В первую секунду я опешил.
Но зато теперь наконец-то вся картина в моей голове собралась почти без пробелов. Люди в черном в лаборатории ЦИР. Женька с отметиной. Обезумевший пухлый на железных ногах в лагере Командора. Пропавшая голова.
И Белая Корона, занимающаяся производством всевозможных устройств.
Все встало на свои места.
С оружием в руках я обернулся на притихших медиков.
— А ну живо вынимайте из него око Минервы!.. — приказал я.
Надо было видеть, как после моих слов вытянулись лица у белохалатных! У лысого так вообще рот открылся от изумления. Глазенки на потном лице забегали, губы затряслись.
— Ч-что-что вы сказали? — проговорил он. — Какое еще око?..
Я навел пистолет на него и выстрелил. Прямо промеж глаз.
Просто удивительно, какой очищающей силой может обладать огнестрельное оружие.
Бабах — и в мире стало на одного мерзкого ублюдка меньше.
Остальные перепугано дернулись, захлопали глазами. Тетка даже взвизгнула, закрыв лицо руками, когда бывший коллега рухнул ей под ноги, обильно исторгая на пол различные жидкости своего тела.
В нее-то я и ткнул Волмаком.
— Действуйте, доктор. Или сейчас рядом ляжете.
Тётка еще сильней затряслась, но сразу же несколько раз нервно
кивнула. Она подошла к столу с хирургическими инструментами, взяла какой-то зажим с кольцами и беспомощным взглядом окинула своих сослуживцев.
— Но… мне потребуется помощь, чтобы придержать ему голову!..
Остальные медики, бледные как смерть, сразу же засуетились вокруг стола, где лежал пациент с подсаженным оком Минервы. Я не спускал с них глаз, ствол Волмака плавно скользил от одного белого халата к другому.
— Брат Монгол тоже знает, почему красный камень называется «оком»? — раздался у меня из-за спины недоверчивый голос Крестоносца.
Я обернулся.
Великан стоял позади меня. Вид у него был, конечно, чудовищный, но хуже всего было то, как он смотрел на меня — будто пытался взглядом проникнуть прямо в мой мозг. Или в душу.
— Я ходил в Золотое Руно, — без обиняков напрямую сказал я ему, чтобы сразу сломать моментально возникший между нами лед недоверия.
Брови Крестоносца изумленно приподнялись.
— Но тогда ты должен знать… — он сделал неприметное движение рукой. Хирургические инструменты с лязгом улетели на пол. Одного из молодых сотрудников, попавшегося на пути невидимой волны, с силой отшвырнуло в сторону и впечатало в стену. Раздался хруст, и бьющийся на каменном столе бедняга с червем в глазу вдруг резко пронзительно вскрикнул — и осел. Голова безвольно повисла на сломанной шее с раздробленными позвонками. — … ты должен знать, что нет иного пути милосердия, кроме как прервать его муки.
Крестоносец стоял, как каменный идол, его глаза внимательно и цепко всматривались в меня. Вокруг царил хаос: один медик хрипел, размазывая по стене кровавые следы, другой бессмысленно ползал по полу, трясясь в истерике. Только хирургическая лампа продолжала гореть ровным светом, освещая мертвеца на столе с пустой глазницей, в которой на моих глазах начинало формироваться плотное красное око.
— Неужели все кончено с самого первого мгновения? — спросил я.
Крестоносец неопределенно качнул головой.
— С самого первого, может быть, и не кончено. Но со второго так точно, — ответил он.
Я еще раз окинул его взглядом. Тело великана медленно преображалось.
— А ты, я смотрю, остался при всех своих способностях?
— Семя, растущее в пустом теле — как каша без грибов или мяса, — мрачно усмехнулся тот.
— И для кого же вся эта кулинария? — обвёл я стволом лабораторию.
Крестоносец посмотрел на меня, как на идиота.
— Разве я похож на повара? — он указал рукой на женщину в белом халате, которая все еще держала в руке щипцы. — Лучше ее спроси. Я бы тоже хотел послушать.
— Согласен, — кивнул я.
Подошел к трупу, выцарапал из кровавой глазницы камень. Потом подошел к трясущейся дамочке, подтолкнул к стене и навис над ней с живым кристаллом в руках.
— Рассказывай.
Глаза докторши расширились от ужаса.
— Я не… Я не… — дрожащим голосом проговорила она, прижимая к груди руки с пинцетом.
— Говори!!! — рявкнул я. Поднял пистолет и выстрелил в самого молодого из медиков. Тот завизжал, как девчонка, схватившись за живот.
Женщина дернулась всем телом, рефлекторно закрывая голову руками.
— Я все скажу, умоляю, прекратите!!! — выкрикнула она.
— Так начинай.
— Я… Я все расскажу, что знаю. Только пожалуйста, уберите… Уберите ЭТО, — проговорила она, покосившись на кровавый кристалл в моей руке.
Я не удержался от усмешки.
Надо же. То есть вставлять ЭТО в чужие тела она могла, а видеть перед своей рожей до трясучки не может? Какая нежная нервная система, однако.
Я опустил руку.
— Меня наняли меньше года назад, — срывающимся голосом проговорила она, жалко сгорбившись и опасаясь поднять глаза. — Я… У меня двое маленьких детей… У меня не было выбора! У нас у всех не было выбора…
— Мне все это не интересно.
Я смотрел в ее тупое лицо, и до ломоты в мышцах хотел сделать ей больно. Так, чтобы эта сука кричала в десять раз громче, чем этот невезучий путешественник на своем столе.
А ведь я не был убийцей или палачом, и вообще никогда не считал себя жестоким.
До недавнего времени.
В какой момент для меня вдруг стало нормальным желать другому человеку даже не смерти, а боли?
И самое интересное — даже сейчас эта мысль никоим образом не взволновала меня. Не царапнула по живому, не озадачила. Она просто коснулась меня, как отвлеченное замечание. Констатация факта. Любопытное наблюдение. И не больше.
А вот что меня волновало и царапало по-настоящему — так это клиенты местной лаборатории.
— … Боже мой, позвольте оказать ему медицинскую помощь!.. — воскликнула вдруг женщина, наконец-то опуская руки. — Мой коллега истекает кровью, он кричит!..
— Желаете составить ему компанию? — холодно поинтересовался я.
— Монгол, не перегибай, — не выдержала Женька. — В конце концов, медики здесь всего лишь исполнители. Такие, как они, обычно не выбирают, а вынужденно соглашаются. А тебе нужен заказчик.
Я строго взглянул на Зеленую.
Это она сейчас о тетке, или о себе говорит?
Под моим пристальным взглядом Женька как-то сразу нахохлилась, прикусила язык.
И правильно сделала.
Я резко развернулся к дрожащей докторше.
— Кто нанял вас? Кому вы поставляли эти кристаллы?
Женщина замотала головой, слезы катились по ее лицу.
— Я… Я не знаю имен! Нас нанимали через посредников, все контракты анонимные! Деньги приходили на счет, задания передавали в запечатанных конвертах…
— Врать будешь? — я шагнул ближе, и она вжалась в стену.
— Нет, клянусь! — тетка судорожно глотнула воздух. — Но… но я знаю кое-что другое…
— Например?
— В двух последних партиях была не только Минерва… Был еще биологический материал.
— В смысле? — Женька вскинула брови.
— Пятидневные эмбрионы.
— И что за эмбрионы? — нахмурился я. — Чьи, и для чего?
— Никакой дополнительной информации не было, — нервно затараторила докторша. — Только указание осуществить искусственное оплодотворение. В эксперименте должны были участвовать три категории женщин: неизмененная, измененная, и измененная с оком.
— И как прошло?
— Подсадки обычной женщине не удались. У второй все прошло успешно с первого раза, но… Она умерла на сроке девять недель.
— Причина?
— У нее с невероятной быстротой развились множественные опухоли. И пошли метастазы внутренних органов. Лучше всего эксперимент перенесла женщина с внедренным оком Минервы. Беременность протекала без осложнений, но вот око… Его развитие оказалось патологическим. При вскрытии мы извлекли из черепа матери черный кристалл размером чуть ли не с теннисный мяч.
Мои брови изумленно поползли вверх, а по спине пробежал холодок.
— Что же там за днк у этих эмбрионов?..
— Я не знаю! — поспешно выпалила докторша. — Мы просто делаем свою работу и не задаем вопросов.
— Ясно. А кем были подопытные женщины?
Тётка пожала плечами.
— Просто… Объекты. Согласно инструкции мы держали их под седативами.
— И где сейчас этот биологический материал и тела умерших?
— Все увезли. Три дня назад, ночью.
— Кто и куда?
— Я… Не знаю. Просто приехали и забрали.
Я опустил пистолет и окинул взглядом лабораторию. Трупы, кровь, страх. И где-то там, за стенами этого ада, возможно, в каких-то других лабораториях и в других женских утробах уже шевелились те самые «эмбрионы».
Мои мысли спугнул хриплый стон раненого медика. Он все еще корчился на полу, оставляя за собой липкую полосу крови. Его пальцы судорожно впились в рану на животе, но кровь всё равно сочилась сквозь них, капая на кафель.
Липкое, гадливое чувство сродни отвращению заставило меня содрогнуться.
Пора с этим заканчивать.
— Для подсадки Минервы вы использовали только измененных? — спросил я, вернувшись к началу нашего разговора.
— И да, и нет, — поспешно ответила докторша. — Разных. С измененными всегда много хлопот — чтобы безопасно доставить их сюда, требовалось использование подавляющих присадок, а потом приходилось ждать, пока их действие закончится.
— А для чего все эти пытки типа откачивания воздуха и цепей?
Женщина судорожно сглотнула.
— Что вы, никакими пытками мы не занимаемся! Просто… Чтобы безопасно извлечь из бокса будущего носителя, необходимо добиться естественной блокировки способностей, иными словами, за счет гиперстимуляции вызвать волну откатов или же так называемую «пробуксовку»…
— А что потом? — перебил я ее. — Когда откат проходит? Вам никогда не прилетало от измененных? Ну, за то, что вы с ними сделали.
— Это невозможно. Око Минервы поглощает все активности.
— И куда вы их отправляли потом, уже с тварью в глазу?
Тётка побледнела.
— Мы… — ее губы опять затряслись. — Мы… Никуда их не отправляем, — почти прошептала она. И перевела взгляд на дверь в глубине лаборатории.
— Ясно. Тогда открывай, — сказал я, подтолкнув ее вперед Волмаком. — Смелее.
Доктор перевела взгляд на одного из своих коллег, притихших под прицелом Егора.
— Звягинцев, дайте ключ, — проговорила она.
Егор протянул руку, и мужчина торопливо передал ему карту.
— Пусть сама открывает, — остановил я Егора, двинувшегося к двери. — Думаю, там должны быть какие-то нюансы с биометрией и прочие хитрости.
— А-а, ну да, — согласился Егор.
Получив ключ, тетка неуверенной походкой двинулась к двери и открыла ее.
В лицо пахнуло подземельем.
Я заглянул внутрь, и от нахлынувшего чувства дежавю мне аж скулы свело.
Дверь вела в старую шахту. Широкий прямой тоннель тянулся метров на сто в глубину и упирался в глухую металлическую перегородку. Пространство тускло освещалось желтыми фонарями, расположенными по центру прохода метрах в пятнадцати друг от друга.
А справа и слева вдоль стен тянулись стеклянные боксы, сквозь стенки которых не проникало ни единого звука. На дверях — номера.
И почти за каждой из них зрел щедрый урожай.
Вот только носители находились не в саркофагах, а закрепленных под углом специальных кушетках или носилках с фиксирующими ремнями. Кто-то из пленников все еще пытался вырваться из ремней, кто-то уже совсем обессилел.
А еще они кричали. Мужчины и женщины. Их отекшие лица были перекошены от боли, рты раскрывались в беззвучном вопле. И это было даже хуже, чем если бы я мог слышать их голоса. Потому что каждый из них теперь звучал в моем воображении так громко и пронзительно, что от этого воя и плача моя голова готова была расколоться.
— Охренеть у них тут ферма, — шокировано выдохнул Егор, заглянув в тоннель из-за моего плеча.
— Я опоздал, — очень медленно и тихо произнес Крестоносец. — Секрет богини уже давно не секрет…
— Почему они так мучаются? — негромко проговорил я. — Те люди, в рифте. В деревянных гробах. Они же так не кричали…
— Благословение, — подал голос Крестоносец, коснувшись пальцем того места, где жители рифта носили встроенное устройство, — ну, или пустой шрам от него, как жители деревни. — Тех благословила богиня. А этих — никто.
Я медленно вошел внутрь. Оглушенный. Влажное око Минервы обжигало мне пальцы. Мне не хватало воздуха, отчего каждый вдох становился все глубже и чаще.
Нет, все-таки в плане человечности и эмпатии со мной все было нормально.
Это с ними все было не так.
Людьми, которые считали, что они ни в чем не виноваты.
Резко развернувшись, я вернулся в лабораторию, придавил суку в белом халате к стене, схватил ее голову под нижнюю челюсть и со всей силы вдавил ей в левый глаз око, обжигавшее мне пальцы.
Тётка завизжала. Трясущимися руками схватилась за лицо. Кровавые слезы одна за другой заструились из ее раненой глазницы.
Я отшвырнул ее от себя, подошел к оставшимся медикам и несколькими выстрелами закончил дело.
— Монгол!.. — не удержалась от возгласа Женька.
Я даже не обернулся. Тяжело дыша, смотрел на распластанные у моих ног тела. Какой идиот придумал, что возмездие приносит облегчение? Лично мне ни на грамм не полегчало.
Хотя, может быть, эффект оказался бы лучше, если бы вместо этих ублюдков лежали управляющие Белой Короной во главе со своим президентом.
— Ты что-то хотела? — не оборачиваясь, спросил я Зеленую.
Но вместо ответа услышал еще один выстрел за спиной.
Женские вопли умолкли.
Теперь снаружи стало совсем тихо. И только у меня внутри все так же оглушительно и страшно звучали голоса запертых в боксах пленников.
Я взглянул на Егора.
— Помоги им там, — сказал я.
Тот все понял. Коротко кивнул и ушел.
Через пару минут из подземной фермы раздался первый выстрел и звон стекла. Потом еще один. И еще.
— Теперь мы вряд ли когда-нибудь узнаем, что за компания держала эту лабораторию, — с укором проговорила Женька.
— Ты бы и так ничего от них не узнала, — ответил я. — Тем более, в этом нет необходимости. Я и так уже понял, с кем мы имеем дело. Просто хотел подтверждения.
— И кто же?
— Белая Корона.
— Ты предполагаешь, или знаешь наверняка? — спросил она.
— На ней все сходится. Так что я не сомневаюсь.
Женька вздохнула.
— И ладно бы мы еще жили в диком мире диких людей. Но у нас-то полно самых разных возможностей и технологий! Есть рифты для прокачки навыков, есть репликация. Только деньги плати, и все у тебя будет. Так-то зачем?..
— Репликация, говоришь… — задумчиво проговорил я, растирая выступившую на подбородке колючую щетину. — А что происходит с умениями и способностями после нее? Насколько я понимаю, процедура представляет собой перенос сознания на другой, более свежий носитель. Так? В то время как мутации — это как раз не что иное, как приобретенные характеристики физического тела. А тут тебе сила, молодость и вечная жизнь в одном флаконе. Бесперебойно. Кроме того, я более чем уверен, что в Короне находят и другое применение этим усиленным глазам. И это не единственный их проект.
— Я видел, как один человек убил другого за мертвую козу, — мрачно проговорил Крестоносец.
Женька озадаченно взглянула на него.
— При чем тут коза?
Крестоносец посмотрел на нее в ответ, как на дуру.
— Она была дикая. Ничего не стоила, — он повернулся ко мне и с сочувствующим вздохом добавил: — Вижу, у тебя еще одно не самое ценное приобретение?
Зеленая фыркнула. И ушла к Егору.
Я понимал, для чего. Но не возражал и не останавливал.
Мертвецам все равно. А мы — еще живые, и нам эти деньги пригодятся.
— Она сказала, что око стало черным, — задумчиво проговорил Крестоносец.
— Да. Такое бывает.
И в качестве демонстрации вытащил из кармана семя, вынутое из глазницы богини.
Крестоносец шарахнулся от меня так, будто я ему скорпиона на ладони подал.
— Откуда это? — спросил он, по-детски вытаращившись на камень.
— Из глазницы богини, которую мы убили, — ответил я.
— Убили… богиню… — эхом повторил мои слова Крестоносец. И, не спуская глаз с черной Минервы в моей руке, речитативом забормотал, будто произносил заклинание:
— И прольются реки крови во славу короны, и будут голоса мертвых тише шелеста ветра в голых ветвях, и громче тамбуринов, и воззрит на мир черное око богини, и восстанут среди людей твари и демоны, и тогда падут последние запоры, и откроются все врата преисподней…
Я нахмурился.
— Откуда это?
— Мне сказали. Старик в белой куртке, назвавший себя Жрецом. Он приходил в мой дом, давно. Говорил, будто видит будущее. Позвал меня с собой. Но я не пошел. Потому что он лжец и шарлатан. Кто может видеть будущее, кроме истинного бога и ангелов его? Я так думал.
Крестоносец замолчал. Взгляд его стал рассеянным и неподвижным, точно он смотрел уже не на меня, а на что-то в глубине своей собственной памяти.
— А теперь? — спросил я. Больше для того, чтобы вернуть его в окружающую нас реальность, чем из реального интереса.
Великан медленно покачал головой. Его глаза все так же оставались устремленными в никуда.
— Мне нужно вернуться в мой дом! — сказал он вдруг. — Жрец сказал, ко мне придет человек. И я должен сказать ему…
Он прервался на полуфразе, развернулся и решительно направился к выходу. Прямо как был — босой, в одних штанах, с кровавыми отметинами на теле.
— Что там еще? — недовольно проворчал Егор, возвращаясь к нам из полумрака фермы. — Утюг забыл выключить?
Я придержал Крестоносца за руку.
— Эй, остановись! Кому ты должен что-то сказать? И кто к тебе должен прийти?
— Человек. По имени Отшельник. Я должен ему сказать!..
Легкий холодок пробежал у меня по спине.
— Тогда говори, брат. Потому что Отшельник — это я.