Радость моя, громкоголосая

Глава 23

После звонка Айка я чувствовал себя неловко. С неохотой был вынужден признать: моя ревность, подозрительность, недоверие наверняка очень обижают Аллочку, а я, как капризный избалованный ребёнок, получаю скрытое удовлетворение от её страданий.

Мои терзания прервал приход жены, а то неизвестно, до чего я ещё бы додумался. Но, всё же, мне было стыдно. Радость моя, она сразу же чутко уловила моё настроение и с тревогой спросила:

— что, Олежек? Где-то болит? Тебе что-то нужно?

Я, подкатившись к ней в своём проклятом кресле, виновато привлёк её к себе: — всё хорошо, родная, не беспокойся. И, милая,…прости меня за все мои капризы. Я постараюсь больше не трепать тебе нервы. — Ну вот, зачем же плакать! Слёзы градом покатились из любимых глаз. Она покрыла торопливыми поцелуями моё лицо:

— хороший мой, ненаглядный, у нас появилась надежда! — Она подкатила моё кресло к дивану в гостиной, и я, в который уж раз, порадовался нашему одноэтажному дому. Вот ведь, теперь даже отсутствие лестницы стало для меня благом.

Пятеро наших детей чинно расселись вокруг нас. Внимательные глазёнки смотрели по-взрослому серьёзно. Даже шалун и всеобщий любимец Тёмка послушно прижался к плечу Пола и взял его за руку.

— Олег, приехала Прасковья Агафоновна. Она рассказала мне и Гранецким о знахаре, который лечит людей. Баба Паня не знает, жив ли он ещё, что с ним, но она дала нам всем надежду. Правда, сразу нас предупредила, что старик ненавидит волков.

— У него, наверно, кто-то погиб тогда… давно… — догадался я.

— Погибла вся семья, — тихо ответила жена, — но я всё равно уговорю его лечить тебя и не уйду, пока он не согласится.

Я скептически скривился, но тут же стёр с лица гримасу: — не верю я, Радость моя, во всех этих колдунов и знахарей. Ну что он может сделать, когда бессильны врачи? Да и вообще, сама посуди: все эти чудеса встречаются только в сказках, а мы современные люди, живущие в век интернета и космических полётов.

Улыбнувшись, она странно посмотрела на меня: — Олежек, разве ты — человек? И разве не чудо — существование оборотней в век интернета и полётов в космос?

Я смутился: — э-э-э…, ну-у-у…

— Бе-е-е… — она засмеялась сквозь невысохшие слёзы, обняла за шею. Прижавшись всем телом, укусила за ухо и шепнула: — я очень надеюсь, Олежек!

Ну что же, я же решил, что не буду больше её огорчать. Поэтому, подавив тяжёлый вздох, погладил её по голове и ласково ответил: — конечно, родная, мы попробуем всё. Только вот мне не нравится, что ты, кажется, собралась ехать к этому знахарю одна. Где он живёт? В Малой Ветлуге?

Она прикусила губу: — нет, он… в тайге. И к нему надо идти пешком.

Я выпрямился в кресле и нахмурился. Всё это мне совершенно не нравилось. Особенно, когда Аллочка рассказала мне, что они задумали с Софьей. Мои попытки отговорить её ни к чему не привели и мне оставалось лишь смириться с её решением. Наша малышня растерянно жалась ко мне и матери, а Пол солидно сказал:

— папа Олег, ты не беспокойся, я с мамой в тайгу пойду!

Моя Радость всплеснула руками: — ох, только тебя мне и не хватало! Даже не думай! Защитничек нашёлся! Там Айк чуть не двадцать волков с нами отправляет, уж справятся как-нибудь без тебя, я думаю.

— А он сам тоже пойдёт? — мне было бы спокойнее, если бы с женщинами был Айк, но Аллочка отрицательно покачала головой:

— нет, ему Софья запретила. Он с детьми к тебе приедет, будете здесь нас дожидаться.

Я был вынужден смириться. Да и что я мог поделать, раз даже вожак Стаи не смог настоять на своём? Я лишь внимательно выслушал Аллочкин рассказ обо всём, что говорилось у Гранецких. Хотел было обидеться, что не пригласили меня, но передумал. Лучше уж скажу об этом Айку.

Весь следующий день посвятили сборам. Гранецкие временно переехали к нам, превратив наш дом в штаб по подготовке к походу.

Девятнадцать, потому что я был двадцатым, личных гвардейцев вожака Стаи и его пары, обернувшись волками, ушли с раннего утра в тайгу, на поиски Прохора Селивёрстова. Сам вожак, вместе с женой, сидели у нас за кухонным столом и обсуждали различные варианты подхода к старику, если он категорически откажется разговаривать с женщинами.

Собственно, обсуждали мы с Айком. Наши жёны, критически поглядывая на нас, в разговоре практически не участвовали, а Софья один раз даже нагло зевнула, отчего Айк запнулся на середине фразы и укоризненно посмотрел на неё. Она насмешливо сморщила нос и сказала:

— да ладно вам, мальчики! Ничего с нами не случится. Ну, прогуляемся по весенней тайге, птичек послушаем, цветочки понюхаем. Плохо, что, наверно, ночевать в лесу придётся. Едва ли Прохор где-то близко обосновался. Не представляю, как мы с тобой, Алка, будем на земле спать! Там ведь ползают… всякие букашки, а я их боюсь до ужаса.

— Действительно! — мы враз посмотрели с Айком друг на друга, — может, привяжем на спину кому-нибудь из волков палатку и одеяла?

— Это дело, — вожак согласно кивнул, — только не одеяла, а спальные мешки, в них теплее. Погрузим всё в машины, парни потом сами определятся, кто что понесёт.

Мы опять принялись обсуждать, сколько и каких продуктов необходимо уложить в багажники машин и нужна ли будет женщинам тёплая одежда.

Мы с Айком ощутимо нервничали, но изменить ничего не могли.

Парни вернулись под вечер. От ужина они отказались, смущённо объяснив женщинам, что перекусили в тайге. Все расселись в нашей гостиной. Рослые широкоплечие мужчины тесно сидели прямо на полу, небольшая комната с трудом вместила всех присутствующих. Софья покачала головой:

— ну вот почему мы не могли разместиться во дворе, на травке?

Муж покосился на неё: — ладно, теперь уж останемся здесь, мы недолго.

Подтянувшиеся в комнату щенки энергично взяли в оборот моих бывших коллег. Парни с удовольствием подхватили их на руки, благо, что все знали всех, и моих, и Гранецких. Софья закатила глаза: — это что за безобразие? — и ко мне: — Олег, ты чего смотришь? Нам сейчас совершенно не до их шалостей!

Но все улыбались и с удовольствием смотрели на детей, поэтому я отмахнулся: — они нам не помешают, пусть остаются.

Алёшка, исподтишка подмигнув Полу, вдруг неожиданно и резко дёрнул его на себя. Ахнув, тот повалился на сидящего рядом Ивана, но был перехвачен и чинно усажен между потеснившимися парнями.

Откашлявшись, Денис доложил вожаку: — мы нашли старика, Айк. Вернее, видели его избушку. Близко подходить не стали, посмотрели издалека. Там даже не избушка, а добротный, срубленный из вековых сосен дом. Рядом ещё что-то настроено. Похоже, что баня и сарай.

Айк внимательно посмотрел на Дениса: — я вижу, ты чем-то недоволен? Старик-то хоть жив?

— Жив-то жив, запах его чувствуется хорошо, только вот он далеко в тайгу забрался. Километров двадцать, наверно, да всё по такой чаще, по таким глухим местам идти… — Он с сомнением посмотрел на женщин, — прямо не представляю, как Софья Михайловна с Аллой пройдут.

Моя Радость, с горящими от возбуждения глазищами, разрумянившаяся, звенящим голосом ответила: — если надо — мы с Сонькой и до Луны доберёмся! Правда, Сонь?

Та спокойно кивнула: — конечно, Алла. Подумаешь — по тайге прогуляться! Что мы, леса не видели?

Мы с Айком переглянулись и синхронно покачали головами, рассмешив их обеих.

Потом были обсуждения и споры. В конце концов решили, что женщин на машине подвезут столько, сколько позволит тайга. Потом им придётся идти пешком, а парни, обратившись в волков, будут незаметно их сопровождать.

Эта наша ночь была пронизана такой нежностью, такой любовью с привкусом горечи, какой я даже и не припомню. Мы скрывали друг от друга, что надежда вспыхнула в наших сердцах, боясь, что в случае неудачи слишком тяжко будет разочарование.

Проклятые безжизненные макаронины, в которые превратились мои ноги, почти не мешали мне ласкать любимую. Я покрывал поцелуями её полную сладкую грудь, чуть прикусывая тёмные вишенки сосков, от чего она прерывисто вздыхала. Её животик уже не был по-девичьи плоским после рождения последних наших щенков. Он просто сводил меня с ума своей мягкостью, нежной гладкой кожей, которая вдруг покрылась пупырышками, когда я провёл по нему языком длинную влажную дорожку. Радость моя тихонько захихикала, когда я удивлённо фыркнул и шепнула: — щекотно же, Олежек!

Но я уже опустился ниже, целуя бёдра, нетерпеливо раздвигая их, чтобы добраться, наконец, до вожделенной глубины, почувствовать солоноватость её соков, запах желания, от которого у меня кружилась голова и из груди рвалось нетерпеливое волчье рычание.

Моя хорошая любила засыпать на моём плече. Вот и теперь она, немного повозившись и крепко обняв меня поперёк груди, вскоре тихо засопела, а я, невесомо целуя её волосы, щекочущие мою щёку, думал о том, что ради этой женщины готов пройти всё, что мне отмерено судьбой, лишь бы любимые глаза никогда больше не затуманились слезами.