Роксана. Детство

Глава 9

— Хозяйка! — донеслось с улицы.

— Кто там? — всполошилась Глафира, подскакивая с лавки.

Я уже заметила, что всё новое её пугает. Думаю, не была она такой раньше, но перипетии жизненные довели.

— Ба, это Трофим Сидорович, должно быть. Ты у него и у его товарищей сейчас клятву магическую примешь. Хорошо?

— Хорошо… — ответила опекунша, одевая меня и накидывая себе на плечи тёплую шаль.

Мужики мялись у калитки.

Хоть и убога избёнка наша, но живёт в ней барыня. А сословное различие в этом мире традиционно блюдут.

— Здрава будь, хозяюшка! — мужики дружно сняли шапки и в пояс поклонились.

— И вам здоровья, люди добрые, — слегка наклонила голову Глафира, обозначив ответный поклон.

Я тоже кивнула и пискнула:

— Хорошего дня… дяденьки.

Трофим мне улыбнулся, но обратился к опекунше:

— Мы …это… согласны клятву дать и работать начать. Дело больно любопытное. Авось да выйдет что толковое.

— Что ж… — Глафира стояла в дверном проёме, говорила и смотрела так, что никто даже помыслить не мог, что пять минут назад она, заслышав чужие голоса за дверью, тряслась как заячий хвостик. — Я готова принять от вас клятву, что вы ни делом, ни словом, ни мыслью против рода Верхосвятских не сотворите плохого и ущерб специально или ненароком не причините.

— Иначе гореть вам синем пламенем… — вставила я.

— Да будет так! — хором сказали мужики, и сухая трава у ограды, качающаяся на легком ветерке, вдруг вспыхнула и мигом обратилась в пепел.

— Клятва принята, — кивнула Глафира.

А я чуть на попу не села. Нефигасе, как тут у них всё серьёзно. Я-то почти шутя это предложила, просто чтобы работнички не надумали нас с бабкой кинуть, а оно вишь как…

— Так что дальше-то, барышня? — чуть насмешливо спросил меня Трофим.

Я направилась было к колодцу, махнув мужикам, чтобы за мной шли, но вспомнила о бумаге и остановилась.

— Ба, а поищи лист бумаги и карандаш. Чертёж сделаю, чтобы за каждым разом нас не дёргали.

Вытаращенные глаза и приоткрытые рты строителей согрели мне душу.

И пусть жизнь новая, тело детское, а душа всё та же. Амбициозная и самолюбивая.

— Вот здесь, под завалом сухих веток, старый колодец. Мне сказали, что он сухой. Его уже сейчас, даже без сруба, можно заваливать льдом. Хорошо бы одновременно и строить, и лёд с реки возить. Сможете?

Мужики, всё ещё пребывая в состоянии шока от моих слов, споро взялись за дело. А ко мне подошёл Дружок. Встал так, чтобы я могла опереться на него спиной, заодно прикрывая от прохладного ветра, порывами налетавшего с реки.

— Ксаночка, такая бумага сгодится? — спросила Глафира, протягивая мне обычную ученическую тетрадь.

Хорошая экономка была у князей Верхосвятских. Она позаботилась не только о том, чтобы наполнить сундук одеждой, обувью и прочим необходимым тряпьем. Дора Марковна подумала ещё и о том, что юную княжну учить надо будет, а для этого нужны как минимум тетради. Эх, как же хочется поскорее вырасти, выбраться из этой глуши, вернуть то, что ранее роду принадлежало: титул, имущество, людей… И отблагодарить за верность и преданность.

Но всё это потом. Сейчас строим ледник.

Пока расчищали место вокруг колодца, пока, обмотав верёвками, самого мелкого из бригады спустили обследовать колодец, я схематично набросала чертёж подвала в разрезе.

— А это зачем? — Трофим ткнул грязным пальцем с обломанным ногтем и заусенцами в бумажку.

— Это то, что вы будете делать скрытно. Чтобы конкуренты, которые обязательно появятся, не знали хитростей правильной постройки. Это сток для талой воды. Если его не сделать, то вода от подтаявшего льда подвал будет заливать. В нашем леднике это устройство делать не надо — воде есть куда стечь, но в других обязательно.

— Понятно. Хитро придумано, — почесал бороду строитель. — А это что?

— А это чтобы воздух в подвале не застаивался. Сюда он будет заходить, а отсюда выходить. Вентиляция называется.

— Ага… как тяга в печи, — поддакнул кто-то.

— Точно! — согласилась я.

— Мудрёно, однако, — шлёпнул себя по коленям тот, что лазал в колодец. — Така соплюшка, а глянь, чего знат!

— Цыц! — рявкнул на него Трофим Сидорович. — Соплюшки по печам в неподпоясанных рубашонках сидят, а это барышня рода княжеского.

— А я чо? Я ничо… Удивляюсь только, — принялся оправдываться «мелкий».

— Теперь главное, — я сделала самую серьёзную моську и, дождавшись, когда затихнет спор, заявила: — За каждый ледник вы будете назначать цену в пятьдесят зубров.

Мужики, услышав мои слова, шарахнулись в сторону. Я вновь решила слегка завысить цену, чтобы мои рабочие могли поторговаться.

— Барышня… — выдохнул Трофим, — да кто ж нам такие деньги заплатит?

— Те, кому нужен будет холод летом, — строго ответила я и объяснила политику ценообразования.

— Ну если так-то, тогда да… По-любому дешевле получится, чем с магиками связываться. Да и делить легче. Всем по десять зубров. Правильно говорю?

Рабочие переглядывались, пожимали плечами, но не отказывались. Десять зубров это полугодовой доход среднего крестьянского подворья, а тут за один ледник столько получить. И опять первым не выдержал «мелкий»:

— Так чего ж мы ждём-то? Кто за льдом? Кто за каменьями? Поехали, ребя!

— Цыц, я тебе сказал! — отпустил торопыге подзатыльник Сидорович. — Сейчас за камнями поздно уже ехать. Гнат, Тихон, ступайте за телегами. Сегодня льдом займёмся…

Дальше я слушать не стала — сами разберутся.

— Пойдём, Дружок, — позвала я пса и пошла к дому.

В избе Глафира стояла над открытым сундуком. О-о-о-о-о, у меня прям ладошки зачесались. Дайте мне богачество посмотреть!

Но повела я себя как и должно благовоспитанной барышне. Спросила спокойно, стараясь скрыть любопытство и алчность:

— Что там, ба?

— Много чего, Ксаночка. А главное, смотри… — Глафира протянула мне плюшевого медвежонка в клетчатых штанишках на одном постромке с большой пуговицей.

Я растерялась. По сути, девочка сейчас должна обрадоваться до слёз. Наверное, это была любимая игрушка ребёнка, но я-то взрослая тётка.

Хотя… неожиданно у меня защипало в носу. Вдруг вспомнила, своего Мишутку. Он был сшит из старой плюшевой скатерти, с голубыми глазами-пуговицами, пришитыми чёрными нитками крест-накрест, и набит тяжёлой, жёлтой, с вкраплениями не то соломы, не то непонятной трухи, ватой.

Наверное, если быть объективной, медведь был уродлив, но я его любила. В него хорошо впитывались мои слёзы, а в лопоухие развесистые уши удобно было шептать тайны. Игрушка стояла со мной в углу, лежала на подушке, когда меня укладывали спать, ждала, когда я вернусь из садика, а потом и из школы.

Почему-то, глядя вот на этого, явно купленного в дорогом магазине медвежонка, я вспомнила своего, и мне стало стыдно, что забыла душевного друга детства. Как много я забыла, карабкаясь к поставленным целям.

— Мишутка, — прошептала я и потянулась за игрушкой.

— Вспомнила! — всплеснула руками Глафира. — Роксаночка, ты вспомнила!

А я, уткнувшись в пушистую спинку медвежонка, от всей души разревелась. Плакала я о себе прежней, о несчастной девочке, не перенёсшей тягот ссылки, о доброй, но беспомощной Глафире и её сыне и о том, что пах этот Мишутка совсем не так, как мой. Этот впитал в себя аромат лаванды, которой были проложены вещи в сундуке.

Опекунша, стараясь отвлечь меня, начала показывать, что ещё запасливая экономка положила нам в дорогу.

— Смотри, Ксаночка, у нас теперь есть подушки. И плед тёплый. Петруша его из Скочландии привёз, когда за овцами тонкорунными ездил. А ещё тут много твоих платьев. И башмачков. Есть и на вырост.

Глафира перекладывала вещи, рассказывая о каждой из них. Она, как и я, погрузилась в воспоминания. А я из её рассказа узнавала о быте богатых русских помещиков. И всё больше соглашалась с утверждением бабушки, что отца девочки моей оговорили.

Он так был увлечён хозяйством, что политические интриги просто не входили в сферу его интересов. Ну может, попал случайно на пару-тройку сборищ вольнодумцев, но чтобы руководить заговором — это полный бред. Или только Глафира так думает?

Во всём этом надо тщательно разобраться. Но не сейчас.

— Барыня, баня протопилась. Мыться пойдёте? — вошла в избу Марфа, и нам сразу же стало не до воспоминаний.

Чистая одежда и свежее бельё, полотенца, гребни, цветочное мыло, найденное в большом несессере, где лежало много чего полезного, в том числе зубные щётки и мятный порошок. В результате вышли мы из дома с немалым узлом, который несла Глафира. А я взирала на окружающее с высоты Марфиного роста — женщина легко подхватила меня на руки.

— Дружок, охраняй дом. Мы в баню! — важно распорядилась я и впервые “вышла” со двора.