Радость моя, громкоголосая

Глава 30

Громадный белый волк умиротворённо дремал, лёжа на боку и положив тяжёлую голову на колени женщине. Она с задумчивой улыбкой неспешно перебирала пальцами густую шерсть на загривке, временами поглаживая волка по груди, спине, передним могучим лапам. Дотянуться до задних она не могла, уж очень он был велик.

Проходящие мимо с охапками сухостоя ветлужские мужики покосились на них. Фёдор шепнул:

— вот не могу я привыкнуть, что они нелюди! Всё время помню, что в волков превращаются. Да ведь страшные-то какие! Здоровенные, что твой телёнок! А зубищи чуть не с палец и острые, так и блестят! Вот как она с ним управляется, ты мне скажи? Зверь ведь, хищник? Да ещё и спит с ним! Неужто и впрямь любит его, такого вот, в шкуре, лохматого?

Егор бросил валежник у разожжённого костра, пожал плечами: — ну ты же любишь свою собаку? У тебя вон какой пёс!

Его собеседник фыркнул: — ну, ты и сравнил! Я же с ним не сплю!

— Так и она с ним спит, когда он в мужика превращается. А по мне, так парни как парни, когда люди, конечно. Так-то, когда в шкурах, жутковато, конечно. Вон, я слышал, ихний вожак приказал какому-то… из этих, зайца поймать, а то глухаря. Прохор-то велел Олега мясом сырым кормить, пока силу не наберёт. Сам-то он ещё не может за зайцами бегать.

— Поймал?

— Да кто их знает. Может, и поймал, да Олега накормил где-нибудь, за кустами. Мы ведь за ними не следим.

Фёдор покачал головой: — нет, всё равно не пойму, как человеческие бабы их терпят. Глядикось — мясо сырое жрут! Зверьё, одним словом.

Они стали подкладывать в костёр принесённый валежник, отгребая в сторону раскалённые угли, чтобы пожарить на них мясо.

Сегодня на ночёвку они встали несколько позже, чем накануне. Все приноравливались к Олегу. Он не жаловался, шёл, как все, но вожак поглядывал на него, да и другие заметили, как ближе к вечеру он стал не так разговорчив, перестал шутить, а потом и вовсе побледнел и стиснул зубы. Тогда-то и встали на ночлег, развели костёр, занялись ужином.

Аллочка не слышала, разговора мужчин, а вот Олег прослушал всё очень внимательно и насмешливо оскалил зубы. Жена немедленно отреагировала: — ты что, Олежек? Спина болит? — её встревоженное лицо склонилось над ним, и он тут же отреагировал: с удовольствием лизнул нос и губы.

— Ф-Ф-у-у…, Олег! — она вытерла липкую волчью слюну рукавом, засмеялась: — ты уже отдохнул, я вижу! — Обхватив руками его голову, притиснула к своей груди, прижалась щекой к морде: — я такая счастливая, ты не представляешь! — он согласно, тихо зарычал и опять лизнул её в губы.

Есть Олег не хотел. Действительно, Айк велел Алёшке поймать какую-нибудь живность и накормить его сырым мясом. Вскоре серый проныра выглянул из-за кустов и негромко тявкнул, привлекая внимание Олега. Тот встал и незаметно скрылся в лесу. Алёшка принёс глухаря, большого, жирного, так что они оба с удовольствием поужинали. А потом Олег решил искупаться в ближайшем ручье, потому что Аллочка сразу почувствует запах крови. Он влез в прохладную воду, смывая пыль, пот и усталость, накопившиеся за дневной переход. Завтра утром они выйдут к дожидающимся их машинам, и вскоре он будет дома, обнимет родителей и детей.

Раздвинулись кусты, и на берег ручья вышла улыбающаяся Аллочка. Выглянувший из-за её плеча Алёшка подмигнул ему и скрылся с глаз, но Олег знал, что он никуда не делся, а встанет на страже их уединения.

Яркой зеленью вспыхнули глаза полярного волка. Одним прыжком Олег оказался на берегу, резко дёрнул на себя женщину и упал вместе с нею, спиной в ручей, придерживая её у себя на груди. От неожиданности Аллочка пронзительно завизжала, но тут же замолчала. Прохладные губы мужа приникли к её рту в жадном поцелуе. Скоро он избавил её от намокших джинсов и плавок. Следом на берег полетели рубашка и лифчик. Обнимая его за крепкую шею, она прошептала: — Олежек, ты с ума сошёл! Сейчас сюда кто-нибудь заявится за водой, а мы… — Тяжело дыша, он невнятно пробормотал:

— не заявится. Там Алёшка на тропинке стоит. — Она уже чувствовала в себе его каменную плоть. Тело обдало жаром, со сладостной истомой реагируя на грубоватые ласки нетерпеливых рук.

Вздохнув, Аллочка прикрыла глаза: — счастье, вот как это называется, — подумала она.

На дороге у въезда в город собралась большая толпа. Я тревожно сказал: — Айк, что-то случилось, пока тебя не было.

Вожак, ведущий машину в своей привычной агрессивной, несмотря на недовольство жены, манере, хмыкнул, но ничего не сказал, не желая отрывать взгляд от сложного рельефа лесной дороги. Зато с переднего сиденья ко мне обернулась Софья, внимательно посмотрела в глаза:

— ты не понял, что ли? Это тебя, Олег, встречают. Утром, когда добрались до машин, Айк звонил в Совет Стаи, сообщил, что скоро приедем. А уж как остальные узнали…

— Ну, я родителям отзвонился, — признался я, — а там уж разошлось… -

Моя Радость, несмотря на ужасную дорогу дремавшая у меня на плече после нашей, бурно проведённой ночки, сонно пробормотала: — это правильно, это хорошо, что встречают. Уважают, значит.

Я покрепче прижал её к своему боку, поцеловал в лоб: — просыпайся, засоня! Сейчас детей увидим!

Мы с Аллочкой ехали в машине Гранецких. Остальные тянулись сзади, лишь Денис свернул в сторону Малой Ветлуги, чтобы доставить до дома Егора и Фёдора.

Увидев машины, толпа заволновалась, кое-кто двинулся навстречу. Вскоре пришлось остановиться. Я вышел наружу и попал в объятия родителей. Плачущая мама, не веря своим глазам, ощупывала меня, гладила по щекам. Сзади подскочили ребятишки, повисли на шее и плечах. Шум, смех, гвалт. Кого здесь только не было! Совет Стаи в полном составе! Городской Совет во главе с председателем! Мои бывшие коллеги — весь горотдел полиции! Майор Пасечник радостно охлопывал меня по плечам:

— здорОво, Олег! Рад видеть тебя в форме! Пойдёшь к нам работать? — немножко запнулся: — только не в СОБР служить, а вольнонаёмным. Боюсь, на прежней службе тебе тяжеловато будет…

— Потом, Пал Иваныч, всё потом! — Я отвечал на улыбки и рукопожатия знакомых и незнакомых людей, выслушивал добрые слова и что-то бормотал в ответ. Нечаянно встретился глазами со стоящей чуть в стороне Норой и с улыбкой кивнул ей. Тут же получил в бок ощутимый тычок:

— не смей ей улыбаться, паршивый волчара! — это моя Радость, конечно же. Я обнял её и шепнул на ухо:

— посмотри на неё повнимательней. — Она и посмотрела.

— Она беременна! — удивлённый возглас Аллочки услышала Нора, смущённо улыбнулась моей жене, и та, чуть помедлив, приветственно махнула рукой бывшей сопернице! Но тут подскочил развесёлый Алёшка, обнял девушку за плечи и заслонил её от наших взглядов.

Сквозь окруживших нас людей и нелюдей протолкался Кытах Арбай, солидно пробасил:

— ты бы, Софья, подумала: может, старика-то чем поощрить надо? Может, избу новую ему поставить? Или ещё что?

Софья легкомысленно отмахнулась: — вместе подумаем, Кытах. Попозже, ладно?

Вот такой шумной развесёлой оравой мы и двинулись по центральной улице Междуреченска. Айк с женой уехали домой, следом разъехались остальные, а нас с Аллочкой и детьми люди проводили до дома.