В роддом мы поехали с Полом вместе. Перед этим я позвонил родителям, попросил их забрать детей из садика. Устал я, честно сказать, от всей этой заварухи. То ненормальная волчица решила увести меня из семьи и рассорила с женой; то блудный папаша на голову свалился, а потом ещё и Пола выкрал. То черти занесли этого дурака в болото, где он чуть не погиб сам и не угробил нашего ребёнка.
Радость моя уже стояла у окна, и Пол принялся прыгать и махать руками. Я тоже помахал, и Аллочка, улыбнувшись, скрылась в глубине комнаты. Вскоре мы уже шли к машине: я нёс нашего сына, а моя любимая, уцепившись за мой локоть, весело щебетала о том, что наконец-то они с малышом будут дома, потому что ей ужасно надоели больничные порядки. Я искоса посмотрел на Пола: он тоже соскучился и теперь, вопреки обыкновению, шёл к машине, держась за материнскую руку.
Устроив жену на заднем сиденье, я передал ей спящего ребёнка, проверил, как пристегнулся Пол и захлопнул дверцу. Теперь домой!
Какое счастье, что Софья с Агатой навели чистоту и порядок в нашем доме! Только вот Радость моя нахмурила круглые бровки и сдержанно сказала: — кажется, мой муж пользуется у женщин популярностью. И кого же я должна благодарить за заботу о тебе?
В её голосе я уловил нотку ревности и обиды, а потому, преодолев её слабое сопротивление, я привлёк жену к себе и, целуя пушистый завиток на виске, бодро сказал: — да, Софья с Агатой здорово поработали. Нам даже еду приготовили, представляешь? — Я почувствовал, как она расслабилась в моих объятиях и, уже улыбаясь, шёпотом спросила:
— ты меня всё ещё любишь, Олежек?
Волна нежности захлестнула меня! Я прерывисто вздохнул, прижал её к себе. Наклонившись к её губам, крепко поцеловал, а потом покрыл поцелуями любимые глаза, прохладные, с улицы, щёки, округлый мягкий подбородок: — никогда! Ты слышишь? Никогда не смей сомневаться в моей любви! В тебе моя жизнь. Ты и наши дети — это всё, что есть у меня. А ты…, ты любишь меня, Радость моя?
Она тихонько фыркнула, прикусив мочку моего уха, нежно сказала: — какой ты у меня, всё же, глупый, волчара! Стала бы я ревновать, если бы не любила!
Наш новорожденный сын, который так и продолжал мирно спать на диванчике в прихожей, захныкал и завозился. Мы опомнились. Пока Алла развешивала на вешалке своё пальто и мою куртку, я подхватил мальца на руки и заторопился в спальню. Его кроватку мы поставили рядом со своей. Так мы делали и шесть лет назад, когда только-только родились наши дорогие щенки. Я предоставил проснувшемуся парню свободу, за это он улыбнулся мне беззубым ротиком и с удовольствием потянулся сжатыми в кулачки ручками. Оглянувшись на вошедшую в спальню жену, я довольно сказал: — красивый мальчишка у нас получился, ничего не скажешь!
Оглянувшись на дверь, она хихикнула и погладила меня по выпуклости на джинсах: — так мы же с тобой старались! — Я развернулся и совсем было собрался проверить наличие кое-каких сладких местечек, но помешал вошедший к нам Пол. Он с любопытством подсунул свой палец в кулачок ребёнка, и тот с готовностью схватил его.
— Тебе нравится братик, сынок? — Аллочка поцеловала Пола в макушку.
— Ну-у-у… ничего так, — неуверенно протянул тот, — только глаза у него какие-то мутные… Они такие и будут, что ли?
Мы засмеялись. — Нет, конечно. Он еще слишком маленький, подожди немного. Через несколько дней увидим цвет его глазок. Я думаю, они у него будут зелёные, как у папы. — Аллочка привлекла сына к себе, — соскучилась я по всем вам, Пол. Как вы тут без меня поживали?
Тот настороженно глянул на меня. Я поспешил вмешаться: — мы тебе завтра всё расскажем, ладно? Или сегодня вечером, когда ты отдохнёшь.
Хлопнула входная дверь, а следом послышались голоса наших детей и моих родителей. Оставив меня с малышом, Аллочка вихрем вылетела в прихожую. Следом помчался Пол. Счастливые вопли детей, радостные голоса моих родителей создали общий весёлый шум. Прикрыв глаза, я прилёг на нашу кровать рядом с сыном и блаженно улыбнулся. Всё хорошо, наконец-то мы вместе, и даже грядущий нагоняй от жены не пугал меня. Отругает, конечно. Ну да не страшно. Сказала же, что любит.
Наша спальня насквозь пропахла нежным запахом младенца. Когда на следующее утро я появился на службе, мужики поводили носами, встречая меня в коридоре, смеялись и подшучивали надо мной. Я знал, что тоже пахну малышом, но ничуть этого не стеснялся. Лишь встреченная в кабинете начальника Нора презрительно скривилась и отвернулась, увидев меня. Но мне-то было наплевать на её недовольство, счастье переполняло меня. Пал Иваныч без задержек подписал мой рапорт на отпуск. Я решил, что Аллочке нужна моя помощь, и она согласилась.
Вечером того дня, когда я привёз её с сыном из роддома, наши дети, посовещавшись, объявили, что они решили назвать брата Артёмом. Нам с женой ничего не оставалось, как согласиться.
Поужинав у нас и полюбовавшись на новорожденного внука, мои родители уехали домой. Дети шумели, кричали, смеялись и визжали в комнате у мальчишек. Артём, искупанный и накормленный, посапывал в своей кроватке, а моя Радость, взяв меня за руку, потянула на кухню.
— Рассказывай! — потребовала она, — чувствую, ты что-то от меня скрываешь!
Я виновато посмотрел на неё и принялся рассказывать о том, что случилось по вине Владимира. Конечно, она вскипела. Я осторожненько прикрыл дверь, чтобы моя громкоголосая Радость не разбудила Тёмку. Что ж, я сам виноват, поэтому выслушал всё, что она обо мне думает. Но всё же мы здорово соскучились друг по другу, поэтому надолго её гнева не хватило. Вскоре она уже сидела у меня на коленях, и мы жадно целовались. Увы, это было всё, на что я мог пока рассчитывать. Моя хорошая очень переживала из-за моего воздержания и даже предложила поласкать меня ртом потом, ночью, но я не согласился. Не принято это у волков. Вот самок да, мы вылизываем с большим удовольствием.
Сразу после ужина на мой телефон позвонила Софья. Я удивился, а она пояснила, что подумала: может быть Аллочка отдыхает. Та не отдыхала, а выдернула телефон у меня из руки и… в общем, можно было подумать, что они не виделись несколько лет. Мне было смешно, но исподтишка я любовался женой. Какая же она у меня красивая, всё-таки! Худенькой её, конечно, не назовёшь, пятеро детей, как — никак. Я не мог спокойно на неё смотреть, а потому, привстав со стула, поцеловал ямочку на локте. Продолжая разговаривать, она удивлённо посмотрела на меня и засмеялась. Софья её что-то спросила, и Радость моя, смеясь, сказала: — тут Олег… — теперь, я слышал, засмеялась Гранецкая. А ну их, подружек — хохотушек. Я отправился к детям.