с ХаЭр? Как-нибудь решусь и прикажу себя поцеловать, что он скажет? Надо почитать, как это делается. Я задумываюсь, а когда совсем близко слышен шорох лап, а потом предсмертный писк, автоматически проверяю короткий посох на бедре. Все нормально, он под рукой, легко выходит из петли.

— Ты вообще тупой? Не знаешь, что такое вафельки? — хрюкает Ва, демонстрирует сухие кусочки в желтой упаковке, а потом набивает ими пасть и хрустит, — видал?

— Это собачий корм, — устало поясняет колдун, — вы едите кошек и собачий корм. Это не нормальная еда. От вашей можно подхватить инфекцию.

Нормальная еда, я вздыхаю, интересно, креветки — нормальная еда? Мы порядочно удалились от реки, да и вершей у меня с собой нет. Все осталось в Башне. Проклятый косой Протопадишах все отнял. Теперь понятно, что дело даже не в блескушке и не в моих владениях. Дело во мне самой. Я вдруг оказалась сама для себя большой проблемой. Почему? Вот загадка, которая пока не поддается решению.

— Фекцию? Что за ерунда эта фекция? — Ва не перестает жевать. Он пришел в благодушное состояние, потому что поел и набрался гнилушки. Мир кажется ему светлым, несмотря на царящую вокруг беспросветную темень. Пока есть морковная табуретовка моему дракончику плевать на проблемы. Единственное, что может его тронуть это мои слезы. Если я заплачу, он готов на все. Правда, я пока еще ни разу не плакала, не давала ему возможность совершить подвиг.

— Инфекция, — разъясняет м’техник. — Можно заболеть. Отравиться и умереть.

Бронированному алкоголику это понятие незнакомо. Ва вообще не может отравиться, он ходячая фабрика по переработке любой пищи, и набивает брюхо всем, до чего может дотянуться. Чтобы отравить, нужно скормить ему что-нибудь совсем несъедобное. Какого-нибудь совсем больного искателя приключений.

— Галиматья, чувачок! Ты совсем сбрендил с похмела, — ставит диагноз бессердечный дракон и довольно гукает.

— Сам ты галиматья, — огрызается Фогель, — и тупой тоже.

Приходится их прервать, пока споры о кулинарии не вылились в потасовку. Победа в которой, несомненно, досталась бы Ва. Я прерываю их препирательства.

— Надо спланировать, что мы будем делать дальше. У кого какие идеи?

— Утром отобьем Башню и всех перекокаем, — тут же предлагает дракон, — сколько их там? Пятьдесят? Сто?

— Прекрасный план чтобы дать дуба прямо там, — одобряю я, — все дружно умрем. А что в таком случае делать со Штуковиной? Она сломалась.

— Из-за этого придурка, — определяет злопамятный чешуйчатый. Фогель морщится и возражает.

— Не из-за меня, а потому что полетел р’делительный контур. Сломался от старости, понимаешь, ящерица? В обычном случае, это совсем не проблема. Если бы ловил гипернет, я бы купил его в Бермегемеркте за пять минут, — сообщает он. — Уже бы давно поставил.

— Где-где купил?

— Бермегемеркт, гиперторговля. Понимаешь?

— Бырбырбыр? Гиприпля? — кукарекает Ва и хохочет. — Ты сам понимаешь, что несешь, чувачок? Я от твоих названий скоро лопну.

— Ааа! Ну, вас! — м’техник сокрушенно машет рукой в очередной раз убедившись в нашем полном непонимании колдунских терминов. — Это место где продают всякие вещи.

— Типа нашей ежегодной ярмарки? Там где продают морковку и прочее, — оживляется дракон, который неплохо наживается на случайных торговцах, забредающих в Долину. И в сфере его интересов вовсе не морковка. — А где это?

— В гипернете. В сети.

— Мы можем туда попасть? — интересуюсь я.

— Никак, принцесса, — отвечает Эразмус и показывает мне свой унитестер, — видите? Ни одной полоски. В вашем свинарнике ничего не ловит.

— И какой выход? Как ты будешь чинить Штуковину? — я пропускаю мимо ушей этот самый «свинарник». Я бесконечно терпелива и добра. Запредельно терпелива и исключительно добра к колдуну Фогелю. Даже не знаю, откуда это у меня. Когда я с ним разговариваю, я чувствую себя Матушкой Ва — королевой всех алкоголиков в округе, у которой большое сердце и ангельский характер. К этим новым ощущениям стоит привыкнуть.

План у м’техника простой и одновременно непонятный.

— Как уже говорил, сниму контур у старой Машины, — за его спиной сквозь плющ пытается проникнуть сколопендра, унитестер вспыхивает синим и она тут же с сухим щелчком улетает наружу, Фогель даже не оборачивается. Просто бросает взгляд на свою пластинку и объясняет — Пугалка, принцесса. Пока она работает, сюда никто не проникнет.

— Значит, старая Штуковина? — говорю я, откладываю книгу и беру кусок кролика. С него бежит прозрачный жир, капает в пыль у ног, расплываясь темными пятнами.

— Да, — отвечает Фогель, — до нее далековато. Вот, видите, точка?

На унитестере в самом углу горит красный огонек. Я пытаюсь определить расстояние, но у меня ничего не выходит. Близко- далеко, понятия растяжимые. Зато Ва во всем всегда уверен и бесцеремонно лезет в беседу с ценными наблюдениями.

— Мы дотуда никак недопехаем, лопух ты. Протопадишах сцапает нас раньше. Эта тварь очень упорная. Говорят, когда он выпал из окна ему отхватило ноги по самое интересное. И он неделю полз до Белых земель на руках, прикидываешь?

— И как же он теперь передвигается? — недоверчиво уточняет Эразмус Фогель.

— Приделал себе заводные, — сообщает дракон и делает экономный глоток из баночки. — Теперь бегает быстрее нас с тобой.

— Свистишь ты все, — колдун смотрит, как я ем, в его глазах плещется голод. Я протягиваю ему особо аппетитную ножку. Бери, милый. Он пытается отказаться, но потом сдается, с ходу вгрызаясь в мясо. Мне хочется погладить его по голове, но я сдерживаюсь. Во-первых, я принцесса, а во-вторых мои руки уделаны в кроличий жир.

— Ничего я не свищу, — оскорбляется Ва и возмущенно прикрывает глаза, — поинтересуйся у Трикси, если мне не веришь.

М’техник отрывается от еды и бросает на меня взгляд. Приходится подтвердить то, что мой приятель абсолютно прав. Косоглазый на удивление быстро передвигается на своих железных ногах. И они действительно заводные.

— Но тут же нет таких технологий? — Фогель по-прежнему нам не верит.

— Колдунство, — уточняю я, облизывая пальцы, а потом делаю основательный глоток теплого вина, — одно время люди из Белых земель прочесывали Долину в поисках каких-то деталей. Чуть ли не каждый день приходилось отбиваться. Скажи, Ва?

— Славное было время, — подтверждает уже порядком захмелевший дракон. — Белоземельцы это тебе не прочие оборванцы. Пришлось попотеть. Они даже умудрились подстрелить Трикси. Покажи ему, Трикс!

Показывать шрам я стесняюсь, поэтому отрицательно машу головой, все-таки мы не настолько близки.

Пока.

Видно, что колдун не верит в железные ноги Протопадишаха и недоверчиво поджимает губы. Его право, конечно. Я делаю еще один глоток. Все-таки холодное, намного лучше. Может еще все устаканится? И мы вернемся к прежней жизни? И Фогель останется с нами. Мы вернемся в Башню, и будем гонять местных баронов. Все будет так же весело, как прежде. Я знаю, что этого уже никогда не будет. Все бесконечно поменялось и я часть этой истории.

— Не веришь, чувачок? Твое дело, — говорит мой чешуйчатый дружочек, — только заметь! Я в твои земли, с которых вы сбрасываете мусор нам на головы, уже почти поверил. Как ты там говорил? Точки на небе?

— Потому что так оно и есть, дурья твоя башка, — твердо заявляет Фогель, копается в броне и достает бумажный цилиндрик сиги, — там огромные миры, на которых живут люди. Много людей.

На удивление Ва просто пожимает плечами. Как хочешь, приятель. Пусть будут миры. Оставшись победителем, довольный м’техник прикуривает и выпускает облако дыма. А потом интересуется.

— Так, что мы будем делать? Пойдем к старой Машине? Другого способа избежать прорыва энергии нет. Без р’делительного контура Машина рванет.

— Чтобы добраться до второй Штуковины завтра будем быстро-быстро делать ноги, — говорю я, протягивая ему бутылку. — Придется сильно поторопиться, чтобы оторваться от гвардейцев.

Он отхлебывает, а потом неожиданно мрачнеет, припомнив что-то, что совсем упустил из виду. Какую-то очень важную деталь. Долго сидит и задумчиво смотрит на пламя костра. На лице пролегают глубокие тени. На сиге серый столбик пепла. Еще чуть и он обожжет колдуну пальцы. Мы молчим. Дракон, потому что занят остатками кролика, а я, потому что умею ждать ответов на не заданные вопросы.

— Моей батареи в костюме, хватит примерно на полдня, — наконец признается Фогель, — мне придется избавиться от доспехов и идти так же быстро как сегодня, я уже не смогу.

— Так же быстро как сегодня? — ухает Ва, оторвавшись от жратвы. — Сегодня ты полз как слизень, приятель! Протопадишах загнал бы тебя как кролика, даже без своих железных ног. Только на руках.

Я смотрю на м’техника, который пожимает плечами. Простите, принцесса, совсем забыл. Так. Образуется еще одна проблема, и ее нужно будет решать. Хорошо еще, что мы уже ближе к краю Долины. И если будем двигаться дальше, то скоро окажемся в местах, в которых ни мы, ни гвардейцы никогда не бывали. По-моему, это пара дней пути. Пара дней и у нас появится шанс ускользнуть. Я смутно припоминаю небольшое баронство в том направлении. Совсем захудалое и бедное. Было оно там? Или нет? Может там удастся раздобыть пони или заправленный м’тцикл? Тогда колдун может поехать верхом.

Признаться, надежда улизнуть слабая. Фогель еще полдня будет путаться под ногами, вздыхать, хрипеть и сморкаться, а потом совсем сдохнет и придется его как-то нести. Кроме того, если он бросит доспех, то станет совсем беззащитным перед Мусорной Долиной. Та, прихлопнет его в один момент. Даже не поморщится. Мне было бы жалко его потерять.

— Я могу его немного понести, когда он не сможет бежать, — неожиданно предлагает Ва. Я в удивлении смотрю на него.

— Что-то не так, Трикси? Мне вот пришло в голову.

Мой замечательный великодушный алкоголик сидит с глуповатым видом. Я поднимаюсь, подхожу к нему и обнимаю. Спасибо, дружочек.

— Но это ненадолго, — уточняет он. — Пока что-нибудь не придумаем, лады?

— Ты мой самый лучший друг, Ва, — серьезно говорю я. Он удовлетворенно квакает и улыбается. Улыбка у моего приятеля дай бог каждому. Самая обаятельная на Старой Земле. На нее невозможно смотреть без содрогания, особенно сейчас, когда между зубов застрял кролик.

Итак, завтра мы двинем дальше. Утром соберемся и помчимся к краю Долины, за которым лежит неизвестность и красная точка. Интересно, как выглядит Эразмус Фогель без доспехов?

Я проваливаюсь в свой лучший из снов. Проваливаюсь, слушая, как за багровыми листьями шумит Долина. Возможно, все получится. Во всяком случае, есть надежда. Когти, быстрые ноги и заряженный посох. Все это у нас найдется. Костерок в старом колесе медленно умирает, вспыхивая последними искрами, в темноте иногда потрескивает унитестер Фогеля, вышвыривая из нашего ржавого пристанища очередную голодную тварь. Слышно как булькает мой спящий дракончик, рядом сопит милый Эразмус. Я беззвучно шепчу его имя. Обязательно прикажу ему научить меня целоваться. Завтра. А может чуть позже, когда решу сама.

9. Самое справедливое место в мире

Мы выходим еще до рассвета, когда ночной жор стихает и почти все дермоны уже расползлись по норам. Багровый свет еще не взошедшего солнца уже начинает разбавлять ночную темень. Ва волочет тележку, а мы с Фогелем шагаем, позади, прикрывая тылы. Мой дружок немного перебрал вечером и с утра поправился баночкой благословенной гнилушки, которая привела его в фиолетовое состояние духа. Стоит признать, чешуйчатый отморозок само совершенство, если нужно с кем-нибудь немного повоевать. В любом состоянии ему необходима только капелька зловонючей амброзии, чтобы быть готовым ко всему. Я гляжу на точки в рассветном небе над нами. Они еле видны в призрачном багровом сиянии.

Чтобы вы понимали, миры, с которых валится мусор — там.

Так сказал Эразмус вчера. Я пытаюсь сфокусироваться, чтобы их увидеть, но ничего не получается. Маленькие искорки дрожат в ознобе, это все, что я могу разглядеть. Огромные миры, на которых живет много людей. Интересно, они больше Долины? Эти маленькие светлячки. Мои владения тянутся перед нами: огромные поля заросшие травой с редкими рощицами, разбросанными от горизонта до горизонта.

— На каком из них твоя ведьма? — спрашиваю я у колдуна мрачно топающего рядом. У него трясется голова с похмелья, и он осоловело смотрит на меня. Совсем отупел, мой красавчик. Всегда знала, что дружба с драконьим пойлом до добра не доведет.

— Да?

— На каком из них твоя ведьма? — повторяю я и показываю на точки в небе.

— А. Отсюда не видно, — ему отчаянно хочется воды. Видон у м’техника так себе, даже бронепластовые мухи стали вялыми. И теперь кружатся почти у его макушки. Количество их сильно уменьшилось, то одна, то другая снижается и падает в траву.

— Плохо тебе? — участливо интересуюсь я. Фогель обреченно кивает.

— Это фекция, — авторитетно заявляет злопамятный дракон, который подслушивает наш разговор. — Не надо было разевать пасть на чужое. Встало поперек горла, чувачок. Есть большая вероятность откинуть копыта.

Мой чешуйчатый увалень мнит себя великим диагностом, и выдает заключения, даже не оборачиваясь. Эразмус по-детски хмурится и бросает грозный взгляд на противника. Драконья спина выражает презрение лучше тысячи слов. Я немного ускоряюсь, и милосердно сдернув с тележки недопитую бутылку вынимаю зубами пробку, предлагаю колдуну подкрепиться. А потом продолжаю расспрашивать.

— Ну а какой он, этот мир, где живет твоя ведьма?

— Она не моя, — мой собеседник делает большой глоток. Потом вынимает из доспехов прозрачную колбаску, половину от которой протягивает мне. На вкус она так себе, пресная и упругая. Разжевать ее трудно, и она липнет к зубам словно замазка. В качестве закуски эта вещица полнейший дрек. Хуже тех продуктов, что мы находим в выброшенном из окон мусоре. Колдун жалуется, что питался этими колбасками целый месяц, пока торчал перед нашими воротами. Его контора предпочитает экономить на питании сотрудников. Как можно жевать замазку целый месяц я не могу себе представить.

— Мы поссорились пять месяцев назад, — продолжает Фогель, — вернее четыре месяца и двадцать один день назад. Теперь она со мной даже не разговаривает.

Вот это уже интересно. Я хмурюсь, двадцать один день! У него глубокая память, либо глубокая рана на сердце. Второе предположение меня совсем не обрадовало. С такой грустью мой милый м’техник произносит это число. Будто сейчас расплачется. Я пытаюсь произнести про себя: «двадцать один» и расплакаться. Ни черта не выходит.

Тележка впереди нас поскрипывает, любопытный дракон внимательно прислушивается. Я забираю бутылку, тоже делаю глоток и морщусь. Все-таки теплое вино, пусть даже и с зеленой этикеткой, совсем не тот компот. Интересно, когда это все закончится? А главное — чем? Долина стелется перед нами, в этих местах мусор уже старый. Его кучи оплыли и почти доедены слизнями. Трава и деревья поменялись с ним местами и теперь не растут между хламом, а наоборот — хлам лежит в траве редкими местами. Теперь в нем вряд ли можно найти что-то интересное. Только ржавые остовы ф’томобилей и то, что не по зубам слизням.

Я вздыхаю, плакали дополнительные припасы к посохам. Если попадем в большую передрягу, придется экономить. Ничего я тут не найду. Миры вверху перемигиваются друг с другом. Не верится, что эти точки такие же, как Старая Земля. Такие же большие, просто до них очень далеко. Хотя, на самом деле мы с Ва никогда об этом не задумывались. Было незачем. На одном из них эта дурацкая Элис, по которой сохнет Фогель. Черт бы ее подрал, эту потаскушку.

— А почему поссорились? — продолжаю выпытывать я, — кстати, можешь называть меня принцесса, если не трудно.

Очередной бесполезный урок хороших манер. До него туго доходит, в этом я уже убедилась. Тем не менее, колдун кивает как фигурка животного на панели ф’томобиля. Такие забавные безделушки мы находим периодически. Практической пользы от них ноль целых ноль десятых, но они же для чего-то нужны? Для чего-то нужны, как и все, что лежит здесь.

Как все мы. Для чего-то нужны. Последнее я повторяю про себя. Для чего-то я нужна Протопадишаху.

— Эли подумала, что я целуюсь с Аникой из зарплатного. Была вечеринка по случаю восьмисотлетия конторы. Все тогда напились

То, что все напились у меня не вызывает никаких сомнений, я автоматически отмечаю восемьсот лет. Нифига себе у них возраст у королевства. Очуметь можно.

— А ты целовался?

Господи, что я несу? На меня охотится косоглазый, Штуковина со дня на день взорвется, окрестные бароны сошли с ума, а я интересуюсь целовался ли милый Эразмус с какой-то дурой Аникой. Владелица Мусорной Долины принцесса Беатрикс пытается разобраться с девками колдуна, которого знает чуть меньше чем никак. Еще поинтересуйся, понравилось ли ему. Глупая Беатрикс..

— Я не помню, много выпил тогда, — откровенничает м’техник. — Совсем ничего не помню, принцесса.

Ага, ничего не помнит. Я начинаю немного злиться, все они мазаны одним миром: взять хотя бы Ва, который как-то, раз притащил из деревни единственный самогонный аппарат барона бом Трасселя и мы были вынуждены вести войну на истощение пару недель. Вонючки из армии моего престарелого женишка шныряли повсюду, доставляя массу неудобств при вылазках в Долину. Мафун тогда надорвался, отпугивая грязных бородачей.

— … Всю ночь скотч, и шесть гамбургеров,

Пара сиг на завтрак — и только тогда я в порядке….

А мне пришлось подстрелить пару особенно упоротых. Все продолжалось до того момента, пока я не потребовала у Ва выкинуть железяку у нашего указателя — приманки. Дракон тоже отмазывался тем, что ничего не помнил.

— Само как-то нашлось, Трикси! Ты мне веришь?

Конечно же, я ему не поверила. Все читалось на хитрой морде: ему хотелось делать гнилушку самому, исключив из уравнения ненадежного посредника — крестьян. Впрочем, та великая война закончилась ничем. Сажать морковку мы поленились, а принцип самогоноварения так и не поняли.

Интересно, почему мужчины ничего не помнят? Совсем ничегошеньки. Я, предположим, помню все.

— Теперь тебе прямая дорога в рыцари, — бессердечно заключает Ва, — бабы теперь тебе противопоказаны. Слишком злопамятны. Не удивлюсь, что эта самая Элис уже перетерла с Аникой в какую жопу мира тебя послать. Обиженная женщина не остановится, пока у тебя не отсохнут кокушки, клянусь бородой моей Матушки.

Фогель злобно показывает средний палец монументальной спине, на которой болтаются комичные маленькие крылышки, но вслух ничего не говорит. Усмехнувшись, я делаю маленький глоток из бутылки. Ничего, дорога нам предстоит длинная, и может быть, он привыкнет к моему бронированному дружку. Тем более, как ни странно, Ва ведет себя почти миролюбиво. Во всяком случае, мне так кажется. Хорошо бы, если бы они подружились. Мой дракон и мой личный м’техник.

Мой дорогой личный Эразмус с серо-голубыми глазами под женскими длинными ресницами. Идти ему тяжело он пыхтит как расстроенный еж.

— Далеко еще? — меняю тему я, мудро заключив, что хорошего понемножку и похмельного колдуна надо временно оставить в покое.

— Не могу сказать, принцесса, — отвечает Фогель, — Машина не работает. Из-за этого я не могу ни подзарядить батареи в броне, ни связаться со спутником. Совсем ничего не могу. Есть только карта и компас.

Ничего он не может, вот оно что оказывается. Штуковина уснула, а спутник не отвечает. Кстати, что такое спутник? Еще бы что-нибудь понимать в этом всем. Как же все было просто, пока не появился этот мой колдун! Я и Ва. Веселые поиски ненужных вещей, безо всяких обязательств. Никуда не нужно было идти, некуда спешить иначе все закончится крахом. Никаких обязательств. Блаженство.

Эразмус неуклюже топает рядом. Даже в этих обстоятельствах мое сердце тает. Я гляжу в беспомощные глаза, виднеющиеся за забралом шлема. Проделать это легко — мой визор темный. Колдун ни о чем не догадывается.

Через несколько утомительных часов мы останавливаемся ненадолго, чтобы скорректировать маршрут. Красная точка, кажется, стала ни на миллиметр ближе. Топать до нее еще далеко. До границ Долины, через болота, через реку. Вот это уже становится интересно, плавать я не умею от слова совсем. Впрочем, и болота радости особо не доставляют. Болота у нас топкие и чтобы их перейти нужно сильно постараться.

Обходного пути на карте Фогеля не наблюдается. Ну не совсем же я выжила из ума соваться в Белые земли? Тем более, что не севере горы, перевалить через которые невозможно. Возвратиться назад и попытаться обойти через владения баронов, тоже вариант так себе. Неизвестно сколько это займет времени, да и войска баронств не дадут нам скучать.

Да уж. Я даже нервно хихикаю. Теперь тебе не придется скучать, Беатрикс Первая. Это факт. Фогель завороженно смотрит на меня, не понимая, почему я смеюсь. Глупыш. Принцессы смеются когда им хочется и никогда ничего не объясняют.

— Трикси, — Ва отрывает меня от невеселых размышлений, — глянь!

Он не участвует в обсуждении маршрута, ему на это плевать. Лишь бы идти вперед навстречу приключениям. Вписаться в какую-нибудь передрягу. Он постоянно в поисках неприятностей, поэтому и замечает кое-что раньше меня. Кое- что интересное. Я отдаю унитестер Фогелю и двигаю к своему чешуйчатому дружочку, застывшему соляным столпом рядом с нашей тележкой. Тот крякает, посмотри Трикси и протягивает железный коготь, указывая на два темных пятнышка вдалеке.

Я приглядываюсь и уясняю что перед нами два рыцаря, которые нас не замечают, потому что заняты.

— Что они делают? — Фогель трется около нас. Колдует пальцами над своей драгоценной пластиной унитестера. На ней проступают темные точки, Эразмус тыкает в них и они тут же приближаются, превращаясь в людские фигурки в броне.

— Ритуал перед битвой, — бросаю я, автоматически оценивая шансы сторон. Тот, что пониже и потолще, мне нравится больше, на его латах меньше ржавчины.

— Ритуал?

Он возится со своим колдунским аппаратом, наводя резкость. Боги! Колдун не только глух, но еще и слеп. Как бы на меня смотрели бароны, если бы я всюду шаталась с подобным осколком стекла? Подождите, я сейчас наведу вам шороху, только потыкаю пальцами. Умора, просто.

— Ритуал, чувачок, — вместо меня поясняет Ва, — перед битвой, надо обязательно положить руку на левое плечо противника и сказать: мне нужны твои доспехи и мт’цикл. Иначе проявишь неуважение, и тебя все засмеют. Тут с этим строго.

— А зачем им биться?

— Ты совсем темный, да? — вздыхает дракон, — если бы они были в одном отряде, то незачем. А если два свободных рыцаря встретились, то обязательно должны хорошо намять друг другу бока. Иначе над ними будут смеяться. Будь уверен, местные лохмачи разнесут вести о твоем позоре очень быстро. И ни в одной тошниловке тебе не нальют. Ни за деньги, и уж тем более, в долг. Это называется потерять лицо.

Фогель ворчит что-то про глупость и идиотизм местного населения, но мы не обращаем на него внимания. Рыцари заканчивают с ритуалами, низенький резко отскакивает и пинает противника ногой. Тот со скрипом сдает в сторону и пытается достать противника угрожающего вида дубиной. Слышится раскатывающийся по горам мусора «Блямс». Я хмыкаю, видно ошиблась, и тощий горемыка в ржавых доспехах вовсе не так уж плох. Как говорит Ва, никогда не знаешь, кто перед тобой, пока не попробуешь его на вкус. Мой чешуйчатый обжора иногда мыслит глубоко.

— На кого ты ставишь, Трикс? — интересуется он. И вытягивает шею, словно это помогает ему лучше видеть.

— На толстячка, — сообщаю я и делаю очередной глоток. Мой избранник припадает к земле и машет железной трубой, к которой прикреплена арматура. Неплохой удар, но бездарно потраченный, если бы он попал в цель, противник точно бы склеил ласты прямо там.

— На этого обморока? — презрительно бросает дракон, — он вряд ли попадает в ворота с первого раза.

— Ему плохо видно, у него сполз шлем, — защищаю своего бойца я. — Сейчас он его поправит и…

Договорить я не успеваю, потому что толстяк получает оглушительную плюху и как мешок валится на землю. Пара секунд и его противник уже сидит на нем. Я улавливаю блеск ножа, и все заканчивается, Ва удовлетворенно крякает. Все так, как он и предполагал. Хотя, я понимаю, что бронированный проглот топил за тощего по другим соображениям. Понимаю и вздыхаю. Завтраки у дракона отвратительные, как и склочный характер. Такая натура.

Мы терпеливо ждем, пока победитель возится с трофейным мт’циклом и броней. А потом двигаем дальше, под затухающий аккомпанемент треска мотора. Броня и два мт’цикла, их счастливый обладатель спешить пропить завоеванное, а до ближайшего заведения день пути. Морковный самогон ждать не будет. Если ему, конечно, повезет до него добраться.

— Он его просто так убил? — Фогель пытается рассмотреть то, что осталось от побежденного.

— Не просто, — кидаю я и даю чуть вправо, стараясь держаться от места битвы подальше. Дракон нас уже покинул и несется сейчас вприпрыжку к месту трапезы. Я стараюсь не смотреть ему вслед просто волоку тележку, которую беспечно бросил чешуйчатый.

— В каком смысле непросто? — мой собеседник пытается рассмотреть подробности. Приглядывается, а потом начинает елозить руками по шлему в поисках защелок. Я ему помогаю. Какой ты все-таки нежный, милый Эразмус! Его основательно выворачивает наизнанку. Он падает на колени. Я усмехаюсь, слушая утробные звуки, которые издает колдун.

Мне его немного жаль. Привыкнуть ко всему непросто, с другой стороны: в моей Мусорной Долине все еда или цель или жертва. Или друг. Тут как кому повезет. Владения принцессы Беатрикс самое справедливое место в мире. В этих землях можно рассчитывать только на себя. Долина точно показывает, кто ты есть на самом деле. И ни разу не ошибается. Милосердно дает тебе шанс пожить еще и никогда его не отнимает. Это стоит принять, так как оно есть. Подружиться с ней и ее обитателями. Никакая блескушка не переплюнет здесь значение настоящей дружбы и понимания. Я даже не осознаю, что глажу Фогеля по спутанным пшеничным вихрам. Они такие, как я предполагала: мягкие, чуть влажные. Под шлемом голова потеет. Багровое солнце привычно дрожит над нами легким старческим тремором. Бесчувственно рассматривает нас: меня и м’техника, упавшего на колени перед принцессой Мусорной Долины Беатрикс Первой.

Первой, потому что других принцесс тут не было и не будет никогда. Во всяком случае, я на это искренне надеюсь. Я нежно прикасаюсь к его голове, чувствую т исходящее от него тепло. Держись мой дорогой колдун, тебе еще много предстоит узнать.

Надо дать милому Эразмусу возможность отдышаться и успокоиться. Хорошенького понемножку. Отхожу от него и присаживаюсь на тележку. Расстегиваю ремни и тоже снимаю шлем, подставляя лицо теплому ветру. Мусора вокруг почти не осталось, а то, что лежит в траве уже прах, который скоро исчезнет. А впереди, только холмы, поросшие редким лесом. Там граница моих владений. Где-то за ними. Оказывается, не такое уж оно и большое — мое королевство.

Фогель подходит ко мне и с мрачным видом присаживается рядом. Его еще бьет дрожь. Глупыш, думаю я, еда не должна пропадать, тут у нас никто не загадывает, сможет ли пообедать в следующий раз. Еда понятие относительное во всех смыслах Может, ты сам скоро ей станешь. Хотя, в нашем случае вряд ли, я окидываю взглядом горизонт. Ни галей, ни гнезд вампкрабов. Даже листиножки обычно густо населявшие обочины тропинок и те исчезли. Про павуков я не знаю, но судя по зарослям, прятаться им абсолютно негде. Долина дает нам очередной шанс. Ее милосердие и справедливость не знают границ.

Легкий ветер приятен и пахнет травой. Я протягиваю колдуну бутылку с последним глотком, но он отрицательно машет головой и сует в губы белый цилиндр сиги.

— Так зачем он его убил? — говорит он прикуривая.

Я поворачиваюсь к нему и смотрю в глаза пару мгновений. А потом просто пожимаю плечами, он так ничего и не понял.

— Ты же стрелял в нас, когда хотел пробраться в башню? Ты же хотел нас убить?

Он пытается ответить, хотя я и так знаю, что он хочет объяснить. Вся его речь, в конце концов, сведется к одному: ему было нужно, потому что его работа чинить Штуковины. Он был в тысяче Мусорных Долин и везде чинил Штуковины. Это его предназначение. Его долг, в конце концов. Он все говорит и говорит, объясняя то, что я уже поняла. Конечно, убил бы, но мы ему не по зубам. Поэтому я не слушаю, просто смотрю в его прекрасные глаза.

— Трикс! — бесцеремонно прерывает нас Ва, — глянь, что я для тебя нашел.

Чешуйчатый доволен как тысяча баронов в конце попойки, морда перемазана запекающейся кровью, глаза блестят. Протянув мне бумажный цилиндрик, он как пиявка присасывается к заветной баночке, которую выдергивает из тележки. Один глаз скошен на остаток, жадный дракон подозрительно пересчитывает количество, ведь рядом Фогель. А колдуну он не доверяет. Впрочем, математика сходится и чешуйчатый даже благородно протягивает мизерный остаток моему Эразмусу. Тот в ужасе отстраняется, непонятно правда от чего: зубастой пасти или от гнилушки.

«Иди ко мне, принцесса Беатрикс»

Несколько слов под синей печатью. Снизу закорючка. Меня накрывает жаркая волна. С ног до головы, проносится во мне, в голове стучит. Неужели я начинаю бояться? Становлюсь мнительной. Бред же. Хотя может все поменялось? Все-все?

— Это было у твоего рыцаря, — беспечно бросает Ва.

10. Отражение в старом зеркале

…

11. Ночной дозор Святых Сестёр

…

12. Экологический мониторинг

…

13. Абсолютно бесполезная вещь

…

14. Мистер Франек ла Патун

…

15. Все войны в мире

…

16. Держите девку!

Батарея в доспехах Фогеля сдыхает к концу третьего дня. Происходит это настолько неожиданно, что я не успеваю среагировать. Вот он бредет передо мной, погруженный в мрачные расчеты. Тычет пальцами в унитестер, пытаясь выяснить, сколько еще осталось. Вечные спутники — бронепластовые мухи, давно покинули орбиты над его головой. И вот он застывает и как подкошенный валится под куст.

— Ва! — зову я в панике. Мой дружочек немедленно оборачивается, он всегда в полной готовности. Его трудно поймать врасплох, даже если он пьян. Хотя он пьян всегда и периодически на это жалуется когда перебирает. Тут у моего боевого свинопатама болит голова, а приходится сражаться. И еще топать в такую даль, вместо того чтобы весело гонять окрестных баронов. Жизнь жестока и постоянно дает ему пинка под хвост

— Трикси! Он что — околел? — с надеждой интересуется чешуйчатый алкоголик и осторожно трогает колдуна лапой.

— Батарейка кончилась, балда ты, — нелюбезно хрипит Фогель, придавленный к земле тяжестью брони, — скажи спасибо, что протянула дольше, чем я рассчитывал.

— Спасибо, — издевательски благодарит дракон. — Будешь передвигаться ползком, как последняя черепаха?

— Иди к черту! — дерзит м’техник. В ответ Ва придушено квакает, что у него означает смех и легко приводит парализованного колдуна в вертикальное положение. Тот болтается в доспехе как гнилой орех в скорлупе. Милосердный дракон издевательски отряхивает Фогеля от налипшей сухой травы, а потом отходит на шаг и критически осматривает его.

— Теперь придется стоять здесь, приятель, — на полном серьезе произносит он, — как мишень для окрестных птичек. Памятники они любят, скажи Трикс?

Огорченный колдун начинает осыпать его бранью. Голова комично торчит из брони. На грязном лице проступает гнев. Видимо несносный характер дракона это заразно. Чтобы заболеть, достаточно пару раз с ним сцепиться, а дальше нанесет ветром.

Мой бронированный дружок гогочет и сообщает, что па Мустафа как-то по тихой грусти от несварения намутил памятник самому себе. С надписью «Владетель Старой Земли, луноликий алмаз мудрости, величайший покрыватель девственниц несменный па Вазарани» Поставил его в центре своего захудалого баронства. Тот памятник, птички уделали на раз-два. Всего заплевали, чувачок. Одна такая легко поимеет даже водяного быка в плане производства дерьма. Стоящий посреди деревни величайший покрыватель обосранный с головы до ног выглядит как-то не так, согласись? Как ты там говоришь? Парандокс?

«Парадокс», — мысленно поправляю я образованного дракона, тщетно надеясь, что вот прямо сейчас что-нибудь произойдет. Заклинание Фогеля опять не срабатывает.

Сидя на тележке я слушаю их перебранку, в которой Ва несомненно одерживает верх. Два бумажных свитка лежат у меня под бронежилетом.

«Девчонку полюбому живой!»

«Иди ко мне, принцесса Беатрикс»

Неопровержимое доказательство того, что Протопадишаху нужна вовсе не блескушка и не мои земли. Планы у на меня совсем другие. Почему? Если подумать, то мы никогда не встречались, а уж тем более никогда не видели друг друга. Я бросаю взгляд назад. Туда, откуда мы пришли. Где-то там сейчас колотят друг друга вонючие воинства. Там солдаты колченого прочесывают местность в тщетных поисках. Долина вдруг превратилась в многолюдное место, армии оборванцев теснятся в моем бедном маленьком королевстве. Сошедшие с ума от жадности бароны истребляют друг друга.

Дракон, заложив лапы за спину, важно шагает вокруг недвижимого Фогеля, что-то пытаясь тому втолковать. На массивном плече над буграми мышц в беспорядке торчит склеенная темной кровью чешуя, на заднице красуются два глубоких пореза, которые я кое-как обработала. Сейчас Ва напоминает изрядно побитую цаплю. Или неосторожного школьного учителя после встречи с отцом смазливой ученицы.

Как глубокомысленно говорит матушка бронированного: та подляна, которая может случиться, обычно случается. Мир ее бороде. Не знаю, чтобы я делала без ее многомудрых высказываний.

У Фогеля на лбу ссадина, а левый глаз заплыл багровым. Все это следы позавчерашнего. Причем по поводу раны на плече дракона я почти уверена. Вот не стоило выставлять милого Эразмуса на правый фланг. Ох, не стоило, с его то зрением! Тем более в сумерках. Тем более с заряженным дробью посохом. Мой чешуйчатый проглот тоже что-то подозревает, но я успокаиваю его как могу.

— Это тот рыцарь, Ва, ты просто до него не достал. В другом раскладе достал бы, не переживай, тебе не хватило пары секунд.

Ему достаточно моих слов, он благодарен за сочувствие. Конечно, я кривлю душой, но лишние знания, лишние печали. Мне становится грустно, от своего вранья. В который раз я предаю друга. Не говорю ему то, что обязана сказать. С другой стороны, милый Эразмус тоже не знает, что в горячке подстрелил дракона. И все же пока он палил в белый свет, его суета позволила мне навести шороху. Во всем есть свои плюсы, даже в самой дрянной ситуации, эту истину я уже уяснила.

Черт нас понес тогда в обход глубоко оврага встретившегося на пути. Все я виновата, пожалела выдохшегося колдуна. Уж очень жалко он выглядел, после дневного марша. Кашлял и сморкался, будто настал последний день его жизни. Глупое сострадание вышло нам боком. Обогнув рощицу, мы нос к носу столкнулись с очередными жадными вонючками под стягом, который я видела в первый раз в жизни. Что-то совсем безобразное, в сумерках было не разглядеть.

— Держите девку! — надрывался их предводитель, потрясая над головой неимоверного размера топором. Я бы его даже поднять не пыталась, а этот полудурок вертел им как палкой с куском навоза, с которой обычно играют крестьянские дети.

Оборванцев было более полусотни, всех я посчитать не успела. И они были совсем отмороженными, раз вышли на охоту под вечер.

— Держите девку!

Ага. Сейчас, милый. Заняв позицию за грудой металлических ящиков, я рассматривала мечущихся под моим огнем врагов. Сердце заходилось в груди, в висках глухо стучало, пока я пыталась взять их на прицел. Храбрая маленькая принцесса Беатрикс, на шансы которой Мусорная Долина смотрит сквозь пальцы. Прекрасный автоматический посох к концу уже несколько устал и плевался магией, как бог на душу положит. Отчаянно мазал как мог. Ствол багрово светился в сумерках. Восхитительное зрелище, если просто сидеть в башне, отстреливаясь от осаждающих. Совсем по-другому чувствуешь себя, когда тебе в голову целят дубиной или молотом.

Припасов осталось кот наплакал, приходилось экономить. Посох бил мимо, бухали посохи противника в ответ, магия противно визжала и звонко цокала о металл. Босяков с каждой секундой становилось все больше. Бог знает, откуда они появлялись. Возможно, сбегались на шум перестрелки, стоны раненых и вопли пока еще живых? Что еще может привлекать местных жлобов? Насилие, блескушка, выпивка, запах ног. Четыре подпорки, на которых держится местная жизнь. Если их не дай бог убрать, все рухнет в один момент. Не успеешь и глазом моргнуть, как все поменяется. И не обязательно в лучшую сторону.

Ва носился между ними как угорелый, катался по земле, раскидывал противников. Но его отваги было недостаточно. Мой дракончик мало что мог сделать против такой толпы. Да и я тоже. Уж тем более Фогель, который, производил больше шума, чем пользы. Во всяком случае, я глохла при каждом его залпе. Не знаю, что там испытывал противник. Возможно, клал в штаны. Хорошо еще, что рыцарей было всего человек шесть. И первых двух я поймала в самом начале заварушки, когда они еще не оправились от неожиданности.

Ох и дали нам на орехи! Разбили мне шлем, пара пластин брони треснули, одна рассыпалась в прах. Фогель светился рождественской елкой, когда его окружила толпа и принялась трамбовать. Искры от ударов железа о броню взлетали как фейерверк. Поразительно, что при этом он отделался только ссадинами и подбитым глазом. А ведь я его уже почти похоронила.

Надо признать, в Долине начал твориться сущий ад. Если так пойдет дальше, наши шансы вернуться к Штуковине и зажить, как прежде становились все более призрачными.

А призрачные шансы совсем не то, что бы хотелось. Я делаю глубокий вдох, ветер пахнет цветами. Вдыхать больно, на моей груди гигантский уже начинающий зеленеть синяк. Последний рыцарь неплохо приложил меня, до того момента пока я все же не попала в него из почти отказавшего посоха. Он пытался выцелить меня, а потом сложился пополам, как тряпичная кукла и покатился вниз с холмика на котором стоял. Никогда не понимала эту глупую манеру подниматься в полный рост. Кому ты и что хочешь показать? Собственную глупость перед такими же неудачниками?

Кончилось тем, что мы храбро отступили и растворились в наливающейся темени. Не помню точно, но кажется, я пинками гнала перед собой дорого Фогеля, кряхтевшего от быстрого бега. Оставить его в качестве добычи черт знает кому, было выше моих сил.

— Принцесса! Принцесса! — м’техник умоляюще смотрит на меня, свою битву с драконом он проиграл по очкам. Уступил чешуйчатому в сварливости. Отвлекшись от размышлений, я вопросительно смотрю на него. Он таращит на меня целый глаз.

— Да? — мне хочется добавить — милый, но я сдерживаюсь. Принцессы никогда не показывают истинных чувств, так написано во всех книгах, которые я читала. Чувства и принцессы понятия противоположные.

— У меня на броне с боков две защелки, — говорит Фогель. — Я не смогу самостоятельно выбраться, это не предусмотрено. Это старая модель, когда садятся батарейки, уже ничего не поделаешь. Новые расстегиваются сами. Контора экономит на экипировке.

Опять эта контора! Всеобщая забота и понимание, так кажется. В каждой букве лицемерие и жмотство. Экономит на моем милом Эразмусе, раз ни на чем другом сэкономить не может. Интересно, сколько у них стоит эта забота, у этих крохоборов? Наверное, очень дорого. Зато все в красивой обертке. Забота, понимание, милосердие и прочая туфта. Я же дарю свою милость совершенно бесплатно. Великая принцесса Беатрикс, вот кто я. Несчастная повелительница Долины Мусора.

— Ладно, чувачок, — снисходительно произносит Ва, — показывай, где у тебя что. Так уж и быть, выпущу тебя, хоть ты мне и неприятен.

С видом победителя он возится с колдунской броней, осторожно отщелкивая железными когтями защелки. Передняя пластина доспехов отпадает, вслед за ней вываливается вконец изможденный м’техник. Запашок от него идет неаппетитный мягко говоря. Наблюдая, как он неуклюже валится в траву, я подавляю смех и тут же прикусываю губу. Воняет знатно. Что творится у меня под броней, я боюсь представить. Нет. Положительно надо сворачивать к реке и помыться. Неделя в бронежилете даром не пройдет, даже если ты принцесса. А принцессы благоухают фиалками, а вовсе не потом.

— Святая Матушка! — молит дракон и комично заживает нос, — да ты совсем протух, чувачок! Тобой можно пугать даже дермонов. А кролики к тебе и на сто шагов не приблизятся.

— Кошки! Кошки, ящерица, — злобно стонет милый Эразмус. Подколки дракона выводят его из себя. Потом он со стоном переворачивается и садится, прислонившись к уже бесполезной броне. Ее кстати придется бросить. Хотя и жаль бесконечно. Найти на Старой Земле что-то работающее надо сильно постараться. Оно не валится к тебе в ноги, как манна небесная. А доспехи у Фогеля отличные после последней стычки на них ни царапины, в отличие от моего разбитого бронежилета. Он конечно недотепа и посеял шлем, но и без него они хороши. Я мучительно размышляю. Нет, все-таки оставим их здесь, несмотря на слабую возможность отыскать к ним батарею или подзарядить старую. Увы, лишняя тяжесть в сегодняшней ситуации может привести к нехорошему.

Фогель пытается пнуть чешуйчатого ногой. Тот совсем вывел его из себя. Ва ржет чистым драконьим смехом, от которого вянут одуванчики и ноготки растущие вокруг. Я смотрю на луга, раскинувшиеся под кирпичным светом солнца, на рощицы, на трепещущие листья деревьев, красноватые облака в небе, боже, все-таки какая красота вокруг! И ведь никто ничегошеньки не замечает! Ва занят перебранкой с Фогелем, бароны — блескушкой, Протопадишах — мною. И в центре этой пестрой толпы занятых существ я. Единственная и неповторимая. Красивая, как пятьсот принцесс вместе взятых.

— Ладно, ладно! — фальшивит дракон, — мир, чувачок! Мир!

Как бы то ни было, мой бронированный обжора прекрасен. Даже в этом насмешливом снисхождении не звучит ни капли злобы. Просто он так развлекается. Колдун это понимает и принимает предложение. Вздыхает и ерошит волосы. На нем странная одежда, которую я не рассмотрела раньше. Парусиновая черная рубаха на завязках, насквозь промокшая от пота и такие же штаны, низ которых обхватывают поножи. Даже в этом наряде и с подбитым глазом он очень красив мой милый Эразмус. Все же у меня есть вкус, этого не отнять.

— Нужно двигаться, — говорю я, жалея, что не могу дать Фогелю отдохнуть. Движение сейчас наше лучшее оружие. Лучшее оружие, которое даст возможность одержать победу. Если мы будем вот так останавливаться, в конце концов, попадем в лапы косоглазому. А там уже, как я понимаю, разговор будет коротким.

Как ни странно м’техник не возражает. Вздохнув, поднимается и ныряет в бывшие доспехи. Копается в них, а потом в висящих по бокам подсумках. Ему нужно забрать кое-что нужное. Кое-что без чего он как без рук.

— Только не тяжелое, — беспомощно прошу я, понимая, что мы возьмем все, что он предложит. Слишком много того, чего мы с Ва не понимаем. И любая мелочь будет иметь значение. Путь даже оно и выглядит как осколок стекла, шесть увесистых металлических кубиков, бумажный пакет отвратительных липких колбасок, пачка припасов к посоху, странная штуковина опутанная проводами, несколько пачек сиг и прямоугольный кусок переплетенных нитей, цветом напоминающий лепешку водяного быка. Последний конечно не весит почти ничего, но в его полезности я сомневаюсь.

— Что это?

Он отводит глаза и краснеет. Чутье у меня такое острое, что даже мой увалень иногда удивляется. Делает круглые глаза: как ты догадалась, Трикс?

— Шарфик.

— Зачем он нам? — особые колдунские свойства предмета для меня под большим вопросом. Что такое шарфик? На первый взгляд, абсолютно бесполезная вещь. Как впрочем, и на второй тоже. В лучшем случае, им можно заткнуть рот какому-нибудь бедняге, если хочешь оставить его в живых. При условии, что тот не задохнется от запаха пота.

— Это мое, — совсем смущается колдун, — память.

Память. Вот оно как. Я ни секунды не сомневаюсь от кого этот подарок. Чертова Элис. Чертова Аника. Кто там еще?

— Память, принцесса, — отчетливо выделяя последнее слово, с досадой поправляю я. Синяк под броней начинает ныть. Как же болит, черт! Не оглядываясь, я прохожу мимо него и иду дальше, оставляя им с Ва грузить пожитки на тележку. Во мне все кипит от гнева. Память цвета лепешки водяного быка. Вот оно как, мой дорогой Эразмус. Нет. Ты совсем дура, Беатрикс. Он хранил эту ерунду все время, когда был с нами. И раньше тоже все время хранил у сердца. Четыре месяца и двадцать один день, а может и дольше.

Горькие ноготки стелятся под ногами. Яркие оранжевые пятна на фоне бурой растительности. По пути я собираю их целую охапку. Все-таки они красивые, я вздыхаю. И плету великолепный венок, который водружаю на голову. Раз уж нет шлема, расколотого в последней стычке, буду украшать сама себя. Принцессы должны быть красивыми. А Фогель теперь перетопчется. На крайний случай, может повязать голову шарфиком, мстительно думаю я. Будет смахивать на больного на голову, тем более все равно постоянно сморкается и кашляет. Ведь мог поиметь такой же венок из моих рук, но упустил свой шанс. Все же он глуп. Туп и смешон. На кой черт он свалился мне на голову?

Мне хочется заплакать. Зареветь в три ручья, а потом пристрелить колдуна. Или скормить его Ва. Хотя в последнем варианте я сомневаюсь. Сдается мне, что они уже спелись, несмотря на деланую ненависть и ругань. Спелись на почве морковного пойла и моего теплого вина. Теперь у меня два ручных алкоголика, отчего и проблем вдвое больше. Я поглаживаю короткий посох на бедре, скольжу пальцами по ребристой рукояти, по флажку предохранителя. Чувствую холод металла. Хочется плакать, но вместо этого я оборачиваюсь и приказываю Фогелю вооружиться своим дробовиком, который он кинул в тележку. У нас каждый несет свое оружие сам: я — посохи и нож, Ва — зубы, когти и задницу. Нечего прохлаждаться, пока другие пребывают в полной готовности. Он виновато смотрит на меня, а потом стягивает его из тележки и вешает на плечо. Да-да, дорогой Эразмус, в наших землях в любой момент надо быть готовым. Пусть даже это не помогает никому и никогда.

Конечно, это еще больше замедлит нас, но ну душе у меня светлеет. Пусть ковыляет как есть, ведь проклятый колдунский шарфик ничего не весит. Улыбнувшись м’технику самой сладкой из своих улыбок я двигаю дальше. Краем уха улавливая, как Ва шипит. Что на драконьем обозначает издевательский смех.

17. Господин Пилли Понга и его ручные опайсики

К закату я не выдерживаю, и мы берем правее. Пускай это будет пара лишних часов, но все, что сейчас хочется это привести себя в порядок. Я бреду вперед, остро чувствуя тепло, которое солнце сострадательно льет сверху. Позади гогочет Ва. Он держится с наветренной стороны от Фогеля и иногда зажимает нос. Ой, что это у нас тут сдохло? Не подскажешь, чувачок?

Его собеседник виновато молчит, шарфик цвета дерьма был его самой большой глупостью. Такой безупречной, что на ее фоне меркнут остальные. Тележка поскрипывает и весело тарахтит на кочках, за последние часы она стала еще легче, Ва между делом успел приласкать пару баночек своего пойла. Идти на сухую бронированному пьянчуге скучно. Долина осталась позади, а вместе с ней полчища дермонов, горы мусора, кролики и слизни, которых так весело пинать. Теперь можно расслабиться и дурачиться изо всех сил. Он подначивает колдуна выпить с ним, но тот по-прежнему отмалчивается. Мне кажется, что у Эразмуса такое же острое чутье как у меня. И он понимает, что я обижена. Видно, что это его совсем не радует, отчего на душе у меня становится тепло. Даже ноющий синяк под бронежилетом и тот замолкает.

До реки остается совсем чуть-чуть, она мутно отсвечивает между деревьями, густо разросшимися на ее берегах, когда я замечаю движение. Что-то, блеснув черным лакированным боком, мелькает среди кустов и прячется по ходу нашего движения. Вторая тень шевелится левее. Начинается! Ни минуты покоя. Никогда не знаешь, когда и что произойдет, а это злит сильнее всего на свете. Жизнь на Старой Земле держится исключительно на непонятках. У нее всегда припрятано в рукаве что-то совсем неприятное. Существовать здесь, все равно, что играть с шулером.

Почувствовав опасность, я останавливаюсь как вкопанная, в руке уже лежит рукоять короткого посоха. К нему у меня осталось шестнадцать припасов. Я автоматически отмечаю эту цифру. Шестнадцать. На дальней дистанции он бесполезен, но это лучше чем тратить запасы для более убойного оружия. Мало ли для чего они пригодятся.

Боковым зрением я улавливаю, что Ва начеку и тоже заметил движение. Он держится по левую руку чуть впереди. Балбес Фогель в недоумении вертит головой. Господи, как с ним сложно! Наконец он соображает, что что-то происходит и сдергивает с плеча свою двустволку. По моим прикидкам, мы были бы уже сто раз мертвы, но колдуна это абсолютно не смущает. Он серьезен как никогда и эта его серьезность почему-то вызывает у меня смех. Памятником собственной глупости, он торчит позади у него там коробка на двенадцать припасов и два уже в стволах посоха. Совсем ничего, учитывая его меткость. Двенадцать плюс два — четырнадцать, эту цифру я тоже отмечаю. Надо признать грозный вид у колдуна — совершенно нелепый. Он пригибается и выставляет посох вперед, как заправский рыцарь. Идиотское выражение лица у него уже есть, осталось только нацепить доспехи из металлического хлама, чтобы сходство было стопроцентным. Мне совсем не улыбается получить заряд дроби в спину и я предусмотрительно приказываю ему переместиться вперед и правее. Не разбирая дороги, он бредет на свое место, путаясь в траве. Хвала святому перегару дерьмоны оставили нас в покое еще день назад. В любом другом случае, мне пришлось бы отвести его за ручку. Доспехов на нем нет, и любая встреча с кем-нибудь окончилась бы катастрофой.

Наконец, мы раскрываемся неровным веером, каждый на своем месте и начинаем разбираться с противником.

— Там какая-то херовина, Трикс, — каркает Ва, вглядываясь в кусты, — я такого еще никогда не видел. От такой штуки ночью можно легко обделаться. Клянусь бородой Матушки, если это еще не пообедало. И мы у него в меню.

Я присматриваюсь. Конечно, он такого никогда не видел. И я такого никогда не видела, а уж Фогель, наверное, тем более. Две продолговатые обтекаемые штуки на маленьких ножках, отдаленно напоминающие сколопендр, только у тех длинные тонкие торчащие над телом. А у нашего противника почти скрытые под тушей. Тем не менее, передвигаются они, на удивление быстро, скользя над землей, будто та смазана жиром. Временами то одна, то другая поднимают тупую оконечность над травой, словно наблюдают за нами.

Да, далеко мы забрались, если то, что обитает в этих местах нам незнакомо. Мы даже не слышали ни о чем подобном. А ведь слухи на Старой Земле разносятся быстрее пожара. Стоит кому-нибудь из баронов сморозить очередную глупость и через пару дней все уже о ней знают. Да взять хотя бы, к примеру, ту же блескушку, по которой все сходят с ума. Еще неделю назад о ней никто не подозревал и вот на тебе, горы трупов на радость мусорным слизням. Держать язык за зубами тут у нас не принято. Любое известие как несварение — прорывает все плотины.

Кто собрался нами пообедать, я понятия не имею. На тупых черных оконечностях ни глаз, ни рта, совсем ничегошеньки. Пару секунд мне даже кажется, что это какой-то неизвестный вид мусорных слизней. Отрастили себе конечности, стали глянцево — черными. И охотятся на проходящих к реке путников.

— Они мурчат, — докладывает обладающий острым слухом Ва.

— Мурчат? — переспрашивает пытающийся рассмотреть противников с помощью своего волшебного унитестера м’техник. — А где они? Я не могу найти.

— Около большого дерева, — тихо поясняет дракон, — а мурчат как кролики. Мурмурмур, вот так.

— Кошки!

— Сам дурак, — реагирует чешуйчатый, которого невозможно ни в чем переубедить. То, что выходит за пределы его принципов, не имеет прав на существование.

Мурмурмур. Прекрасная ситуация, мы стоим, тупо рассматривая противника. Я соображаю, что делать. Отступать совсем не вариант. Основная масса хищной живности на Старой Земле будет тебя преследовать до самого конца. Твоего или своего, как карта ляжет. А с этими черными колбасами совсем все непонятно. Ясно только одно, двигаются они быстрее нас с Фогелем на шее. Даже в том случае если Ва понесет его на спине. Колдун, кстати, беспечно кашляет на посту, грозно направляя посох в сторону врага. На сорок градусов правее их позиции. И сипит так, что его можно услышать за пятьсот шагов, абсолютно не напрягая слух. Как стрелок, наш олух абсолютно бесполезен.

Надо что-то делать, Трикси, говорю я про себя. А вдруг их там больше? Не две, а два десятка, скрывающиеся в густой растительности? А вдруг, все, что у нас есть это полная ерунда? И мы не сможем нанести ровно никакого вреда? Просто царапнем парой выстрелов по непробиваемой броне, и когти Ва и его огненные залпы окажутся бесполезными. К тому же стоит учитывать, чтобы хорошо бомбануть ему нужно повернуться задницей, а это значит открыть противнику беззащитный тыл.

Потеряв Башню, Штуковину, Мусорную Долину и недавно веру в Фогеля, становишься мнительной. Держишь глаза на мокром месте. Сомневаешься на ровном месте, хотя еще недавно, мы бы с моим чешуйчатым алконафтом помножили любого противника на ноль. Тут я понимаю, что дело вовсе не во мне. Не во мне самой. И не в Ва, которому плевать на мои сомнения и он поддержит в любой ситуации. Пусть даже я попрошу его пробить башкой ворота. Дело в моем милом предательски красивом Эразмусе. В его беспомощности, глупой отваге и шарфике цвета лепешки водяного быка. Во всем этом мне непонятном. Единственно, чего я боюсь — это потерять Фогеля. Или погибнуть самой: потому что моя смерть автоматически означает его собственную. А этого я не переживу. Во всяком случае, мне так кажется.

— Трикс, там кто-то идет, — заговорщицки сообщает дракон, — ветки шевелятся.

На расстоянии я плохо улавливаю движение, а вот мой дружок великолепно это видит.

— Где, Ва?

— На тропинке, смотри там дрыщ в синем халате. С каким-то безумным карамультуком в руках, живот надорвать, глянь Трикси! Где он его откопал?

Я фокусируюсь на худой фигуре, показавшейся на тропинке. Голова у старика украшена квадратной шапочкой, а в тощих руках огромный странный посох с раструбом на конце.

— Эт чо у него? — интересуется любопытный дракон, который воображает, будто я знаю все на свете. — Тромбон?

Тромбон — единственное название, что он знает из инструментов. И то, потому что мы как-то нашли в мусоре целый набор из блестящих железок в футлярах. Один из которых и был так подписан. Дракон долго мучил меня леденящими кровь звуками, дул во все дудки подряд.

Матушка научила меня струменту, Трикси!

Пока это ему не надоело, и он поменял найденное на святую гнилушку в один из тех кратких моментов, когда у него с крестьянами было временное перемирие. И слава святым всех алкашей, что это произошло быстрее, чем я сошла с ума.

— Посох, Ва, — отвечаю я, — и довольно солидного калибра.

Бронированный поджимает губы и сосредотачивается. При виде опасности он всегда серьезен. Я даже могу почувствовать, как у него текут мысли. Крылышки на большой спине подрагивают, он прикидывает шансы, строит прогнозы. В такие минуты мне хочется его обнять, прижаться к царапающей кожу чешуе: милый Ва, все что бы ты не планировал, пойдет не так. Сколько раз я в этом убеждалась. Кривые шансы, безумная печаль. Единственный счастливчик у нас тут м’техник колдун Эразмус Фогель, табельный номер семнадцать тысяч четыреста сорок восемь дробь семнадцать. Который кряхтит впереди, пытаясь понять, что происходит. И повезло ему только потому, что на пути встретилась я, а не кто-то из местных обитателей. Я рассматриваю темную фигурку, направляющуюся в нашу сторону. По ее бокам скользят глянцевые тени.

Проходят томительные минуты, прежде чем они приближаются. Спокойно не делая резких движений, не вопя со всего горла. Без всех этих: Держите девку! Дракона на мясо! Без тех обычных приветствий Старой Земли, которые обычно заканчиваются плохо. Это удивляет и пугает одновременно.

Опрятный высокий старичок с блестящим посохом, сильно смахивающим на то, что определил Ва — тромбон. Я внимательно наблюдаю, чтобы он не дай бог не направил раструб на нас. Но ничего такого не происходит. Напротив, пришелец с любопытством разглядывает нашу маленькую армию. Оценивает зубы Ва, подбитый глаз напряженного Фогеля, который по обыкновению застыл с открытым ртом и меня. Переводит взгляд с одного на другого, на пару секунд дольше останавливаясь на мне. Вернее на моих браслетах.

Лицо его не меняет выражение, но вот глаза на мгновение вспыхивают удивлением. Это я отмечаю про себя, по-моему, именно так смотрел на меня м’техник при нашей первой встрече. Да, блескушка дорогого стоит. Хоть и бесполезна как третья нога.

— Добрый вечер, — шелестит старичок и представляется, — господин Пилли Понга. Барон местных земель, владетель «Осторожно, заземлено».

Умильная улыбка на его лице идет в диссонанс с блестящим раструбом посоха тронутым изнутри пороховым нагаром и двух молчаливых черных зверей по бокам.

— Принцесса Мусорной Долины, владетельница Беатрикс Первая, — вежливо отвечаю я. Улыбнуться ему никак не получается. Что за чушь? «Осторожно, заземлено», что это, черт побери, может означать?

— Прошу извинить нас, за то, что мы прятались, принцесса! — извиняется мой собеседник, — мы с Мурлыкой и Царапкой, прогуливались вдоль реки, увидели вас и сильно испугались. Сюда иногда наведываются банды с севера. Наводят такой беспорядок! Жуть, просто!

Ва вежливо кукарекает, что на его языке означает, кто из зверей тебе больше не нравится, Трикси? Мурлыка или тот второй черт справа? Мне не нравятся оба, тем более я их не различаю. А еще больше мне не нравится посох господина Понга владетеля хренпоймичего. Такого инструмента я еще не видела. И это меня обескураживает. То, что в Мусорной Долине бывает непонятно, может тебя прихлопнуть в один момент. Прихлопнуть без всяких колебаний.

— Мы идем к реке, господин барон, — как можно более ровным голосом сообщаю я, исполняя неписаные формальности, по которым недоговоренностей быть не должно. Ты представляешься, говоришь куда идешь, и только потом просишь проваливать к черту. Так, во всяком случае, заканчивается большинство встреч.

— Конечно, конечно, принцесса! Мои владения в вашем распоряжении, — господин Пилли склоняет голову набок и улыбается сладчайшей улыбкой, — смею предложить вам свое гостеприимство. День клонится к закату, я не могу позволить вам ночевать на голой земле.

— У тебя там найдется пара баночек см’гончика, папаша? — влезает в разговор чешуйчатый алкоголик. Он выдул свои запасы почти в ноль и теперь, наверное, возносит хвалу своей милосердной Матушке, раз уж она послала нам кого-то, с кем не надо воевать прямо сейчас и у кого можно разжиться керосином. Это обстоятельство его без сомнений радует.

— Конечно, — отвечает старичок, не высказав ни капли удивления моему говорящему дракону. Вообще, держится он смело, что будит во мне черные подозрения. Спокойно рассматривает пасть полную острых зубов, бронированную чешую, мои посохи, двустволку Фогеля. Это говорит об одном: то, что он держит в руках, по убойности превосходит все, что мы можем собрать в настоящий момент. Плюс черные молчаливые спутники, у которых неприятного вида лапки снизу. Сосчитать их невозможно, и каждая оснащена острым лезвием. Вряд ли кто-то обрадуется, если такая тварь его догонит. Мне приходит в голову, что наш субтильный старикан, способен доставить головняка больше чем мы вместе взятые.

— Осторожно! — предостерегает он любопытного колдуна, который хочет рассмотреть Мурлыку или Царапку поближе. — Опайсики очень нервничают, если видят незнакомца. К нам периодически наведываются всякие негодяи, которые их пугают.

В судьбе забредающих к нему негодяев я почти уверена. Интересно, куда он прибирает останки? Скармливает этим своим опайсикам?

Господин Понга нам улыбается, он на удивление опрятен, темно-синий халат чистый без единого пятнышка, к тому же идеально выглажен, без единой складки. Я с облегчением замечаю, что диковинный посох занял место на его плече. Одной заботой становится меньше.

— Опайсики?

— Да. Так я их назвал. Странные существа, согласитесь, сударь? Нашел после выброса пару месяцев назад в очень плохом состоянии. У Мурлыки были сломаны лапки, но потом отросли. Каждое существо при хорошем уходе выздоравливает.

Лучше бы ты сломал себе шею, старый черт, думаю я и переглядываюсь с Ва. Мне кажется, мой дракон со мной согласен. Тоже чувствует какую-то опасность, висящую в воздухе.

— Они кусаются? — продолжает расспросы Фогель. Я гляжу на лапки, лезвия на которых поблескивают от движений.

— Что вы, что вы, — старичок всплескивает руками, — они такие застенчивые. Единственно, что они могут это ущипнуть. Знаете так, не больно.

Ага, ущипнуть, вырвать кусок мяса и порубить остальное в фарш. Ставлю на эту идею свой самый лучший посох, бутылку вина и книгу об этикете. Эти мысли я гоню от себя, сейчас надо решить насущные проблемы, а уж потом разбираться, кого нам подкинула судьба.

— Я хотела бы привести себя в порядок после долгой дороги, барон, — решительно заявляю я. — Путешествия утомляют.

— Вы окажете мне честь, принцесса, гости в наших краях редки, — суетится господин Понга, бросая косой взгляд на мои запястья, — мой дом в получасе ходьбы вон там за деревьями, видите, торчит краешек крыши? Там у нас небольшая купальня, где вы можете припудрить носик. Еще, как раз сейчас готовят ужин. Все так удачно складывается! Я целиком к вашим услугам.

Припудрить носик! Ха! Я царственно киваю ему, совсем как в советах из книги. А сама думаю, что с меня натечет грязи больше чем с пьяного Ва свалившегося в лужу.

18. Бутлибульбультам

Боже как же хорошо! Наверное, я никогда не вылезу отсюда. Это просто блаженство лежать в прохладной воде смывая недельную грязь. Надо признать, что господин Понга умеет обустраиваться с комфортом. У него все на совесть: купальня из потемневшего от влаги дерева, частокол вокруг большого дома, на воротах которого висит таинственная табличка «Осторожно, заземлено». До сих пор я так и не поняла, что это означает. И владетель вряд ли что-то прояснит в этом вопросе, судя по всему, он нашел ее в мусоре. Яркая с красивой красной полосой по окантовке. Висит прямо над обломками трех мт’циклов разодранных в хлам. Дураку ясно, что это работа пугливых опайсиков любезного хозяина.

Сквозь щели между старыми досками мне виден Фогель, яростно отстирывающий одежду. Подколки дракона сделали свое дело, м’техник возится со своим тряпьем так, что того и гляди протрет в нем дыры. Я прижимаю лицо к доскам. Мой милый полуобнаженный колдун выглядит так, как я себе и представляла. Худощавый, бледный, на плечах веснушки, а все тело переплетено сухими канатами мышц. На правом плече татуировка в виде штрихкода. Табельный номер семнадцать тысяч четыреста сорок восемь дробь семнадцать, третий производственный сектор, и что-то еще, чего я не могу понять. Прекрасный недотепа. На кой черт тебе сдались твои девки? Я вздыхаю и пытаюсь нацарапать коготком его имя на твердом разбухшем дереве. Фогель плюс Беатрикс Первая. Конечно же, ничего не выходит дерево слишком твердое. Тут бы очень пригодились драконьи железные когти. Тем более Ва неподалеку, я вижу, как он мелькает наверху среди построек нашего хозяина. Тьму купальни режут оранжевые лучи умирающего солнца. Я подставляю под них запястье, оно вспыхивает ребристым чистым светом. На моей руке лежат янтарные полосы. Завораживающее зрелище. А вот чего очень хотелось бы, на ней нет. Синие цифры молчат.

Вид у дракона наверху таинственный. Зуб даю, мой дружочек в поисках обещанного см’гончика. Не удивлюсь, если попросив пару баночек, он забьет нашу тележку до верха. А потом невинно лупая желтыми глазами каркающим голосом пояснит, что все это щедроты господина Понга. Который спит и видит, как помочь бедным путникам.

Спит и видит, держи карман шире. В кустах за Фогелем виден глянцевый блеск. Мурлыка, а может быть Царапка, пасет нас. Присматривает за гостями в целях гостеприимства. Ладно, пусть пока так. Во всяком случае, мне это абсолютно не мешает. В Долине за тобой всегда наблюдают тысячи невидимых глаз, к этому быстро привыкаешь.

Я погружаюсь в воду по нос, задумчиво пускаю пузыри. Побитый бронежилет валяется на лавке, короткий посох снят с предохранителя и лежит поверх него. Принцесса Мусорной Долины принимает ванны. Сунься кто-нибудь к ней и мало ему не покажется, я хихикаю. Полный улет, можно даже позволить себе прикрыть глаза. Невероятное ощущение! Просто прикрываешь глаза, потому что этого хочешь, а не потому что устал. Мне приходит в голову, что я, наверное, прощу Фогеля. Наплюю на этот проклятый шарфик, будь он неладен. На ведьму из ХаЭр, тем более они так удачно поссорились. И на эту его, как ее? Анику с зарплатного. На всех его бывших я наплюю, потому что я бесконечно добра. И имя мое — Милосердие. Время от времени мне просто необходимо кого-нибудь прощать.

Река втекает в купальню небольшими водоворотами, я рассматриваю свои руки погруженные в нее. Изящные руки, белеющие под прозрачной водой. Царственные руки в массивных браслетах из блескушки. Сквозь щели видно как сверху от дома спешит владетель «Осторожно, заземлено». В его владениях все основательно до тошноты, вниз ведет небольшая каменная лестница, к которой, невиданный на Старой Земле случай, приделаны перила. Я расслабляюсь, свой посох он оставил и теперь топает к моему колдуну налегке.

— У меня есть немного мыла из лягушек, если хотите, — благожелательно предлагает господин Пилли Понга. — С ним легче отстирать грязь.

— Да я уже закончил, — отвечает Фогель, раскладывая рубаху и штаны на земле, в тщетной надежде просушить. Суетливый хозяин баронства подсаживается к нему. Бросает взгляд на купальню. Вот в чем не сомневалась ни секунды, так это в том, что он знает: я внимательно наблюдаю за ним.

— Что-то давненько не было выбросов, не находите, сударь мой? Как-то совсем стало тихо. У нас тут обычно гремит вечерами.

Я приподнимаюсь в воде, чтобы лучше слышать. Разговор скользит по тому краю, за которым может быть бездна. Один шаг и мы кубарем полетим вниз. И бог знает, где приземлимся, и приземлимся ли вообще. На мое облегчение, дорогой Эразмус беспечно пожимает плечами, он в этом не особо разбирается. Принцесса пожелала путешествовать, он ее сопровождает, как преданный слуга.

Вот оно что! Преданный слуга, слова бальзамом ложатся мне на душу. Причем дважды. Он вовсе не такой лопух, как мне казалось. Я набираю чистой воды в ладони и умываю лицо. Милый, милый Эразмус. Все-таки я тебя прощу. Пусть ты глух и слеп, но голова на плечах у тебя есть.

— Именно там вам подбили глаз?

— Глаз? — удивляется колдун и трогает скулу, — а! Это! Споткнулся, сударь. Тут плохие дороги.

— А как давно вы вышли? — продолжает допытываться хозяин баронства. Конечно же, он не верит ни единому слову и это заставляет его елозить на лавочке в раздражении.

— Две недели назад, — улыбается колдун. — Мы гостили у какого-то барона, а потом пошли на восток. Принцесса Беатрикс хочет познакомиться с соседями.

Мне показалось или он произнес мое имя с некоторым придыханием? Ну, была такая микропауза между титулом и мною? Внутренне я аплодирую м’технику, лучше даже я бы не придумала. Познакомится с соседями! Ха! Я уже со всеми перезнакомилась, кроме господина «Осторожно, заземлено», которому повезло жить на отшибе. И у каждого полагаю, остались яркие эмоции. Ни один не остался равнодушным. Тут я всех пригрела своим радушием, этого не отнять. Взять того же нищего бедолагу Витовта. Наверное, просыпается среди ночи в холодном поту. Или па Мустафу, подагрику мы с моим чешуйчатым пропойцей наделали много добрых дел.

— Вот как? — деланно поражается господин Понга, — удивительно по нынешним временам. Соседи совсем забыли про хорошие отношения и этикет. Сейчас все воюют друг с другом. Мы видели пару армий направляющихся на восток, представьте сударь! Да! При полном вооружении, с рыцарями и колдунами. Положительно мир сходит с ума. Хорошо еще, что мало кто знает о нас, мы так испугались!

Ну да, ну да, испугались вы. Я накидываю тунику прямо на мокрое тело и, прыгая на одной ноге, натягиваю штаны. Вешаю на плечо бронежилет, под которым на всякий случай прячу короткий посох и эффектно появляюсь на белый свет. Сиятельная, ослепительно чистая Беатрикс. Прекрасный колдун поворачивается и смотрит на меня во все глаза. Я ему улыбаюсь. Надо его простить, все-таки. Каждый имеет право на глупости, а уж мой милый Эразмус тем более.

Кстати, вспоминаю я, ведь я могла нацарапать «Фогель плюс Беатрикс» ножом, который торчит из ножен в бронежилете. Торчит бесполезным признаком моей забывчивости. Вот я балда! Когда делаешь одновременно кучу дел, обязательно что-то забудешь. Но возвращаться уже лениво, позже попрошу Ва проделать эту штуку для меня. У него в любом случае получится лучше, если конечно он не развалит купальню от усердия.

— Принцесса! — шелестит владетель и умильно мне улыбается, — Как водичка, вы довольны?

— Спасибо, — почти искренне благодарю я, — все очень хорошо, господин барон. У вас отличное поместье, как я погляжу.

Он кивает, все так, все так, принцесса, все своими трудами, все потихоньку. Его любезность вызывает у меня чувство безотчетного страха, но я все же мило ему улыбаюсь. И молчу, несмотря на то, что могла бы выкатить тысячу претензий на то, что половина его богатств стырено у меня в Мусорной Долине. Я тащу этот дырявый мешок, из прорех которого выпадает все, что можно. На радость окружающим мошенникам всех мастей. И с этим никак не разобраться.

— Ваш слуга сообщил мне, что вы были с визитом у кого-то из местного баронства, — тянет господин Понга, внимательно наблюдая за мной, его острые маленькие глаза прожигают во мне дыры, — очень интересно.

— Да, у герра Витовта, — сообщаю я, искренне надеясь, что этот осмотрительный попрошайка обходит «Осторожно, заземлено» десятой дорогой. Во всяком случае, его головы на мощном частоколе вокруг усадьбы не наблюдается.

— Витовт святой? — уточняет мой кислый собеседник, случайно выдав тот факт, что, несмотря на все заявления, прекрасно осведомлен о текущем раскладе. Я киваю и делаю пометку в памяти. Так, на всякий случай.

— Прекрасный человек, хоть я его не знаю лично. Как он поживает? Говорят, его дела совсем плохи.

— С деньгами у него по-прежнему туго, в этом сезоне в его землях неурожай морковки. Кроме того он только оправился от зеленого поноса, — вру я, — еще слаб, но уже ходит.

Про себя я добавляю: «как ветер. Особенно если в загривок дышит дружочек Ва».

— Да, что-то у всех неурожай, принцесса. Мы недосчитались почти пятьсот мешков, — барон растягивает губы в улыбке, но взгляд его выдает. Пустые, темные зрачки, в которых слабо тлеет что-то пока мне непонятное. Не удивлюсь, если крестьяне проклинают его, а морковные грядки «Осторожно, заземлено» не самое сладкое место на Старой Земле. Мне приходит на ум, что наш хозяин смахивает на большую худую крысу, за каким-то чертом напялившую человеческую одежду и квадратную матерчатую шапочку. Крысу, выжидающую момент напасть.

— Сочувствую, барон. Настали тяжелые времена. В Мусорной Долине тоже не все гладко. Мы еле сводим концы с концами, — голос у меня звонкий и я сочувственно смотрю на него.

Господин Пилли Понга открывает рот, чтобы в свою очередь пожаловаться на жизнь, но нас прерывает изможденная крестьянка появившаяся наверху.

— Ужин подан, гос’дин б’рон, — тихо бормочет она. — Накрыли во дворе, как вы приказали.

Вид у нее такой, что если бы сейчас подул ветер, она упала и покатилась комком пуха по земле. Под глазами круги от недоедания и тяжелой работы. Все мои выкладки как никогда верны. Служить у господина Понга совсем не мед. Я усмехаюсь. Все тут не так как кажется на первый взгляд.

Ее добряк хозяин раздраженно машет рукой, сейчас придем. То обстоятельство, что она появилась в самый неподходящий момент, вызывает его гневное неудовольствие. В конце концов, он решает продолжить расспросы за столом и зовет нас за собой.

— Не побрезгуйте отведать нашей простой пищи, принцесса, — говорит он, поднимаясь с лавки и оправляя неизменный синий халат. — Готовим мы тут без претензий.

И мы двигаем наверх. Я опираюсь на руку моего милого умнички Эразмуса и шепчу ему на ухо.

— Ты молодец, колдун!

В ответ он недоуменно смотрит на меня. Смотрит, будто первый раз меня видит. Я усмехаюсь, все его неожиданные включения дурака забавны. Ему не понятна моя благодарность, хотя он чувствует, что сделал что-то правильное. И сделал это впервые со дня нашего знакомства.

Ему невдомек, что похвала принцессы Мусорной Долины Беатрикс Первой стоит всех запасов блескушки которые можно стрясти с местных баронов. А ее прощение вообще не имеет цены. Никакой цены, что можно выразить в мешках морковки, посохах, владениях или монетах. Мое прощение не имеет стоимости. Он недоумевает и все же благодарно сморкается и кашляет. Бедняга, ему приходится совсем туго без своих доспехов. Без них он как черепаха без панциря, я чувствую его теплую руку под тонкой тканью. Мне хочется ее сжать, но я сдерживаюсь. Будь проклят этот гадский этикет.

С нашей одежды капает, мы шлепаем вслед господину Понга наверх к крепкому столу, за которым с кислым, как семисотградусный уксус видом сидит мой бронированный прожора. На морде Ва написаны все печали мира, глядя на него заплакал бы даже Протопадишах. Заплакал и подарил сто тысяч баночек морковного пойла.

— Чем богаты, господа! — с фальшивым воодушевлением воркует господин Пилли, — угощайтесь тем, что послали нам боги. Прошу, салатик из болотного хвоща. Тут супчик из тины, утром собирали.

Слушая про местные деликатесы, Ва принимает вид, что вот-вот умрет. Рагу из крапивы и рогоза, жареный ежеголовник, канапе с лягушачьей икрой. Все это прекрасно сочеталось бы с благородным см’гончиком, но его нет. Состроив трагическую гримасу, дракон набирает в пасть немного тушеной ряски и принимается мрачно жевать.

Жует он, будто сейчас его на собственные похороны или похороны Матушки. Солнце почти зашло и бросает последние полумертвые лучи на толстую шкуру, отчего картинка представляется совсем безнадежной.

Мне становится смешно. Ничего мой дорогой, свое мы наверстаем, только потерпи. Бросив взгляд на меня, дракон подкатывает глаза. Я еле сдерживаю смех, продолжая великосветскую беседу с нашим радушным хозяином, который нет-нет, да глянет на мои запястья.

Усталые слуги снуют между кухней и нами, убирая одни блюда ставя на стол другие. Тарелки кстати разномастные, что явственно говорит об их происхождении. На каждой мне видится надпись «Собственность принцессы Беатрикс». Но я не обращаю на этот факт внимания, сейчас меня больше интересует, что хочет барон. Его речи крутятся вокруг выбросов, которых нет, вокруг того, что происходит в Долине.

— Что-то произошло, принцесса, — беспокоится наш радушный хозяин, — такой тишины не было со времен основания «Осторожно, заземлено». Долина будто замерла. Это очень необычно, вы понимаете?

— Конечно, понимаю, господин барон. Но я не была дома, уже пару недель, а то и больше, — развожу руками я, осторожно пробуя болотные деликатесы. Тина отдает тухлым, ежеголовник горчит, в общем, довольно неплохо, во всяком случае, не намного хуже обычной пищи Старой Земли. Конечно, хотелось бы запить все это, но на выбор только вода и травяной отвар.

— Извините, папаша, а можно к вашему хавчику немножко промочить горло? — Ва разочаровано смотрит на господина Понга. В его янтарных глазах испускает последний вздох надежда. Наш хозяин всплескивает руками, боги! Он совсем позабыл. Конечно, добрая еда нуждается в благородных напитках. Болотные джентльмены знают в них толк.

— Гриша! — повелительно зовет он. — Гриша! Принеси нам выпить! И зажгите факелы, уже почти темно.

И действительно солнце, подрожав пару минут как с похмелья, провалилось за горизонт. Оранжевые сумерки стремительно льются на Старую землю, щедро заливая все вокруг. Долину реки, нас, Старую землю — все, куда могут дотянуться. Я с сомнением гляжу на мокрого Фогеля рот, которого набит заячьей капустой. Шевелюра колдуна торчит в разные стороны. Заметив мое внимание, он скромно улыбается. Пить гнилушку сегодня ему строго противопоказано, с бароном нужно держать ухо востро и наш колдун в состоянии мяу мне совсем не в кассу.

Гриша, в подобии ливреи состоящей из одних заплат приносит нам микроскопическую баночку морковной амброзии. Оценив ее размеры, Ва испускает стон, этого не хватит даже промочить горло. Такое количество запросто растворится в пасти. Когда баночку откупоривают, у меня перехватывает дыхание. Запах cм’гончика может свалить взрослого водяного быка. Что-то совершенно невероятное, такого я еще никогда не нюхала.

Так и знала, в качестве местных благородных напитков можно не сомневаться. Каждый барон гордится своим рецептом, но ни одну из этих комбинаций нельзя принимать внутрь. Все они как одна состоят из головной боли, сушняка, тремора и вонючего выхлопа поутру. Только пропорции отличаются от баронства к баронству. У кого-то больше сушняка, а кто упирает на головную боль и отвратительный запах.

Пару секунд я обдумываю, а не взять ли последние оставшиеся пару бутылок вина. Но тащиться за ними к тележке лениво, да и пополнить запасы в нашей ситуации проблематично. Где еще за пределами моей Долины можно раздобыть вина? Есть вопросы, ответов на которые не будет никогда.

— Мы добавляем в него колдунскую жидкость из бочки, — доверительно сообщает господин «Осторожно, заземлено», — это придает напитку крепости и аромата.

— Что за бочка? — интересуется Фогель, со звуком лягушки-быка проглатывающей вилок капусты проталкивая пережеванный ком в пищевод.

— Мой дед, барон Понга, разыскал ее. Это было нелегко, но результат того стоит, сударь. Каков аромат, ощущаете?!

Бочки! Моей между прочим бочки! Но вслух я ничего не произношу, а принимаю глуповатый заинтересованный вид. Еще один подъедала у бедной Беатрикс, так и запишем.

— Аромат? — в сомнении переспрашивает Фогель. В ответ хозяин демонстрирует бочку, стоящую под замком в деревянной клети.

— Вот она, наша драгоценность. Насколько я знаю, ни в одном баронстве такого нет.

Мой прекрасный Эразмус выходит из-за стола и щурится, рассматривая надпись на синем боку.

— Бутилселеномеркаптан, — читает он по слогам и начинает неудержимо чихать. — Обращаться с осторожностью.

Я присматриваюсь, символы мне незнакомы.

— Бутлибульбультам? Прекрасное сочетание! Хоть и называется по-дурацки, уж прости дорогой друг, — влезает дракон и одним глотком выпивает почти все. — Жаль, что я этого не знал, когда пробовал.

— Да, — скромно подтверждает господин Понга, — это наш фамильный секрет. Никто на Старой Земле не добавляет в благородные напитки, как вы говорите, бутилселеномеркаптан.

Колдунские слова Фогеля он выговаривает с подозрительной чистотой. Я опускаю руку на рукоять посоха в ожидании того, что заклинание сработает. Ничего не происходит.

Бутилселеномеркаптан. Даже я с первого раза не смогла бы выговорить. Все это говорит о многом. Я хмурюсь. Господин Понга явно колдун или что-то вроде этого. Оказавшись на одной волне с моим бронированным алконафтом, хозяин взмахивает руками, гулять так гулять, и требует принести еще пару баночек.

Вокруг уже совсем темно. Мы с Фогелем дружно отказываемся от морковной гнилушки, которую Ва с хозяином и допивают. На этом разговоры и ужин заканчиваются, и суетливый господин Понга устраивает нас на ночлег. Нас: это меня и Фогеля, потому что налакавшийся благородных напитков Ва во-первых воняет, как дохлый кролик, а во-вторых не помещается ни в одной из комнат усадьбы. По большому счету, моему чешуйчатому дружку все равно, он заявляет, что заляжет под окном и будет через него развлекаться разговорами с нами перед отходом ко сну.

— У нас тут скромно, принцесса, — лицемерно разводит руками барон, заслоняя от порывов воздуха свечу, которую несет в руках. — Прошу меня извинить. Мы никак не готовились к вашему визиту.

Я с сомнением рассматриваю обстановку. В комнате единственная кровать, над которой висит странное приспособление из гнутых железок. В углу деревянная лавка, табуретка и стол.

— Ваш слуга может лечь на полу, — беспокоится гостеприимный хозяин, — если вам что-нибудь понадобится, вы можете вызвать слуг вот этим колокольчиком.

В ответ я киваю, и кидаю бронежилет на лавку. Боже, семь дней ночевок в поле и отдельная кровать сейчас. Действительно, жизнь иногда подкидывает радостей, которых не ждешь. Я возношу хвалу бородатой матушке Ва, за то, что она никогда нас не оставляет в своем попечительстве. Вот только на кровати я не лягу, тут уж, дорогой хозяин, держи карман шире. От нее просто разит опасностью, и этот запах перебивает даже выхлоп чешуйчатого. А на опасность у меня чуйка, иначе я давно бы потеряла все.

19. Клетка Фарадея

Через пару минут после того, как наш радушный владетель откланялся в окне появляется хитрая морда дракона, от которой невозможно смердит.

— Слушай, Трикси, я тут обнаружил где этот обрыган Понга хранит запасы своего см’гончика. У него под это дело отведен целый сарай, прикинь?

— Откуда ты знаешь? — я устраиваюсь на лавке, подкладываю под голову бронежилет и закидываю ногу за ногу. Чистенькая кровать, над которой висит какая-то штука, вызывает у меня усмешку. Ну-ну, сударь, посмотрим кто кого.

— Как откуда? — в волнении кукарекает Ва и елозит в окне от избытка чувств, — да там висит вот такеный замок!

Он демонстрирует что-то неимоверное размером с мою голову. Конечно же, мой алкоголик преувеличивает, но и то, что сарай заперт показательно. Ни одна дверь на Старой Земле не запирается, если владелец не хочет сохранить что-нибудь особо ценное.

— И что ты собираешься делать?

— Собираюсь в гости, — шепчет пройдоха и хихикает. — Не хочешь немножко покеросинить перед сном, Трикс?

Что-нибудь перед сном я не хочу, запах исходящий от чешуйчатого валит наповал. Не хватало еще травануться и весь следующий день ходить овощем. При том, что наш радушный хозяин не заслуживает ровно никакого доверия. О себе я позаботилась самостоятельно, прихватив по пути кое-что из тележки. Кое-что приятное. Как говорит насквозь лживый господин Понга, гулять так гулять. Плевать на то, что у нас осталась последняя бутылка. Я подумаю об этом завтра.

В желтом свете свечи зеленая этикетка кажется бурой. Я кидаю взгляд на Фогеля, который устроился в углу и внимательно рассматривает висящую над кроватью конструкцию. Интересно, он думает тоже, что и я?

— Будешь?

Он подсаживается на пол у меня в ногах и с благодарностью делает глоток. Колдун задумчив как никогда. Слышно как воздух с сипением проникает в его легкие. Надо что-то с этим делать. Попробовать какие-нибудь заклинания, в конце концов. Отвары может быть. Ведь лечат же зеленый понос отваром крапивы? Не дай матушка у него случится приступ удушья в самый ответственный момент. Когда надо будет сражаться или бежать.

Я беру у него бутылку и тоже делаю глоток. Оставшаяся после Ва вонь немножко отступает, растворяясь в сладком аромате цветов. Хорошая это штука — вино. Умнику, который его придумал, я бы поставила памятник или отсыпала блескушки, столько, сколько бы он захотел. Жаль, что мы никогда не пересечемся. Никогда — от этого слова несет сильнее, чем от радушия господина Понга. Мне делается грустно, я достаю нож из ножен и принимаюсь чистить ногти. Колдун в моих ногах покашливает. Бедный Эразмус, все равно я тебя спасу, пусть даже тебе ничего не угрожает.

— Послушайте, но это же нечестно, принцесса?

Я скашиваю на него глаза и поднимаю бровь, продолжай м’техник, принцесса тебя слушает. Легкий ветер с реки трогает пламя свечи и по стенам нашей комнаты ползают жирные как мусорные слизни тени. Вино мягко ложится на заячью капусту и суп из тины.

— Мы не можем ограбить беззащитного старика, — шепотом произносит он.

Боги, как мне хочется его погладить и прижать к себе. Ощутить тепло его кожи. Вместо этого я философски вздыхаю, конечно можем, мой дорогой Эразмус. Если бы не могли, то мы бы давно были убиты и переработаны слизнями.

— Тогда зачем ты ему соврал? Этому беззащитному старику — в свою очередь задаю вопрос я. Он трет пятерней лоб, пытается сообразить. Потом объясняет, что-то ему не понравилось. Что-то, чего он не может пока осознать. Кроме того, ему кажется, что унитестер сломался.

— В каком смысле?! — я даже приподнимаюсь на лавке.

Вот те раз! Меня окатывает холодной волной. Колдунство для меня совсем незнакомая тема, я не разбираюсь ни в заклинаниях, ни во всех этих магических предметах, но одно я помню твердо. Красная точка, к которой мы идем, чтобы забрать кое-что из волшебной требухи Штуковины. Без нее выбросы не восстановятся, бароны будут шататься у меня в Долине, совершенно ничего не боясь. А я проведу время в изгнании, где со временем состарюсь и дам дуба. Подлая судьба дает мне пинка без всякого предупреждения.

— Так в какой смысле, колдун? — осипшим голосом переспрашиваю я. Потому что мой Эразмус молчит, присосавшись к бутылке.

— Он показывает, что старая Машина находится здесь, — просто говорит мой дорогой красавчик. — Но этого не может быть.

До него все никак не доходит, что то чего не может быть — случается. Пламя свечи моргает на секунду, а потом разгорается еще больше. Я смотрю в прекрасные глаза под длинными женскими ресницами. Была бы сейчас возможность, я удушила его тем самым шарфиком цвета лепешки водяного быка. Ну, как так можно, дорогой мой? Почему ты сразу не сказал? Фогель абсолютно не понимает моих чувств и демонстрирует свою стекляшку. Водит по ней пальцами, перемещая карту. Показывает Башню, тот путь, который мы прошли, показывает темноту, в которой горит красная точка. В общем, делает все то, что мне не интересно.

— Мы где-то здесь, принцесса, — он тыкает прямо в нее. Мы где-то здесь. Я задумчиво смотрю на красный огонек вокруг которого тьма. Вот как мне на это реагировать, дорогой мой Эразмус? Как мне на это реагировать, если ты балда каких свет не видывал и никогда не сообщаешь важные новости вовремя. Хотя, наверное, я уже должна давно к этому привыкнуть. Как привыкла к выходкам своего дружка. Я уж открываю рот, чтобы приказать ему немедленно найти Штуковину, как нас прерывают.

С улицы слышна возня, что-то негромко хлопает, потом доносится неприятный металлический стон. Мы замираем, с тревогой ожидая развития событий. Через десять долгих минут в уличной темноте раздается тяжелый топот и в окне образуется недовольная морда моего бронированного приятеля.

— Трикси, Трикси, — скулит Ва, — эта тварь укусила меня за задницу. Это мразота подстерегла меня! Сволочь! Гадина!

— Какая?

— Мурлыка!

— Опайсик? У них же нет пасти, дружочек.

— Нет пасти? — он разворачивается и демонстрирует многострадальный мясистый тыл, на котором в довесок к двум уже залатанным мною ранам зияет еще одна, — видала? У него из морды выдвигается черти что, ты бы видела эту хрень, Трикс! Обделаться можно! Как считаешь, она ядовитая?

— Вряд ли, — не совсем уверенно возражаю я, внимательно рассматривая пострадавшие филейные части. К счастью, до дракона мои сомнения не доходят.

Он нелепо торчит в окне, сбивчиво рассказывая о своих приключениях. Когда он выломал замок и немного пошарил в сарае, опайсик выскочил из темноты и саданул его чуть пониже спины. Нет, конечно, он дал сдачи и противника уже вряд ли соберешь, но остается еще его братишка. А Ва не согласен повторять свой опыт ни за какие коврижки. В общем надо рвать когти, Трикси, пока еще не объявили тревогу, а то нам тут совсем не рады.

— Как мы пойдем? Ты видел, какая у них скорость, — резонно замечаю я. — Они разберут нас на запчасти раньше, чем мы успеем пройти пару шагов. У Фогеля нет брони, сечешь?

На что он отвечает, что все уже продумал, мы переправимся на другой берег, у причала господина Понга два крепкие на вид плота. С них ловят лягушек и собирают тину. И он уже перетаскал припасы, дело осталось за малым — слинять.

Я чертыхаюсь, хотя в душе понимаю, что может это и к лучшему. Никогда не стоит злоупотреблять гостеприимством. Особенно на Старой Земле, где каждое существо норовит разжиться куском твоего зада. Надо быстро и по-тихому откланиваться, чтобы не нажить еще больших неприятностей. Во всей этот стройной теории смущает только одно обстоятельство — Штуковина каким-то чертом находится здесь, в усадьбе. И Фогель об этом только что сообщил. Что значит: надо срочно менять планы. Теперь в первую очередь нужно нанести визит к ней, выдрать р’делительный контур, а уж потом бежать со всех ног. Господи, у меня сейчас лопнет голова. Который раз убеждаюсь, что быть принцессой нелегко. А живой и здоровой принцессой нелегко вдвойне.

— Что будем делать? — дракону на мои метания плевать. У реки его ждут запасы трофейного см’гончика господина Понга. Свое дело он уже сделал, и теперь мой черед все разруливать.

— Ты можешь точнее определить, где Штуковина? — я смотрю на колдуна, параллельно вожусь с застежками ботинок. Бронежилет придется бросить, теперь он совершенно бесполезен. Грудная пластина разбита в хлам, нижняя выпала из разорванного кармана, единственное, что осталось живо — спина и одна боковая. А на них долго не уедешь.

— Могу, унитестер может показывать направление, — туманно докладывает Фогель. Совершенно точные и совершенно бесполезные сведения, я обреченно вздыхаю, но он этого, конечно же, не замечает.

Мы линяем через окно, перебегаем к крепким сараям, стоящим по периметру. Там я отсылаю Ва к причалу. В том деле, которым мы занимаемся, мой грузно топающий дракончик будет только мешать. Кроме того, я почти уверена, что перетаскивая награбленное, успел пропустить пару-тройку баночек для вдохновения. Это никак не придает скрытности. Ва уже откровенно штормит, а запах выдает его даже в полной темноте.

Двор у господина Понга огромный. Мы двигаемся вдоль рядов запертых дверей. Фогель сосредоточен на своем унитестере, что-то бормочет себе под нос. А я следую за ним, сжимая в одной руке рукоять короткого посоха, а другой удерживая болтающиеся на поясе ножны. Залившая все вокруг темень разрывается только мягким светом из окон усадьбы. Лежащие на земле светлые пятна мы стараемся обходить. Вернее, я стараюсь, а мой спутник не смог бы спрятаться даже в глубоком лесу. Он беспечно вышагивает по ним, двигаясь прямым курсом.

Стоит почти полная тишина, слышно лишь далекое кваканье лягушек и шорохи из-за ограды.

— Ну? — я почти потеряла терпение, мы обошли двор по кругу и вернулись на отправную точку. Никаких результатов. Фогель растерянно пожимает плечами. Сказать ему нечего. Штуковина где-то здесь.

— Ищи, колдун, только быстрее, — понукаю его я. Время падает редкими каплями, м’техник колдует над своей стекляшкой. Он абсолютно спокоен, черт его дери. Матушка, дай мне сил все это вынести. Дай маленькой Беатрикс немного удачи, я скрещиваю пальцы.

Моя удача все никак не приходит, никто не слышит мои мольбы. Краем глаза я замечаю ослепительную вспышку в комнате, которую мы покинули десять минут назад. Сквозь окно видно, как гнутые железяки над кроватью падают вниз, расправляясь в подобие металлической решетки. Дверь распахивается и внутрь врывается наш милейший старичок Понга при полном параде: на голове шлем в руках то, что Ва назвал карамультуком. Подготовка у него совсем неплохая для такого дистрофана, я бы в этом случае лопухнулась и не попала в него с первого раза. Оказавшись в комнате, он сразу скользит вправо от двери, что совершенно логично, если бы Фогель расположился на лавке. Со своей позиции он бы легко его ухлопал. Вот только колдуна там уже нет, я еле сдерживаю злой смешок.

Когда до него, наконец, доходит, что птички улетели, добрый старикан издает яростный крик. Да-да, папаша, в эти игры можно играть вдвоем. Втроем, а то и вчетвером. Это тебе не ловить беззащитных рыцарей или лягушек. Запасись длинной ложкой, если хочешь хлебать из этого котла.

— Вот тебе и наш беззащитный старичок, — тихо шепчу я м’технику, — глянь, какой бодрый.

— Это клетка Фарадея, — откликается мой блаженный дружок. — Она экранирует электрическое поле.

— Что? — когда он начинает плеваться своими заклинаниями у меня потихоньку едет крыша.

— У него там клетка Фарадея, он хотел вас в нее поймать, — уточняет он.

— Плевать, — говорю я, — ищи Штуковину быстро, а я пригляжу за ним.

Он затихает над унитестером еще на пару томительных минут. Самых долгих минут в моей жизни, хозяин «Осторожно, заземлено» мечется по комнате, стараясь не приближаться к окну. Я усмехаюсь, вот ты какой, дорогой мой Пилли! Знаешь же, что может прилететь. Обыскав комнату, барон в отчаянии всплескивает руками и вылетает в коридор. Первая часть закончена, сейчас наш старикашка поднимет своих прихлебал и начнется самое веселое.

— Поторопись, колдун, сейчас нас будут трамбовать, — весело сообщаю я. Действительно, если уж жизнь взялась за тебя всерьез, то она никогда не отстанет, пока не насует тебе мусора за воротник. И все это будет твое, все беды, огорчения, все-все. Такое никому не подаришь и не продашь. В этих обстоятельствах либо ты, либо тебя.

— Здесь, — наконец приглушенно сообщает колдун, указывая на темную дверь из длинного ряда одинаковых дверей. — Она внутри.

Слава тебе Матушка! Мы стремительно бросаемся к ней, за нашими спинами нарастает океан воплей и невнятной ругани. Я замечаю темные фигуры, выскакивающие из парадного крыльца. Начинается!

— Торопись, Фогель!

Он упирается в запертую дверь, оборачивается и умоляюще смотрит на меня. Заперто, принцесса! Господи, какой же ты все-таки балда! Пара движений ножом и я вталкиваю его внутрь, а сама занимаю позицию в глубоком пятне тени рядом с входом. Пусть возится, там я ничем ему не помогу.

В предвкушении хорошей драки в моих висках воет кровь. Пытаясь сдерживать поднимающуюся изнутри дрожь, я дышу глубоко и размерено. Единственно, чего я сейчас опасаюсь, это то, что мой дракончик на керосине, вообразит, что меня пора спасать. И двинет от своих драгоценных баночек на штурм. К счастью этого не происходит.

Быстрей, быстрей, дорогой мой Эразмус! Молю я про себя. И жду его появления, как никогда в жизни не ждала. Вообще ожидание это сплошная тоска. Как могу я пытаюсь избегать этого. Ожидать на Старой Земле можно только одного — неприятностей.

Проходит еще пять или десять веков, в течение которых я слышу бормотание колдуна из сарая и негромкие вопли подданных господина Понга, который во что бы то ни стало, решил нас поймать. Упорный старикашка. Ведь реально понимает, что может получить на орехи, но это его не останавливает. Крестьяне мечутся с факелами, а сам он вышагивает с блестящим посохом, всматриваясь в темноту. Я беру его на прицел, но не стреляю, еще не время.

— Ничего нет, Трикс! — трагическим голосом шепчет мой милый Эразмус, появляясь из темноты. — Там та самая старая Машина, но она полностью разобрана, ни одного управляющего элемента нет! Остались только техприсоединения, контакторы, и неработающий блок питания. Он выпотрошил ее начисто!

Ничего нет, Трикс! Меня словно лягает пони. Прямо в грудь. Я задыхаюсь, даже сильнее, чем сам Фогель. Трикс! Он назвал меня по имени, так, как зовет только Ва. В голове шумит громче, чем после пары бутылок вина. Просто грохочет. Святая Матушка, черт дери твою бороду, ты самая хорошая из всех богов которых я знаю. И которых не знаю тоже. Трикс! Трикс! Вот ведь сладкое чувство! От волнения мне хочется дожать спусковую скобу, господин Пилли Понга танцует на мушке. Палец дрожит, но я точно знаю, что не попаду. И выдыхаю. Принцесса в любых обстоятельствах должна вести себя с достоинством.

— Совсем ничего, колдун? — спокойно произношу я, немного придя в себя.

— Из того, что нам нужно, ничего.

Он присаживается около меня и смотрит на толпу, которая нас разыскивает. Из того, что нужно ничего нет. Еще одна подлость черт подери. Вся последняя неделя состоит из сплошных подлян. Может меня прокляли? Тот тупица с фальшивым посохом, которого чуть не съели сколопендры? Как он там вопил? Курамы, курамы, бельдегерей. С радостью отпинаю его при случае. Малышка Трикси умеет быть благодарной, старый ты козел, что бы ты сдох. Представляю, как он удивится, когда увидит меня — прекрасную принцессу Мусорной Долины Беатрикс.

20. Свет далеких миров

Свет факелов начинает мазать стены вокруг нас. Наши заклятые друзья сообразили обыскивать все поместье по порядку. Теперь они не болтаются между тенями, а выстроились шеренгой и планомерно двигаются от одного угла к другому. Надо сматываться время поджимает. Еще немного и они нас обнаружат. Меня бьет лихорадка. Сердце заходится в ударах, разгоняя кровь.

— Сможешь быстро бежать? — интересуюсь я. Конечно же, Фогель на все готов. Согласно кивает и принимает грозный вид, от которого на моем лице расплывается улыбка. Подбитый глаз и ссадины на лице делают его неотразимым. Милый, милый Эразмус. Все не можешь осознать, что наши с тобой шансы почти нулевые. Даже если от реки заявится мой бронированный дружочек. По малому счету нулевые и по большому тоже: то, что мы хотели, мы не добыли. Не пойду же я спрашивать у милого барона Понга — куда вы дели магические потроха, сударь?

— На счет три, мы быстро бежим вниз и сматываемся по реке, — безо всякой уверенности командую я. И заслуживаю второй кивок, говорящий о том, что колдун готов умереть.

ТРИ! Мы несемся как ветер, оставляя позади крики и безобразную ругань заметивших нас преследователей. Точнее несусь я, а мой милый недотепа бултыхается в кильватере. Хрипит и кашляет как триста умирающих от чахотки. Ну, уж фигу вам, его воротник я из руки не выпущу, даже если погибну. Плевать на все. Теперь действительно плевать на все, более счастливой я наверное уже не буду.

— Я больше не могу, Трикси, — молит м’техник. Все ты можешь, бормочу я себе под нос и ускоряюсь. Мы пересекаем открытое пространство до пологого обрыва к реке. А потом кубарем скатываемся с него прямо к причалу. Перед тем как мы падаем вниз, я ощущаю за спиной фиолетовую вспышку и чувствую жар проносящейся мимо магии.

Мимо, старикан! Уже не сдерживаясь, я хохочу хрустальным колокольчиком, кувыркаясь по земле. Небо, Старая Земля, трава, темень, отблески факелов — все кружится в огненном танце, мелькает перед глазами, которые я боюсь закрыть. Мне, почему-то кажется, что если я прикрою веки, то умру. Умру сейчас, именно тогда, когда почувствовала капельку блаженства, такого, какого никогда не испытывала. Потому что Эразмус назвал меня по имени, это ли ни счастье для любой принцессы? Трикс! Трикс! Так он сказал. С этой мыслью я, наконец, останавливаюсь, лежу на спине и глупо улыбаюсь.

— Алло! Пехота! Подъем! — озабоченно квакает Ва. — С ума посходили! Отчаливаем, не то они нам откусят задницы. Трикси! Трикси, очнись, старушка!

Старушка? Ах ты, толстая ящерица! В беспамятстве я хватаю Фогеля, затаскиваю на плот из шести бочек, на которые прикреплен дощатый настил. Потом с помощью дракона отталкиваю его от берега. И прыгаю сама. Ва осмотрительно занимает второй и тоже отчаливает. Совсем не удивительно, что он не поплыл с нами, дракон прекрасно соображает. Во-первых, оставлять противнику средство передвижения глупо, во-вторых на его плоту все награбленное в баронстве и наша тележка. Мой храбрый дружок работает шестом как заправский моряк. Игра ему нравится, и он кукарекает от восторга. Смотри, Трикси, как я умею! Положа руку на сердце, я бронированным алкоголиком восхищаюсь. В самых тяжелых обстоятельствах он способен не унывать. Это дар божий. Иногда я об этом ему говорю, но скромный дракон отнекивается, его так научила Матушка.

Когда мы выбираемся на середину реки, я, наконец, оборачиваюсь. На берегу мечется челядь барона Понга. Вооруженные дубьем и железками изможденного вида бородачи. Плывем мы неспешно, и весь этот сброд сопровождает нас, выкрикивая проклятья. Особенно усердствует тот гнус, что подавал нам фамильную гнилушку за ужином. Мои посохи на плоту у Ва, и я целюсь в него из короткого, который всегда при мне. На секунду задерживаю дыхание, наблюдая идеальное совпадение прицельной линии, прямо по центру микроскопического лба. Боже! Я само совершенство! Жаль, что Эразмус этого не замечает.

Палец плавно давит спуск, но потом я останавливаюсь. По-моему в книге написано, что убивать человека, с которым только что познакомилась верх неприличия. Пусть он даже последний негодяй и тупица. Кроме того, осыпающий меня ругательствами слуга пока ничем не заслужил своей участи, если не брать во внимание вонь от его ног.

Гриша. Если мне не изменяет память — такое у него имя. А противник с именем становится чем-то иным, чем темным пятном на другом конце ствола. Даже Ва никогда не спрашивает рыцарей, как их зовут. Так что будем считать, что Грише крупно повезло сегодня, хоть он об этом даже не подозревает. Какая ты все-таки добрая, хвалю я себя.

— Ты только посмотри на этих беззащитных крестьян, Эразмус! — я произношу имя, немного споткнувшись.

— Я плохо вижу, — мой милый колдун так и не отдышался. Захлебывается, но старательно глядит на блуждающие на берегу факелы. Ах да, совсем забыла, что он слеп как крот и темнота совсем не то, что способствует остроте зрения.

— Они там с дубинками и прочим, — информирую я. — Прикинь, чтобы было, если мы попали к ним в лапы.

Он соглашается. Было бы неприятно, без сомнений. Передав ему шест, которым гребла, я усаживаюсь на краю плота, как в первых рядах на цирковом представлении. Противник достать нас не может, не только потому, что нечем, но и потому, что мы совершенно теряемся на темном фоне реки. Обслуга «Осторожно, заземлено» беспомощно шарахается у воды, оглашая окрестности воплями. Жаль, что в этих краях не водятся дермоны, кровожадно думаю я. Они бы поубавили их пыл.

Река неслышно несет нас на себе. Два плота один за другим. На одном мы с милым Эразмусом, на другом Ва с нашим скарбом, к которому, как я замечаю, прибавилась фамильная бочка баронов Понга. Меня душит смех. Когда он успел разуплотнить нашего дорого хозяина? Недаром мой маленький дружочек так нежно ее рассматривал! Ва замечает мой взгляд, и обнажает зубы, каждый с большой палец. Драконья улыбка может любого ввести в ступор. Любого, кроме меня.

Святая Матушка, как же здесь хорошо! Под настилом хлюпает вода, огни факелов отражаюсь на темной поверхности реки. Дует легкий ветерок несущий запах болота и цветов. Над нами перемигиваются огни других миров. Разноцветная россыпь точек. На которых в данный момент тоже что-то происходит. Может даже что-то важное. Но нам не видно, они слишком далеко. Они там, в небе — очень далеко. А мы здесь в блаженной темноте. Я расслабляюсь, прикрываю веки, из-под ресниц рассматривая изможденное воинство господина Пилли отделенное от нас широкой полосой воды. Прикрываю и тут же распахиваю в ужасе. Святая Матушка!

Картина стоит моего безотчетного страха. На берегу появляется владетель баронства на плече которого лежит мое самое ценное и самое бесполезное приобретение. Моя абсолютная страсть и тоска. Длинная зеленая труба, сестра-близнец той, что осталась в Башне. Шайтан-труба. Количество мусора, который я перерыла в поисках припасов к ней, не сосчитать. И вот она здесь, у милого старикана. Просто удивительное и невероятное совпадение.

Покрутив верньеры на боку посоха, господин Понга безо всякого промедления приникает к квадратной коробке, приляпанной к боку.

— Я вас вижу, мерзавцы! — надрывается он, — сворачивайте к берегу быстро! Иначе все для вас плохо закончится, даю слово барона «Осторожно, заземлено»!

— Хотел обидеть бедную девушку, старый ты козлина? — ангельским голосом произношу я, — зачем тебе та клетка в спальне, а?

— Девушку? Девушку? — завывает мой собеседник, на коробке появляется красный огонек. Конец Шайтан-трубы ходит ходуном. Я даже начинаю беспокоиться, что сейчас старика хватит удар. — Возвращайтесь немедленно! Мы просто поговорим, и вы отдадите то, что украли!!!

— Конечно, конечно, — вежливо соглашаюсь я, — держи, дедуля!

И встаю, чтобы меня было лучше видно, а потом вытягиваю руку, демонстрируя свой царственный средний палец.

Он издает рев, словно водяной бык которому прищемили самое нежное, и жмет на пуск. Шайтан- труба на его плече изрыгает огромный сноп пламени и искр. Всегда хотела это увидеть, но до этого момента возможности все никак не подворачивалось. И вот господин Понга познакомил меня с этим. Фантастическое зрелище! Колоссальный клуб пламени пролетает над сонной рекой, освещая все вокруг.

Магия — длинное темное копье со свистом несется к нам. Я точно знаю, где она ударит. Туда где сейчас, покрывшись каплями пота, трудится мой дорогой Эразмус. Колдун старательно отталкивается шестом от дна, направляя плот вперед.

За доли секунды, прежде чем по нам попадает, разнеся плот в щепы, я хватаю Фогеля в охапку, и прыгаю в блаженную глухую темноту. Туда, где я ничего не умею и ничего не значу. Туда, где мне конец. Просто, другого выхода нет. Все так сложилось. Я слышу полный отчаяния крик Ва. Мой бедный маленький дракончик. Надеюсь, что у старого говнюка только один припас, и он не выстрелит по второму плоту.

Вода принимает меня, обнимает холодными руками, словно мать, которая ждала меня тысячу лет. Я отталкиваю м’техника вверх. Теперь мне уже все равно, плавать я не умею. А учиться слишком поздно. Я погружаюсь все глубже и глубже, наблюдая сквозь прозрачную воду, как дрожат огоньки далеких миров. Там, на одном из них — ведьма из ХаЭр. Выкуси, дура. Милый Эразмус! Он назвал меня Трикс. Иногда мне хочется его убить, но все остальное время мое сердце тает. Серьезные серо-голубые глаза под длинными женскими ресницами, сухое тело на котором выделяется каждая мышца, веснушки на плечах. Мой милый, милый Эразмус.

В глазах темнеет, миры на ночном небе выцветают. Становятся мутными некрасивыми пятнами, крошками на безбрежной темной скатерти. Вот и все, Беатрикс. Ничего дальше. Я прикрываю веки. Вода заливается в уши, в ноздри, в глаза. Интересно, как умирают принцессы? Что там написано в книге? Есть ли там вообще про все это? Скорей всего нет. Сдается мне, что и эти дела принцессы делают без лишней суеты и с достоинством. Я расслабляюсь, давая реке проглотить меня всю без остатка. Любопытно, чтобы было если Ва не нашел меня? Если бы он прошел мимо по своим драконьим делам? Я бы не встретила Эразмуса и не спасла бы его. Время ворочается у меня в голове, идет изгибами, старательно отвечая на вопросы, которые я даже не пытаюсь задавать.

Все летит кувырком, стремительно проносится мимо меня в сладкой темной тишине. Уже и не знаю умерла я или еще нет. Я вишу в этой мутной неопределенности, в блаженном балансе между сейчас и никогда. Пока не чувствую, как кто-то хватает меня за тунику, обнимает меня и дергает. Кто-то ворочается рядом, пытается меня обнять. В ушах слышно как булькают пузырьки воздуха. Все это бесполезно, думаю я. Это уже ничего не решит. Но Фогель иного мнения, и настойчиво тянет меня наверх. Гребет единственной незанятой рукой, тормошит меня. Просыпайся, Трикси! Время умирать, еще не пришло.

Через несколько долгих мгновений мы с фырканьем вылетаем на поверхность, где я открываю глаза и упираюсь взглядом в отчаянный взгляд под женскими длинными ресницами. В панике Фогель прижимает меня к себе, сквозь мокрую тунику я чувствую, как работают его мышцы. Он смотрит на меня, пытается что-то говорить. Но я не слушаю его, чуть наклоняю голову вперед и уколовшись об его щетину трогаю своими губами его губы. М’техник резко отстраняется, ошеломленно смотрит на меня. В этот краткий миг я почти умираю, сердце пропускает пару ударов, синяк под туникой взвивается резкой болью, неужели я ошиблась? Что- то думала, что- то запланировала и ошиблась? Но потом происходит то, что я так сильно хотела. Мой милый Эразмус приникает ко мне, мы сплетаемся как водоросли под неспешным течением. Танцуем медленный танец в ленивой реке. Это лучшее что со мной случалось! Я почти ничего не чувствую, не слышу, не вижу, не думаю, не огорчаюсь, не радуюсь. Жизнь вокруг замерла: ни реки, ни неба, ни врагов, ни друзей, ни холода, ни запахов, ни звука — ничего. Единственно, что я сейчас ощущаю — его губы на моих губах. И свет. Свет рвущийся изнутри. Прямо из сердца. Свет, от которого я скоро просто взорвусь, рассыплюсь на атомы, которые потом не собрать. Никто не сможет меня собрать. Даже многомудрая матушка Ва.

Когда мы касаемся ногами дна, волшебство исчезает. Последние его искры угасают в речных тенях. Я инстинктивно оглядываюсь, вдали виден плот Ва с сиротливой фигуркой дракона на нем, чуть ближе догорают остатки нашего. А на том берегу по-прежнему суетятся факелы и доносятся бесполезные команды.

— Идем, Эразмус, — бросаю я, и мы выбираемся на берег. Мое сердце трепещет, ноги ватные. Святая Матушка, это худшее похмелье в моей жизни! Меня шатает, а движения напоминают движения сломанной куклы. Очень хочется вернуться на пару минут назад. Но это невозможно.

— Ты меня напугала, Трикс, — совершенно серьезно хрипит Фогель и гладит меня по щеке. — Мне показалось, что ты утонула.

— Так оно и есть, — отвечаю я, провожая взглядом последний огонек волшебства, — но ты меня спас. Ты умничка.

Он смущается и помогает мне продраться сквозь рогоз и камыши, обильно растущие на берегу. Хлюпает черная грязь под ногами, сверху на нас осыпается пух с метелок растений.

За стеной растительности крики наших преследователей стихают, и мы без сил валимся на траву. Надо отдышаться. Фогель растопыривает пальцы и старательно взбивает свою шевелюру, избавляясь от воды. Я с нежностью смотрю на потемневшие от воды, торчащие в разные стороны кудри. Потом, нисколько не смущаясь меня, он снимает рубаху и штаны и пытается выжать.

Я лежу на спине и провожу ревизию потерь и приобретений. Список совсем недлинный. Итак, короткий посох я посеяла, он где-то там, на дне реки, нож остался в ножнах и это неплохо. Во всяком случае, можно попытаться отбиться от кого-нибудь особо наглого. Ва жив и невредим, это плюс. У него наши припасы, это тоже плюс. Фогель меня поцеловал — это бесценное приобретение. Это чудо! В воздухе начинают кружить яркие снежинки. Фогель меня поцеловал! Я задыхаюсь от счастья и поворачиваю голову набок, любуясь его поджарым телом.

Пусть мы не нашли эту колдунскую шляпу для Штуковины и теперь через неделю или чуть более дадим дуба. Штуковина рванет, стерев с лица Старой Земли все живое. Да что там говорить, стерев Старую Землю в порошок. Для меня теперь это всего лишь досадная случайность. Легкая неприятность, вроде насморка. Грядущая смерть нисколько не огорчает принцессу Мусорной Долины Беатрикс Первую. Она счастлива. Покрыта с ног до головы илом, в мокрой одежде, в изгнании. Преследуемая всеми кто только о ней знает, она счастлива. Странное состояние, которое я испытываю в первый раз.

— Замерз? — говорю я. Фогель стучит зубами, но отрицательно машет головой.

— Это адреналин, Трикс, — поясняет он. — Если бы не ты…

Что он хочет сказать этой своей паузой, я знаю и улыбаюсь ему.

— Все это теперь бесполезно, Эразмус? Эту штуку мы не добыли и теперь все?

Он вздыхает. Да, теперь уже все. Даже если произойдет чудо и в Конторе его, наконец, хватятся, нам уже не спастись. Слишком мало времени, они не успеют переправить новую Машину. Вытягиваю руку и накрываю ей его ладонь. Мы еще можем взять штурмом поместье Понга, перебить всех, а старичку задать пару вопросов. В ответ он отрицательно машет головой. Не получится. Контакторы на старой Машине были сухими, а это значит, что ее распотрошили давно. Может быть, даже два месяца назад, а то и больше. Р’делительные контуры вне Машин столько не протянут, пересохнут и придут в негодность.

Положив одежду под голову, он устраивается рядом со мной. Совсем как теплый кролик. Мы держимся за руки, рассматривая сонное подмигивание неба. Эразмус пытается рассказать мне о далеких мирах, про Машины, людей, про то, как у них все устроено. Но я его не слушаю, я слушаю, как бьется его сердце. Совсем рядом.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мы слышим, как кто-то продирается сквозь заросли. Словно стадо водяных быков, двигающее на водопой, только вместо мычания издающее деловитое похрюкивание. В котором безо всяких сомнений угадывается четыре баночки сброженной морковки на полтонны веса. Ва шарит в кустарнике в безуспешных поисках. Ему не помогает ни отличное зрение, ни слух. Растительность слишком густая, отчего мой дружочек обиженно кряхтит на ходу.

— Трикси. Трикси! — стараясь сохранить тишину зовет он, забывая, что производит шум сравнимый с целой армией оборванцев, вышедших на тропу войны. — Трикси, зайчик, где ты?

Зайчик! Это что-то новое! Не выдержав, я хихикаю, после чего мгновенно наступает тишина. Так и знала, что мой преданный бронированный дружок двинет на помощь. На глаза сами собой наворачиваются слезы.

— Мы здесь, Ва, — произношу я, и тут же оказываюсь в бетонных объятиях. Меня сгребают прямо с земли, небрежно откидывая Фогеля в сторону. Зарывшись лицом в колючую чешую, я улыбаюсь.

21. Трикси? Ты сошла с ума?

..

22. Третья и четвертая банка были лишними

Тени от чахоточного костерка мечутся по стене из кустарника. На палках над ним досыхает наша одежда. Моя и Фогеля. Сушится, безвольно свесившись почти в огонь, от нее идет легкий пар. Мы перекусываем жесткими колбасками из последних колдунских запасов и цедим оставшуюся бутылку вина.

— И сколько времени осталось? — интересуется Ва, занявший стратегическую позицию. У тележки, с которой стоит лишь протянув лапу можно разжиться баночкой с пойлом. На морде у дракона написано глупое счастье наседки разыскавшей потерявшегося цыпленка. Иногда он кидает на меня застенчивый взгляд и счастливо шипит. Мой ненаглядный дружочек. Если подумать, он печется обо мне словно это и есть цель его существования, которая намного важнее охоты на рыцарей и пьянки.

— Неделя. Может меньше, я не знаю. У меня нет приборов, чтобы измерить конденсацию энергии на приемном контуре, — старательно объясняет необъяснимое Фогель, — возможно, даже через пару секунд.

Подбитый глаз моего милого Эразмуса заклеен листом подорожника, навязчивая забота дракона, который думал, что потерял нас навсегда и теперь с самым серьезным видом изображает лекаря. К своему синяку я его поначалу не подпускаю, но потом сдаюсь под напором историй о том, что Матушка вообще бы приказала мне лежать, и жить мне осталось недолго. На мои возражения, что нашим ранениям уже несколько дней и что раньше ему на них было плевать, мой дружочек не обращает внимания. Ва умеет быть настойчивым. По большому счету проще уступить, чем часами спорить с бронированной тушей в подпитии. В итоге лист подорожника крепко приклеен к моей груди, а я рассматриваю два промокших свитка, которые разложила на плоском камешке для просушки.

«Девчонку полюбому живой!»

«Иди ко мне, принцесса Беатрикс»

Скоро все мы встретимся, не переживай, косоглазый. Через неделю, а может через мгновение, тут как повезет. М’техник чертит палочкой в пыли какие-то схемы, показывая изображающему понимание чешуйчатому, как все рванет. Пока мы плыли сюда долгие восемь часов, колдун прекрасно выспался, положив голову мне на колени и теперь удивительно бодр. Проснулся он только раз, чтобы сообщить, что где-то посеял шарфик цвета лепешки водяного быка. Это известие заставило мое сердце трепетать. Так тебе и надо, чертова Элис! Если бы ты была еще и кривоногая, то я стала бы капельку счастливее. Но интересоваться у Фогеля как она выглядит, мне показалось ниже моего достоинства, и я промолчала. Молча гладила спящего по растрепанным волосам. Сонная река несла нас на себе, Ва ворочал шестом и счастливо похрюкивал на корме. Очень хотелось, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, но это конечно невозможно. Все имеет свое начало и конец. Даже свет далеких миров, на которых я не буду никогда.

Все имеет начало и конец. В существующих обстоятельствах — очень скорый. Становится совсем тоскливо, и я прихлебываю из нашей последней бутылки, в которой осталось чуть больше половины. Болтаю вино во рту, вызывая стойкий аромат цветов. Пыльный аромат невидимого солнца. В реке надрываются лягушки, а за нашими спинами готовится к выходу рассвет, посылая первые робкие лучи, растворяющиеся во мраке.

— Так давай вскроем этого обморока Понга и вытрясем у него твою волшебную фигнюшку, — предлагает Ва.

— Если она у него, то уже испортилась. Я объяснял Трикс.

— Кому-кому ты объяснял? — изумленно переспрашивает дракон.

— Трикс. Ну. Принцессе.

Мой ненаглядный дружочек удивленно смотрит на меня, в янтарных глазах горит укор. Ты позволяешь этому болвану себя так называть, Трикси? Ты сошла с ума?

Для него мир содрогнулся и пошел трещинами. Я пожимаю плечами и счастливо улыбаюсь. Да, именно так, Ва. В ответ он вздыхает. Глупая, глупая Трикс, клянусь бородой Матушки! Ему невдомек, что все уже круто поменялось. Бесповоротно поменялось, и я хочу прожить остаток времени так, как хочется только мне.

В расстроенных чувствах, дракон ныряет в тележку за очередной порцией драконьего счастья, делает глоток и тут же принимается кашлять. Оглушительно чихает, разевая пасть. Раз, два, три — много раз. Никак не может остановиться, вонючая гнилушка брызжет фонтаном орошая все вокруг, к запаху гнили и ила исходящему от нас с Фогелем прибавляется ничем неистребимый аромат фамильной ценности баронов Понга. Меня берет нервный смех, и я хохочу. Теперь любая армия бесполезных неудачников напавших на нас убежит, зажимая носы. Хороши мы будем, когда с ними встретимся! Мы напустим на них такую вонь, какую они никогда в жизни не ощущали. Такую, что запах исходящий от их ног покажется райским благоуханием.

Откашлявшись, Ва запускает когти в пасть и извлекает что-то полупрозрачное со свисающими по бокам пружинками. Вытаскивает и удивленно рассматривает.

— Этот придурок решил меня отравить, Трикси! — горестно заявляет он, и оттягивает одну из пружин, а потом отпускает, давая со звоном стать на место. — Прикинь, какая погань? Подлец, каких свет не видывал.

— Осторожней! — колдун вскакивает со своего места, останавливая дракона намеревающегося запулить найденное в кусты.

— Что?

— Не сломай, — чуть тише просит его собеседник, — это матричный коннектор.

— Странное место, чтобы хранить колдунскую штукенцию, — бурчит бронированный алкоголик, — я сразу понял, что этот обрыган не в своем уме. Ты слышали, как он верещал? Будто ему прищемило яйцеклад.

Завладевший находкой Фогель внимательно ее осматривает. Корпит над ней со своим унитестером. А потом заявляет.

— Совершенно рабочий! Как он там оказался?

Дракон, к которому адресован вопрос, пожимает плечами, мало ли что взбредет в голову умалишенному? У этого идиота часть баночек была свалена под навесом во дворе, а часть хранилась за обитой железом дверью, будто это могло как-то помешать их добыть.

— Я ее аккуратно выдрал вместе с железными засовами, Трикси, — докладывает он, — и прислонил рядом. Так что поутру он может опять ее вставить и все будет как было. А он разорался, словно я ему полпоместья уронил. Ну, не дурак?

Я согласно киваю, конечно, дурак. Распереживался на ровном месте, еще и начал стрелять. И хотел поймать меня в железную клетку. Никакой благодарности. Другой бы на его месте извинился, а господин Понга повел себя по-свински, потому и огреб.

— То есть часть банок хранилось под замком? — уточняет Фогель.

— То есть — да, — отрезает Ва, — но дверь осталась целая, не переживай.

Совершенно очевидно — тем фактом, что дверь он не сломал, дракон втайне гордится. Но колдун отмахивается и пытается залезть в тележку к заветным баночкам, чем вызывает визгливое неудовольствие Ва.

— Так, так! — говорит чешуйчатый, — притормози-ка, чувачок! Так и знал, что ты нацелился на мой см’гончик!

— Пусти, болван! Вдруг в других банках есть что-нибудь?

— Тебе какое дело?

— Большое! — упрямится Фогель. И мне приходится вмешаться, потому что я уже сложила два плюс два.

— Пусти его Ва! — прошу я. Полоснув по мне грустными глазами, дракон нехотя уступает. Но с одним условием: если, хоть одна баночка исчезнет, он открутит колдуну голову. И внимательно следит за тем, как тот вынимает из тележки посуду и рассматривает на просвет у костра.

В конце концов, после наших поисков Ва пьян в дрезину, потому что каждую открытую баночку лень закрывать, а на земле перед нами лежат восемь странных штук. Фогель долго возится с ними, пока не демонстрирует мне одну.

— Это р’делительный контур, Трикс, — радостно говорит он, — Понга хранил части Машины в спиртовой заливке, чтобы они не испортились. Это консервант, понимаешь! Консервант! Я из этого всего могу собрать полмашины! Интересно, как он дошел до этого?

Я пожимаю плечами на Старой Земле много такого, чего нельзя понять. И приходится только догадываться. Взять хотя бы те занятные штуки в виде бумажных квадратиков, которые навалило после одного из выбросов. С портретами уродливых стариков в париках и цифрами. Над Долиной долго стояла бумажная метель, усыпано было почти все. Слизни потреблять насыпанное отказались наотрез, и оно было растащено окрестными искателями приключений на задницу. В близлежащих деревнях еще долго пытались найти применение этим странным предметам, пока все не было использовано на топливо к самогонным аппаратам и в дощатых уборных. Надо же было кому-то, там наверху так заморочиться нарезая бумагу в размер и рисуя на каждом обрывке портреты. Зачем? Нам с Ва было лень выяснять. Мы просто закрыли глаза на жадных до бесполезностей босяков тащивших разноцветные ворохи. Единственно чем мы тогда развлеклись — это попугали воришек огненными драконьими залпами и улюлюканьем.

Наблюдая какую радость испытывает Фогель рассматривая найденный контур я ощущаю как внутри меня неторопливо и нежно танцует кровь. В такт ударам сердца. Святая Матушка, если ты там где-то есть! Я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось. Вытянув ноги, я ложусь в тепле костра.

Теперь, когда у нас появилась надежда спастись, все видится по-другому. Когда жизнь дает тебе мизерный шанс, всегда хочется большего, чем у тебя есть. Слава богам, что теперь нет причин возвращаться и брать штурмом усадьбу Понга в почти безнадежной попытке добыть колдунские потроха. Мой зубастый проходимец все проделал самостоятельно, решив проблему одним махом.

Интересно, как оно будет дальше? Что мы будем делать, когда вернемся в Долину и починим Штуковину? В первую очередь надо будет разобраться с Протопадишахом, чтоб ему пусто было. Выбить гвардейцев из моих владений, если это не сделают дермоны за нас. Без выбросов, они скорей всего уже наводнили Мусорную Долину как саранча. Представляю, как несладко сейчас приходится завоевателям.

Перед моими глазами встают жирные павуки, отъевшиеся сколопендры, вампкрабы не помещающиеся в собственные норы, галеи выше человеческого роста. Листиножки размером с ногу. Пришло время большой жратвы! Ни одно живое существо не выдержит в Долине больше трех ночей, если оно конечно не мусорный слизень. Этих никто не трогает.

Про баронов я не думаю. Побегут первые, несмотря на блескушку. Лучше быть живым бедняком, чем высохшим остовом богача. Тут уж даже нищий Витовт задумается. Надеюсь, что все мои добрые соседи провалились к черту.

Матушка! Но как же хочется дать пинка косоглазому! С оттяжечкой! Разбежаться и ввинтить ногу в его металлический зад. Любопытно, добралась ли его армия до моих запасов во фридже? Если да, то это плохо. Я отвлекаюсь от мыслей и оцениваю остатки в бутылке. Хватит на недолгие размышления и небольшие мудрые выводы. И то, при условии, если мой милый Эразмус будет и дальше развлекаться с найденными игрушками. Все- таки он очень милый. Потерял заветный шарфик и позабыл про свою кривоногую любовь. Ведь она кривоногая же? Я еле сдерживаюсь, чтобы не задать этот вопрос вслух. В самый последний момент приходится глупо хихикнуть, потому что слова так и рвутся наружу.

Предположим мы наваляем Протопадишаху. Насуем ему навоза за воротник. Несмотря на то, что припасов в обрез, а короткий посох с отличным боем я как последняя дурында посеяла. Хотя в тех отчаянных обстоятельствах другого выхода не было. И все-таки это большая досада. Ладно. Мы победим косоглазого и я, возможно, его даже подстрелю. Отобьем мои владения, что дальше? Я делаю глоток.

Что дальше? Очнется Контора и заберет моего Фогеля? Навалится в мои владения, отберет у меня все? Придется еще навалять до кучи и этим алчным негодяям. Я грустно вздыхаю — никакого покоя, если хочешь быть счастливой.

Согласится ли Эразмус остаться? Вот тут большой вопрос. Прекрасно понимаю, что ему тут совсем не подходит. Задыхается, кашляет, сморкается. Останавливаясь лишь в краткие моменты, когда никуда не двигается. Пожалуй, позаимствую какого-нибудь лучшего лекаря. Говорят в Белых Землях есть такие. Тот приготовит отвар, и мы заживем! Я, мой милый колдун и дружочек Ва.

От удовольствия я прикрываю глаза, представляя блаженные картины будущего.

— Все! — торжествующе произносит м’техник, оторвавшись от своих колдунских штук, — я прописал шлюз в контур. Пришлось попотеть, Трикс, тут старая система, очуметь можно.

— Да? — с искренней радостью говорю я, ничего не понимая, — это надо отпраздновать!

У нас с ним на двоих четверть бутылки вина, которую мой милый по- джентельменски отдает мне, подозрительные колбаски и сиги. Совершенно не тот праздничный набор, которым отмечают великие планы принцессы Мусорной Долины Беатрикс Первой и шлюз в контур колдуна Фогеля.

Ва давно спит, забывшись в пьяных сновидениях, лапы дракона подергиваются. Скорей всего он охотится на самого жирного рыцаря на Старой Земле, который к тому же передвигается на упитанном пони. Я беру с тележки баночку морковного пойла, и царственным жестом протягиваю Фогелю. Держи, мой дорогой Эразмус! Ты заслужил жесточайшее похмелье. Хотя бы потому, что у нас появилась надежда. Надежда не умереть в следующую секунду разлетевшись в мелкую пыль. Надежда на то, что мы всех отпинаем и, в конце концов, наступит счастье. Маленькое счастье для несчастной принцессы.

— За нас, Эразмус!

Он смотрит на меня, выдерживая паузу, чуть дольше, чем хотелось. В его глазах я вижу нечто похожее на любовь. Или боль. Впрочем, это по большому счету одно и то же. Сейчас я это уже знаю.

— За нас, Трикс!

Лист подорожника на его глазу выглядит потешно. Я делаю глоток вина и смело целую моего колдуна. Теперь он не отстраняется, как тогда в реке, а отвечает. Перед моими глазами кружатся волшебные светлячки, маленькие искры счастья. Кожей я чувствую, как над нами светлеет небо, наливаясь светом будущего дня.

— Ты останешься? Ну… когда все закончится? — с надеждой шепчу я. И жду ответа, в голове ревет кровь, несется по сосудам как сумасшедшая. Впервые я думаю, что если его не получу, то умру прямо здесь. Возьму и умру, а ведь ни один барон не может похвастаться, что довел принцессу Мусорной Долины до такого состояния. Когда мне кажется, что вот-вот и я лопну, он отвечает. Говорит именно то, чего я боялась.

— Не знаю, Трикс. Я вообще ничего не знаю сейчас, — милый Эразмус серьезен и мрачен, — это все. Все… Очень необычно. Так не бывает. Я никогда не думал, что это может случиться. Это парадокс, Трикс!

Парадокс! Заклинание тяжким камнем падает мне в душу. Так вот для чего оно предназначено! Для огромной тоски. И это больнее чем что-либо на Старой Земле. Больнее удара дубинкой с шипами. Уж поверьте, я знаю, о чем говорю.

— Не отвечай сразу. Подумай, — с трудом произношу я. Дурацкое признание собственного поражения, нелепые оправдания проигравшего. Чтобы вести себя как дура, достаточно кого-нибудь полюбить. Как только в твое сердце начинает биться в унисон с чьим-то, ты становишься слабым.

— Ты не понимаешь всего, Трикс, — грустно говорит он и тянется ко мне губами. Я не отстраняюсь, но и не иду навстречу. Просто принимаю извинения. Порхающие в серой мути светлые точки померкли, но еще светят, пробиваясь сквозь мрак. — Мне сейчас трудно все тебе объяснить. Давай поговорим, когда все это закончится. Ты все поймешь.

— Элис? — задаю вопрос я. Искренне надеясь, что эта ведьма прямо сейчас сломает свою кривую ногу, где-нибудь там, далеко-далеко.

— Нет, — он говорит правду, я точно это чувствую. Матушка! Ну почему все так сложно? Почему? Наверное, потому что когда жизнь дает тебе шанс, ты хочешь большего. Милый Эразмус страдает, непонятно отчего. Он накрывает мою руку своей. Я слегка сжимаю его теплую ладонь, ладно, мой загадочный колдун, принцесса Беатрикс подождет. Что уж.

Ва лежащий по другую сторону костра издает неприличный звук и елозит лапами по земле. Кажется, он все-таки догнал своего рыцаря. Счастливец. Мой милый бронированный дружочек, у которого все просто.

23. Вперёд, вонючки!

…

24. Я сейчас сдохну, Трикси!

…

25. Чем хороши гениальные планы

…

26. Тебе конец, свинёнок!

…

27. Судорога Понга

…

28. Больше никакого вина, принцесса Беатрикс

На третьи сутки мы прибываем к воротам Башни. Они сорваны с петель и валяются в траве около стены. Внутри царит полный кавардак. Наш струмент, который в лучшие времена подпирал вход, перевернут и разбит, его части валяются везде по двору. Теперь его никак не восстановить, он превратился в никому не нужный хлам. Хотя он с самого начала был таким. Обеденный стол под навесом загажен и весь в остатках мусора. Кто здесь пировал непонятно, потому что слизни подобрали большую часть оставленного, прихватив заодно одного пирующего, чьи останки валяются неподалеку. Судя по броне в красно синей раскраске — это был гвардеец Протопадишаха.

— Ну не жулики, Трикси? — совершенно справедливо возмущается Ва, — разыскали почти все мои нычки. Теперь за ними должок.

Должок для гвардейцев обернется худшими неприятностями в жизни, я в этом уверена. Стоит только пополнить запасы и найти подходящий короткий посох, как мы им его вернем. Вернем с процентами. В Долине все так: долги возвращаются, дермоны охотятся, мы с Ва развлекаемся. Если бы так не было, то это нарушило хрупкий баланс и все полетело бы к черту.

За Башней у Штуковины мы обнаруживаем еще одни останки. На этот раз похоже на рыцаря, во всяком случае, пояс из кожи с ячейками под припасы к посоху свидетельствует об этом. Я присаживаюсь над ним и внимательно осматриваю. Черт, к моим посохам они не подходят. Бумажные цилиндрики с впрессованным в них куском железки. Как их использовать, бог знает. Жизнь всегда дает мне что-то самое неподходящее. И никогда то, что требуется в настоящий момент. Избирательно подходя к моим желаниям.

Хотя.

Она дала мне Фогеля, м’техника корпорации «Всеобщая забота, понимание и поддержание чистоты и экологии» табельный номер семнадцать тысяч четыреста сорок восемь дробь семнадцать, третий производственный сектор, колдуна и моего красавчика.

Кстати, именно в эту минуту я сильно хочу объяснений моего милого Эразмуса. Ведь я честно выдержала три дня. Не задав ни одного из вопросов, которые меня мучают. Мертвец глядит черными провалами в небо и скалится, будто вспомнил что-то очень веселое. Что-то, что уже никогда не сможет мне рассказать.

— Трикси! — вопит из-за Башни Ва, — они добрались до закопанного у крыльца!

Никак не отреагировав на негодование дракона, я осматриваю Штуковину. Никаких видимых повреждений на ней нет. Глянцевые бока блестят под лучами солнца. Фогель тут же ныряет в ее потроха своим унитестером. Возится там пару минут, а потом выныривает, подходит ко мне и сует в зубы сигу.

— Работы часа на четыре, а потом запустим, Трикс, — радостно объясняет он и нежно гладит меня по щеке. Я склоняю голову набок, прижимая его ладонь к плечу. А потом обнимаю его.

— У тебя все получится?

— Конечно.

— Схожу за вином, если эти козлы нам хоть что-нибудь оставили.

— Я бы не отказался, — он улыбается мне, но глаза остаются серьезными. В его зрачках что-то танцуют тени, — Пока попробую подключить тестирование.

Во фридже — горы битого стекла, замерзшие винные потеки и бурые пятна крови. Из угла тянется черный след от сработавшей ловушки, который я с большим удовлетворением замечаю. Как вам мое угощение, дурачье? Дом, милый дом! Все же приятно в него вернуться, несмотря ни на что. Пусть даже такой, неуютный, разгромленный врагами. Как ни странно, фридж продолжает работать. Старательно гонит холодный воздух, будто ничего не случилось. Я зябко вздрагиваю краем уха улавливая возмущенное кукареканье Ва, обнаружившего очередной подарок солдатни. Мой бедный дракончик, его обобрали дочиста. Теперь он в волнении мечется по двору от одной пустой заначки к другой.

— Осталось всего шесть баночек, Трикси! — жалобно информирует он. Мои дела немного лучше, вино пользуется меньшим спросом, чем морковная гниль. Пострадавшие от взрыва бутылки только вначале фриджа, в углах светят боками совершенно нетронутые запасы. Слава тебе Матушка, пусть твоя борода никогда не будет редкой! Весело насвистывая, я копаюсь в запасах в поисках зеленых этикеток.

На обратном пути я натыкаюсь на мафун. Надо же! Еще одна радость. Весь мой день состоит из везений, что внушает некоторое беспокойство. Никогда не верила, что хорошее может длиться вечно. За большой радостью всегда приходит большая тоска. И тут не стоит забывать: радость длится мгновение, а тоска вечность. Перевернув мафун, я убеждаюсь, что он совсем не тронут, лишь немного покрылся пылью. И это неудивительно, ведь только последние придурки могут тронуть колдунскую вещь в Долине.

Мафун тихо мурлычет. Кажется, я не была здесь вечность. Даже больше — две вечности, вытекающие одна из другой. Все это время он ждал меня здесь в углу. Ждал, чтобы петь. Я жму кнопку. Почти неслышимая музыка, но громкости я не добавляю И так сойдет.

Всю ночь скотч, и шесть гамбургеров,

Пара сиг на завтрак — и только тогда я в порядке,

Ведь если ты хочешь жить круто,

Если хочешь жить круто,

Ты должен жить на крепкой, крепкой выпивке,

Крепкий, крепкий керосин!

Крепкий, крепкий керосин!

Всю ночь скотч и шесть гамбургеров. Кажется, что эта ночь уже отступила, остались только объяснения Фогеля, до которых совсем недолго. Я сижу у Штуковины, смотрю на ноги милого Эразмуса торчащие из ее внутренностей, с тревогой ожидая, когда та меня позовет. Временами кидаю взгляды на запястье. Синие цифры молчат. Холодная бутылка с зеленой этикеткой исходит каплями у моих ног, еще шесть ждут своей очереди. На костре передо мной большая сковородка, на которой жарятся креветки с зеленым перцем. А надо мной бездонное оранжевое небо Старой земли, по которому стекает жирный плевок багрового Солнца. Вылупившийся из Штуковины м’техник озабочено курит, прислонившись к полупрозрачному боку, четыре обещанных часа давно прошли, но ему все еще никак не удается вернуть ее к жизни.

Четыре часа давно прошли. Я крутилась около него некоторое время, а потом мне это наскучило. Поэтому я принялась хлопотать по хозяйству: поднялась в спальню, где убедилась, что гвардейцы и там все перевернули вверх дном, прибавив к обычному беспорядку раскиданные книги и пару похабных рисунков на стенах. Сходила за креветками, благо мои верши оказались нетронутыми. Набрала ноготков и сплела три венка. Себе, Эразмусу и Ва. В общем, поделала много полезных дел.

Помешав креветок, чтобы не пригорели, я отхлебываю холодное вино. Просто блаженство! Про то, что Долина за время нашего отсутствия потеряла большую часть своего очарования, а я часть своих богатств, что почти весь мусор прибран слизнями, отчего везде полезла пыльная бурая трава, я стараюсь не думать. Никогда не стоит размышлять над тем, на что ты не можешь сейчас повлиять. Этому правилу я следую беспрекословно. Вот, как только колдун починит Штуковину, все вернется на круги своя. Выбросы, зов Штуковины, войны, дермоны, веселье. Все вернется для маленькой Беатрикс.

Сходивший в разведку Ва, устроился рядом и тоже наблюдает за бесполезными попытками запустить Штуковину. Мой страшила разжился парой кроликов и теперь неспешно перекусывает, бормоча проклятия гвардии Протопадишаха.

— Вонючки, Трикси! Настоящие вонючки! Чтобы они сдохли! — говорит он голосом, от которого вянут цветы, — Сколько будет пятьдесят два минус шесть?

— Сорок шесть, Ва, — подсчитываю я и дурашливо гляжу на него сквозь сползший венок.

— Прикинь, как они тут упивались за мой счет? — негодует жадный дракон. — Наделали дел и испарились! Некому дать обратку! Я бегал почти до старого ф’томобиля, никого, представляешь? Как будто их всех переловили павуки.

Может, и переловили, соглашаюсь я. Долина удивительно умеет чистить за собой. Убирает тех, кого считает чужим. Но благодарит тех, кто ей кажется своим. Щедро одаривает ненужными никому вещами.

Куда из моих владений подевались все, я пока не думала. В настоящий момент меня все мои мысли заняты тем, как идут дела у Фогеля. Докурив, тот опять ныряет во внутренности Штуковины. Что-то у моего красавчика там не клеится. Он пытается разобраться, но ничего не выходит. И ни я, ни Ва ничем не можем ему помочь.

— Будешь ужинать, Эразмус? — зову я.

— Сейчас, еще пару минут.

Врет, никаких пару минут, он возится уже восьмой час. Откусываю горячий креветочный хвост и жую. Солнце дрожит над горизонтом, готовясь провалиться в ночь. Странно, но дермоны на это никак не реагируют. Не слышно ни звона галей, ни визгов голодных вампкрабов. Неужели мои предположения были верны и местная живность объелась? Стоит почти полная тишина, прерываемая шелестом красного плюща на Башне и шорохом редких слизней ползающих вокруг в поисках исчезнувшей жратвы. Жирные тени наливаются во дворе.

— Ничего не получается, — расстроенный Фогель наконец бросает бесполезные попытки и присоединяется к нам. Видно, что колдун очень устал и еле держится на ногах. Мне хочется погладить его по растрепанным волосам и утешить. — Подключил тестер, но он закончит работать часа через два. Будет совсем темно, придется продолжить завтра.

— Что у тебя не получается? — задаю я вопрос. Фогель мнется, делая глоток из бутылки, а потом отвечает.

— Система требует перезагрузки. Не могу обойти защиту.

— Это как? — я чувствую, что где-то здесь зарыта собака. Именно то, что пытается не сказать мне милый Эразмус, скрыв важные детали.

— Это значит, подключить транзакционный ключ и полностью перепрошить систему, — он отводит глаза в сторону, старательно пытаясь утаить за колдунскими терминами истину. У меня начинает болеть голова, уж не знаю отчего: от его неправды или от вина.

— Так ты не можешь ее починить, чувачок? — влезает нетерпеливый дракон, — мы не прихватили какую-то требуху, которую ты позабыл включить в перечень? Если придется опять топать к твоему вонючему Понга, я за себя не отвечаю. Мне хватило того, что я чуть не потерял Трикси, просекаешь?

Остановив разошедшегося чешуйчатого жестом, я нежно глажу Эразмуса по щеке. Милый, милый колдун. Только не отводи взгляд! Защищаясь от меня, он прикрывает глаза. Но потом собирается силами.

— Биологический транзакционный ключ, пересылается ко всем трансмашинам Корпорации на случай аварийных ситуаций, если понадобится экстренная перепрошивка системы. Обычно он действует автономно, как только Машина выходит из строя.

— И что? — прерывает его Ва, — ты мне напоминаешь одних жуликов в белых тряпках. Помнишь, Трикси, тех блаженных? Их выбросило из окна пару лет назад. Они бродили по Долине целую неделю, и всем втирали, что кроликов, кур, да и любое живое существо — есть нельзя, от этого рождаются плохие мысли. Надо есть траву и водоросли. Хорошо, что дермоны этого не знали и быстро всех разуплотнили. Ты тоже несешь чепуху, которую тут никто не знает.

— Биологический транзакционный ключ — Беатрикс, — тихо говорит мой Эразмус. Несмотря на то, что его еле слышно, в моей голове грохочет. Взрывается! Громыхает, я почти глохну, так, что даже не слышу ток крови, лишь ощущаю ее толчки в висках.

Беатрикс. То есть я. Что-то там для Штуковины. Иди ко мне, принцесса Беатрикс! Кажется, я схожу с ума. Все это время я была просто частью Штуковины. Ничем больше. Ни принцессой, ни подружкой Ва, ни любимой Эразмуса.

— Чтооо? — мой дракон бесконечно тянет последний звук, присвистывает, кукарекает, каркает, шипит. Еще секунда и он выпустит весь воздух из огромных легких и задохнется. Упадет тяжелой бронированной тушей на землю.

— Принцесса, — поясняет Фогель.

— Но я же человек?! — я занимаю последнюю линию обороны, держусь за соломинку здравого смысла, прячусь за тонкую стенку после которой хаос. Мой милый Эразмус смотрит на меня, в его глазах кипят слезы. Я задыхаюсь.

— Человек?! — я не замечаю, что кричу. Кричу прямо в серо-голубые глаза под женскими длинными ресницами.

Он дергается, будто я его ударила.

— Я же говорил, что этого не может быть. Это какая-то ошибка, сбой в системе. Ключи не могут мыслить как ты, действовать. Они в принципе ничем не отличаются от Машин, кроме автономности. Перепрошить систему в случае сбоя это их задача.

— Хорошо, а это? — вытянув записки Протопадишаха, я предъявляю их колдуну. — Это тогда что? Читай: Девчонку полюбому живой, иди ко мне, принцесса Беатрикс. Девчонку! Видишь? А мои книги? Разве эти твои ключи могут читать?

Он задумчиво смотрит на записки колченогого.

— Я не могу это прочесть, потому что это двоичный код, Трикс, — мягко говорит он, — этим же кодом заполнены страницы твоих книг. На таком языке общаются Машины.

— То есть, Протопадишах… — я пораженно замолкаю.

— Транзакционный ключ старой Машины. Что тут произошло, я не могу понять. Это парадокс. — Фогель заканчивает за меня.

— Да что такое этот твой парадокс? Что значит это заклинание?

— То, чего не может быть, но оно случается

До меня начинает доходить, что я и есть парадокс. Вот что он всегда имел в виду. То, что никогда не случится, то чего не может быть. Вот так, принцесса Беатрикс. Парадокс это ты.

— Допустим, — начиная сдаваться, говорю я, — мало ли что может быть. Как ты говоришь — парадокс. Так давай я по-быстрому перепрошью Штуковину. Как это делается?

В ответ он отрицательно машет головой.

— Не скажу, потому что я этого допустить не могу. При перепрошивке ключ деактивируется. Такая технология. Подождем, пока пройдет тестирование, а утром я еще раз попробую, — он улыбается мне, несмотря на слезы в глазах, — Трикс, все будет хорошо, я обещаю.

Не знаю, теперь, куда себя деть. Он сказал: что не может допустить, чтобы я погибла. Я прижимаюсь к Эразмусу, чувствую его тепло. Он меня целует. В губы, глаза, в шею. Я этого допустить не могу. После этого мне становится плевать, что я какой-то ключ. Что я не совсем то, кем была пару минут назад. Он не может этого допустить! Мой милый колдун. Влюбленный в парадокс.

Они уже давно спят у костра. Ва похрапывает, а Фогель время от времени кашляет. Сегодня он наработался и устал. Он ждет утра, которое уже не наступит, чтобы снова попытаться. Я смотрю на два темных силуэта вырываемых светом у тьмы. Два самых близких мне силуэта. Стоит полная тишина прерываемая треском дров. На моем запястье горят цифры. Красные цифры, ведущие обратный отсчет. Теперь я точно знаю, что это означает. Я знаю все. Все, что выплывает из моего самого темного уголка памяти.

Красные цифры безразлично мигают, сменяясь в медленном танце. Это означает время до того момента, когда чистая энергия прорвет магнитные поля. Выльется из пространства и зальет все вокруг как вышедшая из берегов река. Она сожжет Башню, Долину, Ва, Эразмуса, Старую Землю. Все, все. И до этого момента осталось двадцать минут. Тестирование прошло. И показало, что ничего у Фогеля не выйдет.

Эразмус и Ва. Я внимательно их рассматриваю, словно хочу взять с собой. Туда, где уже ничего не будет.

Ва вывалил язык и нежно каркает во сне. Видно ему снится Матушка. Он жалуется ей на солдат Протопадищаха, а она его утешает. Фогель лежит на спине, обратив лицо к далеким огонькам на небе и спокойно дышит. Милый Эразмус, милый Ва. Жаль, что так вышло, но я ничего не могу подулать.

С трудом подбирая слова, я пишу на доске «Долина дракона Ва» и кладу ее прямо в лапы своего дружка. А потом целую в бетонный нос. Прощай, обжора, ты подарил мне много веселых минут, совсем ничего не требуя взамен. Но теперь мне пора. Храни этот кусок дерева с единицами и нулями, как последний дар твоей обожаемой Трикси

Моему Эразмусу я дарю свой нож. Думаю, он сможет оценить красоту ножен, которые я украшала сама. Пусть вспоминает обо мне иногда, когда не будет целоваться со своей кривоногой ведьмой. Жаль, что ты не смог меня спасти. На моих глазах стоят слезы. Я глажу его по щеке на прощанье, поднимаюсь и иду к Штуковине.

Если хочешь жить круто,

Ты должен жить на крепкой, крепкой выпивке,

Крепкий, крепкий керосин!

Крепкий, крепкий керосин!

Больше никакого вина, принцесса Беатрикс. Я подпеваю:

Крепкий, крепкий керосиииииин!

Вот я уже сижу у молчащей Штуковины и смотрю на небо в поисках мыслей. Ничего не приходит на ум. Совсем ничего. Я смотрю на запястье, а потом решительно прижимаю свои браслеты к теплому бо…