Роксана. Детство

Глава 5

Я учусь.

Мой день распланирован плотно. Кажется, ни одной минуты нет для безделья. Мои учителя готовы за моё время если не драться, то основательно поссориться. При этом каждый прекрасно понимает, что уроки других тоже важны для меня.

Глафира учит музыке и рукоделию:

— Роксана, общество не поймёт, если ты не научишься музицировать. Никто не ждёт твоих сольных концертов, но уметь аккомпанировать собственным детям на праздниках или исполнить романс, чтобы развлечь гостей — это обязана каждая уважающая себя женщина из хорошей семьи. Как и связать, вышить или сплести подарок друзьям и родне. Покупные подарки в нашем кругу — моветон.

Так я разве спорю? Не менее часа в день «гоняю» гаммы, благо, что это занятие ещё и способствует развитию ловкости пальцев, чего от меня требует Прасковья. Уже начали получаться простенькие — по мнению Глафиры — пьесы, написанные специально для начинающих. И петли, вывязанные спицами, выходят ровными, и крючок, превращающий нить в салфетку, становится послушнее с каждым днём.

Время на рассвете принадлежит Галие-битай. У старушки ночная бессонница, днём она может заснуть в любое время, прервав урок, поэтому для занятий выбрали утро.

— Рассвет ещё тем хорош, — объясняла она, — что зыбкая грань между светом и тьмой даст тебе опыт чувствовать и то, и другое.

Мы сидели, взявшись за руки, и я слушала ученицу Алтын.

— Учила она меня, да только силы во мне на клюв воробьиный. Помогать ей могла, а сама мало что умела. Но как и что делать, помню хорошо. Ты слушай, девочка, вдруг пригодится.

— Как ты её понимаешь? — удивлялась Прасковья, решившая однажды послушать, чему меня учит Галия. — Она же бормочет нечто невнятное.

— Сама не знаю, как получается. Если сосредоточусь и начинаю в слова вслушиваться, то ничего не понимаю, и, как ты, слышу лишь старушечье пришёптывание. А если расслаблюсь, то…

— Что? Почему ты замолчала? Рассказывай дальше.

— Прости, — покачала я головой. — Не могу рассказать. Слово дала, иначе духи разгневаются.

Сказать, что я верила в бредни о духах и хранителях мест, не могу, но и рисковать не хотелось. Кто тех духов знает? Поэтому почти каждый рассвет встречала рядом с Галия-битай. Благо держала она меня рядом с собой недолго. Через полчаса, когда солнышко полностью поднималось над горами, старушка отпускала меня, неизменно напутствуя одними и теми же словами:

— Беги, козочка, день долгий, дел у тебя много. И пусть духи тебе помогают…

Я и бежала. В буквальном смысле. Ежедневно три круга по парку, пытаясь догнать Дружка. Потом несколько упражнений на силу и выносливость — три подхода по десять раз, если позволяла погода, то купалась в море, если нет, то сразу бежала на омовение в свою комнату.

После завтрака спешила на производство. С одной стороны присмотреть надо, с другой что-то подсказать. Нечаянно так, по-детски наивно:

— Разве это не вот так надо делать? А почему? А если так, то что будет?

Училась быть хитрее, дипломатичнее, мягче и мудрее. Всё равно мои диктаторские замашки крутого руководителя из прошлой жизни никто всерьёз не примет.

Прасковье удалось списаться и договориться о переезде в поместье её давнишнего знакомого магомеханика Феденьки. Удивительное дело, но взрослого мужчину под два метра ростом, с густым басом, с навыками опытного профессионала, иначе как уменьшительно-ласкательно назвать было невозможно.

Серьёзное имя Фёдор Зиновьевич Ухтин не вязалось с нежным воркованием, с которым мужчина общался к механизмам:

— Масенька моя любимая, что у тебя здесь, сладенькая? Прокладочка прохудилась? Ах, ты заюшка моя распрекрасная!

Я когда впервые услышала такое, думала, что он кого-то из работниц убалтывает на непотребство. А они у нас все из соседней деревни, где царят строгие нравы. Зачем мне ссоры с соседями из-за невоздержанности мужской? Ворвалась в мастерскую разъярённым тигром, чтобы немедленно пресечь безобразие, и вижу, как механик над какой-то железякой старой колдует. Поняв свою ошибку, смутилась страшно, и ляпнула первое, что на ум взбрело:

— Прасковью не видели?

— Утром за завтраком, — ответ был кратким, предельно информативным и сопровождался красноречивым взглядом.

Одновременно в нём читался вопрос: «что-то ещё?», нетерпение: «свали уже, а!» и нежность к разобранной железке: «потерпи, маленькая, скоро это чудовище оставит нас наедине».

Но это было не страшно, а чудо как умильно. И вот эту мимимишность улавливали все. Конечно же, в глаза Феденькой магомеханика никто не звал, но за глаза иначе язык не поворачивался.

— Фёдор Зиновьевич, я пришла! — крикнула я на входе в цех, где стояли дистилляторы, готовые к запуску.

— Вижу, — вежливо-равнодушно мне и, повернувшись к устройствам для извлечения эфирного масла, замурчал, как большой ласковый кот: — Ну, что, лапочки мои, поработаем?

В этом весь Феденька. И никто на него за это не обижался.

Зато сестра магомеханика Ульяна, ради которой они и покинули холодный хмурый Ладожград, была легка в общении, как птичка. Но обвинить её в легкомыслии или глупости ни у кого бы язык не повернулся.

Начав учиться рисованию, девушка параллельно изучала черчение — чтобы братцу с работой помогать, и архитектуру — чтобы городские пейзажи были более реалистичны. Попутно увлеклась историей родного города, настолько серьёзно, что несколько месяцев проработала рисовальщицей у археологов. Там и застудилась.

— Вы не поверите, — рассказывала она за вечерним чаем, — когда рабочие нашли потайную дверь, ведущую из старой крепости, милейший Август Карлович Михель, руководивший раскопом, чуть было чувств не лишился. Оказывается, в его семье существует предание, что благодаря именно этому проходу их далёкий предок смог сбежать из свенского рабства. Потом его, едва живого, подобрали охотники из русского селенья Чудь, где сначала выходили, а затем передали военным, шедшим с обозом в Новогород. Через несколько лет, когда началась война со свенами, через этот проход наши сапёры смогли проникнуть в крепость, взорвать пороховой склад и выиграть баталию. С этого знаменательного момента началась история Ладожграда — основание бастиона послужило фундаментом первой постройки, и семьи Михель — за бесценную информацию бывшему рабу позволили основать свой род и выдали премию, достаточной на постройку дома и открытие небольшой лавки, которая со временем превратилась в доходное дело. Представляете, я рисовала эту дверь, из толстых дубовых брёвен обшитых железом! Такая древность, такая занимательная легенда!

Слушая восторженные рассказы Ульяны все заражались её энтузиазмом и сочувствовали девушке, по рекомендациям целителей вынужденной срочно сменить климат, в том, что пришлось прервать археологические изыскания. На что Ульяна весело отмахивалась:

— Вы даже не представляете какие здесь имеются возможности! Эти земли не менее интересны чем северные болота, но их ещё и не изучал никто! Глафира Александровна, вы не будете против, если я покопаюсь в развалинах на той горе?

Бабушка только руками разводила: как устоять против этого урагана? Но при этом посматривала на хмурившуюся Прасковью, наблюдавшую за здоровьем девушки. Запрещать Ульяне было невозможно, она всё делала супротив сказанного.

— Ульяна Зиновьевна, какая жалость, что вы разлюбили рисование, — решила я подключить свою хитрость. — Я так мечтала получить бабушкин портрет себе в комнату. Придётся выписывать из Ялды…

Ни разу в прошлой жизни не довелось мне встретить художника или артиста, который бы охотно уступил свою роль или заказ коллеге-сопернику. В Ульяне я тоже не ошиблась. Тем более что девушка была совестливая. Она прекрасно понимала, что если брату кров и стол предоставили дополнением к жалованию за работу, то она чуть ли не приживалка.

Конечно же, никто к Ульяне так не относился, но было видно, что свободно она себя не чувствует. А тут такой повод отблагодарить хозяев. Конечно же, художница согласилась.

— Хорошо ты это придумала, — шепнула Прасковья, когда девушка убежала за альбомом для набросков. — Ей уже значительно лучше, чем было в Ладожграде, но по горам лазить и землю копать пока не стоит.

— Ты не переживай, — успокоила подругу. — Я ей чуть позже нормальную работу предложу. По профилю. Нам же нужны упаковки к нашей продукции? Пусть разрабатывает эскизы, ищет хорошие типографии и стекольщиков, думает над оформлением. А пока за ней портрет бабушки.

— Ой, боюсь, недолго провисит он в твоей спальне… — со свойственной ехидцей заметила Прасковья. — Выкупит Николай Иванович его у тебя.

— Если попросит, я портрет ему и так подарю. За счастливые глаза и ежедневную улыбку Глафиры такой малости не жалко.

Посол у нас бывал не менее трёх раз в неделю. Предлог был самый что ни на есть приличный. Князь читал мне лекции по истории и географии. Услышав жалобу бабушки, что так трудно в нашей глуши найти хорошего учителя для Роксаночки, Николай Иванович предложил свои услуги.

— Я хоть и не профессор и в университетах не преподаю, но знания в этих областях имею обширные.

Надо заметить, что на его лекции старались прийти все свободные обитатели поместья. Даже Аким незаметно пристраивался в дальнем углу послушать. Рассказчиком Николай Иванович был великолепным. На каждую тему у него был заготовлен исторический анекдот, иллюстрирующий событие. Обзор эпохи или десятилетия всегда старался делать не по отдельно взятому государству, где в это время происходило нечто важное и знаменательное, но и упоминал другие страны.

— Наступления тысячного года ждали с тревогой. Кто придумал, что настанет конец света, было не ясно, но всем известно, что коли слух есть, то просто так говорить не станут. Население мира к тому времени составило примерно четыреста миллионов человек. У императора Базилевса Третьего в планах военный поход на Булгарию, и он призывает в помощь родича Володимира Святославича — мужа сестры своей Анны Византийской — двенадцатью годами ранее крестившимся в его присутствии. По пути Базилевс решил захватить и Арменский халифат, чтобы два раза с походами по горам не ходить. Тем временем на месте нынешней Гишпании в Кордовском халифате всё больше укрепляет свою власть походами против адептов Триединого воинственный правитель Аль-Мансур. А папа Сильвестр Второй, напротив, всеми силами старается укрепить авторитет церкви и ведёт борьбу с теми епископами, что не блюдут целибат и продают должности кому придётся. Несмотря на эти неприглядные факты, норги, исты и мадьяры официально принимают триединство, отвергая мрак язычества. Восточнее, в Бурхарском халифате, куда его призвали лечить правителя, Авиценна представляет свой Канон Медицины, который утверждает, что лекарства нельзя давать больному просто потому, что так целитель захотел, а должны они быть исследованы и экспериментально, и теоретически. — Каким бы ни был подробным и интересным рассказ посла, заканчивал он его всегда одними и теми же словами: — История — штука недостоверная, как оно там на самом деле было, знают только реальные участники тех событий и тех лет. До нас же доходят интерпретации порой совершенно сомнительного толка. Помните об этом, друзья мои!

По окончанию моих уроков всех приглашали к столу, где продолжались разговоры об истории, географии, природе и невероятно вкусной местной кухне. После ужина домочадцы обычно разбредались по своим делам, а я садилась за рояль музицировать. Если была хорошая погода, то бабушка, зная моё добросовестное отношение к занятиям, выходила с Николаем Ивановичем прогуляться в сад. Но иной раз Глафира с князем просили меня уступить им инструмент и, присев рядом на банкетку, принимались что-то наигрывать в четыре руки.

В такие минуты этим двоим незачем было говорить. Музыка, исполняемая ими, с лёгкостью выдавала мысли и чувства.