Роксана. Детство

Глава 8

После обеда минута в минуту из портала в гостиной вышел Николай Иванович. Несмотря на то, что Глафира предупреждала его о своей поездке, князь невольно взглянул на удобное кресло бабушки, где она любила присесть с рукоделием.

— Не грустите, Ваше Сиятельство, путешественницы к концу недели вернутся, — улыбнулась я послу.

Правда, улыбка получилась грустной. Дня ещё не прошло, а я уже соскучилась и по Глафире, и по Прасковье. Надо дело себе придумать, да такое, чтобы минуты свободной для печали не было.

— Николай Иванович, а вы на слух можете музыку подобрать? — пришла вдруг в голову шальная мысль.

— Смотря какую. Вряд ли без нот воспроизведу симфонию или оперу целиком, — немного озадаченный дипломат смотрел на меня с любопытством.

— Есть одна песенка…

Через час Николай Иванович свободно подыгрывал себе, негромко напевал:

— «Лето нам тепло дарило,

Чайка над волной парила,

Только нам луна светила,

Нам двоим на земле.

Лаванда, горная лаванда –

Наших встреч с тобой

Синие цветы.

Лаванда, горная лаванда…

Сколько лет прошло,

Но помним я и ты».

Зная, что никто мне не сможет предъявить авторские права и не упрекнёт в посягательстве на текст, я самовольно грустный куплет о разбежавшихся по космосу планетах из песни выбросила. Не нужен мне такой сценарий в этой лав стори. Хочу, чтобы Глафира с послом были счастливы.

Стоп! Я опять решаю за всех. А что мне известно о бабушкином кавалере?

— Николай Иванович, а сколько вам лет? — спросила я, когда князь прикрыл крышку рояля.

— Пятьдесят девять, — без лишнего кокетства ответил князь. — Что это вдруг тебя мой возраст заинтересовал?

— Подумала вдруг, что ничего о вас не знаю. Дети у вас есть?

— Я правильно понимаю, что ты беспокоишься о Глафире Александровне? Поверь, я очень нежно и трепетно отношусь к твоей бабушке. Правда, пока не говорил ей об этом. Боюсь испугать поспешностью и выглядеть в её глазах ветрогоном, — как-то неожиданно светло и искренне улыбнулся потенциальный дед. — Но начну с начала: я вдовец. И дети у меня, Роксаночка, есть. Трое сыновей. Они уже взрослые, все трое уже внуками осчастливили. Старший по моим стопам пошёл, в Канадэ помощником посла в Северной провинции служит. Прижился, настолько, что, боюсь, навсегда там останется. Средний — помещик. За женой поместье большое в приданое взял, втянулся в земледелие. Пишет, что нравится хозяйствовать. Младший избрал военную стезю — инженер в сапёрных войсках. — Князь замолчал, должно быть, вспоминал своих взрослых сыновей. Но молчание было недолгим. — Я не крез, но жалованье у меня достойное. В столице есть дом, паи в торговых компаниях имеются… Собственно, это тебе неинтересно…

Очень даже интересно, могла бы я заверить Николая Ивановича, но не стала. Видно, что человек обстоятельный. И самое главное, к опекунше моей неравнодушен.

— Вот вернётся Глафира Александровна, попрошу её руки. Ты не будешь против?

— Если бабушка будет счастлива, то я только порадуюсь за вас обоих, — пообещала я князю.

После ужина Ульяна спросила:

— Роксаночка, хочешь останусь с тобой в доме ночевать?

— Зачем? — не поняла я.

— Ну… ты одна в таком большом доме. Не забоишься?

— Почему одна? Со мной Дружок будет. С ним мне ничего не страшно…

— Как знаешь, — ответила художница и поспешила к брату, который остановился около Надии и что-то негромко ей говорил, сопровождая слова кивком головы.

Экономка сияла. Кажется, мои слова возымели действие на Феденьку.