Надрывные вопли и крики в деревне умолкли.
Стало почти тихо, и только где-то вдалеке безутешно рыдала женщина.
Народ медленно расползался в стороны от центра, и теперь стало видно, что там располагается какое-то ритуальное место. Выглядело оно как небольшое возвышение, на котором были установлены два деревянных резных столба, раскрашенные красно-синим орнаментом. Перед столбами имелся и жертвенник. По всей видимости, когда-то он был застелен чистой тканью, и на нем лежали разбросанные вокруг плоды, украшенные цветными лентами. Но теперь ткань на алтаре была запачкана кровью, а между жертвенником и столбами валялись отрубленные человеческие головы.
Я видел, как к этому место местные начали приносить своих мертвецов.
— Жуть какая, — сказала Женька, которая так и не убрала свою шипастую броню и сейчас стояла, как новогодняя ёлка людоедов, увешанная кровавыми хлопьями.
— Ага, — промычал я в ответ, покосившись на нее. — Ты бы это, шипы свои прибрала. А то на нас аборигены косятся.
Я присел рядом с убитым десятником. Без ложной застенчивости пошарил у него по карманам. Нашел связку черно-зеленых монет с полой серединой и мягкий бархатный мешочек, внутри которого лежал очень красивый камень размером с крупную вишню. Он был ярко-красным, будто подсвеченным изнутри, прозрачным, с тонкими темными прожилками и почти черным сгустком на самом дне.
— Спрячь, спрячь сейчас же! — прошипела уже очеловеченная Женя, прикрывая находку рукой.
— А что это?
— Ты что, никогда око Минервы не видел?..
— Не видел, — честно признался я. — Так это оно самое? То, что добывают в пустошах?
— Даже лучше, — с горящими глазами и пытаясь спрятать радостную улыбку, проговорила Женька. — Такой глазик — один на тысячу. Прозрачный, как слеза. За такими по всему миру «Белая Корона» охотится — они просто нереальные!..
Серьезно?..
Нам в руки попал глаз Минервы, причем отличного качества?
Тут к нам подошел Егор — пыхтящий, сердитый, увешанный тремя рюкзаками.
— Нате, — буркнул он, раздавая имущество. — Герои Галактики, ёпта. Кстати, я от них какого-то пацана отогнал. Так что, если чего недосчитаемся, не удивляйтесь.
— Ну, что-то убыло, а что-то прибыло, — с улыбкой отозвался я, на мгновение показав ему камень, после чего запихнул его обратно в бархатный мешочек.
У Егора открылся рот.
— Это что?.. Это… Оно???
— Да не ори ты так, — недовольно проговорила Женька. — Оно это, оно. Ты не ошибся.
— Да мы же!.. — счастливо выкрикнул Егор — и тут же сам себя оборвал. — Все, молчу, молчу!
— И лыбу счастливую поубавь пожалуйста, а то тут у людей трупы и горе, а ты с такой рожей счастливой, будто рад этому, — заметил я, пряча камень в нагрудном кармане. — Не хотелось бы ненужных столкновений с местным пролетариатом на фоне категорического недопонимания.
— Кстати, по поводу местных. Ты хоть теперь можешь объяснить, что здесь вообще творится?
Я вздохнул.
— Ладно, постараюсь. У меня в голове устройство неизвестного происхождения, из-за которого я запустил какой-то интерфейс и теперь вижу рифт как совокупность неких заданий, за которые полагаются награды в виде набора мутаций. А еще я вижу штрафы за нарушения определенных правил — например, использование огнестрельного оружия. Может быть, это одна из причин, по которой предыдущие проходчики так и не смогли вернуться — они сразу начинали стрелять, потому что в отличие от меня у них не было никакого интерфейса с подсказками.
— Чё, блин?.. — проговорил Егор, нервно сглотнув подкативший к горлу комок.
— Так же с помощью этого устройства я могу понимать местную речь и сам говорю на их языке, даже не замечая того. Так что это не плод моего поехавшего воображения — если, конечно, вы не бредите вместе со мной. Теперь стало понятней?
— Э-э-э… — протянул Егор. И по его растерянному лицу было ясно: понятней ему не стало.
— Это когда ты мне ту штуку с крышечкой показывал, да? — спросила Женька. — Я потом весь пол обползала, но так ее и не нашла. Правда, она была такая мелкая, что я решила — она просто закатилась куда-то…
— Прямиком в мою черепную коробку, — усмехнулся я.
— А что насчет среды рифта?
— Вот насчет этого я знаю ровно столько же, сколько и вы, — развел я руками. — Так что предлагаю установить дружественный контакт с местными жителями…
— Кстати, вон там, кажется, к нам делегация движется, — перебила меня Женя, кивнув в сторону узкой улочки, по которой к главной дороге нерешительно двигалась небольшая группа людей: высокая яркая красавица лет тридцати и трое стариков, среди которых я признал своего стрелка.
Увидев, что я смотрю на них, вся группа ускорила шаг.
Приблизившись к нам, женщина робко опустила голову, а мой старый знакомый под кивки соплеменников начал свою речь:
— Мы пришли поблагодарить вас от лица всей общины, — сказал он. — Вы защитили нас от мародеров проклятой богини. Но нам совершенно нечего дать вам взамен в качестве благодарности. Старейшина велел прийти к вам и спросить, не хотят ли могучие и храбрые странники взять себе что-то из числа сокровищ белого рыцаря. Это Пала, — указал он на черноволосую женщину. — Она ухаживала за домом белого рыцаря и может проводить вас туда.
— А кто такой этот белый рыцарь? — спросил я.
— Он — как вы. Один из странников, что приходил к нам прежде, — ответил старик.
— Мы много лет храним все его вещи нетронутыми, но больше уже не будем, — печально добавила женщина, звякнув подвесками на длинных черных косах. — Старейшина решил, что нам нужно покинуть это место. И если в доме белого рыцаря найдется что-то полезное для вас, он хочет, чтобы вы взяли это себе в качестве благодарности за вашу храбрость.
Это становилось все любопытней.
А еще, пока я разглядывал представителей общины, заметил одну интересную деталь. У них у всех на правом виске имелся довольно глубокий шрам.
Может быть, какой-то отличительный знак?
— Хорошо, передайте старейшине нашу благодарность, — ответил я.
Распрощавшись со стариками, мы двинулись вглубь деревни следом за Палой.
— Слушай, может быть, мой вопрос покажется тебе странным, — с деликатностью пушки, постаравшейся выстрелить из-за угла по параболе, начал я свой расспрос. — но что это за место?
— Наша деревня, — покосившись на меня, как на умственно отсталого, ответила она.
— Я не о том, что за страна, планета, звездная система?
После этого вопроса она точно решила, что я не в себе. Потому что посмотрела с материнской жалостью в глазах и мягко сказала:
— Это — мир людей. Мы — люди, и живем на своей земле.
Очень исчерпывающе.
— А эти воины, напавшие на вас? Кто они?
— Тоже люди, — слегка запнувшись, проговорила она. — Служители богини.
Я глубоко вздохнул. Да уж, информативный у нас получается разговор.
— А если я спрошу, что за богиню ты имеешь в виду, ты ответишь, что ту самую богиню, которая богиня? — хмыкнул я.
— Она у нас здесь одна, но и этого много, — с горечью в голосе проговорила женщина, останавливаясь. — Жрецы говорят, без нее наш мир давно бы умер, и день перестал бы сменять ночь. Они говорят, богиня дарит людям свой промысел через благословение, а на деле мы все — лишь стадо в ее амбаре. Когда-то давно она требовала жертву всего раз в год. Но теперь ей нужно не меньше десяти молодых мужчин и женщин на каждую смену сезона. Поэтому мы отреклись от нее, избавились от благословений и сбежали сюда.
— Сбежали откуда? Из… города? — наобум ляпнул я, вспомнив название следующего задания.
— Города? — озадаченно переспросила женщина. — Почему вдруг из города?
— Ну, у вас же здесь есть какой-то город?
Пала озадаченно похлопала ресницами.
— Только разве что Мертвый. Но там никто не живет. Это место для проведения ритуалов, и обычным людям входить туда категорически запрещено. Только избранным воинам и старшим жрецам. Города несут пороки и смерть. Поэтому волей богини род человеческий поделен на разные племена, и все они должны жить отдельно, возделывая землю и выращивая скот.
— О как, — проговорил я. — Прямо «разделяй и властвуй» на максималках.
— Извини, что ты сказал?..
— Неважно, — отмахнулся я. — А где находится этот мертвый город, о котором ты говоришь?
— На востоке, — коротко ответила Пала.
— Далеко отсюда?
Женщина пожала плечами.
— Я не знаю подробностей. Знаю только, что Мертвый город находится в той стороне, откуда поднимается дневное светило. Но могу спросить у старейшины, если хочешь. Вдруг он знает.
— Да, это бы очень помогло, — кивнул я. — Так значит вы — одно из местных племен, и живете обособленно от остальных.
— Нет, — возразила женщина. — Мы — изгои своего племени. Сбежали от всех и много лет жили здесь в мире и спокойствии. А потом рядом с деревней появилось зеркало бездны, и к нам пришел первый странник, которого мы назвали белым рыцарем… А могу ли я тоже спросить странника кое о чем?
— Спрашивай, — кивнул я, с интересом разглядывая ее смуглое скуластое лицо. И шрам на виске — грубый, глубокий, удлиненной формы.
— Ты понимаешь наш язык. В наших преданиях есть истории о таких странниках, как ты — сильных, храбрых, понимающих нас и говорящих с нами. Но те, кого встречали мы — не в преданиях, а в жизни, — были другими.
— И какими же они были?
— Жестокими. Слабыми. И не понимали языка. Кроме рыцаря. У него было доброе и храброе сердце, и светлая голова. Он очень быстро выучил наш язык. Получается, вы все не одинаковые? — спросила она, потирая кончиками пальцев свой шрам на виске.
— Мы не одинаковые, это верно, — задумчиво проговорил я, с удивлением про себя отмечая, насколько этот ее жест похож на привычку Данилевского. — Извини, а эта отметина у тебя на лице. Я заметил, что у стариков, с которыми ты пришла, были очень похожие шрамы на том же месте. Это какой-то знак вашей общины?
— Это знак нашей свободы от благословения богини.
— А… почему вдруг именно шрам? — не понял я.
— Другого способа избавиться от благословения не существует, — развела она рука. — Только сделать разрез и достать.
— Подожди-ка. То есть речь идет о каком-то материальном предмете?.. — осенило меня. — Благословение богини — это устройство?
— Это… крошечное плоское око, способное видеть нас, следить за нами, давать нам здоровье и насылать болезни, — ответила она. — Пока оно находится внутри тебя, ты не можешь быть свободным. Богиня видит тебя, куда бы ты не пошел.
Вот тут уже я принялся растирать висок, пытаясь унять медленно вскипающие мозги.
Определенно, местная богиня использует для контроля населения какие-то устройства. Она разделила людей на маленькие группки и заставила заниматься земледелием и скотоводством. Время от времени она отправляет свою армию собирать для нее десять молодых мужчин и женщин для жертвоприношения. А еще у местных есть предания о неких странниках, приходивших в давние времена и, по всей видимости, обладавших тем же девайсом, что и у меня.
И если все это — какая-то симуляция, я, блин, хочу познакомиться с автором, чей шизофренический мозг смог выродить настолько бредовую реальность!
Между тем, пока мы говорили, мимо нас несколько раз прошли местные с мертвецами на руках.
Я обернулся, чтобы посмотреть, куда их несут, и увидел, что местные собирают мертвецов в центре деревни, возле раскрашенных столбов.
Отрубленные головы с ритуального места уже куда-то убрали, а на месте окровавленной тряпки, покрывавшей жертвенник, уже лежало что-то светлое. Старая женщина в длинной рубахе, расшитой цветными шнурками, расправляла складки покрова и раскладывала на нем плоды, украшенные лентами.
— Там готовится что-то типа похорон? — спросил я Палу.
— Нет, мы не закапываем в землю своих мертвецов, как остальные, — ответила женщина. — Земля принадлежит богине, а мы хотим, чтобы после смерти наши тела и души оставались свободны, как ветер. Поэтому отдаем их птицам. Обычно первые сутки тело лежит на священном месте, а потом его относят в воронью рощу. Но в этот раз все останутся в деревне…
— Выставляете мертвых на поедание воронам?.. — озадаченно проговорил я.
— Тех, кого закапывают в землю, тоже едят, животные — возразила Пала. — Но что лучше, летать на крыльях ворона или ползать в желудке червя?
Я задумчиво потер ладонью щеку.
И тут Женька потянула меня за рукав.
— Ты нам-то хоть расскажи, о чем вы там беседуете?
Я кивнул, и пока мы неторопливо шли к дому рыцаря, пересказал содержание нашего разговора.
Жилище нашего прославленного предшественника оказалось больше похожим на сарай: оно было деревянным, явно сколоченным на скорую руку, и глядя на всю эту покосившуюся конструкцию я искренне удивился, что данное произведение деревянного зодчества умудрилось простоять сколько-то лет.
Дверь дома запиралась на простую деревянную вертушку. Открыв ее, Пала первой вошла внутрь, в полутьме нащупала масляную лампу, зажгла ее и присела на скамейку у входа, чтобы не мешать.
Мы осмотрелись.
Внутри оказалось почти пусто. Простой стол, пара лавок, стойка для мечей с парой клинков. И куча соломы в углу, накрытая шкурами.
— Твою мать, — проговорил Егор, глядя в упор на эту кучу. — Где-то я уже видел что-то похожее. Причем совсем недавно.
Мы переглянулись, и, скинув рюкзаки, начали шевелить солому в поисках дверцы.
Пала нам не мешала. Она присела на лавочку возле входа и замерла, как изваяние, опустив руки на колени.
Ну а мы нашли дверь!
Открыв проход вниз, мы вместе с Женькой и масляной лампой спустились вниз.
Честно говоря, я уже был готов увидеть здесь и печку, и кровать, и дровницу с березовыми поленьями.
Но вместо этого мы очутились в пустой комнате, где на стенах висели исписанные и изрисованные какими-то схемами белые листы стандартного размера А-4. Стол с табуреткой и здоровенный деревянный ящик с округлой крышкой, похожий на сундук.
Я поднес лампу к первому попавшемуся листку и прочитал:
— «У воронов есть душа. Не ангел, а ворон крылом своим осеняет того, кто пускается в путь».
Знакомая фраза. Я уже читал ее с похожего листа в похожем доме. Но теперь в ней появился смысл.
— И что это значит? — почему-то шепотом спросила Женька.
— Это значит, что здесь жил Крестоносец, — ответил я, обводя внимательным взглядом множество рисунков, схем и записей на листках, прикрепленных к стене. — Их белый рыцарь — это наш Николай Свиридов.
Озираясь по сторонам, мы медленно расползлись по комнате.
— «Вороны видят душу людей. Глаза — зеркало души», — прочитала Женька.
— «Все секреты любого мира похоронены глубоко в земле», — следом за ней прочитал следующую запись Егор.
И тут свет от лампы упал на противоположную стену, и я с изумлением увидел среди записок и схем портрет, выполненный карандашом.
Я снял листок со стены и подсветил его карманным фонариком.
Надо отдать должное таланту художника — девушка на портрете выглядела так, будто это была фотография, обработанная с помощью черно-белого фильтра.
Модель без преувеличений была восхитительно хороша. Гладкие волосы струились по ее обнаженным плечам. Огромные миндалевидные глаза задорно и весело блестели, глядя прямо на зрителя, небольшой ярко очерченный рот улыбался. Чуть ниже правого уголка губ виднелась крошечная родинка, похожая на зернышко — приметная, характерная деталь, придающая всему облику особое обаяние.
С этим листком я поднялся к Пале.
Она не удивилась, когда увидела фонарь в моей руке. Но при виде портрета смутилась и отвела глаза.
— Кто это? — спросил я.
— Моя сестра, — ответила Пала. — В непристойном виде.
— Почему вдруг непристойном? — удивился я.
— Потому что распущенная, — ответила она. — Приличная женщина не допустит открытых плеч и неубранных волос!.. Но она всегда была такой. Когда белый рыцарь пропал, она начала сама ходить в проклятые подземелья и однажды больше не вернулась. Я верю, что вороны унесли ее безумную душу на небо. Не хочется думать, будто она досталась червям.
— Понятно, — проговорил я. — А что за проклятые подземелья, о которых ты упомянула? Где они?
— Справа от деревни, в ущелье, — ответила женщина. — Старейшина верил, что близость к ним защитит деревню, ведь люди обычно боятся проклятых мест.
— Спасибо, Пала, — сказал я. — Дальше мы здесь сами.
Женщина кивнула и ушла, а я запер дверь на засов изнутри и направился к своим товарищам.
И когда заглянул в нижнюю комнату, то увидел, что Егор, скрестив руки на груди, с видом генералиссимуса стоит в самом центре, а вокруг него на коленях ползает Женька, протыкая земляной пол шипом из ладони, будто щупом.
Услышав шорох, она подняла голову.
И, встретившись с моим вопросительным взглядом, буркнула себе под нос:
— Не спрашивай, — и продолжила свое занятие.
— А, Егор вспомнил про склад Крестоносца! — с опозданием сообразил я. — Умно.
— А вот лично я в этом не уверена… — проворчала Женя, и в этот момент ее шип воткнулся во что-то твердое. — Хотя кто знает, — изменившись в лице, закончила она фразу.
А мы принялись расковыривать пол, и вскоре обнаружили… Нет, не третий этаж. Но самый настоящий тайник, в котором мы отыскали исписанную неразборчивым почерком толстую тетрадку и нарисованную от руки странную карту.
Мы тут же развернули ее на столе и принялись рассматривать.
Под цифрой один у Крестоносца значилась пещера. Потом тянулась полоса гор и множество будто бы наштампованных елочек. За елочками двойным зигзагом протянулась река, которую Крестоносец так и назвал — «река», не утруждая себя названиями. За рекой он нарисовал полукруг, подписанный сверху печатными буквами «хребет». Слева над полукругом он нарисовал гору с двумя вершинами, от нее протянул стрелку и подписал «проход-обманка». А справа изобразил невнятный комок, названный неожиданно романтично «Спящий орел». Над орлом виднелась надпись: «проход-обманка — 2. взорвал». Дальше опять тянулись елки, потом клякса под названием «поле» и чуть дальше — «со змеями». Между ними зияла здоровенная черная точка, подписанная как «деревня», так что со змеями с одинаковым успехом могло оказаться как поле, так и деревня. За этой деревней Крестоносец обозначил овалом болото, опять нарисовал горы вперемешку с ёлками. За ними была еще одна точка, подписанная как «деревня № 2». Сбоку от нее красовалась тщательно прорисованная гора с тонким и длинным гребнем, стрелка с подписью «ущелье» указывала на центральную часть ее подошвы.
И еще чуть ниже подошвы Крестоносец нарисовал большой восклицательный знак с подписью «Данж». От «данжа» он провел пунктирную линию вперед, и почти на другом краю листа нарисовал кружок, в кружке написал слово «богиня» и поставил рядом с ним вопросительный знак.
— Ну и что он хотел сказать этим? — спросил Егор, разглядывая карту. — Данж, богиня под вопросом…
— Я бы тоже хотел это знать, — сказал я, забирая листок из-под руки Егора. — Поэтому на рассвете мы сходим в данж и посмотрим, что это за подземелья такие. Проклятые.
— Так ты понял, где мы вообще находимся? — спросила Женька, устало усаживаясь прямо на земляной пол.
— В жопе, — так же устало отозвался я.