В палате пахло несвежими телами, кровью и дезинфекцией. В маленькой комнатке в два ряда плотно стояли восемь коек, и все были заняты. По большей части здесь лежали работницы местного борделя, причем две из них были в таком состоянии, что Эмма недоумевала, почему они попали сюда, а не в травму.
Самая тяжелая оказалась как раз рядом с Эммой, у стены. Девушка почти не вставала, и могла часами лежать без единого звука, накрывшись с головой.
Вероятно, когда-то она была привлекательной — до того, как один клиент превратил её в персонажа какого-то жуткого комикса и руками разорвал рот.
Эмма несколько раз пыталась заговорить с ней, но безрезультатно. Потом она узнала от других, что девушка якобы сама виновата — слишком до денег жадная. Согласилась за большие деньги пойти к «особому клиенту», и получила то, что и должна была.
— Теперь на пластику потратит еще больше, чем заработала, дура, — пояснила самая старшая из проституток, шумно выдыхая сигаретный дым в открытое окно палаты. — Да, Леопольдина? А тратить придется, потому что кому она нужна с таким лицом? Даже в посудомойки не возьмут, чтобы посетителям аппетит не портила.
— Жалко ее, — проговорила Эмма.
— Нихрена не жалко, — дернула плечом женщина. — Они потому к нам и приходят, что вот такие вот, — кивнула она на койку. — Соглашаются.
Эмма взглянула на девушку под одеялом — та даже не пошевелилась, будто не слышала разговора. Но Эмма знала: она слышит.
— А если он и дальше так будет делать? — тихо спросила Эмма.
Старшая фыркнула, раздавив окурок о подоконник.
— Кто? Этот ублюдок? Да всем плевать. Полиция его знает, но он же «уважаемый человек», у него связи. А мы — расходный материал. — Она зло посмотрела на Эмму. — Ты новенькая, потому и сопли распускаешь, — заявила женщина, по всей видимости, решив, что говорит с начинающей «коллегой». — Поработаешь подольше — поймешь.
Эмма сжала кулаки. Она не стала возражать и доказывать, что старшая ошиблась, и что необязательно быть шлюхой, чтобы увидеть в этой жизни достаточно всякого дерьма.
Ночью, когда в палате стихли стоны и только яростный храп старшей сотрясал стены, Эмма услышала тихий звук. Девушка у стены плакала. Не рыдала — просто слезы текли беззвучно, словно она уже и на это не имела права.
Эмма осторожно подошла и села на край койки.
— Как тебя зовут? — спросила она.
Долгая пауза. Потом еле слышный шепот:
— Лора…
— Лора, — повторила Эмма. — Ты не виновата.
Девушка дрогнула, натянув одеяло еще крепче.
— Виновата, — прошептала она. — Я знала… знала, что он уже делал с другими… но решила, что выдержу. Потерплю… И вот…
Эмма стиснула зубы.
— Один человек мне как-то сказал, что это только твой выбор — быть жалкой, или встать и идти дальше. Найди в себе силы и перестань плакать. Отомсти, в конце концов!
— Тебе легко говорить, — прошептала Лора. — Ты понятия не имеешь, через что я прошла! Хотела бы я посмотреть, какой смелой ты была бы на моем месте!
Эмма усмехнулась.
— Я была на своем. Этого более чем достаточно.
— Вот и отвали от меня! Умная нашлась… — прошипела Лора, явно уверенная, что ее собеседница даже рядом не стояла с такими муками, какие пришлось пережить ей. — Что я могу сделать? Даже вон в туалет доползти не могу…
— Зато можешь ненавидеть, — спокойно ответила ей девушка. — Это начало.
— Ненависть не зашьёт мне лицо…
Эмма встала, поправила одеяло.
— Зато может отрезать ему руки. Спи, Лора. Утро вечера мудренее.
Ночь тянулась медленно. Эмма так и не уснула. Сидела у окна и курила сигареты старшей, одну за другой, будто пыталась выжечь из себя накопившуюся ярость.
Не на Лору, и даже не на того ублюдка, что ее изуродовал.
А на себя.
Чем больше она думала, тем четче узнавала саму себя в этой девушке у стены.
Да, именно такой она и была в логове Медведя. Слабой и раздражающе жалкой.
Может, потому Егор и не смотрит ей в лицо при встрече? И уходит, едва перекинувшись парой фраз? Боится, что снова увидит в Эмме весь этот комплект?
Если так, то он это напрасно.
Все изменилось. И возврата уже не будет.
Эмма вдруг стала старше на целую жизнь, и теперь, оглядываясь назад, сама поражалась своей недавней слабости и трусости.
Монгол был прав.
Если хочешь выжить этом мире всем назло и не быть овцой, надо стать сукой. Утро началось с громкого, хриплого крика.
— Эй, дырки! А где мои сигареты⁈
Старшая, та самая проститутка с огрубевшим голосом и вечными синяками под глазами, рылась в тумбочке, швыряя на пол пустые пачки и смятые бумажки. Её взгляд, острый и злой, метнулся по палате, задерживаясь на каждой из женщин.
— Кто своровал⁈
Тишина. Даже те, кто стонал от боли, притихли. Все знали — лучше не связываться.
Но не Эмма.
Она сидела на подоконнике, доедая шоколадный батончик в яркой обертке из недавней передачки Егора. Подняв глаза, равнодушно ответила:
— Я выкурила.
В палате стало так тихо, что слышно было, как капает вода из крана в коридоре.
Старшая замерла. Потом медленно развернулась, и её лицо исказилось в гримасе ярости.
— Ты… ЧТО⁈
Эмма спокойно допила чай, поставила кружку и встретила её взгляд.
— Ты же слышала. Выкурила. Все.
— Ты, сука, обалдела⁈ — Старшая рванулась вперёд, сбивая табуретку. Её пальцы с глянцево-красными ногтями нервно сжались. — Это мои сигареты, мой бабки! Ты кто такая, чтобы…
— У тебя что, начало Альцгеймера? — перебила её Эмма, не меняя тона. — Ты же сама только что ответила на свой вопрос: сука, которая обалдела.
Старшая аж задрожала от злости.
— Я тебе щас рожу набью, мразь!
Женщина замахнулась.
И тут же вскрикнула — Эмма ловко перехватила её запястье, сжала так, что кости хрустнули, и резко дёрнула на себя.
— Ага, попробуй, — прошипела она. — Это ты в своей жизни ничего тяжелее члена не поднимала. А я, чтобы ты знала, вообще-то неплохой механик. С детства гайки сорокамиллиметровые ворочала, двигатели разбирала и голыми руками цепи натягивала — и тебе, если потребуется, без инструментов челюсть поправлю. Или на искусственную заменю. Хочешь?
Глаза старшей расширились — она почувствовала, как пальцы Эммы впиваются в её запястье, будто тиски.
— Да пошла ты! — дернулась та, но Эмма лишь сильнее сжала хватку.
Старшая попыталась вырваться, но Эмма была сильнее. Девушка толкнула старую шлюху так, что та отлетела к соседней койке и едва не рухнула на пол.
В палате зааплодировали.
— О-о-о, кого тут нагнули! — захихикала одна из девушек.
Старшая, пунцовая от ярости и унижения, озиралась, ища поддержки, но все отворачивались. Даже те, кто раньше боялся её как огня.
— Ты… ты… — она задыхалась. — Ты ещё пожалеешь!
Эмма пожала плечами.
— Купи новые сигареты.
В палате снова раздался смех.
Даже Лора выбралась из-под одеяла, чтобы увидеть эту сцену.
А Эмма уже шла к выходу.
Захлопнув дверь за спиной, на мгновение остановилась. Перевела дыхание. Покосилась на запертую дверь.
Это была мелкая, даже глупая победа. Но зато ее собственная. От начала и до конца.
Эмма улыбнулась, и отправилась поговорить с лечащим врачом.
Она больше не хотела здесь оставаться. Среди этих женщин, вони и безнадежной грязи, которую ни один дезинфектор не в состоянии вытравить. Кризис миновал, дальше она на таблетках как-нибудь справится.
Ей почти восемнадцать. Пора выбираться из-под крыла. Найти себе какой-то угол, работу. И какую-то свою собственную жизнь, не зависящую ни от кого.
Услышав, что Отшельник — это я, Крестоносец замер, словно в него ударила молния. Его глаза, широко раскрытые, впились в меня так пристально, что мне стало не по себе.
— Ты?.. — недоверчиво проговорил он.
Я кивнул, не отводя взгляда.
— Да. И если у тебя есть что сказать мне, то говори сейчас.
Великан медленно поднял голову, прикрыл глаза и монотонным голосом заговорил:
— Когда тропу Рыцаря Мечей пересечет дорога Отшельника, и взойдет на трон Императрица, и Луна покажет миру свой мрачный лик, и Дьявол сойдется в смертельной схватке со Смертью, тогда мир накроет новая волна. И откроется множество врат, и за каждыми будет тайна, несущая гибель. И прежде, чем это случится, Отшельнику нужно найти Жреца. Дальше он назвал цифры. 31.241350, 121.445218.
Крестоносец открыл глаза.
— Это… все? — спросил я.
— Да.
Лицо Егора красноречиво вытянулось.
Я тоже озадаченно потер лоб.
Императрица, Луна, Дьявол со Смертью. Прямо Нострадамус какой-то, скрещенный с Парацельсом.
Насколько это все вообще реально?
Уж очень переданное послание походило на оригинальные очерки безумного Крестоносца.
— Ты… Уверен, что в точности запомнил его слова? — осторожно поинтересовался я.
Великан взглянул на меня с таким выражением лица, что я сразу же поспешил его заверить:
— Понял, понял, вопрос снят. Сейчас я только кое-что проверю…
Я вытащил свой телефон. Интернет то ловился, то отваливался, но с горем пополам я смог ввести названные Крестоносцем цифры, переспросив последнюю.
Карты сначала немного зависли, но через минуту отметили мне нужную точку.
К моему изумлению, ею оказался… Шанхай. Ни много, ни мало.
— Ну-ка, а если поточнее?.. — нахмурился я, пытаясь приблизить карту, чтобы узнать, какое именно место попадает под координаты.
И тут интернет отрубился. Совсем.
— Расскажи, как ты был в Золотом Руне, — попросил вдруг меня Крестоносец.
Я сразу понял, что он на самом деле хотел спросить. И потому без обиняков ответил, убирая телефон в карман:
— Она жива и здорова. Остальное давай уже в машине, нам надо уходить отсюда. Наверняка Белая Корона уже в курсе вторжения, и в лабораторию скоро могут нагрянуть их люди. Егор, где там Зеленая застряла? Покричи ей, что пора выметаться.
Тот кивнул, и расслабленной походкой двинулся к ферме.
Через пару секунд раздался его взволнованный окрик:
— Эй, Зеленая⁈..
Я подскочил со своего места и ринулся внутрь.
— Что стряслось⁈
Влетев в кровавый коридор, я увидел в голос матерящегося Егора, горы битого стекла, изуродованные тела мертвых людей — и совершенно пустой коридор.
Женьки нигде не было.
— Ушла, блоха паскудная! — выругался Егор. — Собрала все глаза и сбежала, как крыса!
Зато на металлической перегородке в самом конце тоннеля мигала красными лампочками система безопасности, сломанная крышка которой валялась тут же, на полу. В диалоговом окне мигало: «экстренная блокировка».
А на двери зияла кривая надпись, сделанная, по всей видимости, испачканным в крови пальцем. Всего три размашистые буквы «Sry».
Типа «сорри», только коротко.
И все.
Егор пнул осколок стекла.
— Вот тварь… — сквозь стиснутые зубы процедил он. — Если когда-нибудь эту дрянь увижу — убью нахер, собственными руками!..
Я несколько мгновений тупо смотрел на кровавую надпись. И в моей голове никак не могло улечься очевидное.
Тебя кинули, Монгол.
Ты сегодня из шкуры выпрыгивал, чтобы прикрыть Зеленую. А она тебя кинула.
Ради нее с Егором вместе под пули полез в лагере Командора. Из лаборатории ЦИР по стене тащил на закорках, чтобы выжила.
А она тупо сбежала с камнями.
На душе стало так гнусно, что даже почти смешно.
Дурак ты, Монгол.
Люди за мертвую козу убивают друг друга. А тут…
Я медленно подошел к перегородке. Присел, поднял выломанную крышку. Приложил к родному месту.
Черт возьми, вообще почти не видно.
Хотя, если честно, я как-то эту стенку и не разглядывал.
Меня так поразило происходящее вокруг, что я совершенно упустил из виду такую возможность, как скрытую дверь.
Я швырнул крышку на пол. Со вздохом поднялся.
— Твою мать, это ж сколько денег она в карманах сперла?.. — продолжал сокрушаться Егор. — Кошка драная. Знал бы, еще на дереве пристрелил! Нет, ну ты только подумай. Дура!!! — рявкнул он так громко, будто пытаясь докричаться до беглянки.
Егор подошел к двери, сосредоточился, поднял засветившуюся от переполнявшей ее энергии руку вверх — и хорошенько ударил ладонью чуть повыше панели.
Дверь чуть погнулась, но даже не думала уступать.
Я поморщился.
— Да поздно уже, Егор. Если мы тут сейчас останемся сейфовую дверь выламывать, нас прямо на горячем парни Короны и возьмут. Поехали! Хрен с ней.
И я решительным шагом пошел прочь.
Егор сплюнул на пол и отправился меня догонять.
— Нет, ну какая тварь, а. Да она же теперь себе целый дом в городе купить сможет!
— Очень вряд ли, — сказал я. — Подумай сам: мы тут всю охрану положили, а доблестные медики даже не попытались сбежать через эту дверь. Тебе это странным не кажется?
— Кажется, — отозвался Егор. — Только если эти самые медики знали про дверь. Ну или код от этой самой двери.
— Думаешь, такое возможно?
— А почему нет. Мало ли…
— Ну что ж…
Может быть, и так. И Зеленая легко и свободно несется где-то уже по поверхности.
С камнями.
С моим доверием.
И глупой надеждой, что не все в этом мире измеряется деньгами, а люди порой бывают не такие уж сволочи.
Впрочем, все это уже не имело значения.
Егор вдруг побледнел.
— Бизон!!! Только бы эта крыса нашего Бизона не увела!
Подхватив с собой Крестоносца, мы вышли из лаборатории.
Серая пустошь встретила нас неожиданной тишиной. Ветер полностью стих, и теперь стало слышно, как песок поскрипывает по подошвами ботинок. Небо потемнело. Из рыжего вдруг стало почти коричневым, грязным, с зеленоватой кромкой подсвеченных облаков.
Окинув взглядом пустошь, великан проговорил:
— Буря скоро!
И, подобрав камень с земли, подложил его под дверь, чтобы та не закрывалась.
Я сразу понял его идею.
Юрки любят запах крови. Если повезет, они славно здесь развлекутся, прежде чем приедут люди Короны. Восстановить потом цепь событий сможет только разве что какой-нибудь «Жрец», предсказывающий будущее и созерцающий прошлое, как открытую книгу.
— Давайте-ка я по-быстрому, а вы подтягивайтесь, — предложил я, и на скорости рванулся вперед. Хоть и не особо верил, что Зеленая за это время выберется из шахты на поверхность и успеет добраться до машины. Но очень хотелось напрячь свое тело настолько, чтобы мозг хотя бы ненадолго перестал кипеть от всяких мыслей и сосредоточился на каких-то простых задачах.
Бежать пришлось рывками. Мне начинало сводить руки и ноги буквально через несколько секунд после старта. Все-таки я здорово выдохся здесь, и чтобы восстановиться, требовалось время.
Наконец, я увидел знакомую колею, и Бизона на ее дне.
Тут за спиной я услышал выстрелы. Обернувшись, увидел, как Егор усмиряет тощего верткого юрку, почти коричневого от загара и полуголого.
Я спустился вниз. Сел за руль, завел Бизона и плавно выехал из укрытия.
Парни тем временем уже добрались до места. По-быстрому загрузившись в машину, мы рванули прочь от этого проклятого места.
Мы мчались по пустоши, оставляя за собой клубы серой пыли. Бизон ревел, словно зверь, вырвавшийся из западни. Я крепко сжимал руль и не сводил глаз с горизонта, где уже сгущались первые признаки надвигающейся бури. Егор громко командовал, указывая мне, где нужно повернуть и какого валуна придерживаться. Воздух стал плотным, заряженным статикой, словно сама пустошь затаила дыхание перед разгулом стихии.
— Ничего, нормально! — бодрился Егор. — Сейчас еще немного на север, и там будет нора Гаврилыча. Мировой мужик!
Я невольно вспомнил, как мы уже однажды драпали по пустоши от бури, прямиком в нору к Медведю. Хмыкнул.
Что ж, оставалось только надеяться, что Гаврилыч и правда нормальный человек, с которым можно договориться. И, может быть, даже выпить пару стопок.
В груди было так мерзко и холодно, что очень хотелось плеснуть туда чего-нибудь горячительного.
Крестоносец сидел сзади, обеими руками держась за сиденье. Лицо — торжественное, в глазах читалось встревоженное предчувствие. Он то и дело поглядывал вверх, будто ожидал, что с неба вот-вот обрушится нечто большее, чем просто песок и ветер.
— Буря, — время от времени бормотал он себе под нос, глядя в темнеющее на глазах небо.
Я вздохнул.
Да уж, в самом деле. Буря по всем фронтам.