Пути Стражей (СИ)

Глава 66

Капитан храмовников и правая рука должного со дня на день прибыть из башни Круга рыцаря-командора Грегора Бьорн Хосек закрыл, наконец, дверь в отведенную ему комнату, поставил свечу на заваленный самым разнообразным хламом стол, и теперь только позволил себе с шумом выдохнуть. День выдался тяжелым. Тяжелее, чем предыдущие. Хозяин замка, благородный эрл Эамон, покинул Редклифф ранним утром четвертого дня, а вместе с ним уехали королевский бастард и Командор Серых Стражей, перевалив все заботы о приеме гномьего войска и расположении его на лагерную стоянку на плечи управителя замка и капитана храмовников. Хорошо справлявшийся с людьми и эльфами, сэр Бьорн едва понимал пришлых гномов, стараясь обойти их военачальника так, чтобы тот не знал ни в чем обиды. Попутно приходилось следить за распределением провианта, содержанием и умножением оружия, лошадьми, коих с храмовниками прибыло немало, а труднее всего — не дать глядевшему исподлобья друг на друга разношерстому войску Стражей сцепиться друг с другом ранее битвы.

Бьорн дернул щекой, делая шаг внутрь комнаты, к укрытой медвежьей шкурой постели. Мигом позже он выхватил меч, выставляя его перед собой.

— Я знаю, ты там, — сообщил он шкафу, темневшему в дальнем углу комнаты. — Выходи. И не вздумай… дурить. Меня магией не проймешь.

Слова, обращенные будто бы к пустой комнате, не остались без ответа. Почти сразу после того, как отзвучал голос храмовника, тяжелая штора, ниспадавшая по обе стороны от окна, без шелеста выпустила из-за себя тонкую женскую фигуру. В несколько быстрых невесомых шагов она вышла на свет и остановилась напротив капитана, поигрывая магическим посохом.

— Не так от магии ты защищен, как мыслишь себе, храмовник, — насмешливо проговорила гостья, поглядев на острие клинка. Хосек опустил меч и поднял бровь.

— Кто ты? — без сомнения, с полным правом вопросил он, обходя стол так, чтобы горящая свеча оказалась между ним и стоявшей в стороне женщиной. — Я не помню тебя среди отступников.

Гостья усмехнулась, делая шаг вперед. Храмовник вновь переместился так, чтобы между ними оставалось пламя свечи.

— Ужель меня не помнишь ты? Тебя узнала сразу я, увидев только. Как ты такого, забыть непросто. Сколько лет бы ни прошло.

Сэр Бьорн нахмурился, в неясном колеблющемся свете единственной свечи напряженно вглядываясь в красивое лицо той, что, усмехаясь полными губами, стояла напротив него. Одно за другим из глубин памяти проступили и ушли в небытие лица молодых крестьянок и юных магинь, припомнилась даже уже сильно подзабытая, полнотелая, еще нестарая горожанка, в доме которой пришлось заночевать на последней стоянке перед многолетним заточением в ферелденском Круге. Но этого именно лица — ни искаженного нечестивой страстью, ни перекошенного в гадливом, беспомощном страдании — он так и не припомнил. Капитан храмовников готов был поклясться перед Создателем, что никогда за всю свою греховную жизнь не держал в своих объятиях этой молодой женщины.

— Вспоминаешь не о том. Гораздо раньше мы встречались, чем стал обнимать женщин ты. Не узнал неужто? Припомни ночь, что изменила жизнь твою.

Некоторое время в комнате висела тишина. Ее прервал храмовник, непроизвольно издавший короткий выдох, явно свидетельствовавший о том, что он вспомнил, наконец, где мог видеть свою позднюю гостью.

— С чем ты пришла? — ничем, впрочем, больше не показавший своего волнения, он качнул мечом уверенно и спокойно. Отблеск огня пробежал по длинному широкому острию, на миг высветив выгравированный на лезвии знак Андрасте.

Молодая ведьма, что ребенком еще заманивала в болота на верную гибель целые отряды храмовников, сделала еще шаг вперед. Но капитан так же уверенно переместился за свечу.

— Не стоит, — спокойно предупредил сэр Бьорн, указывая глазами на огонь. — Я знаю ваши уловки. Разговор будет только так. Или убирайся.

— Удивлена я, что уловки знаешь, всю жизнь лишь комнатных магов пестуя, — больше не пытаясь приблизиться, женщина сложила руки на груди. — Прямо тогда говорить я буду. Назад зим множество, вломившись в дом наш, вещь унес одну ты. Что тебе не принадлежала. Когда хватилась мать моя, что с тобой вместе исчез гримуар черный, в котором мудрость вся ее хранилась, в гневе была она сильном. Проклинала тебя за выходку твою и себя за мягкосердечие, свободу тебе подарившее. Утешала лишь она тем себя, что недолгую жизнь тебе пророчила. Не живут с проклятием, что на тебя наложила. Гримуар же до сих пор не уничтожен. Не порван, не сожжен. То чувствовать может каждый, связь кто с Тенью имеет и касался хоть раз его. Оттого, увидев тебя, и узнав, кто ты, вспомнила я про то, что у тебя осталось и, бросив Стражей, в Круг магов поспешила. Догадывалась, что там только мог книгу эту ты спрятать.

Напряженно слушавший речи ведьмы капитан невольно усмехнулся.

— Потом свою поняла я глупость. Коль скоро так мало храмовников осталось стены Круга охранять, то ценности, что там хрянятся, спрятаны должны были быть крепко. Так и оказалось. Сторожей башни обмануть смогла я легко. Но сколь ни искала я, гримуар черный был мной не найден.

Хосек поднял брови, опускаясь в деревянное кресло. Меч он положил перед собой на стол.

— Рыцарь-командор Грегор, по-видимому, опять был сильно пьян. В Круге остались только его люди. Теперь любая нечисть может пробраться в башню безнаказанной. Забирая оттуда всех моих храмовников, я совершил ошибку. Благодарю тебя за то, что ты указала мне на нее.

Молодая ведьма шагнула к столу. Ее желтые глаза сверкнули.

— Так долго я оставалась там, что почуять могла книгу, будь она в башне. Ее не было. Приставлена я Стражей Серых оберегать в пути. Оставила я так надолго не затем их, чтобы с руками пустыми мне быть. Где книга матери моей, храмовник?

Так же спокойно капитан разгладил короткую светлую бороду.

— Ты смелая женщина, дочь ведьмы. Явиться ко мне, чтобы требовать мою книгу, — особенно выделив слово «мою», он качнул головой. — Зная, что я вспомню, кто ты и что делала, — Хосек поднял глаза. — Ты, вероятно, действительно очень спешила. Иначе могла бы узнать, что захоти я разобраться с тобой, тебя не спасет таже заступничество Стражей, о котором говоришь.

Он резко поднялся. Ведьма непроизвольно сделала шаг назад. Но вызванное неожиданностью, ее замешательство тут же прошло, уступив место раздражению.

— Храмовник, не угрозы твои выслушивать пришла. Вернуть ты должен то, что без права взял.

Капитан хмыкнул.

— Или что? Наложишь на меня еще одно проклятие? Ты опоздала, ведьма. Этим меня уже не напугать, — он забрал свечу и, обойдя стол, направился к своей поздней гостье. Женщина оставалась на месте, явно не желая отступать, но по ее напряженному лицу было видно, что она была готова к чему угодно.

Подойдя вплотную к ведьме храмовник некоторое время молча стоял напротив нее. Собеседники взаимно пожирали друг друга глазами, но если желтый взгляд ведьмы горел ненавистью, ее противник был внешне спокоен. В неприятном, узком лице храмовника читался глухой, въевшийся в естество гнев и какое-то понятное ему одному внутреннее торжество.

По-видимому, посетительница что-то решила для себя. На миг прикрыв глаза, она, усилием воли, отрешилась от ненависти ко всем таким, как ее собеседник. Ненависти, что была вызвана противостоянием, начавшимся задолго до рождения их обоих.

— Не ругани ради я здесь. Предложить тебе хочу, — она окинула рыцаря с головы до ног понимающим взглядом. — Не знаю, как смог в живых ты остаться. Проклятие матери моей — тяжкое бремя. Не снять магу простому. Но в этом могла бы тебе я помочь.

На этот раз молчание длилось дольше. В лице стоявшего напротив ведьмы храмовника нельзя было прочесть ничего, но она знала, что рыцарь не мог не думать над ее предложением.

— Ты утверждаешь, что сможешь снять проклятие, — наконец хрипло пробормотал сэр Бьорн, по-видимому, больше для себя, и прокашлялся. — Откуда мне знать, что ты не лжешь? Впрочем, я могу это проверить. Сними его сейчас. Хоть на недолгое время. Чтобы мне убедиться, что в твоих словах нет обмана.

— Я не лгу, — молодая ведьма усмехнулась уголком рта. — Но для того, чтобы проклятие снять, нужна мне книга. В ней есть запись об этом чародействе. Я…

— Все, довольно, — до того прислушивавшийся храмовник как-то сник. Во всем его облике появилась едва ощутимая горечь. Сэр Бьорн сделал шаг назад, не отрывая глаз от ведьмы и не опуская свечи. — В книге нет ничего о природе моего проклятия, — он зло дернул головой. — Должно быть, только твоей матери о нем известно. Ты же — молода и знаешь мало. Кто ведает, вдруг, книга тебе нужна только затем, что с ее с помощью ты сможешь сжить матушку со свету и самой сделаться полновластной владетельницей всех болот? Вы, ведьмы, как пауки в одном сосуде — одна обязательно желает пожрать другую, — он медленно вернулся к столу. — Благодари судьбу за то, что я помню тебя среди Стражей, иначе бы тебе не уйти отсюда живой.

Он кивком указал на дверь.

— Уходи, ведьма. Плети свои интриги, пока можешь. Но я — не стану тебе помогать.

Горящие желтым глаза гостьи сузились. Она шагнула вперед, вновь оказавшись в непосредственной близости от капитана.

— Не отворачивайся ты, храмовник. Должна я получить книгу эту. Не себя — мира ради я стараюсь. Понять тебе стоит.

Хосек взглянул на нее исподлобья. Теперь он уже не скрывал своих настроений, искренне тяготясь обществом назойливой посетительницы.

— Рассказывай, — тем не менее, серьезно и терпеливо потребовал он.

Какое-то время женщина молчала, точно прикидывая, стоит ли утерянная важная книга того, чтобы открыться врагу. Потом с усилием мотнула головой.

— Не могу. Нельзя. Верни мне гримуар, храмовник. Взамен проклятие сниму. Слово мое.

Капитан устало хмыкнул.

— Если я не буду знать, зачем, ты попусту тратишь время, ведьма. Лучше… уходи сейчас. Пока ты не сказала чего-то такого, после чего я не смогу тебя отпустить… живой.

— Верни гримуар! Для тебя ценности нет в нем. Ты не способен все равно понять, что там, даже если бы читал его. Я же…

— Я читал эту мерзкую книгу, ведьма, — возвысил голос долго сдерживавший гнев сэр Бьорн. — Именно поэтому пока я жив, она не попадет больше в руки таких, как ты или твоя мать. В последний раз говорю тебе — уходи! Или я…

Он не договорил, но этого и не требовалось. Загорелая кожа гостьи пошла красными пятнами. Однако вид возвышавшегося над ней тяжело дышавшего храмовника внезапно будто успокоил ее. Она подняла руку на уровень глаз капитана. Тот следил за движениями тонких пальцев, точно каждый из них мог его укусить.

— А ведь знаю, каково сейчас тебе, — как будто устав спорить, почти ласково проговорила вдруг ведьма, меняя разговор, но не опуская руки. — Нести тяжело бремя это, рыцарь могучий. Годы, месяцы, дни, каждый сердца удар… — она улыбнулась. — О да, умею я чуять… желаний тысячи разрывают теперь даже. Но самое жгучее, что жжет сильнее, чем лириум, что пьешь как воду ты… Что сильнее пламени, которому магов предаете вы неверных… Что жарче светила дневного… — она качнулась вперед, словно принюхиваясь и чуть прикрывая глаза. — Да, это похоть, храмовник! Теперь даже желаешь пустить это пламя… И спалить им нас обоих, — гостья открыла глаза, оказавшись вдруг очень близко от замершего Бьорна. — Вижу, тверд. Иной не смог бы слово матери перебить волей только. И книгу не отдашь, задумал так если.

Хосек сглотнул. Внимательно вглядывавшяся в его лицо ведьма ухмыльнулась.

— Думаешь, победил ты, рыцарь, Церкви верный? Пусть так. Но книга матери моей ненайденной пусть останется. Ни мне. Никому, — она повела плечом. — Ну? Что медлишь ты? Горишь ведь так, что и без магии почуять можно. Так освободи пламя, тебя пожирающее, храмовник. Дай свободу ему!

С последним словом молодая ведьма вдруг резко подалась вперед, впечатывая кончик пальца в покрытый испариной бледный лоб рыцаря и, одновременно, задувая свечу.

Перед взором сэра Бьорна точно одновременно взорвались все звезды. Бросившаяся в его лицо распавшаяся в свирепую пыль ведьма запотрошила глаза, на несколько мгновений лишив зрения и слуха, заставив забыть обо всем. Когда он снова смог видеть и чувствовать, в комнате уже никого не было. Сэр Бьорн встряхнул головой, точно желая сбросить последние крупицы несуществующей пыли, и — вдруг почувствовал знакомое жжение.

К постоянным болям, усиливавшимся после приема очередной порции лириума, он уже успел притерпеться и, как правило, почти их не замечал. Однако, на этот раз исушавшая его изнутри мука не была ровной. Она делалась все сильнее, постепенно из нутра пробирая все мясо до последнего его волокна. Палящий жар поднимался из глубины его естества, пробивая путь на свободу. Не веря себе, сэр Бьорн посмотрел на свои руки. Незащищенная металлом кожа дымилась. Из-под доспеха тоже валил густой дым.

— Проклятая ведьма!

Пламя вспыхнуло, как на просмоленой пакле. Храмовник взвыл, завертевшись, точно гоняющийся за хвостом молодой мабари, более походящий теперь на живой факел. В последних крупицах соображения он бросился к ложу, подхватил с пола стоявший у изголовья кувшин с водой и — опрокинул его на себя.

Огонь продолжал полыхать, словно не заметив усилия его погасить, зато храмовник в единый миг ощутил себя мокрым насквозь. Почти ничего не видя за языками пламени, и не понимая от страшной боли, он сорвал с ложа покрывало и набросил сверху. Однако, несколько мучительных мгновений позволили понять, что толку от этого было не больше, чем от воды.

Помутненное болью сознание предложило ему единственный выход. Задыхаясь и натыкаясь на все подряд, он по стене добрался до окна и распахнул его. Бросившийся в лицо морозный воздух с колкими кристаллами снега ненадолго отрезвили готового уже шагнуть в никуда потерявшего разум рыцаря Церкви. Сквозь полыхание свирепого огня на глаза ему попалась вцепившаяся в каменную кладку стены собственная рука. Несмотря на прорывавшиеся из-под нее языки пламени, кожа по-прежнему оставалась чистой, без обугливания и ожогов.

— Морок! Во имя Создателя, это всего лишь морок!

Дверь в комнату распахнулась. Появившиеся на пороге храмовники в изумлении вытаращились на прислонившегося к стене у окна, беспрестанно корчившегося и слепо шарившего перед собой рукой капитана.

— Сэр! — осмелился подать голос один, видя, что их не замечают. — Сэр…

— Огонь! — Хосек из последних сил бросился на звук голосов, наткнувшись по дороге на стол и заставив рыцарей невольно отшатнуться. — Вы видите на мне огонь???

Храмовники переглянулись.

— Никакого огня нет, капитан.

Не доходя двух шагов до двери, сэр Бьорн согнулся в три погибели, прижимая руки в животу.

— Мага! — сквозь стиснутые зубы едва разборчиво простонал он. — Целителя! Живей!!!

Капитан храмовников очнулся. Он лежал на узком ложе, спиной чувствуя мягкие покалывания меха, а бедрами — небрежно наброшенный кусок полотна. Доспех и одежда сэра Бьорна куда-то исчезли, а то, что его окружало, больше всего напоминало чей-то походный шатер. Капитан не помнил, как он здесь оказался. Он вообще ничего не помнил с того мига, когда, растолкав мешавшихся на пороге рыцарей, выскочил в коридор. Но это не беспокоило сейчас храмовника, а нечто, уже давнее, и забытое, точно сон.

Боли не было. Впервые за долгое время его жизни — никакой. Он уже успел отвыкнуть от такого, и это было так непривычно, что почти доставляло неясное неудобство.

Хосек повел головой вокруг и невольно вздрогнул. Перед его ложем стояла очень высокая статная эльфийка и смотрела на него в упор. В руке ее подрагивал черный, точно горелый, тонкий магический жезл.

— Вечер добрый, — быстро оправившийся от неожиданности храмовник приподнялся на локтях. Против ожиданий, молодая женщина ответила сразу и без стеснения, точно разговаривать с храмовниками его чина было для нее, вне всяких сомнений, отступницы, привычным делом.

— Уже утро, — эльфийка мотнула головой в сторону полога, что занавешивал вход. — Пришлось возиться с тобой всю ночь. Тебе и твоим солдатам повезло наткнуться на наш шатер. Ваши целители, из Круга, частью ушли в Редклифф еще утром прошлого дня для помощи тамошним больным. А частью заняты в лагере гномов — подземники по сию пору страдают от стертых ног и простуды.

— Мне об этом известно, — сэр Бьорн окинул взглядом свое большое тело с никуда не девшимися из-под кожи уродливыми выпуклостями разраставшегося изнутри больного мяса, что давно уже мучили его, и прицыкнул от огорчения. — Но вчера, отдавая приказ найти целителя, я ни о чем не помнил.

— Твои храмовники вынуждены были принести тебя сюда, потому что ты был в беспамятстве, но не без сознания, и все порывался куда-то бежать, — эльфийская магиня вздохнула и потерла плечо. — Слабые заклятия успокоения на тебя не действовали из-за лириума, а сильными было нельзя… Я видела, как ты горел живьем. Признаться… было страшно. Это проклятие энтропии, если тебе о чем-то говорит это слово. Кто-то очень захотел, чтобы ты убедил себя сам, что умираешь, и убил себя своей же рукой.

Храмовник опустил глаза и тронул ладонью участок пораженного болезнью мяса на груди. Тот ответил едва приметной знакомой тянущей болью.

— Этого, к сожалению, я не смогла исцелить, — девушка извиняюще пожала плечами, проследив за его ладонью. — Вся моя магия ушла в проклятья. На тебе их висело целых три. Кому ты так больно прищемил хвост, солдат?

Хосек усмехнулся. Эльфийка, к его удивлению, усмехнулась тоже, складывая руки, в одной из которых держала жезл, на животе.

— Понимаю, что магам. Но проклятия были необычные. Я таких не видела ни разу. Одно давнее, застарелое, что пустило корни в твое тело и намертво связало с ним душу, поразив самые… чувственные места. Второе по силе — то, которое убивало тебя огнем. А третье… я не уверена, что вполне поняла его природу. Я не занимаюсь магией крови. Оно тоже было наложено давно. Кто-то хотел вызвать твое расположение к себе и, тем самым, подавить твою волю, заставляя делать что-то, нужное ему, — она дернула плечами.

Рыцарь нащупал под собой мех и сел, прислонившись спиной к одному из стропил шалаша. Эльфийка отбросила жезл и, приблизившись к храмовнику, опустилась перед ним на колени. Ее тонкие пальцы целительницы невесомо пробежались по безобразным выпукостям больного мяса на его груди и животе.

— У меня еще есть время, — бросил храмовник, накрывая ладонью девичью руку и мягко ее убирая. — Но как смогла ты снять проклятие болотной ведьмы? Я… я чувствую — его больше нет. Это поразительно! Словно пелена упала с моих глаз, что мешала чувствовать и мыслить! Я не мог в полной мере насладиться чувствами из-за их многократно усиленной остроты, и едва мог думать из-за моих чувств и побуждений. Долгое время искал мага, которым мог бы помочь. Создатель, я побывал в нескольких Кругах Марки и Орлея, и большую часть жизни прожил среди магов Ферелдена. Но ни одному из них не удавалось сделать то, что совершила ты! Твоя сила настолько велика?

Молодая эльфийка хмыкнула. Храмовник понял ее по-своему.

— Тебе нечего бояться. Даже если бы мне не была свойственна благодарность, для того, чтобы принять решение бросить моих людей на магиню, подобную тебе, мне потребовалось бы куда больше времени.

— Не зазнавайся, солдат, — девушка насмешливо прищурила глаза. — Я никогда не боялась храмовников. Но ты заблуждаешься о моей силе. Ты до сих пор жив благодаря не ей, а вот этому.

Магиня потянулась, поднимая с брошенной на снег шкуры черный жезл.

— Страж Алистер добыл его у Хранителя долийцев ценой большой жертвы. Это древний артефакт… Был, — передав жезл в руки явно заинтересовавшегося храмовника, уточнила она. — Этот сосуд вмещал в себя мощь эльфийских королей — тех, что были магами. Вещи, подобные ему, безвозвратно утеряны множество веков назад. Великая удача была найти его у древнего Хранителя, — остроухая девушка коротко вздохнула. — Этот жезл был отложен для битвы с архидемоном. Вспоминай об этом всякий раз, когда будешь поднимать меч на эльфа.

Она поднялась на ноги, отходя к походному столику, на котором были расставлены какие-то снадобья. Сэр Бьорн оглянулся было в поисках своей одежды, но внезапный приступ дурноты заставил его вспомнить, что, хотя проклятие ушло, болезнь его никуда не делась. Приступ был таким острым, что храмовник счел за лучшее быстро прилечь снова, откидываясь на лежавший в головах травяной мешок. С тревогой оглянувшаяся через плечо эльфийка мгновенно оказалась рядом, трогая его лоб. От прикосновения теплых пальцев целительницы дурнота постепенно отступала, оставляя по себе только слабость.

— Подожди вставать, солдат. Иначе все мои усилия будут напрасны.

Храмовник тяжело усмехнулся, вновь накрывая ее ладонь своей.

— Может быть, они и так напрасны, — он мотнул подбородком на участки пораженного болезнью мяса. — Этого не вылечить ни одному магу. Даже тебе. Ты истратила магию сильного артефакта на старого проходимца, который все равно скоро умрет.

К удивлению сэра Бьорна, который ожидал увидеть огорчение или протест на лице эльфийки, та искривила губы в недевичьей усмешке.

— Архидемона этой палкой все равно не сбить. А ты, — она стряхнула ладонь храмовника, убирая волосы с его лба. — Ты нужен армии. И отмеренного времени достаточно, чтобы ты с твоими храмовниками помог Стражам остановить морных тварей. Моими руками Создатель не просто так продлил твою жизнь. Подумай, ведь из отодвинутого срока нужно выжать как можно больше пользы. Так что ты уж постарайся.

Слетавшие с губ целительницы слова были жестоки, но ее пальцы как бы незвначай вдруг тыльной стороной погладили щеку храмовника — ласково и успокаивающе. Сэр Бьорн внимательно вгляделся в подрагивавшие отблесками пламени прозрачные глаза эльфийки — и внезапно ощутил всем своим очистившимся от древнего проклятия разумом что-то новое и доселе никогда ему не ведомое. Теплое и всеобъемлющее, оно опустилось, словно мягкое облако, мгновенно и невесомо проникая в истерзанное естество, даря чувство странного и — будто бы тревожного покоя.

Для отступницы не осталось незамеченным выражение изменившегося лица капитана. Долгую минуту она выдерживала взгляд главного над теми, кто многие столетия безжалостно преследовал таких, как она. Потом склонилась, обвивая крепкими руками шею подавшегося к ней рыцаря.

— Сначала мне просто было любопытно… видеть вас, таких грозных, вблизи, — спустя долгое время разорвав поцелуй, эльфийка вытащила костяной гребень, и тяжелые пряди ее длинных волос упали на грудь капитана. — На храмовников приятно смотреть, когда вы не нападаете. Доспех всегда в большем порядке, чем у обычных стражников, алые мантии, белые плащи… оружие от лучших кузнецов. Отличная выучка — я понимаю в этом толк, — она провела пальцем по губам сэра Бьорна, разглаживая его светлые усы. — Но ты, солдат… Тебя трудно не заметить даже среди твоих бесстрашных воинов. Тот последний раз, когда ты одним ударом сбил в снег огромного оборотня… а потом туда же отправил храмовника, который был виновен в драке между ними… Я — дочь старосты деревни, в которой уже долгое время мирно сосуществуют люди и эльфы. Так было не всегда, и я знаю цену этого мира, и усилия, что требуются для его поддержания. И потому не могу не восхищаться тобой и тем, что и как ты делаешь, солдат.

Последнее рослая эльфийка проговорила уже шепотом, прикрыв глаза, и собираясь вновь приникнуть к губам храмовника. Но тот, повинуясь какому-то неведомому ранее порыву удержал ее.

— Не знаю, что ты навоображала себе, лесная женщина, но ты ошибаешься, — он вновь приподнялся на локте, выдерживая ее вопрошающий взгляд. — Командовать этими людьми — моя работа, которую приходится делать, как привык. Но я не рыцарь без страха и упрека. Я убивал и пытал магов — иногда совсем юных. Только за то, что они родились магами, — он запнулся, не понимая выражения глаз целительницы, которая, как уже делалось понятным, в отличие от большинства женщин, умела открывать свои чувства только когда это было нужно ей. — Я нарушал заветы Церкви, использовал свое положение в особых целях… Иногда даже для того, чтобы против воли принуждать подчиненных мне молодых магинь к противной Создателю связи. И… проклятье! Ты поторопилась составить суждение обо мне, не зная, с кем имеешь дело.

Он умолк, ожидая завершения вот-вот грозившего сделаться невыносимым разговора. Однако, молодая эльфийка вновь удивила его. Вместо гадливости и гнева на ее лице вновь появилась усмешка.

— Нет, солдат. Похоже, это ты так и не понял, с кем ты имеешь дело. Кому, как по-твоему ты только что сделался обязанным жизнью? — она толкнула рыцаря обратно на постель из шкур. — Я — дочь одного из самых сильных магов Тедаса. Мой отец — эльф, — смог подчинить себе людей, и, к тому же, не самых слабых магов. А во мне течет его кровь, — не стирая с лица усмешки, она тряхнула головой, и длинные темные волосы рассыпались по ее плечам. — Неужели ты думаешь, что я не знаю, кто такие рыцари Церкви? Еще сопливой девчонкой я держала на цепи и убивала храмовников, которые приходили, чтобы убивать меня. Последнему перерезала горло при попытке побега. Ну, как? Ты хочешь говорить еще?

В очередной раз подавив удивление, сэр Бьорн ответил на ее улыбку и отрицательно качнул головой. Эльфийская целительница понимающе кивнула, выпрямляясь и распуская завязки одеяния на груди. И действительно — больше не говорила уже ничего.