Наступившее утро принесло новые заботы. Перед работой я заскочил в школу, к учительнице Пола, и отпросил его на один день. Парень у нас толковый, учится хорошо, так что она не возражала, а лишь выдала мне домашнее задание для него.
Это мы с Полом так договорились. Посовещавшись, решили, что новоявленного папашу выгонять с утра пораньше не будем, неудобно как-то. Пусть погуляет, город посмотрит, а Пол составит ему компанию. Зачем он приехал, мы пока не услышали, но я подозревал, что у него имеется классная отмазка: скажет, что сына хотел увидеть, раскаялся, осознал, ну и так далее. Естественно, оставлять его в доме одного у нас и мысли не было.
Владимир даже обрадовался, что Пол останется с ним, предложил объехать город на его машине, про Аллочку не вспоминал, чему я был только рад. Мальчишка презрительно скривился. Уж он-то его ржавый «Фордик» осмотрел от и до, надо полагать, но благоразумно промолчал, потому что я строго посмотрел на него: грубости старшим я не потерплю.
После школы я заторопился в роддом. Вечером я лишь предупредил по телефону мою Радость, что приеду утром, чтобы она меня не теряла. О Брешков-Брешковском я ей ничего не сказал, решил, что лучше поговорим при встрече.
Моя родная встретила меня тревожным взглядом: — Олежек, что-то случилось? — ну вот! Ещё не было случая, чтобы она меня не раскусила. Я поцеловал её. Наклонившись, покрыл быстрыми лёгкими поцелуями полную грудь в разрезе халата, с наслаждением, громко, втянул носом аромат её тела по которому так соскучился. Она улыбнулась, ласково погладила меня по щеке, но из глаз не уходила тревога.
— Ничего страшного, так, небольшая неприятность, — я поцеловал её ладошку, пахнущую туалетным мылом, грудным молоком и нежно, на грани восприятия, младенцем.
— Олег! — она требовательно смотрела на меня, и я виновато сказал:
— приехал… этот… Брешков-Брешковский.
Она побледнела! Да чтоб он сдох, этот недоносок, воображающий себя мужчиной! В панике я торопливо обнял её, крепко прижал к себе: — ну чего ты испугалась, Радость моя!? Всё под контролем, он не сможет нам навредить, а завтра я его выпровожу из города!
Жена отстранилась и серьёзно посмотрела мне в глаза: — Олег, он очень нехороший, поверь. Ты детей забрал у Гранецких?
— Нет, я решил, что им пока там лучше, чем дома. Может, и Пола к ним отправить?
— Не надо, он тебя всё равно с этим… не оставит.
Я взглянул на часы: — мне надо бы на работу. Но прежде… — я набрал мобильник Пола, а когда он ответил, передал Аллочке трубку. У неё даже слёзы на глазах показались, когда она услышала его голос! Они немного поговорили и, передавая мне телефон, она тихо сказала:
— я всё равно не доверяю Владимиру. Он затевает какую-то пакость, я чувствую, но не могу представить, что.
Я постарался успокоить её, как смог, но видел, что улыбается она через силу. Прежде чем уйти из палаты, я подошёл к кроватке посмотреть на сына. Он не спал, смотрел на меня внимательными тёмными глазками и, вот клянусь своим хвостом, он мне улыбнулся! В совершенном восхищении, я воскликнул: — слушай, да он меня узнал! Вот только что он мне улыбнулся!
Жена засмеялась, качая головой: — ему же и двух суток нет, Олежек! Он ещё тебя даже толком не увидел. — Спорить я не стал, с женщиной спорить бесполезно. Но, всё же, я остался при своём мнении: сын мне улыбнулся!
Перед самым обедом начальник, вдруг, собрал совещание. В коридоре, направляясь в кабинет Пал Иваныча, я торопливо набрал Пола. Его телефон не ответил, и на душе у меня стало тревожно. Успокаивая себя тем, что, возможно, Пол не услышал мой вызов, потому что старый драндулет, наверняка, гремит и тарахтит, я постарался сосредоточиться на том, что говорит майор. Кое-как я дождался окончания совещания и побежал к себе. Там, закрыв плотно дверь, долго слушал гудки.
Весь день, с перерывами в полчаса — час я, стиснув зубы, набирал телефон Пола. В голове билась одна мысль: если этот урод что-то сделает с нашим сыном, я убью его. Сообщать о пропаже парня жене я не стал, только позвонил Айку. Рассказал, попросил ничего не говорить Софье, чтобы она не проболталась Аллочке. Тот кисло пробормотал: — Софья с меня шкуру спустит, — но пообещал молчать. Подумав, мы решили ждать ещё два — три часа, а затем я со своими гвардейцами отправлюсь на поиски. Айк предложил свою помощь, но я пока не знал, нужны ли будут ещё люди или мы сами справимся.
Через два часа я и девять моих бойцов уныло рассматривали следы колёс, уходящих на проезжую часть и там теряющихся. Я приказал всем идти в дом. Спешка нужна только при ловле блох. Сейчас нам нужен чёткий продуманный план.
Обхватив колени руками и нехотя прижимаясь к боку мужчины, Пол угрюмо смотрел на едва виднеющуюся из-под мутной болотной воды крышу утонувшего “Форда”. Крохотный островок твёрдой земли, куда им удалось выбраться промокшим насквозь, испачканным в липкой болотной жиже после того, как неожиданно машина ухнула в трясину, был совсем недалеко от берега, но добраться до него не представлялось возможным. Час назад Владимир, напуганный случившимся, попытался поискать в трясине твёрдое дно, но провалился сразу по пояс, едва успев вцепиться в чахлый кустик на островке. Заплаканный бледный Пол ухватил его за воротник куртки и изо всех сил помогал выбраться назад. К ночи похолодало, температура приближалась к нулю, и промокших насквозь людей била мелкая дрожь. Мужчина прижал к себе мальчика, укрывая от пронизывающего ветра полой своей мокрой куртки и тоскливо думал, что всё пошло не так, как он планировал. Он боялся встречи с Олегом, в красках представляя его разгневанное лицо и здоровенные кулачищи.
А как замечательно всё начиналось! Олега и уговаривать не пришлось, чтобы он отпустил Аполлона погулять с ним по Междуреченску. Городишко и на дух был не нужен Владимиру. Да и смотреть-то в нём нечего, большая деревня, и только. Ему нужен был сын. Очередная гражданская жена опять выгнала непризнанного художника, не желая его содержать. Он жил вместе с одним из приятелей, в его небольшой комнате заводского общежития. Приятель был крепко пьющий, но пока держался, работал. Вечерами, высосав стакан невесть откуда взятого самогона, он любил поговорить “за жизнь”. Владимир с трудом терпел его пьяное разглагольствование, но деваться было некуда. Сам он перебивался случайными заработками, надеясь, что вот-вот удача улыбнётся ему. Ночами, лёжа на продавленном засаленном диване, он представлял, как однажды, совершенно случайно, на выставке чужих картин он встретит известного ценителя живописи из Москвы, они разговорятся и, непринуждённо поддерживая беседу о выставленных полотнах, он обмолвится, что и сам не чужд высокому искусству. Ценитель попросит показать его работы и будёт поражён, что такой талант прозябает в сибирской глухомани. Ну, а дальше… Москва, выставки, восторженные статьи в газетах… И, конечно же, деньги. Много денег. На этом Владимир, как правило, засыпал. Но время шло, а истинный ценитель его картин всё не появлялся. И тогда он вспомнил, что года три назад он как-то забрёл к бывшей тёще в надежде перехватить у неё денег. Денег ему не обломилось. Более того, Нина Сергеевна подняла его на смех. Он сбегал за бутылкой — купил на последние, между прочим! — и размякшая тёща похвасталась, как хорошо теперь живёт Алка, что они с зятем постоянно зовут её переехать в Междуреченск, что они отгрохали большой дом и регулярно высылают ей деньги. Владимир тогда быстренько распрощался и уехал в общежитие, по дороге размышляя, как бы надоумить алкоголичку-тёщу спонсировать его. Тогда ничего не придумалось, а вот недавно его осенило! Он ведь отец Аполлона, и родительских прав его никто не лишал! Значит, если мальчишка будет жить с ним, Алка будет вынуждена платить алименты! А чтобы сын получал всё, что необходимо, она будет высылать столько, сколько нужно. Неважно, что жить им пока негде. Можно ведь снять однокомнатную квартиру или комнату. А, может, и бабушка, Нина Сергеевна, раздобрится и выделит одну комнату бывшему зятю и внуку. А потом и перепишет на них всю квартиру. В общем, идея Владимиру понравилась и можно было попробовать воплотить её в жизнь. Как и обычно, он совершенно не думал о том, согласятся ли на подобное Алла, её муж и сам Аполлон. Всегда и всю жизнь ему были интересны лишь его желания и устремления. Он не собирался даже думать о всевозможных затруднениях, способных омрачить будущую счастливую жизнь. Мальчишка учится — ну так что же? Школы есть везде. Алла не отдаст ему Аполлона? Да не может быть! Она всегда была с ним мягкой, уступчивой. Даже когда он бросил её, и то отпустила без скандала, только заплакала.
С такими вот радужными надеждами Владимир приехал в Междуреченск, предварительно наведавшись к Нине Сергеевне, чтобы узнать адрес бывшей жены. Она, кстати, здорово его обеспокоила. Мало того, что бывшая тёща пребывала в ужасном состоянии, лишившись по пьяни обеих ступней и теперь с трудом передвигаясь на костылях, так она ещё собралась продавать хорошую квартиру, которую он уже считал почти что своей. Нет, с переездом к нему Аполлона надо было спешить, и, отрешившись от обычной своей ленивой созерцательности, мужчина, заняв денег у приятеля под будущие алименты Аллы, рванул в Междуреченск.
По приезде он обнаружил, что его грандиозный план трещит по швам. Новый Алкин муж хотя и казался недалёким простаком, но Аполлона любил, а тот отвечал ему взаимностью и даже называл папой Олегом. С Аллой вообще поговорить не удавалось, потому что она оказалась в роддоме. Вот новый дом и впрямь оказался хорош, хотя и несколько пустоват. Непосредственный Аполлон рассказал, что они с папой Олегом и братьями хотят попробовать сделать мебель сами, особенно для детской комнаты. Алка, оказывается, успела нарожать своему громиле кучу ребятишек, что не могло не вызвать у Владимира иронической усмешки. Тем не менее, отказываться от своего гениального плана он не собирался и решил, что сына просто увезёт с собой, а там видно будет.
Междуреченск Владимир предложил объехать на его форде. Аполлон насмешливо рассматривал отцовскую машину, но тот сделал вид, что не заметил и приветливо распахнул переднюю дверцу: — садись, сынок, будешь мне рассказывать о вашей…гм, деревне.
Малец вспыхнул, негодуя: — Междуреченск — не деревня! У нас получше, чем даже в некоторых городах! Вон в моей школе: и компьютеры самые новые, и программы стоят лицензионные, да и вообще всякое современное оборудование есть! А ещё у нас институт, и колледжи, и больница получше оснащена, чем многие клиники в Красноярске. Дядя Карен говорит, что такой техники и таких специалистов, как у него, ещё поискать! К нам на лечение со всех окрестных городов просятся!
— Да верю, верю я тебе, не кипятись, — отец снисходительно похлопал мальчика по плечу, — давай, поездим, осмотрим все ваши достопримечательности. Парк ещё у вас какой-то необычный, Олег говорил.
Пока не торопясь колесили по городу, Аполлону позвонил Олег. Они перебросились несколькими фразами, а потом… малец бросил свой мобильник на заднее сиденье! Это было везение в чистом виде и его нельзя упускать. Когда остановились у парка, Владимир, выходя из машины, прихватил телефон и незаметно опустил его в ближайшую урну. Неважно, что его найдут. В городе их уже не будет.
Отвлекая сына разговорами, мужчина выехал за город и заинтересованно предложил: — давай немного покатаемся по лесу? Вон же в разные стороны дороги идут. Мне, как художнику, ты понимаешь, очень интересно посмотреть осеннюю тайгу во всей её красоте. Может быть, удастся даже сделать какие-то зарисовки. Мальчишка нехотя, но всё же согласился, а Владимир внутренне ликовал! Осталось только уговорить парня уехать с ним в Красноярск.
За городом, в разные стороны, убегали четыре дороги. Одна, асфальтированная, вела в райцентр, в Демидово. А остальные? Усталый Аполлоша, не глядя на отца, сказал: — эта, которая в левую сторону, в Малую Ветлугу идёт. Там живёт бабушка тёти Сони.
— А-а, — делая вид, что заинтересован, Владимир покивал головой, — тётя Соня, жена этого…вашего…имя ещё такое странное…
— Ничего не странное, — набычился Аполлоша, — дядя Айк его зовут. Айкен, то есть. Лунный Сын. У него мама — казашка, вот так его и назвала.
— Да-да, хороший человек, наверно, — примирительно улыбнулся мужчина. Ссориться с сыном он не собирался.
— Самый лучший! — мальчишка задиристо вскинул подбородок, — после папы Олега, конечно, — тут же поправился он.
Владимир хмыкнул, но промолчал. Не задумываясь, поехал вперёд, по грунтовой дороге, уходящей вглубь леса. Он был уверен, что за ними вскоре устремится погоня. Поедут в Демидово, потому что вряд ли “папа Олег” догадается, что перед своей поездкой за сыном Владимир тщательно изучил карту и был очень рад, когда обнаружил, что имеется старая заброшенная дорога, идущая в объезд не только Демидово, но и Красноярска. Ну, в краевом центре найти их будет сложно, а там можно завернуть к бабушке: неужто не выделит им с Аполлоном комнату? Он ухмыльнулся: помойка у неё ещё та, но ничего, как-нибудь устроимся. Главное будет — не позволить ей продать квартиру, и присутствие внука будет как нельзя кстати. Владимир даже засвистел, придя в хорошее расположение духа. Несмотря на то, что дорогой, кажется, редко пользовались, она была в приличном состоянии главным образом потому, что стояла сухая осень, а в последние дни и вообще подмораживало. Короткий осенний день заканчивался. Небо хмурилось и накрапывал не то дождь, не то снег. Отвлекая мальчика, Владимир с жаром говорил и говорил, а это он умел. Аполлоша отмалчивался, насупившись. Вдруг встрепенулся: — ой, мне надо папе Олегу позвонить! Он же беспокоится! — Он обернулся к заднему сиденью и растерянно спросил: — а где мой телефон?
Мужчина пожал плечами: — там, где ты его оставлял.
— Я его на сиденье положил!
— Может, куда завалился? Сейчас выберем полянку посветлее и поищем, — приветливо улыбнулся отец.
Они ехали уже довольно давно, а лесная дорога всё не кончалась, не выводила их на наезженный тракт. Владимир подозревал, что они, пожалуй, уже объехали по широкой дуге Демидово. Давно стемнело, лишь в свете фар мелькали по обочине тёмные безлистые кусты, да за ними мрачной стеной возвышались вековые сосны.
— Я есть хочу, — прошептал совсем упавший духом мальчик, — а когда мы домой поедем? — в его голосе послышались слёзы, и мужчина торопливо ответил:
— скоро, скоро уже, потерпи. Вон я вижу впереди зелёную полянку, смотри, там совсем леса нет! У меня где-то бутерброды завалялись, перекусим и дальше поедем.
— Я домой хочу! — упрямо стоял на своём Аполлоша, — а на полянку нельзя, там болото начинается. Я понял, сюда наши, из города, за клюквой ездят.
— Ну что ты, какое болото, лес же рядом! — Владимир усмехнулся, — сосны на болоте не растут.
— А их там и нет! Посмотрите, там только какой-то кустарник!
— Ну-ну, не бойся, ты же со мной, — оторвав руку от руля, тот снисходительно похлопал ребёнка по плечу. И тут дорога кончилась. Она просто обрывалась у края большой, покрытой ровной зелёной травкой поляны, кое-где поросшей мелким искривлённым кустарником. Вдалеке, у края поляны, в неясном свете фар виднелся чахлый берёзовый подрост, а ещё дальше, к хмурому тёмному небу опять сплошной стеной подымались сосны. Поляна показалась Владимиру огромной. И вправо, и влево, насколько он смог увидеть в свете взошедшей луны,
едва пробивающемся сквозь тяжёлые, нависшие над головой облака, простиралась ровная поверхность. Он подумал, что где-то свернул неправильно, тем более, что они проехали несколько поворотов на такие же лесные узкие дороги. Припоминая карту он решил, что нужно было свернуть направо, ведь райцентр остался в той стороне. Решено, они развернутся на поляне и поедут назад, а там он свернёт в нужную сторону.
Мужчина снова завёл машину и тронулся к краю поляны. Аполлоша напряжённо смотревший вперёд, мрачно сказал: — мы утонем в болоте.
— Не дрейфь, парень, прорвёмся! — весело воскликнул Владимир и нажал на газ…
Пролетев по инерции с десяток метров, разбрызгивая по сторонам комья густой липкой грязи вперемешку со светло-зелёной травой, машина с глухим чавканьем погрузилась в болото. В салон хлынула вонючая черная вода, двигатель захлебнулся и заглох. Аполлон испуганно вскрикнул. — Выскакивай наружу! — крикнул Владимир. Наклонившись, с силой толкнул дверцу с его стороны и выпихнул мальчика, а затем вывалился сам. Он почувствовал, как его затягивает вглубь, заполошно закричал: — ты где, Аполлон??
— Я тут! — плачущий дрожащий ребёнок, с которого ручьями текла жирная болотная грязь, вцепился руками в чахлую берёзку, обоими ногами стоя на твёрдой поверхности.
— Слава богу, хоть мальчишка не утонул! — с некоторым облегчением подумал Владимир, продолжая бороться с засасывающей его жижей. Но дело обстояло плохо: он погрузился уже почти по пояс, но ни на шаг не продвинулся к островку, где стоял сын. В нём нарастала паника, в голове крутились страшные картины, как его засасывает в трясину, и вот уже над поверхностью остаётся только лицо, а потом…
— Держитесь!! — он поднял голову. Берёзка была тонкой и гибкой. Навалившись всем телом на стволик, мальчику удалось его согнуть. Мужчина ухватился одной рукой за вершинку, боясь, что она обломится. Берёзка выдержала, и перебирая руками и с трудом подтягиваясь, он наконец выполз на островок и упал рядом с мальчиком, тяжело переводя дух. Сзади булькало и чавкало, растревоженное болото выталкивало большие пузыри, которые громко лопались, распространяя зловоние. От машины на поверхности осталась одна крыша, и её погружение временно прекратилось.
Они сидели рядом, мокрые, дрожащие, укрытые промокшей насквозь курткой Владимира. Аполлоша зло сказал: — я же вам говорил, что это болото, а вы не послушали! Вот, теперь будем ждать, пока папа Олег нас найдёт, — с ехидцей добавил: — ругать вас буде-е-ет…
Мужчина не знал, сколько времени они уже сидят на крохотном, продуваемым всеми ветрами островке всего в десятке метров от желанного леса, отделённого от них непроходимой трясиной. Машина давно скрылась в болоте, но Владимир, раздавленный случившимся несчастьем и полным крахом всех его надежд, даже не обратил на это особого внимания. Чего уж там, выжить бы!
Мальчик прижимался к его боку, тихо всхлипывая во сне. Внезапно он проснулся, выпрямился и прислушался к чему-то. Владимир отвлёкся от тяжёлых мыслей и вдруг различил где-то далеко, на грани слышимости, заунывный волчий вой. Мрачный шум ночного леса под порывами студёного ветра, бегущие по тёмному небу рваные клочья облаков, тяжкое дыхание болотной трясины доконали его. Он прижал к себе Аполлона и лихорадочно забормотал: — молчи! Только молчи, не шевелись! Ты слышишь — там волки! — его трясло от ужаса и холода, но мальчик решительно оттолкнул отца и, вскочив на ноги, сложил ладони рупором и изо всех сил закричал:
— э-ге-ге-е-ей! Мы зде-е-есь!
Владимир рванул его к себе, зажал ладонью рот, громко зашипел: — молчи, Аполлон! Что ты орёшь?? Хочешь, чтобы нас нашли волки??
Но мальчишка, приплясывая и стуча зубами от холода, засмеялся: — нас ищут! Папа Олег скоро нас спасёт!! — и снова закричал изо всех оставшихся сил: — Сюда-а-а! Мы на болоте!!
Мужчина стиснул дрожащие губы, поплотнее закутался в мокрую холодную куртку. Пусть кричит и прыгает, может, согреется. Авось, волкам не удастся преодолеть топь и добраться до них.
Волчий вой раздался ближе, отчётливее. Сначала выл один, глухо, угрожающе. Потом к нему присоединился другой, третий… Вскоре целый хор волчьих голосов слаженно, самозабвенно и торжествующе выл, постепенно приближаясь к людям.
Мальчишка как взбесился: он смеялся, плакал, подпрыгивал, не боясь оступиться и провалиться в трясину, размахивал руками и кричал так, что сорвал голос. Мужчина настороженно вглядывался в угрюмый лес по берегу. Он увидел, как замелькали среди сосен стремительные тёмные тени, а потом стая волков выступила из-за деревьев, замерла на берегу, вглядываясь в сидящих на островке людей. Звери были большими, значительно крупнее виденных им когда-то в зоопарке. Один из них, совершенно необычный, со светлой шкурой, серебрившейся в слабом сиянии луны, решительно шагнул в болото, поплыл, вдруг сильно забился в трясине, а потом резким рывком вымахнул на поверхность и в два прыжка оказался на островке.
Владимир отшатнулся от разгорячённого, пышущего жаром зверя, оступился и судорожно ухватился за берёзку. А Аполлон! Он бросился к волку, который оказался белым, хотя теперь и был весь испачкан в болотной жиже, обхватил его руками за шею, прижался всем телом, плача, сотрясаясь в рыданиях что-то говорил зверюге в настороженно торчащее ухо. Тот отвечал едва слышным ворчанием, а потом принялся лизать лицо мальчика. Мужчина отпустил деревце, и волк повернулся на шорох, посмотрел на него жутко горящими глазами и глухо, свирепо зарычал, оскалив сверкнувшие в лунном свете клыки.
Владимир отступил за хлипкую защиту, негромко сказал: — Аполлон, иди сюда, только осторожно, не делай резких движений, а то он бросится… Я не знаю, почему он позволяет себя обнимать, но тебе лучше отойти от него.
Ребёнок засмеялся весело, свободно, по-прежнему обнимая волка за шею: — не бойтесь, теперь нас спасут!
Волк лизнул Аполлона последний раз, свирепо рыкнул на Владимира и, развернувшись, мощным прыжком взметнулся в воздух, приземлившись уже на сухом берегу. Ни на мгновение не задержавшись, он исчез в лесу. Ожидающая его стая длинными прыжками устремилась за ним.
Возбуждённый, порозовевший Аполлоша уселся рядом с отцом, счастливо вздохнул: — сейчас домой поедем!
Тот, скривившись, покосился на мальчика: — как я понял, это не совсем дикие волки. Видимо, у вас их используют, как собак. Они что, людей приведут?
— Э-э…, - мальчик замялся, покосился на отца, — ну-у, да, приведут…
— Боюсь, это будет нескоро, — вздохнул Владимир. И тут же услышал, как издалека, нарастая, приближается шум двигателей, а через несколько минут на берег, одна за другой, выехали четыре машины. Из передней, едва заглушив её, выскочил Олег.