Глава 52

Товарищи напряженно следили за каждым движением как эльфа, так и самой смертоносной комнаты. Однако, после прыжка Зеврана, все осталось на месте. Ни один из скрытых здесь механизмов не пришел в действие.

— Повезло, — коротко выдохнув, антиванец обернулся к изготовившемуся прыгать тоже Броске. — Друг мой, не нужно лишнего риска. Просто держись за мной и ступай по проверенным плитам.

— Само собой, — Фарен обвел взглядом валявшиеся то тут, то там раздробленные останки порождений тьмы. — На рожон не полезу, не боись. Иди, остроухий. Я прям за тобой.

Зевран медленно и осторожно потянул из ножен оба своих меча. Присев на проверенной плите, он сперва провел лезвием над следующей и, убедившись, что от такого действия ничего не происходит, с силой надавил обоими остриями на гладкую зеркальную поверхность.

Он едва успел отшатнуться, ничком падая на пол. Свистнувшие сверху каменные брусья с силой впечатались в то место, куда только что упирались его мечи. Антиванцу удалось спасти только один из своих клинков. Другой отнесло далеко в сторону, где он замер, остановившись об изъеденный ржавчиной пробитый в нескольких местах доспех порождения тьмы.

— Сюда, стал быть, нельзя, — заключил Броска, вытаскивая свой меч и перебрасывая его ассасину. — Держи, Зев.

Поймав гномий клинок за рукоять, эльф тем же способом проверил следующую перед собой плиту. Она оказалась надежной, и Зевран со всеми осторожностями шагнул вперед.

— Не так далеко до конца, как кажется с порога, — Броска уже был там, где только что стоял антиванец. — Слышь, Зев. Глянь. Мне мож и кажется, но эти… которые опасные. Они чуток повыше. Зришь?

Зевран вытянул руку с зажатым в ней мечом, и осторожно тронул острейшую грань лезвия зеркала, выставленного ребром так, чтобы, не зная, можно было бы раскроить себя об него пополам, просто сделав шаг вперед.

— Как будто бы ты прав, — осторожно протискиваясь между режущих кромок, признал он. — Но разглядеть, какая из них действительно поднимается выше — непросто…

Он шагнул еще. Потом на следующую плиту. Плиты молчали. Пробиравшийся вслед за эльфом Броска, несмотря на то, что его дорога, проверенная антиванцем, становилась куда безопаснее, был хмур и сосредоточен, и не менее хмурыми были взгляды дожидавшихся за порогом зала товарищей. Путь вперед мимо невидимых зеркал, могущих висеть как сверху, так и быть вделанными снизу и приходящих в движение каменных молотов заставлял соблюдать предельную осторожность.

— Этот ваш Каридин был настоящим извра… сумасшедшим, — стремительно уворачиваясь от брызнувшей сверху струи прозрачной жидкости, которая в несколько мгновений оставила выеденный след на полу, с шипением впитываясь в его зеркальную поверхность, Зевран в прыжке перемахнул через опасную плиту. — Иначе не объяснить…

Он резко дернулся назад, спасаясь от молниеносно рухнувших сверху алмазных штырей, что на полпальца не достали до его груди. При этом, сам того не желая, наступил на чуть выступавшую плиту, через которую совершил прыжок лишь несколькими мгновениями ранее.

Плита перевернулась, точно крышка на вскипающем горшке. Пол мгновенно ушел из-под ног Зеврана. Уже в падении, он попытался бросить свое тело в сторону, но успел только уцепиться за край провала. Зеркальная плита скользила под его пальцами, не давая опоры. Антиванца спас лишь его невеликий в сравнении даже с человеческим, вес. Человеку, а тем более, гному, было бы не удержаться в провале тех нескольких мгновений, за которые Броска успел оказаться рядом и, в свою очередь уворачиваясь от струи брызнувшей в него кислоты, поймать уже исчезавшие за краем пальцы эльфа. Ко всему прочему сверху его приложило перевернувшейся плитой, которая норовила встать на место.

— Вот жешь… з-задница бронторожья, — Фарен перехватил запястье антиванца другой рукой и медленно потянул его вверх, чувствуя затылком все более настойчивые попытки древнего механизма уложить плиту на место — то самое, в котором теперь зиял провал. Зевран вцепился в ладонь и плечо гнома, чувствуя ногами поднимавшийся снизу жар. Теперь, когда пол вскрылся, сделалось видно, что на самом деле толща пола Комнаты висела будто бы над чашей, что образовывала здесь пещера. Чаша эта была заполнена раскаленной плотью земли, что мерно текла куда-то беспрерывным потоком.

— Что ж, зато теперь понятно, отчего здесь нечем дышать, — пробормотал антиванец больше для себя, вползая вслед за Броской на уже проверенную плиту. Ничем более не удерживаемая зеркальная пластина над провалом встала на место с хрустящим стуком. — Спасибо, друг гном.

— Да чевой там, — Броска поднялся, балансируя вытянутыми в стороны руками, в опасении ненароком шагнуть куда-нибудь еще и с силой потер ушибленный затылок. — Эт хорошо, что ты тудой свалился, а не я. Тебе б меня было не вытащить.

— Как у вас там? — донесся до них голос Кусланда. За то время, что потратил Броска на помощь бывшему ассасину, Айан успел забраться на три плиты внутри комнаты. Дальше дорогу он не помнил и оттого оставался на месте, с облегчением видя, что его помощь не понадобилась.

— У нас тут порядок, — Броска посторонился, давая подняться Зеврану. — Стой, где стоишь.

— В самом деле, мой Страж, — антиванец поморщился, оглядывая оставшийся им путь. — Не ходи сюда. Мой спаситель немного неповоротлив, но ты в своих доспехах еще неповоротливее его. И возвращаться не нужно. Просто стой!

Кусланд опустил уже было занесенную над полом ногу и замер. Зевран и Фарен вновь двинулись вперед, уворачиваясь от приходивших в движение стен, падающих с потолка дробящих каменных и алмазных штырей и балок, высматривая на пути острейшие зеркальные ловушки и стремительно перепрыгивая через открывающиеся в полу провалы. Не останавливаясь и почти не прерываясь, они словно исполняли какой-то особый танец — повторить который решился бы далеко не каждый. И далеко не каждый из решившихся дожил бы до его конца. Стоило признать — без особого вреда для себя пройти комнату Каридина мог бы лишь ловкач, обладавший бы эльфийской гибкостью и силой гнома. Любой прочий едва ли мог бы расчитывать на счастливый исход.

Наконец, совершив последний прыжок, Зевран мягко приземлился на плотную плиту — не зеркальную, а гранитную. Мигом позже рядом с ним тяжело упал Броска. Оба — и гном, и эльф гляделись так, будто множество раз за короткий промежуток времени попеременно получали то помилование, то смертный приговор, стоя уже на эшафоте. Но дело было почти сделано.

— Давай, друг мой, — Зевран мотнул подбородком в сторону одного из рычагов, рукояти которых, как теперь уже было видно, и в самом деле неизвестный — хотя, быть может, и известный, мастер сделал в форме глаз. — Закончим это дело.

Он и с трудом поднявшийся Броска, рубаха на котором была пропитана кровью и располосована в двух местах, когда хартиец неверно расчитал направленность взмаха появившегося словно изнеоткуда зеркального лезвия, встали каждый у своего рычага. По знаку Зеврана оба глаза одновременно были опущены вниз.

Послышался трущийся скрежет. Стремительно обернувшиеся эльф и гном увидели на месте плотной каменной двери пустой проем. За ним виднелась пещера, бывшая в несколько раз большей, чем Комната Каридина. Насколько было можно судить от дверей, она довольно ярко освещалась множеством прорезывавших стены и пол лириумных жил.

— Ну, чего там, уже можно идти?

Кусланд обернулся на насупленного Огрена и молча сделал приглашающий жест рукой. Несколько минут спустя они, тщательно обходя никуда не убравшиеся зеркала, уже входили в заполненную лириумом пещеру.

Посреди зала лежали обломки большой статуи, которая при беглом взгляде напоминала исполинскую гномью голову, отчего-то с четырьмя лицами. Рядом из двух более или менее равных обломков был сооружен длинный стол. На этом столе валялись несколько свитков, две толстые истрепанные книги и писчие принадлежности. У стола неподвижно застыл каменный голем. Чуть поодаль, ближе ко входу, стояли еще двое. Между ними поигрывала жезлом курносая гномка с впалыми щеками. Кольчуга на ней висела мешком, а выглядывавшие из-под тусклого железа рукава гляделись несвежими и рваными. Отросшие темные волосы небрежно перехватывал кусок кожаного ремня, какими обычно повязывали головы кузнецы. Глаза гномки были сужены, а длинные худые пальцы беспокойно перебирали навершье жезла повиновения големов. Было понятно, что она без колебаний отправит против нежданных гостей своих каменных воинов в любой момент.

— Бранка! — растолкав Кусланда и Броску, Огрен выскочил вперед. Его обвислые усы встопорщились, и даже борода, казалось, встала дыбом. — Бранка, мать твою за ногу! Ты… ты жива, про…. проклятая м-мохоедка! Ты… я… Я, мать твою, весь зад истер, потому что места себе не находил! Какого гарлока ты до сих пор здесь торчишь?

Совершенная гномов, единственная из ныне живущих, предостерегающе вскинула жезл, делая знак ринувшемуся к ней мужу остановиться. На ее обкусанных губах появилась сухая усмешка.

— Надо же, — низким, неприятным голосом, медленно, словно заново вспоминая речь, проговорила она. — Ты все-таки пришел сюда и нашел меня, Огрен. Странно, но ты оказался не таким ничтожеством, каким я всегда тебя считала. А это кого ты с собой притащил?

На несколько мгновений повисла тишина. Первее всех успел понять, что должно было случиться, гномий принц. Шагнув вперед, он перехватил запястье Огрена у самой рукояти его секиры и чувствительно сжал.

— Держи себя в руках, воин, — негромко приказал он. — Если она бросит против нас големов, мы погибли.

Взгляд Бранки переместился на него. Набрякшие безресничные веки дрогнули.

— Эдукан? И ты здесь? Не могу постичь, как мой никчемный муж мог заполучить такого важного помощника. Разве только если… Ну, конечно. Тебе самому нужна моя помощь.

— Нет, — Дюран еще раз сжал плечо красного, как вареный наг, Огрена, который дрожал мелкой дрожью от мясистого лба до кончиков своей бороды. — Помощь требуется не мне, а моему брату Белену. Он уговорил Серых Стражей отправиться в экспедицию на твои поиски, Совершенная.

Бранка встретилась глазами с Айаном. Тот коротко поклонился — приветственно, но без почтения.

— Здравствуй, Совершенная Бранка. Рад видеть тебя живой. Я — Командор Серых Стражей Ферелдена Айдан Кусланд. Принц Белен обеспокоен твоей судьбой, и всего твоего дома. Он связался со Стражами и попросил найти тебя на Тропах и помочь вернуться в Орзаммар. Теперь путь свободен. Мы можем идти в любое время, когда ты будешь готова.

Совершенная усмехнулась снова. Усмешка ее по-прежнему оставалась неприятной, однако жезл она опустила.

— Долгие периоды, что заменяют нам, гномам, день и ночь, я оставалась здесь, в Боннамаре, наземник. И никто не приходил, чтобы мне, — она качнула головой, — помочь. Не знаю, какой твой интерес в этом деле. Но ты зря пришел ко мне, Страж. Я здесь по своей воле. И не покину это место до тех пор, пока не получу то, ради чего ушла из Орзаммара.

— Ты говоришь о Наковальне Пустоты? — Айан в свою очередь поймал за локоть решившегося все-таки заговорить Огрена. Однако, это уже не помогло.

— Бранка! — видимо, делая над собой усилие, чтобы не дать волю гневу, он с силой сжал в кулак протянутую к рукояти секиры ладонь. — Ты себя послушай! Что сталось с той гномкой, на которой я женился когда-то? Да ты была девочкой, на которую посмотришь — и видишь, какая она необыкновенная. А с тех пор, как ты узнала об этой треклятой Наковальне, ты сделалась как одержимая! Посмотри, женщина, что ты натворила. Ты ж убила весь свой дом. И ради чего? Где она, твоя гарлокова Наковальня? Она, небось, давно рассыпалась, иль Каридин ее в дерьме утопил. Туда ей и дорога. Пошли, говорю, обратно. Делать тут больше нечего.

Гномка дернула щекой, стирая брезгливую гримасу, которая все больше искажала ее лицо по мере того, как говорил ее муж.

— Тебе не понять. Ты же никогда ничего не понимал, — она тронула одно из колец на жезле, и каменные воины пришли в движение. Сопровождаемая ими, Бранка отвернулась от пришлых и пошла через выложенную тесаным камнем дорогу к противоположной стене зала, туда, где высились не замеченные во тьме путниками ранее двери. Гостям волей-неволей пришлось следовать за ней. Совершенная подошла к самой двери, которая имела такой вид, словно ее долгое время пытались, но не сумели выбить осадным тараном, и ткнула жезлом в сторону видневшегося между створок отверстия для ключа. Отверстие это было как будто бы в форме оголовья жезла, однако Бранка досадливо мотнула головой.

— Последний оплот защиты Каридина, — Совершенная резко обернулась к гостям, и ее тусклые глаза сверкнули по-волчьи, зло. — Геспит сумела раскопать его переписку с королем. Под конец жизни Каридин выжил из ума, и требовал уничтожения своего величайшего творения. В последнем письме он настаивал на этом — чтобы разобрать Наковальню и обломки отдать Камню. Хвала предкам, что они даровали королю разум не поддаться тому же безумию!

— То есть, ты уверена, что Наковальня Пустоты находится за этими дверьми? — бывший принц приблизился к плотно закрытым створкам, и провел освобожденной от перчатки рукой по их поверхности. — Почему?

— Помимо переписки с королем, Геспит, поэтесса из касты ученых, нашла еще кое-что, — Бранка постучала жезлом об колено, не сводя глаз с пришлых гостей. — Послание Каридина. «Оплот великого зла — за Комнатой его создателя. Молю тебя, о Неизвестный, приди и помоги закончить то, чего никогда не стоило начинать». Подписано оно именем Каридина, и, хотя подпись доподлинно похожа на те каракули, какими Каридин марал все его бумаги, почерк, тем не менее, не его. Словно мастер был нетверд на руку, когда писал это, и оттого поручил написать кому-то другому, а сам лишь расписался.

— Ты уверена, что документ — подлинный?

Бранка дернула плечом.

— Так указала Геспит, а она… была очень полезной долгое время. Жаль, что эту тряпку пришлось скормить гарлокам раньше, чем в ней отпала полная нужда. Вот уже сколько времени я не могу разобраться, — Совершенная с силой пнула исполинскую каменную створку, — какого нагьего дерьма мой жезл не подходит к этому замку. Геспит сказала, что по инструкции, оставленной Каридином, дверь, за которой он спрятал Наковальню, откроет только жезл повиновения големов! Вот он — жезл. Но им невозможно открыть эту дверь. Как будто моему жезлу чего-то не хватает.

— Быть может, стоит спросить у самой Геспит, — Эдукан, все более воодушевляясь открывавшимися перед ним возможностями, обернулся к группе. Кусланд, Броска, Зевран, Морриган и даже Огрен и Стен завертели головами. Однако, безумной поэтессы среди них не было. Когда и куда она ушла — не заметил никто.

— Если бы могла, я бы спросила, — Совершенная горько поморщилась, опуская жезл к полу. — Теперь — бесполезно. Эту дверь не пробить. Я долгое время пытаюсь решить загадку Каридина, но…

— Сбрендила ты со своей загадкой, — Огрен сделал еще одну попытку воззвать к разуму своей жены. — Идем домой, Бранка. Х… хоть бы она пропала, эта наггова Наковальня.

— Мож, не зря ее запечатал Каридин? Ежели оно все правда? — рискнул подать голос Броска. И, видя, что взгляды обратились на него, пояснил. — Он, Совершенный то есть, мог знать чета, че не знаем мы. Эт как теперь помню — случилась у нас, в Пыльном, история. Был один такой, Палек, парень, канеш, лихой. На Тропы хаживал в обход Главных-то ворот, как по Верхнему Орзаммару — ни тварей не боялся, ни зверья, ни завалов, ни провалов. Все, слышь, к заброшенным тейгам ходил, да добро таскал оттудать всякое. Ну, как водится, толкал его и жил се лучче какого ни есть дешира. Просились к нему, канеш, чтоб, знач, тоже до тейгов наведываться, да тольк он никого никогда с собой не брал — ходил все сам. Ну и раз принес он, знач, что-то вовсе небывалое. На порошковый лириум похоже, ток не лириум то был. Щепоть в жратву — и реакция, что у тоннельника в период случки, сила бронто и спать не надо три периода. Да и потом вроде как устаешь поменьше. Наши, из Хартии, понятое дело, обрадовались — ну как жишь, с такой силищей можна было враз скинуть деширов и весь Орзаммар поставить на колени. Ток через десятка полтора периодов с теми, кто порошок-то принимал, делалось неладно. Они, слышь, хуч и не слабели, да ток тупели на глазах. Шкура, опять же, лопалась, висела лохмами. И морды менялись — у бронто — и то краше. Потом и вовсе… кароч, Берат, он тогда еще Хартией заправлял, велел их перетравить к гарлокам, потому как с мечами к ним приближаться уж опасались, и — концы в лаву. И пральна сделал. Видал я мельком последнего, кого не сразу со всеми порешить удалось — страх, и тока. Кароч, что хочу сказать… Големы — оно, канеш, и хорошо, да ток Каридин, небось, тожа был не дурак. С чегой-та он решил разломать свою Наковальню, или что?

— В общем, — выслушав неприкасаемого, отрывисто выплюнула Бранка, скрещивая руки на груди. — Вы все мне тут не нужны. Помочь не можете, а просто так здесь делать нечего. Возвращайся домой, Огрен, — она нетерпеливо мотнула головой в сторону выхода из зала. — Возвращайся, и навсегда забудь, что это был дом Бранки. Возьми себе другую жену. Если хоть кто-то захочет пойти за такой вонючий бурдюк с элем, как ты. Деширам можете передать, что вам угодно. Мне нет разницы, кто будет занимать трон Орзаммара. Если не принести Наковальню, сам Орзаммар исчезнет через два-три поколения. А до тех пор все будет только хуже. И хуже.

— Погоди, Бранка, — успел все-таки вставить Кусланд, снимая с пояса собственный жезл. — Мы нашли вот это на Тропах. Это может взять в руки только маг, — поспешно объяснил он. — Быть может, им стоит попробовать открыть эту дверь?

Впервые на почерневшем осунувшемся лице гномки мелькнула тень заинтересованности.

— Тебе удалось удивить меня, Страж. Я не смогла бы узнать в тебе мага, — она еще раз окинула Кусланда уже куда более внимательным взглядом. — Мы можем проверить и твой жезл. Приложи его к отверстию для ключа. Не думаю, что этим ты можешь причинить какой-то вред.

Обойдя големов, заступавших ему путь, Айан приблизился к двери и, помедлив, вложил навершье своего жезла в нужную выемку. Внезапно жезл словно дернуло вперед, так резко, что Стражу едва не вывихнуло плечо. Выпустив его из рук, Кусланд отпрыгнул от двери, и вовремя, потому что исполинские створки вздрогнули и, под рокот и щелчки невидимых механизмов, стали медленно открываться.

Взглядам гостей пещеры предстал просторный, как и многие другие, зал, служивший вместилищем огромной кузни, совмещенной с обширной мастерской. В дальнем конце зала, можно было разглядеть обрыв, напротив которого куда-то вниз падал лавовый поток. Потянуло нестерпимым жаром. По левую руку от входа стена была испещрена выбитыми на ней в камне письменами. Рядом стояли несколько высоких шкафов, в которых в правильном порядке лежали книги и свитки рукописей. Зал выглядел так, как будто в нем непрестанно шла работа, прервавшаяся лишь незадолго до появления незваных гостей. И в самом деле, откуда-то из-за станков доносился шум, как будто кто-то с силой бил кувалдами по камню пола.

Звук становился все ближе и, спустя несколько мгновений, к вломившимся в его покои гостям вышел огромный голем. Этот голем был намного больше всех прочих, виденных Стражем и его спутниками до сих пор. В отличие от Шейлы и безмолвных воинов Бранки, он был не из камня, а отлит из металла, и его тусклая поверхность взблескивала в далеких отсветах лавового жара. С равными периодами по телу голема пробегали короткие синие и белые молнии. Голем слегка покачивался на мощных ногах, подрагивая, словно дышал. Одна из чудовищных рук крепко сжимала тяжелый молот.

— Приветствую, гости, — от раздавшегося из недр его махины низкого рокочущего голоса вздрогнули все, не исключая даже бронто, до того мерно пережевывавшего свисавшие из-под его морды побеги пещерного вьюна. — Уже долгое время я слышал ваши попытки проникнуть в мою обитель, однако, до сих пор они не были успешны. И, тем не менее, вы здесь.

— Голем, — жезл повиновения в руках Бранки провернулся, смещая одно из находившихся на нем колец. — Мне нужна Наковальня Каридина. Если она здесь — отведи меня к ней.

Против ожиданий, хозяин этой странной обители остался на месте. Из-под железной маски, заменявшей ему лицо, раздалось нечто, более всего похожее на горький выдох.

— Как я и предполагал. Вы — не те, кого я ожидал все это время. Вы пришли за тем, что я не могу вам дать.

Кусланд и Зевран переглянулись. Бранка в волнении выступила вперед.

— Ты хочешь сказать, что Наковальни здесь нет? Ты лжешь, голем! И… ты не повинуешься моему жезлу!

Голем покачал огромной головой.

— Следуй за мной, женщина, — приглушеннее обычного пригласил он. — Я покажу тебе кое-что. И вы все, — он обратил безглазое лицо на остальных. — Идемте. Я отведу вас туда… куда вы так хотели попасть.

— Погоди, — опередив Кусланда на долю мгновения, опальный гномий принц поднял руку в приветствии. — Кто ты? Ты не похож на другие творения Каридина. Ты был оставлен здесь? Для чего?

Несколько долгих мгновений голем хранил молчание. Затем из-под наличника маски раздалось нечто, более всего напоминавшее смешок. Усиленный отражением об металл, он получился достаточно громким.

— Прошу меня простить, — пророкотал хозяин зала. — За долгие века я отвык от общения с живыми гномами… людьми, эльфами и… — он приподнял голову, так, как если бы скользнул взглядом сперва по Кусланду, затем — по молчавшему чуть поодаль Стену, — косситами. — Я не был создан творением Каридина. Меня ковали ученики. Уже позже я смог усовершенствовать себя до того состояния, в котором вы видите меня теперь. Мной невозможно управлять при помощи этого, — он мотнул головой на жезл повиновения в руках Совершенной. — Я один из тех немногих, кто сумел сохранить свой разум и сам руковожу своей волей.

— Сохранить разум? — при этих словах Кусланд оторвал взгляд от подрагивавшего в железной руке огромного молота и посмотрел в прорези его безликой маски. — Ты хочешь сказать, тебе каким-то образом был сотворен разум при создании?

Голем отрицательно качнул головой.

— Милостью предков, разум был дарован мне при рождении, как и любому другому гному, — и, видя, какое впечатление оказали на пришельцев его слова, поманил их за собой свободной рукой. — Я вижу вы, все же, не понимаете, о чем я говорю. Пойдемте, я покажу вам.

Вслед за хозяином этого странного дома, гости прошли мимо его кузницы и мастерской и, миновав склад множества самых разнообразных кузнечных изделий, многие из которых горели вкраплениями чистого лириума в металл, и глубоко изгрызенную кирками стену зала, точно кто-то добывал руду прямо здесь, они вышли на край обрыва.

Глубоко внизу мерно двигалась жидкая плоть самой земли. Но взоры пришлых были обращены не вниз. Прямо перед обрывом на четырех мощных опорах из металла, чьи крепления терялись где-то в полутьме у потолка пещеры, висела широкая платформа. На ней горела сине-красным лириумным огнем огромная наковальня. От обрыва к платформе вел подвесной веревочный мост, в отличие от всего прочего, что было сделано здесь, довольно ветхий и ненадежный на вид. Не было похоже, чтобы наковальню такого размера можно было переместить с платформы на твердую почву без того, чтобы сперва не поправить к ней пути.

— Вот то, чего вы пытались добиться столько времени, — голем простер руку с не присущей таким, как он, усталостью в голосе. — Наковальня Пустоты, Наковальня Каридина. Когда-то она была создана с целью спасения… спасения всего того, что составляло суть нашей жизни. Саму жизнь наших Троп, которые с каждый десятилетием делались все менее нашими.

— Да, это она! — лицо Бранки, до того сухое и осунувшееся, вспыхнуло. Глаза ее заблестели, точно один вид Наковальни вдохнул в них жизнь. — Столько усилий, столько лет поиска и ожиданий… И все не даром. Слышал, ты, бюрдюк с вином? — она резко обернулась к насупленному Огрену. — Это все было не даром! Каридин создал на ней сотни големов, которые когда-то могли держать тварей вдали от наших тейгов! Такие, как они, практически несокрушимое оружие!

— Орзаммар будет спасен, — Дюран улыбнулся сквозь светлые усы. Лицо его, до того волевое и жесткое, на несколько мгновений расслабилось, точно опальный гномий принц хотел улыбнуться, но раздумал в последнюю минуту. — С возрожденными големами мы вернем себе Тропы! Ты ведь сможешь заново овладеть секретом их создания, Совершенная?

— Здесь наверняка есть какие-то записи, — Бранка с силой провела руками по бедрам, словно вытирая ладони перед тем, как взяться за молот. — Каридин запечатал свое творение, но не уничтожил его. Значит, он все же не хотел, чтобы секрет его творения был утерян…

— Или что-то помешало ему его уничтожить.

Завороженные мерцанием Наковальни, гости вновь обратили взоры на хозяина зала.

— Ты ведь знаешь, как делать големов, — Зевран мотнул подбородком в сторону покачивавшегося моста. — Ты пробыл тут столько лет. Каридин вложил в твою железную голову все свои секреты. Но не велел никому раскрывать из каких-то глубинных гномьих соображений. Я прав, мой железный… друг?

Из недр живого металла вновь раздался словно приглушенный гмык.

— Ты прав в одном. Я знаю секрет создания големов, — он повернул маску своего лица к дернувшейся Бранке. — Не нужно просить. Я поделюсь им с вами. Быть может, хоть он заставит вас по-другому посмотреть на эту… эту вещь.

Он замолчал, однако, никто, даже Бранка, не пытался вставить хоть слово. Было понятно, что много веков просуществовавшее творение давно сгинувшего Совершенного действительно собиралось поведать им нечто важное, быть может, взаправду открыть один из величайших секретов, способных привести к переменам в теперешней жизни гномов — и не только их.

— Как я уже говорил, я не был создан машиной, такой, какой видите вы меня сейчас, — голем заговорил спустя долгое время, и его падавшие слова казались едва не тяжелее, чем вес всего его чудовищного тела. — Я родился в тейге Ортан, в ту пору бывшем едва не центром столицы нашего королевства, королевства богатого и процветающего. Даже надменные люди вынуждены были тогда считаться с нами. Но, несмотря на то, что гномы были сильны, я, как и все мы, вынужден был бессильно наблюдать, как год за годом отдают камню все больших моих соотечественников, и как все большие наши территории мы уступаем той погани, что постепенно надвигалась на нас из глубины всегда бывших нашими Троп. Твари, которых люди называли порождениями тьмы, нападали на наши поселения, убивали гномов сотнями. Сама земля превращалась в отраву там, где проходили они. Наши воины храбро сражались, но нужны годы, чтобы вырастить нового воина взамен павшего. А твари словно плодились уже готовыми к битве…

— Так и есть, — вмешался Броска, потирая не прикрытый доспехом бок. — Мы видали…

Встретившись взглядом с Морриган, он умолк, не договорив.

— Гномам нужны были воины, — продолжал тем временем странный голем, и в его рокочущем голосе все сильнее звучала нота печали. — Такие, которых можно было бы сделать. Каких непросто бы было убить. Которые могли бы спасти гибнущие тейги, — он гулко вздохнул, так, словно ему нужно было дышать. — Я долго ломал голову, как можно было бы добиться таких воинов и заполучить их. Я экспериментировал с броней, машинами, пытался создать механических защитников, но, увы — даже совершенные, они оставались всего лишь машинами. Даже обогащенный лириум тройной перегонки не мог вдохнуть в них того, чего я добивался — разум и саму жизнь.

Он снова умолк. Гости ждали продолжения с напряженным вниманием.

— И, в конце концов, я понял, — голем поднял голову, и прорези его безликой маски взблеснули. — Великие свершения немыслимы без великих жертв. Камень и сталь не оживут, если не вдохнуть в них душу. И… я решился вдохнуть душу в камень.

— Погодь, стой, — Броска переглянулся с Зевраном, потом Кусландом. Вид его был растерянным и неверящим одновременно. — Ты хоч сказать что… Ты так гришь, будто ты и есть… был тот Совершенный, который…

— Я — Каридин, из касты кузнецов Ортана, — голос того, кто называл себя Каридином, звучал спокойно, и, отчего-то, никому не пришло в голову усомниться в правдивости его слов. — Как я уже сказал вам, я создал эту Наковальню, чтобы выковать на ней совершенного воина. Воина, который мог бы в одиночку противостоять десятку тварей. Когда я брался за дело, я верил в то, что у меня получится. Что мою руку направляют сами предки. Я верил в гномий гений и в справедливость своих деяний. И даже когда я узнал, что… что бессилен вдохнуть жизнь в то, что никогда не было живо, я не опустил рук. Я… нашел способ. Подошел к этому делу с другой стороны. Поскольку к камню нельзя было добавить жизни, я добавил к жизни камень.

— Ты хочешь сказать, что все големы, что когда-либо были созданы тобой — это… были живые гномы?

Кусланд сам не знал, что его голос может звучать так — растерянно, холодно и зло. Даже потеряв родителей, пережив предательство быть брошенным на поле боя и саму смерть, ранее он так не говорил. Голем, ранее бывший Совершенный Каридином, покачнулся.

— Сперва это были добровольцы. Только добровольцы, которые отдавали себя, чтобы встать на защиту наших тейгов. После специальной обработки тел, я заливал в них кипящий лириум специальной обработки — в глаза, носы, рты и уши, до тех пор, пока они не наполнялись им. Разумеется, нужно было тщательно подготовить будущие заготовки — они должны были оставаться живы до самого конца. Процесс длителен, но несложен, достаточно тщательно соблюдать пропорцию и очередность действий, с учетом погрешности в результате индивидуальных особенностей каждой плоти. Когда все пустоты оказываются заполнены лириумом, необходимо вбивать камень в плоть, и уже при этом нужна аккуратность. Очень легко нанести повреждения большие, чем требуется, — Каридин говорил уверенно и ровно, поочередно поворачивая маску лица к каждому из слушателей. — Лириум — добрая субстанция, но необходима еще клейкая вязка, иначе камень или металл не срастить с плотью. У меня нет записей, но я помню, как делать — даже несмотря на то, что не делал этого уже много веков, — он помедлил. — Вы все пришли сюда за Наковальней. Но все ли вы готовы повторить мою работу? Кто из вас хочет попробовать сделать первого голема? Или, быть может, кого-то интересует вечная жизнь, абсолютная мощь? Может, кто-нибудь из вас сам желает лечь на Наковальню?

— Ты долго не выходил из своей мастерской, мастер, — установившуюся было тишину прервал голос Бранки. В отличие от других, не было похоже, чтобы слова Каридина произвели на нее особое впечатление. — Былой мощи больше нет. От гномьих королевств осталось всего два города — Кэл Шарок и Орзаммар. Из первого почти не доходит вестей, а второй задыхается, прижатый к самой поверхности проклятыми тварями. Недалеко то время, когда люди, столько веков отмахивавшиеся нашими жизнями от порождений тьмы, которых сами же и вызвали, вынуждены будут принять нас на свои земли, либо перебить всех гномов и самостоятельно пытаться противостоять чудовищам. Единственная надежда Орзаммара на спасение — это твоя Наковальня. Ты спрашиваешь, готова ли я повторить твою работу? Укажи мне, что делать! Если сотни жизней нужно будет принести в жертву тысячам — я это сделаю! В конце концов, сам ты не удержался от того, чтобы улучшить свою плоть. Разве не так, Совершенный Каридин?

— То был не мой выбор, — голос Каридина, до того ровный, посуровел. — Как бы ни был я ослеплен гордыней и одержим своими безумными идеями, никогда я не использовал принуждения в своей работе. Все заготовки под будущих големов были добровольцами. Я говорил с каждым. Предупреждал, что в процессе слияния с камнем либо металлом от великой боли большинство теряет разум и остается лишь заставлять их повиноваться при помощи жезла. Что сам этот процесс необратим. Что после они перестанут быть собой и сделаются просто вещью, которой останется лишь быть сломанной в войне с тварями — и более ничего. Кто-то уходил. Но большинство все же оставалось. Из-под моего молота вышло очень, очень много каменных и стальных воинов, благодаря которым наша армия получила огромную поддержку и передышку в вечной войне.

Кусланд смотрел в землю. Хотя он понимал мотивы Совершенного гномов, глядеть на него ему не хотелось.

— Но, даже чудовищно сильные и выносливые, големы, все же, не неуязвимы, — продолжал тем временем Каридин, постепенно начиная говорить словно бы для одной только Бранки. — Со временем король стал требовать от меня больше, а потом еще больше таких солдат. Добровольцев не находилось столько, сколько было нужно, и он стал посылать на Наковальню преступников, неприкасаемых, своих политических противников… Я воспротивился этому. Я стремился достучаться до него, говорил, требовал, умолял. Я пытался побудить его присутствовать при единственном разе сотворения голема, чтобы убедить отказаться от его страшных приказов. Но предки оставили меня. Вместо того чтобы образумить короля, они обратили на меня свой заслуженный гнев. По его приказу я сам попал на Наковальню.

— Дааа, — протянул Броска, потирая теперь уже затылок под липшими к нему истрепанными косицами волос. — Но ежели ты сумел унесть сюда и спрятать твою Наковальню, ежели ты не хошь, чтоб на ней больше ковали големов — отчего б те ее попросту не скинуть в лаву? Чеж ты заперся на столько-то лет один на один с этой… штуковиной? Те че — помощь нужна?

К удивлению, Каридин снова утвердительно качнул головой.

— Ты прав, неприкасаемый. Я хотел уничтожить Наковальню с тех пор, как на нее пролилась кровь первого насильно обреченного на превращение гнома. Но долгое время это было не в моей власти. После моего отказа ковать големов, Наковальню отобрали у меня. Уже после обращения мне чудом удалось унести ее и запереться здесь. Но уничтожить ее сам я не могу. Сердечник каждого голема куется на этой тысячу раз проклятой Наковальне, и его природа препятствует каждому ее детищу причинить ей вред. Поверь, я очень пытался, но… Я пытался по-всякому, даже пошел на хитрость. Поместил ее на платформу с ненадежными креплениями, которые ослабляются одним движением рычага. Поверь, я многократно сам пытался повернуть этот рычаг, но… Не могу. Я этого сделать не могу. Кто-то должен это сделать за меня.

— И ухнуть в лаву, — Огрен харкнул в сторону. По-видимому, за то время, пока он слушал рассказ Каридина, сплевывать по своей всегдашней привычке он забывал, и в этот раз у него получилось больше обычного. — Ты, вроде, умный гном, а выдумал какую-то дурость…

— Я делал это для себя, — огромный голем пожал плечами. — Хотел уйти вместе со своей Наковальней. А теперь… я вынужден просить об этом кого-то из вас. Если вы не желаете позволить злу этого творения распространяться и дальше… Прошу. Помогите мне. Неужели среди вас не найдется хоть кого-то…

Раздавшийся вслед за этим треск перекрыл даже его рокочущий голос. Стремительно обернувшись, гости и хозяин увидели стоявшую у Наковальни неизвестно как прошмыгнувшую мимо них незамеченной Геспит. Обеими руками безумная поэтесса сжимала упомянутый Каридином рычаг и с усилием медленно его проворачивала.

— Не смей!

Прежде, чем кто-то успел ее остановить, Бранка в три прыжка оказалась на середине веревочного моста. Она почти успела добежать до края платформы, когда заржавелый рычаг наконец-то провернулся.

Утяжеленная весом огромной Наковальни и двух гномьих женщин, платформа рухнула вниз. Миг спустя тяжело всплеснувшая жидкая плоть земли приняла в себя то, что попало в нее. Лишь глыба Наковальни некоторое время оставалась над поверхностью лавы, но потом постепенно погрузилась и она.

Огрен пал на колено перед обрывом. Его всегда красное мясистое лицо покрылось зеленоватой бледностью.

— Мать честная…

— Камень да примет своих дочерей, — Эдукан тяжело вздохнул, и отпрянул от пышущего жаром края. Обернулся к застывшему Огрену и досадливо дернул щекой. Мимолетно переглянувшиеся Кусланд и Зевран одновременно сотворили в воздухе символы Андрасте. Стен разлепил потрескавшиеся губы.

— Эбост иссала, — тяжело вздохнув через нос, проговорил он. Застывший, подобно Огрену, Каридин, выронил свой молот и, покачнувшись, сделал шаг по направлению к своим гостям.

— Не знаю, кто была та женщина, но я благодарен ей, — он повел головой в такт своим словам. — Жаль, что вместе с ней погибла и другая. Сочувствую тем, для кого они были дороги. Но я… рад, что все так получилось. Теперь и я могу… обрести, наконец, свой покой.

Гости Каридина, все, кроме стоявшего на коленях с низко опущенной головой Огрена и шевелившейся больше обычного Шейлы обменялись летучими взглядами. Кусланд опомнился первым.

— Погоди, Совершенный, — он запнулся взглядом об Огрена, но продолжил, понимая, что, в отличие от гнома, который уже обрел то, за чем шел сюда, он своего еще не получил. — Все свершилось быстро. Мы не успели рассказать тебе, кто мы, и зачем вломились в твой дом, — он мотнул головой за плечо. — Ту женщину, что пришла сюда за твоей Наковальней, звали Бранкой. Твои сородичи гномы почитали ее Совершенной, как и тебя, Каридин. Она была одержима Наковальней, но одержимость ее имела под собой весомую природу. Орзаммар действительно погибает. Твари давно выжимают его на поверхность. Теперь дела еще хуже — в Орзаммаре нет короля. Деширы не могут решить, кто будет править остатками гномов. Пробудился еще один древний дракон, и он уже вырвался из пещер в верхний мир. Грядет новый Мор, Каридин. Чтобы с ними сладить, нам, Серым Стражам, нужна помощь гномов. Если, да поможет нам Создатель, мы остановим Мор здесь, в Ферелдене, я клянусь благочинной Андрасте, что сделаю все, чтобы потом помочь гномам уничтожить тварей, всех, до единой. Но теперь ваша очередь помогать мне. Идем со мной в Орзаммар. Ты — Совершенный, твоего слова послушают на Совете. Назови гномам их короля и пусть распря окончится, наконец.

— Страж говорит дело, Совершенный, — Эдукан кивнул, и, бросив последний взгляд на пропасть, подошел к говорящим ближе. — Деширы вовсе не вовремя затеяли свои дрязги. Орзаммару нужен сильный король, как никогда. Или никакого Орзаммара уже не будет. Нам нужна твоя помощь. Одного твоего слова будет достаточно, чтобы члены Совета признали одного из претендентов королем.

Каридин долго молчал.

— Нужно, чтобы я поддержал какого-то конкретного короля? — спросил, наконец, он.

Эдукан сузил глаза. Его благородное лицо на несколько мгновений приобрело жесткое, хищное выражение.

— Орзаммар нуждается в сильном короле, — еще раз, приоглянувшись на стоявшего рядом Кусланда, повторил он. — Короле, который удержит народ гномов от падения. Который бы начал делать шаги для очищения Троп от тварей. Решительные шаги, а не то, что… было до сих пор. Я, Дюран Эдукан, второй сын Эндрина Эдукана, ныне покойного правителя Орзаммара, мог бы назвать на Совете Деширов такого короля.

Каридин кивнул, словно получив подтверждение своим мыслям.

— Я тебя услышал, принц Дюран. Услышь и ты меня. Я не пойду с вами в Орзаммар, — он поднял железную руку, останавливая речи вскинувшихся было одновременно при его словах собеседников. — Не пойду. Я очень, очень устал. Все эти долгие годы я жил, имея перед собой одну только цель — уничтожение своего проклятого творения. Только это держало меня в жизни и разуме. Теперь, когда Наковальни больше нет — я хочу уйти вслед за ней. Я очень долго этого ждал, и с каждой минутой мое нетерпение становится все острее, — он уронил руку, и она с железным скрежетом чиркнула по его телу, упав почти до колена. — Простите мне эту мою последнюю слабость. Но помочь я вам могу. Вы получите то, за чем сюда пришли, ибо говорить можно не только словом, — он наклонился и поднял выроненный ранее молот. — Ждите меня здесь. Я скоро вернусь.

Загрузка...