Сборник проза и блоги

Принцессы имеют право на слабости

дата публикации:21.06.2023

— Попешки! — громко шепчет Томашек Манджаротти. Его предупреждение опаздывает на пару минут, патруль я заметила, как только ф’томобиль вывернул из-за угла в квартале от нас. Почти незаметный в городском движении: притворяющийся гражданским кибертраком с потушенными огнями. Готовый взорваться ослепительным светом и громовым голосом из динамиков. Тротуар перед ним мгновенно пустеет.

— Подразделение пешего контроля! Пожалуйста! Оставайтесь на месте! Приготовьте ваши документы для проверки!

Несмотря на безумные вспышки вывесок и реклам, я могу прекрасно их разглядеть. Два бледных лица искаженные усыпанным мелкими каплями лобовым стеклом. Водитель с недовольным видом что-то говорит напарнику. Я пытаюсь определить по движению губ что именно, но у меня не получается. Может, он недоволен тем, что с начала смены им никто не попался?

— Ховайся, Битти!

Гражданин Манджаротти обо мне беспокоится, но по большому счету мне плевать. И на вежливость и на приказы. А уж тем более на документы, которых у меня и в помине нет. Тем не менее, я послушно ныряю в подворотню. Томашек остается на месте, попешки бывшему добровольцу не страшны.

— Свиньи! — он показывает средний палец вслед еле слышно жужжащему транспорту, медленно таящему в тумане. Я пожимаю плечами и кутаюсь в шелестящую мокрую накидку из пластика. Дождь тут почти никогда не заканчивается, нудно пропитывая все вокруг противной влагой. Идет изо дня в день, прорываясь из клубящейся тяжелой мглы, в которой исчезают стены бетонных небоскребов. Томашек утверждает, что там наверху светит солнце. Там свежий воздух, свет и живут счастливые люди. Ну, тем, кому повезло больше, чем ему.

Счастливые люди. Прошлое для меня практически не существует. Человек ли я — я не имею ни малейшего понятия, но то, что несчастна — знаю точно. Иногда мне мерещатся слабые голоса Штуковин. Еле уловимый шепот, щекочущий мой разум. В такие моменты я пытаюсь понять, окончательно ли я сошла с ума или все это происходит на самом деле? Пока судьба не дала мне ни малейшего шанса это выяснить, ни капельки понимания. Шепот слишком далеко, там, за облаками. Да и есть ли он? Мне хочется, чтобы кто-нибудь забрал меня отсюда.

Пока мы под сердитые гудки транспорта перебегаем улицу, чтобы скрыться в дверном проеме на противоположной стороне, я прошу об этом Матушку Ва. Прошу, в очередной раз, натыкаясь на глухое молчание своей бородатой покровительницы.

Матушка! Забери меня отсюда!

Сколько таких молитв было? Не счесть. Начиная с того самого момента, когда я кубарем вывалилась из ослепительной синей тьмы в шести кварталах отсюда. Вывалилась прямиком под ноги будущего прошлого владельца моей берлоги. Крайне недовольного моим появлением. С тем назойливым алкашом пришлось повозиться, прежде чем я смогла выставить его за дверь. Сказать, что он был удивлен моим появлением, это не сказать ничего. Ведь не каждый день под ноги не ожидающему такого кульбита негодяю, вываливаются прекрасные обнаженные Беатрикс.

Приняв меня за видение приближающейся белой горячки, поначалу он бросался на меня с ножом. А потом, когда я сломала оружие, пытался достать табуреткой. Наглец пытался проломить голову хрупкой принцессе, уму непостижимо! Если бы у меня была с собой моя книга, я бы попыталась его образумить. Прочитать вслух, как встречают настоящих принцесс. Но ни нее, ни одежды, ни хорошего посоха, да и вообще ничего у меня при себе не было. Так что пришлось выкручиваться.

Просто надавать нахалу по шее и спустить с лестницы. А потом еще час слушать стоны и ругань. Слушать до того момента пока мое терпение не лопнуло и я милосердно выкинула из двери его особо ценное хламье и не посоветовала убираться к черту. И слава бороде Матушке, что этот мерзавец, обитал в полном одиночестве и спустя некоторое время с проклятиями уполз во тьму.

Уполз, оставив мне в наследство серую конуру за массивной металлической дверью, небольшой запас бухлишка и странную конструкцию, напоминающую те пугающие игрушки, с которыми так любил возиться Фогель. Полупрозрачные сгустки соединенные тонкими проволочками, с целой россыпью злых красных огоньков. Совершенно безумные и непонятные. В отдельной, очень пыльной комнате без окон. Как эта приблуда работала, я не разобралась до сих пор, как ни старалась. Раз в день в углу, устланном старыми матрасами и тряпками, возникало еле видное зеленоватое свечение, из которого выносился клуб пыли и выпадала бутылка. Алкоголь. Приятный сюрприз, немного скрашивающий существование в том странном месте, где я оказалась.

Теперь я обитаю в апартаментах на третьем этаже. Несколько комнат приличного размера обставленные чудной мебелью. Массивными шкафами, стеллажами с бутылками, книгами и черт знает еще чем, к чему я боюсь прикасаться. Мое убежище прекрасно скрыто от посторонних глаз. Чтобы в него попасть, надо скользнуть в дверной проем за прислоненной к зданию бетонной плитой, пройти через огромное помещение, уставленное удивительными на вид железками в масле, подняться по гулкой металлической лестнице, потом по длинному коридору, еще одна лестница и площадка с дверью, запирающейся на крепкий замок. Настоящий лабиринт, пустынный и пугающий, если не знать куда идти.

Вверх от места моего обитания можно подняться еще на шесть этажей. Чтобы упереться в баррикаду, сваренную из ржавой арматуры. За ней виднеется испещренная выбоинами бронедверь, над которой присобачен неприятного вида посох с огромным стволом. Резво поворачивающийся на любое движение. От него просто несет опасностью. Когда я кинула к двери старую консервную банку, то чуть не оглохла от выстрелов. Путь наверх был надежно перекрыт.

Впрочем, черт с ним с этим путем. Выше трех этажей здесь все равно никто не забирается. Везде, где я мне удалось побывать, было одно и то же: посохи, наглухо закрытые двери и лестничные клетки, кое-где усеянные останками наивных оптимистов. Попасть выше можно только из ярко освещенных станций попешек на огороженных стеклом платформах или на вертикальных перевозчиках, ежедневно отвозящих рабочий персонал наверх. Понятно, что без документов мне это никак не светит. Без зарегистрированного унитестера я не существую, а достать его огромная проблема. Что я скажу? Принцесса Беатрикс Первая, бывшая полноправная госпожа Мусорной Долины на Старой Земле? Мне нужен самый красивый и дорогой унитестер, который у вас есть! Принцесса желает получить регистрацию! Представляю, что мне ответят.

Мое убежище меня полностью устраивает. Во всяком случае — пока. До тех самых пор, пока я буду тыкаться носом во все это удивительное и незнакомое окружающее меня в этом мире. Тыкаться как слепой щенок, изучающий пределы того, где ему предстоит жить и умереть. По большому счету это удивительное несравнимое ни с чем везение, вот так вот быть выкинутой в чужое, пугающее место, любая мелочь в котором затаившееся зло. Быть выкинутой и обрести надежное убежище, где можно укрыться, чтобы зализать раны.

Откровенно говоря, иногда мне становится стыдно, что я так поступила с бывшим хозяином моей берлоги. Ведь он даже не наябедничал на меня попешкам и до сих пор никак не попытался отбить захваченную нору. Я думаю об этом старике и в очередной раз даю слово наградить его парочкой самых жирных крис которых смогу добыть, если встречу. Впрочем, сомнительно, что бедолага еще жив. Выжить здесь в Нижнем Городе непросто. Если тебя не поймает патруль, не проломят голову в уличных забегаловках, густо натыканных на первых этажах по всем улицам, то есть большая вероятность сойти с ума от тоски. От серого света дня, от постоянного дождя, от полнейшей тупой безысходности. От влаги, не дающей нормально высушить одежду и волосы. От тихого шепота Штуковин. Впрочем, есть ли он? Этот шепот слышен только мне и больше никому из тех, кого я знаю.

Странное место. Временами мне кажется, что принцесса Беатрикс совершенно сошла с ума, поехала крышей и все это морок, галлюцинации в моем угасающем сознании. Ведь тут нет ничего, из того что мне знакомо. Ни магии, ни баронов с колдунами, ни багрового солнца, ни мягкого сухого света оранжевого неба. Здесь нет моего милого Фогеля и дорогого чешуйчатого обжоры Ва. По своим дружкам я скучаю сильнее всего.

Томашек шарит по комнате, собирая куски разбитой мебели и бумагу на растопку. Потрошить добычу он оставляет мне, по его мнению, возня с готовкой пищи дело недостойное настоящего мужчины. Об этом он нагло заявил мне в первую же встречу. По мне так он большой ворчливый придурок, но вдвоем выжить легче, поэтому я прощаю все его закидоны. В ответ он не интересуется моим прошлым, поэтому у нас складывается неплохое равновесие по всем вопросам. К слову довольно хрупкое, потому что когда на него находит, он становится невыносим, как и все люди, у которых есть мечта.

— Из какого ты района, Бетти? — интересуется он время от времени. В ответ я пожимаю плечами, я ничего не помню, мой дорогой друг. Он недоверчиво смотрит на меня. И я знаю: втайне он подозревает, что чудная бродяжка Бетти откуда-то сверху. Это совсем не так далеко от истины, как кажется. Интересно, чтобы он сказал, если бы знал, что напротив него прихлебывает алкоголь из кружки настоящая принцесса? Что?

Пока он разжигает костерок, я автоматически свежую трофеи, стараясь не задеть желудок и горькую печень. Крису надо уметь готовить или все испортишь.

Острый нож аккуратно отделяет шкурку от мяса. Хвосты необходимо сложить отдельно для отчета Сью. Только с виду я сосредоточена лишь на узком бритвенной остроты лезвии. Но на самом деле моя голова занята другими мыслями. Как же я хочу домой! Когда-то я обняла Штуковину, прижалась к ней как дочь к матери и умерла. Когда-то я спасла друзей. Подарила им самое ценное что имела, свою жизнь. Жизнь же? Фогель так и не объяснил. Есть ли жизнь у принцессы Беатрикс? У биологического транзакционного ключа. Бесполезного придатка к Штуковине, который умирал тысячу раз. И каждый раз не по-настоящему.

Тогда Фогель смотрел глазами наполненными слезами и молчал. Мой милый влюбленный колдун. Миллион лет назад и еще вечность, мы сидели у умирающего костерка. Надеюсь, он счастлив со своей кривоногой ведьмой. Как ее там звали? Элис?

Припомнив серые глаза Фогеля под беззащитными женскими ресницами, я глубоко вздыхаю. Они с Ва, наверное, ругаются где-то там, на далекой Старой Земле. Отсюда ее не видно, да и ничего отсюда не видно. Вообще ни черта! Небо постоянно скрыто за плотным занавесом тяжелых туч. День почти не отличается от ночи.

— У меня все готово, — сообщает гражданин Манджаротти. Его лицо испещренное шрамами от ожогов с выдранной левой бровью светится гордостью. Смотри, Бетти, мужчина постарался! Я хмыкаю. Набрал деревянного хламья и кучку бумажного праха. Превосходное достижение, ничего не сказать. Сегодня мы настреляли пару десятков крис, можно набить желудок и останется на продажу.

— Свиньи, — шипит мой спутник с набитым ртом. Я знаю, кого он имеет в виду. Патрули он ненавидит, несмотря на то, что с документами у него полный порядок. Каждый раз, тихо осыпает попешек бранью. Я молча жую, продолжения всех его речей я знаю наперечет.

Они взяли меня с похмела, Бетти! Сказали, ты нужен в том замесе! Государство тобой гордится, доброволец!

Если бы мы не застеклили этих уродов мазербомбами, то пришлось бы отдать богу душу, Бетти!

Я там так наклал в штаны, что ни разу в жизни так не клал. Это было мегакланье, Бетти!

Они выскочили из-под земли и ударили по нам в штыки, Бетти!

В гробу я их всех видал, Бетти! Я серьезно!

После мазербомб Томашек стал неистовым пацифистом. Это немудрено. Когда судьба дает тебе по заднице здоровенного леща, поневоле начинаешь задумываться о том, где ты свернул не туда. В ответ на его нытье я участливо киваю. Не каждому «добровольцу» повезет вернуться обратно целым и уж не каждому доведется получить подряд на очистку городского парка просто так, за красивые глаза. Собственно там мы и познакомились. Прямо под безобразной кричащей вывеской «Городской парк», чуть ниже которой светилась надпись: «Проект корпорации „Благоустройство на благо“».

Бесцельно болтаясь по улицам этого мокрого мира, не в силах понять его конструкцию, я наткнулась на гражданина Манджаротти возившегося в этих самых придурошно — веселых воротах с заклинившим посохом.

— Если будешь и дальше давить на эту штуку, отстрелишь себе ногу, — предрекла я. Он заинтересованно глянул на меня и по-доброму предложил проваливаться к черту. Пожав плечами, я забрала у него посох и легко разобрала.

— Ты давил не в ту сторону, — произнесла я, показывая ему выпавший припас. — Видишь? Тут затвор легко отделяется от затворной рамы, достаточно повернуть крепление.

— Может, ты еще стрелять умеешь? — сварливо предположил он. Ха-ха, дурачок! Я ждала этого вопроса. Пальцы привычно сжали рукоять, указательный вдоль створной рамки, большой на предохранителе. Принцесса Беатрикс Первая опасная штучка, черт бы вас всех побрал! Плевать, что я до сих пор не понимаю, как обращаться с местной магией, чего боятся, а чему радоваться, но только дайте мне в руки посох…

Дайте прекрасной Беатрикс посох!

Тогда я показала класс, сбив сразу двух крис одним припасом из девятимиллиметрового дрянного оружия. С тридцати шагов. В сумерках. Интуитивно уловив движение среди черных колючих побегов самого отвратительного вида. Этим выстрелом я втайне горжусь. Ва бы меня похвалил. Мой бронированный дракончик всегда меня хвалил. Милый, милый зубастик! К горлу подкатывает комок.

Я жую мясо, выплевывая попадающиеся хрящики. Мимо разбитых окон текут серые силуэты местных обитателей. Серые силуэты в цветных всполохах неона. Конечно же, они видят свет нашего костерка в заброшенном здании, но не обращают никакого внимания. Тут совсем не принято совать нос в чужие дела, если только ты не пьян в дрезину. Пьян — отчего и судорожно смел.

С причмокиванием облизав пальцы, Томашек выжидательно смотрит на меня. Еще один наш обязательный ритуал, помимо разговоров о том, как делают в штаны при разрыве мазербомбы, и какая сволочь эта Сью. Со вторым я согласна, а о первом не имею ни малейшего понятия. Я лезу в полотняную сумку и вынимаю то, чего у меня есть небольшой возобновляющийся запас. Бухлишко. Странная, приятнопахнущая жидкость бурого цвета. В бутылке раз в день выпадающей из пыльного ничего. Томашек как-то прочитал мне этикетку.

— Это коньяк, Битти! Самый настоящий! Алекзандр! Его пьют только очень богатые, там наверху!

Как по мне: Алекзандр херовое название, но у пойла удивительно совершенный вкус. Я разливаю нектар по кружкам и делаю глоток, смывая тоскливый шерстяной привкус мокрого Нижнего города. Мой лохматый компаньон накидывает порцию залпом и крякает. Я тут же лью ему еще, наши ежедневные посиделки всегда идут по одному и тому же сценарию. Утром мы встречаемся перед воротами Городского парка, потом весь день охотимся на крис, пробираясь по мрачному лабиринту дорожек, заросших черными колючими кустами. Затем немного отдыхаем на центральной площадке украшенной безобразной скрипучей каруселью, которую охраняют пластиковые фигуры клоунов. Настолько жуткие, что при взгляде на них у меня идет мороз по коже. А в голове растет твердая уверенность, что ночью я бы сюда прийти не рискнула ни за какие коврижки. Потом мы где-нибудь едим, пьем Алекзандр, и Томашек мне жалуется на жизнь. Быть недобитком сплошная печаль.

Я стреляю ему крис, свежую их, считаю нашу нехитрую бухгалтерию, делюсь керосином, а он практически ничего не делает. Только командует и ведет дела с Сью. Несмотря ни на что, мой компаньон мне нужен. Если подумать, то это я вцепилась в него мертвой хваткой. Как слепец в поводыря, как безногий в костыль. Если бы не безобразный гражданин Манджаротти, я давно пропала. Потерялась в том, о чем не имею ни малейшего понятия. Все, что я знаю о жизни, все мои представления о реальности тут не работают. Бесполезно полощутся рваной тканью под беспощадным ветром иной жизни. Я прихлебываю алкоголь и жмурюсь от удовольствия. Трудно быть мертвой и одновременно живой. Трудно, но во всем есть свои плюсы.

Лицо Томашека освещено мягким светом унитестера в который настырно лезут неоновые вспышки с улицы. Он нагло врет мне, что ищет, где бы нам срубить деньжат, хотя сам рассматривает голых девок, чьи похотливые движения четко отражаются в его странных глазах. Иногда он глубокомысленно хмыкает, будто оценивает условия. Но я знаю, что это не так.

— Пока ничего нормального нет, Бетти, — наконец заявляет он. Я киваю. С того момента как он включил свою стекляшку прошло сто тридцать девять секунд. Время бесплатного просмотра. Дальше придется платить или ждать сутки. Все это я давно просекла.

Вообще, я впитываю знания как губка. Неон, мазербомба, попешки, бухгалтерия, завод — лишь часть малая понятий, которые я теперь знаю. Матушка, как же тут все странно, будто поставлено с ног на голову. Среди всего этого есть откровенно опасное: волноводы, распределительные узлы, вакуумные приемники. Все то, куда лезть не стоит.

— Ты совсем дура что ли?! — вопит Томашек, когда я делаю очередную глупость. Предположим, кладу припас прямо в волновой переключатель и тот громко бахает, осыпая нас искрами и змеистыми молниями.

— Ходу, ходу! Сейчас сюда заявятся с энергокомпании! — автоматически он пытается дать мне подзатыльник, но на полдороге останавливается. Прошлый раз я сломала ему три пальца, и гражданин Манджаротти навсегда усвоил урок.

Никогда не стреляй в волноводы и распределительные узлы. Размышляя над этим правилом, я задумчиво прихлебываю Алекзандр. Перед моими глазами стоит пыльная комната и злые красные огоньки. Я пытаюсь услышать шепот. Что-нибудь вразумительное, что можно разобрать. Что-нибудь о моем прошлом. Но ничего такого нет. Словно что-то неумолимо прошлось по моей памяти, небрежно отрезав воспоминания там, где посчитало нужным.

— Надо двигаться к Сью, — озабоченно заявляет Томашек, — иначе она закроет лавочку и плакали наши денежки. Сколько у нас припасов, Бетти?

Я отвлекаюсь от раздумий и перевожу на него взгляд. Долю секунды прикидываю, а потом сообщаю, что припасов раз, два и обчелся. Три у меня в подсумке и один в казеннике девятимиллиметрового. Сегодня была большая стрельба. Мой спутник огорченно вздыхает. Припасы самая большая часть наших расходов.

— Все потому, что ты постоянно мажешь, Бетти! — с упреком говорит он. В ответ я пожимаю плечами, принцессы имеют право на слабости.