Глава 3

— И кто бы мог подумать, что избушка с таким секретом, — сокрушался урядник. Он считал орланы, переданные ему Глафирой как десятипроцентное отчисление от кладов.

Княгиня решила отдать весь налог сразу. И за те, что найдены Акимом в очаге, и за сокровища из подвала. Вторую часть домовой принёс в последний день перед выселением из старой избы — вдруг рабочие, расширяя и углубляя подвал, найдут захоронки. Узелок был объёмным и тяжёлым.

— Да здесь как бы не больше, чем в печи было! — всплеснула руками женщина. — Аким, голубчик, да где ж ты их берёшь-то?

— Дык… — Аким потянулся было рукой к затылку, но увидел, какие пальцы грязные, и передумал. — Годов-то сколько изба стоит? Так убого давно уже никто не живет. Всё село перестроилось, а казённых людей, простите, хозяюшки, не жалко. Как построили домишко лет триста тому назад да зачаровали на сохранность, так и стоит. И я при нём… Хорошо, что вас сослали! — сказал, понял, что ляпнул, и замахал руками, с которых во все стороны полетели комья земли. — Не то хотел сказать. Не то хорошо, что сослали, а то хорошо, что встретились мы. Добрые вы люди, душевные. Никаких денег не жаль отдать. Да и зачем они мне? А вы избу новую справите, и я в ней еще не один век проживу. Так что берите и владейте.

Глафира развязала узел, и стало понятно, почему руки домового так сильно изгвазданы. Один из кладов был зарыт не то в кошеле, не то в кисете, сшитом из ткани. За много лет материал истлел и монеты смешались с подвальной землёй. Бережливый Аким выбрал всё до единой монеты. А то, что теперь руки нечистые и к древним орланам грязь пристала, — это такая ерунда!

— Давайте-ка мы и деньги отмоем, и тебя, уважаемый Аким, тоже.

Услышав бабушкино предложение, я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Изначальное происхождение этих денег теперь вряд ли установить можно. Может, и криминальными были, и в своё время необходимость «отмыть» их имелась. Благо за давностью лет нам достаточно десятину выплатить, а не придумывать историю их появления.

И вот бедняга Гаврила Давыдович едва успевает пот с обширной лысины промакивать, складывая орланы в стопочки. Не сказать, что алчность в глазах его, но сожаление о том, что сам раньше хибару не осмотрел, заметно. Понятно, что такое количество денег лишним никак быть не может.

— Итого сто семьдесят пять орланов, — озвучила сумму налога в расписке Глафира.

— Это что же… — урядник «скрипнул» мозгами и прошептал, — тысяча семьсот пятьдесят?

— Получается так, — спокойно согласилась княгиня. — Из них мы пятьдесят орланов заплатили селу за участок и домик на нём, четыреста артели за новый дом, двести тридцать купцам за доставку мебели, штор, постельного и столового белья, посуды и прочих мелочей, необходимых в быту. Сто орланов планирую передать риду Апполинарию на богоугодные дела прихода. Пятьсот хочу положить в банк на хранение как приданое Роксаны — кто знает, как у нас в дальнейшем жизнь сложится. Пятьдесят орланов — знахарке Параскеве на закупку необходимого для лечения сельчан. И ещё пятьдесят орланов на восстановление школы. Нехорошо это — детишки неграмотными растут. Оставшиеся деньги тоже к делу пристрою, так, чтобы пользу людям приносили, а не лежали мёртвым грузом, как раньше.

Кажется, от такого расклада урядник начал потеть ещё больше. Наверное, не ожидал такой щедрой благотворительности от ссыльной барыни. Не знаю, отчего, но показалось, что задал он себе вопрос: «Я бы так смог?»

Очень хотелось перейти жить в новый, дышащий смоляным духом дом, но наши помощники заупрямились.

— Нельзя пока! — чуть ли не хором твердили они. — Кота надо или кошку, чтобы переночевали сперва.

О таком поверии я и в прежней жизни слышала. Надо же, и здесь правило такое. Может, не просто так?

— И где мы того кота возьмём? — спросила я, задрав голову и рассматривая необычный материал крыши.

Она была крыта щепой! Ничего из древесины в строительстве не выбрасывалось. Рачительный подход мне очень нравился — вот только насколько надёжно такое покрытие? И ещё очень его потрогать хотелось.

— Ты же ведунья, вот и позови зверя, — подсказал Яр, водя руками над восстанавливающимся дёрном двора. Он что-то долго шептал, а потом сказал уже громче: — Надо будет дорожки проложить. Не скоро ещё земелька уляжется после такой встряски.

— Надо — проложим, — флегматично согласился Аким, наблюдая, как приятель улучшает двор. — Определимся, откуда, куда, из чего сделать, и проложим.

Как-то незаметно помощники наши перестали делить сферу влияния и взялись хозяйничать вместе, что нас с Глафирой радовало.

— Детка, может, и вправду позовёшь котика? А то нас в новый дом не пустят. У-у-у, деспоты! — шутя погрозила пальцем княгиня.

Вот привязались! Призови им кота! Откуда звать-то? Котёнок сам не прибежит — на отшибе живём. Кроме зловредных соседей слева никого рядом нет. А они держат только полезную живность: лошадь, корову, свиней, кур. Собаки и кошки считаются дармоедами и во двор не допускаются. Взрослого кота или кошку от хозяев сманивать нельзя. Вот хоть иди по дворам и спрашивай, нет ли у кого котёночка лишнего.

Почувствовав моё настроение, Дружок подошёл и, словно подбадривая, боднул лбом в плечо.

— Может быть, ты, псина, знаешь, где котика взять? — пошутила я, почёсывая собаке холку.

Пёс что-то проворчал, аккуратно отстранился, чтобы ненароком не столкнуть меня с ног, одним прыжком перемахнул через ограду и убежал.

— Ну вот… И этот удрал, — пожаловалась я всем сразу и никому конкретно и попросила: — Напоите ребёнка чаем, пожалуйста.

Как же мои домочадцы любят меня кормить! После моей просьбы мгновенно были забыты все дела и заботы, и помощники во главе с Глафирой бросились потчевать оголодавшего ребёнка.

Правда, долго чаёвничать нам не дали. Едва-едва успели заварить и разлить по кружкам чай, выставить на стол мёд, пряники и баранки, как в дверь времянки кто-то мягко, но ощутимо стукнул.

— Кто там может быть? — удивилась опекунша и пригласила: — Входите!

Никто не вошёл, а удар повторился. Пришлось идти открывать. За дверью стоял Дружок и что-то держал в пасти. Увидев, что привлёк наше внимание, пёс аккуратно положил на порог рыжего, как апельсин, котёнка.

Малышу от силы было недели три, едва-едва глазки открыл. Бедняга весь промок, дрожал и пронзительно пищал.

— Да где же ты его взял-то? — всплеснула руками Глафира. — У кого со двора свёл?

Но я, внимательно посмотрев на пса, пришла к другому выводу.

— Смотрите, Дружок и сам мокрый. Похоже, он котейку из воды вытащил. Из лужи или речки, — и обратилась к собаке. — Ты его спас, да?

Ответа не последовало. Пёс отошёл подальше, хорошенько отряхнулся от воды и мокрого песка, прилипшего к шерсти, затем лёг у стены, демонстрируя всем своим видом — задание он выполнил, а что вы теперь делать будете, ему неинтересно.

Меня, естественно, к котёнку не подпустили. Помощники наши заметались, как перепуганные стрижи, устраивая нового жильца. Нашлась корзинка и мягкие тряпочки в неё, чтобы рыжику было тепло и удобно. Неведомо откуда появилась малюсенькая розетка, в которую налили подогретого молока. Слегка обсушенного найдёныша в четыре руки стали макать в молоко мордочкой, уговаривая поесть.

— Вы его так окончательно утопите, — проворчала я, глядя на всполошившихся помощников.

Котёнка мне было искренне жаль, но десять минут назад в этом доме я была самой маленькой, все суетились вокруг меня — и вдруг ситуация резко изменилась.

Поймав себя на этой абсурдной мысли, я даже опешила. Роксана Петровна, очнись! Это не смешно, так в детство впадать. Разум сильнее тела, веди себя, как взрослый человек, — прикрикнула я на себя, но обида не отступила.

— Кот есть. Только как вы хотите его одного в доме на ночь закрыть? — с ехидной усмешкой поинтересовалась у кошачьих нянек. — Или нам теперь ждать, когда он вырастет?

— Зачем ждать? — удивился Яр. — Мы с ним ночевать останемся. Да, Акимушка?

Домовой кивнул, я фыркнула, а Глафира, глядя на меня, нахмурилась.

— Ксаночка, ты не заболела, детка?

— Здорова я! Здорова! — огрызнулась я, оттолкнула от себя недопитую чашку и выскочила на улицу.

Уйду я от них! Злые и меня не любят! — были последние мысли, мелькнувшие перед тем, как я провалилась во тьму.


Загрузка...