Прыжок "Лисицы" (СИ) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 9 Пошел ты, англичанин!

Дежа вю!

Первое, что пришло в голову, когда я оказался во дворе дома Папы Допуло. В окружении трёх своих верных соратников он попивал чай. Всё выглядело ровно так же, как и во время первой нашей с ним встречи. Увидев меня, совсем не удивился. Но обрадовался.

— Бааа! — раскинул руки, приветствуя. — Не знай я вас так хорошо, Коста, мог бы сейчас испугаться!

Подельники Папы одобрительно хмыкнули.

— Какой грозный вид! — Папа продолжал представление. — А взгляд? Такой взгляд поставит на место любого в нашем славном городе!

— Но только не вас, уважаемый Папа! — я уже обнимался с ним.

— Да, только не меня! Я на своем месте! Хотя кое-кто и пытался меня с него сдвинуть! Но не будем вспоминать о глупцах! Рад! Рад! Признаться, ждал Вашего визита!

— Наверное, мне нет смысла спрашивать, откуда вы знаете о моем прибытии в Одессу? Вряд ли что-либо более-менее значимое, происходящее в городе, проходит мимо вашего внимания?

— Вряд ли! — кивнул Папа. — И не только происходящее, но и намечающееся.

— И не только без вашего внимания, но часто и при непосредственном вашем участии! — подхватил я.

— Ну! — Папа щёлкнул пальцами. — А что я вам говорил во время последней нашей встречи? Из нас вышел бы великолепный дуэт! Мы, не поймите меня дурно, просто созданы друг для друга!

Я улыбнулся. Еще раз обнял одесского дона.

— Надеюсь, это объятие вы также не воспримите дурно! — сказал ему.

— Нет! Я восприму его как объятие друга, который рад меня видеть. И который по достоинству оценил мой юмор!

— Именно так!

— Присаживайтесь!

Папа указал на свободный стул. Чашка чая уже дожидалась меня. Поблагодарил, сел, сделал глоток.

Подумал, что, несмотря на прежний тон, юмор, легкость в общении, Папа всё-таки изменился. Видимо, борьба с Ванькой Чумаком далась ему нелегко. И не видимо, а наверняка. И дело не в том, что его порезали, он отлеживался, зализывал раны. К этому он всегда был готов. А вот возвращение такого лакомого кусочка, как Одесса под своё крыло, восстановление своего главенства и звания дона Корлеоне «всея жемчужины» явно добавили седых волос и убавили пару-тройку лет. Он закалился, стал жестче. Потерял при этом часть своей жовинальности и водевильной легкости. Я с улыбкой про себя отметил, что даже его знаменитые ямочки уже не «подыгрывали» ему и стали менее заметны.

— Да, да, да, Коста! — Папа усмехнулся, видимо, догадавшись, о чем я сейчас размышляю. — Tempora mutantur…

— … et nos mutamur in illis![1] — закончил я любимым присловием Фонтона.

— Вот, вот! И мы оба — яркое подтверждение мудрости древнего народа! — покачал головой Папа. — Но как же приятно поговорить с образованным человеком!

Тут он обратился к своим подельникам:

— Сколько раз вам говорил: ученье — свет! А вы?

Те заворчали. Видимо, Папа, действительно, часто упрекал их в невежестве. Я усмехнулся.

— Что? Припомнили что-то? — насторожился Папа.

— Да!

— Ну-ка! Поделитесь!

— Слышал про одного помещика из одной центральной губернии.

Я ничтоже сумняшеся решил изложить историю из «Формулы любви». А чего? Не проверишь и не подкопаешься!

— Так, так!

— Он возжелал, чтобы все его крепостные разговаривали на латыни! Хотел чувствовать себя патрицием в Древнем Риме.

— Так, так… — Папа еле сдерживал смех. — И?

— Ну и вдалбливал им все подобные крылатые фразы…

Папа уже клокотал.

— Ой, не могу! Дайте вздохнуть… Продолжайте.

— А что тут продолжать? Выговаривает он кузнецу, например, мол, что ж ты, шельма, так лошадь подковал…

— А кузнец? — Папа держался за бока.

— А кузнец смиренно молвит в ответ: Feci, quod potui, faciant meliora potentes![2]

— Сейчас умру! — Папа уже выгибался от смеха.

— Или…

— Коста, умоляю! Я точно умру!

— Последнее, — меня опять понесло, фантазия работала. — Видит беременную бабу. Интересуется, как она? Не тяжело ли с таким животом? А та в ответ: omnia mea mecum porto![3]

Пришлось ждать пару минут, пока Папа пришёл в норму.

— Коста! Вы сделали мне день! Я надеюсь, вы позволите мне использовать этот рассказ?

— Посчитаю за честь, Папа! Он — ваш!

— Благодарю! — Папа утер последние слёзы. — Но я вижу, вы в нетерпении. Какое-то срочное дело? Признаться, я жду от вас согласия на моё прошлогоднее предложение. Так ли это?

— Папа, я по-прежнему благодарен вам за то предложение…

— Ай, яй, яй. — вздохнул Допуло. — Значит, ошибся!

— Да, извините. Пока не могу.

— Долг?

— И долг тоже!

— Хм… Ну, кроме долга… — Папа задумался. — Настоящего мужчину может заставить пребывать в таком напряжении, как вы сейчас, только настоящая женщина…

— От вас ничего не утаишь. Поэтому вы по праву занимаете своё место!

Папа склонил голову, выразив благодарность за оценку.

— Рад за вас, Коста. По правде, я считаю женщину — лучшим творением Господа нашего. И Аллаха не нашего. Согласитесь, разве что- или кто-нибудь в этом несовершенном мире может сравниться с женщиной?

«Вот, чёрт! А, ведь, он прав!»

— А можно мне в ответ пользоваться этим вашим высказыванием, Папа?

— Вижу, оценили! — Папа был доволен. — Дарю!

Тут я склонил голову.

— Так, и что вас привело ко мне?

— Что может привести меня к вам⁈ — я улыбнулся.

— Судя по вашему виду, не думаю, что деловое предложение… Просьба?

— Да. И, прежде чем вы выслушайте, хочу сказать, что больше мне не к кому обратиться и никто мне не сможет помочь, кроме вас, Папа!

— Ох! А вы умеете вести переговоры! — Папа улыбнулся. — Так связали меня по рукам и ногам при моей команде. Я даже чуть взволновался.

— Но, с другой стороны, если вы мне поможете, я буду у вас в долгу, — я пожал плечами. — Согласитесь, не самый последний должник в этом мире.

Папа прищурился. Взглянул на своих соратников. Те дружно закивали.

— Да, умеете вести переговоры! Ну, что ж… Выкладывайте!

Я и выложил. Когда закончил, Папа и его, как он выразился, команда, не удержались: выдохнули, разулыбались.

— Правильно ли я понимаю, что вам эта задача по плечу? — спросил с надеждой.

— Вы правильно понимаете, Коста! — благосклонно кивнул Папа. — Мы сможем это провернуть.

— Как?

— Перехватим вас в море! — как само собой разумеющееся доложил Допуло.

— Я думал…

— Нет, нет, Коста. — Папа остановил меня. — Проскурин прав. Вы должны сесть на корабль. Во-первых, ни я, ни вы ни за что не подставим этого славного порядочного человека. Истинный алмаз в море таможенной грязи. Даже если устроим мелодраматичное, но фальшивое «похищение», можем его подвести. Во-вторых, в открытом море меньше чужих глаз. Не нужно, чтобы кто-либо еще знал об этом.

— Понял. Согласен. Вы пошлете за кораблем судно? Шаланду? Кочерму?

— Коста, дело не в том, какое судно я пошлю за вами. Хотя это будет шаланда. Могу и две. И три. Ну, например, одну для вас. Во второй вам накроют кофе. В третьей — барашка на вертеле. Если хотите, конечно. Женщину не предлагаю. Вижу, как вы влюблены!

— Достаточно одной. Для меня. А в чём дело?

— Это же очевидно, дорогой мой! Вы должны договориться с капитаном, чтобы в нужной точке, которую мы с вами обговорим, он остановил судно. Тогда вы сможете перебраться к моим ребятам. И — попутного ветра в Синоп!

«О-хохонюшки-хо-хо!»

— Ну, размышлять тут не стоит… — выдавил я из себя.

— Нет, не стоит, — улыбнулся Папа. — Просто потому, что другого выхода нет!

— Да! Нет! — я хлопнул по коленям, вставая. — Значит, решено!

— Вася! — Папа обратился к одному из своих подчинённых.

Вася гордо откашлялся. Потом несколько минут вдалбливал мне про время и место операции. Не преминул и потребовал, чтобы я всё повторил. Удовлетворенно хмыкнул, когда я, как ребёнок на табуретке, изложил вызубренный «стишок».

Начали прощаться. С подельниками обменялся рукопожатиями. С Папой обнялся. Похлопали друг друга по спинам.

— Спасибо, Папа!

— Всегда, пожалуйста! Не говорю «прощай, прощай»! Но говорю: «помни обо мне»! — рассмеялся. — Хотя вы не Гамлет, а я, уж тем более, не призрак его отца!

— Но — Папа! — я рассмеялся.

— Что есть, то есть!

Я пошёл к воротам. Обернулся.

— Вася!

Вася удивился, что я обратился к нему через голову Папы. Ответить не смог. Только вскочил, готовый выслушать.

— Прихватите длинную верёвку!

Вася кивнул, посмотрел в недоумении на Папу.

— Верёвки всегда есть! Не волнуйтесь. А для чего? — поинтересовался Допуло.

— Если не уговорю капитана, брошусь за борт! — пожал плечами.

— Ох! Значит, точно выхода нет?

— Точно, Папа! Мне что утонуть, что попасть в Константинополь! Те же яйца — только в профиль![4]

Несмотря на драматичность момента, вся команда Папы, опередив его, заржала! Папа не удержался, присоединился к ним.

— Браво, Коста! Так и нужно! Несмотря ни на что, не унывайте! И считайте, что мы в расчёте!

— Как⁈

— Я заберу… Мы заберём в качестве оплаты это ваше выражение про… профиль. Согласны, ребятки? — Папа обратился к подельникам.

Те дружным возгласом поддержали мудрого руководителя!

— Согласен!

— Коста!

— Да!

— Она так хороша?

Я улыбнулся.

Папа улыбнулся в ответ.

— Ах, какая женщина! — произнёс Папа мечтательно.

«Будет весело, если он сейчас добавит: "мне б такую!».

Но Папа только махнул на прощание.

— Удачи!

…Про веревку спросил на крайний случай. Надеялся, что обойдется. Были основания для этого. Нужно теперь сделать их железными. А помочь мне в этом мог мой славный зять, прекрасный муж и отец, удивительный турок — Умут-ага. Он в Одессе. Нужно найти его. Кровь из носу. И уже он будет… Точно договорится с капитаном о незапланированной остановке в открытом море.

Помчался в порт, чтобы узнать, где могут быть турецкие продавцы апельсинов. На полпути сообразил, что соваться в порт — потеря времени. Зачем, если в Одессе есть Греческая улица⁈ На которой складываются все апельсины, привозимые в город. И там же живёт Микри! А эта чертовка всё знает! Да и увидеться нужно. И любопытно, о каком таком «небольшом сюрпризе» намекал Проскурин.

«Сюрприз» обнаружил сразу, как только вбежал в таверну. И «небольшим» его никоим образом назвать было нельзя. Этим сюрпризом оказался парень под два метра (!) ростом, который в этот момент трогательно держал Микри за ручки. Микри со своим ростом чуть выше стола, дышала парню в пупок! Парень смотрел на неё такими глазами, что не оставалось сомнений в его статусе! Ай да, Микри! Вот отхватила себе! Хорошо, что они меня не заметили сразу. Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Ну, по правде, чтобы угомонить разбиравший меня смех. Получилось. Так же, как и получилось выразить огромное удивление и радость, когда я, вбежав, «натолкнулся» на них. Оба голубка тут же смутились, покраснели. Хорошо, что с испугу не отпрыгнули друг от друга! Микри, не обращая внимания на «баскетболиста», обняла меня.

— Коста!

— Адония! — я не решился при парне назвать её Микри.

— Знакомьтесь! — Микри схватила парня за руку, подвела ко мне. — Мой жених! Михаил! Коста!

— Вообще-то, Микис! — парень все никак не мог побороть смущение, согнать краску с лица. — Но на службе называют Михаилом! А свои — Миша! Очень рад! Микри много про вас рассказывала!

«Уже и его в „рабы“ записала! — ухмыльнулся про себя. — Заставила называть себя „госпожой“. Хотя в свете их разницы в росте, „Микри“ приобретает свой первоначальный смысл!»

— Ребята! Как же я рад за вас!

В подтверждение своих слов, обнял обоих.

— Я хочу обязательно услышать всё о том, как это произошло. Ваше знакомство, помолвка. Только, ради Бога, простите. Но сейчас не могу. Важное дело! А вот вечером — требую! Не обидитесь?

— Что вы, что вы! — поспешил успокоить меня Миша. — Конечно!

— Микри…

— Опять письмо передать нужно? — съязвила Микри, не дав договорить.

— Нет! Зять мой нужен сейчас! Вопрос жизни и смерти. Ты всё всегда знаешь! Может, видела его? Знаешь где искать?

— Конечно! — фыркнула Микри по своему обыкновению.

— Бог мне тебя послал! Где он?

— Будешь смеяться, но в твоей комнате! Там поселила, по старой памяти!

— Микри! Микри! Я твой должник!

— Да ты с прежними долгами никак не расплатишься! — засмеялась она.

— Миша! Ты даже не представляешь, как тебе с ней повезло!

— Почему? — удивился Миша. — Представляю!

— Всё! До вечера! — я бросился в бывшую свою комнату.

— Что тебе приготовить? — спросила Микри вслед.

— Что за вопрос⁈ Конечно, баранину!

Умут блаженствовал. То есть попросту спал. У южных людей это свойство и привычку никакие катаклизмы отнять не смогут. Дневной сон, практически, святое дело. Растолкал его. Сразу выложил проблему. Умут, слушая, одевался. Натянул сапоги.

— Всё решим, шурин! Не волнуйся! Капитан — мой хороший знакомый!

Ехали на извозчике.

— Умут!

— Да, дорогой?

— Я, ведь, ни разу не поинтересовался, как твои родственники отреагировали на твоё решение остаться в Крыму?

— Спасибо, что спросил! — Умут улыбнулся и прищурился, взглянув на меня. — Сам как думаешь?

— Нууу… Одно могу сказать точно: тебя не убили!

Мы рассмеялись.

— Да, да, да, — согласился зять.

— А если серьёзно?

— Знаешь, было похоже на то, как греки отреагировали на меня в тот памятный день!

— Так! И?

— И я подумал, что мне нужно все рассказать так, как это сделал ты. Ничего не утаивать. Все начистоту. Даже слово в слово повторил про то, что, если не примут, пойму, уйду и меня больше не увидят.

— А братья?

— Сперва посмеялись, пошутили. Мол, если турок женится на турчанке, он несчастный на всю жизнь человек. А если на иностранке — дурак. Но! — Умут горделиво выпятил грудь. — Потом похвалили! Сказали, что ни на какой войне никогда не найдешь счастья. И, Коста, для нас, турок, семья тоже на первом месте.

— Да, Умут! Одно жалко, что не все понимают этого. Все никак не успокоятся. Воюют.

— Увы.

— А когда рассказал про апельсины?

— Конечно, испугались поначалу…

— Можно понять.

— Да.

— Поэтому мало загрузили?

— Да. Решили не рисковать. Проверить.

— Разумно.

— Зато сейчас… — Умут улыбнулся.

— Хочешь сказать: ты станешь апельсиновым королём здесь, а братья — там⁈

— На всё воля Аллаха! — не стал загадывать зять. — И Господа! — уже, видимо, по привычке добавил он.

То, что капитан судна, действительно, был хорошим знакомым Умута, стало понятно по длительности их объятий и взаимных расспросов про здоровье, семьи и прочем. Только после этого, наконец, дело дошло до меня, Умут нас представил. Звали капитана Абдула.

«Может, это имя способствует морской карьере?» — подумал я, вспомнив Абделя.

Оказывается, Абдула уже был наслышан обо мне. Умут постарался. Капитан не преминул похвалить меня за стойкость в решении вопроса с зятем, с его вживлением в греческий мир. Я поблагодарил. Отметил, что сделал это, прежде всего, исходя из того, что Умут для меня — настоящий мужчина и прекрасный человек. И я счастлив, что у моей сестры такой муж, а у моего племянника — такой отец. И хотя оба турка уже были переполнены гордостью, в конце не удержался и добавил, что буду брать пример с Умута. С тем, чтобы стать таким же мужем и отцом для своей жены и детей! В общем, завернул красиво! Абдула был покорён.

— Что нужно, говори! — хлопнул меня по плечу.

Я изложил свою просьбу. Капитан отреагировал примерно так же, как и Папа и его команда. С облегчением и с некоторым удивлением. Даже взглянул сначала на Умута. Мол, и это всё что нужно⁈ А я-то думал!

— Фыф! — капитан выразил своей первой реакцией никчемность и лёгкость задачи.

— Это возможно? — я решил подыграть. Поэтому изобразил волнение и нетерпение.

— Конечно! Остановлю, где нужно! Если хочешь, еще и пару англичан за борт выброшу! — тут он расхохотался, довольный своей шуткой.

Мы с Умутом тут же его поддержали.

— Спасибо! — поблагодарил я Абдулу.

— О чём ты говоришь? Такой пустяк! Для тебя! Для шурина Умут-аги!

В общем, при расставании также пришлось долго обниматься.

Обратно ехали молча. Я, скинув неимоверный груз, вдруг, как это часто бывает, испытывал дикую усталость вкупе с полнейшим безразличием. Умут это понимал. Не дергал меня. Только, когда входили в таверну, шепнул:

— Не волнуйся. Все сложится, как нужно. Ты правильно поступаешь. Там, — он указал в небеса, — это видят и помогут тебе!

…Проскурин и Миша уже сидели за накрытым столом. Явно томились. Но держались, не притрагиваясь к еде. Ждали нас.

— Ну, наконец-то! — обрадовался Проскурин, увидев нас. — Я тут уже весь слюнями изошёл!

Сели за стол.

— Эх! — пожаловался Проскурин. — Не получился сюрприз! Раскололась молодёжь!

Микри, которая подходила к столу с огромным блюдом с бараниной, и Миша покраснели.

«Надо же! — подумал я. — Впервые вижу Адашу, чтобы она столько краснела!»

— Перестань! — успокоил я офицера. — Ещё как получился! До сих пор в себя прийти не могу! К тому же, я ничего не выспрашивал. Так что, Миша, Микри, жду вашего рассказа!

— А чего это ты у них спрашиваешь? — хитро прищурился Проскурин.

Молодые опять покраснели. Я задумался.

— Твоих рук, что ли дело⁈ — догадался.

Проскурин вместо ответа важно откашлялся.

— Ну, ты и…! — я рассмеялся. — Тогда ты рассказывай!

— Да, тут… — Проскурин внезапно смутился. — И рассказывать-то…

— Давай, давай! — подначивал его.

— Так просто всё! Адаша, как ко мне с записками бегать начала, присмотрелся. Потом подумал: а не буду ли я дураком, если такую девушку из семьи упущу? Вот, перед Рождеством их и познакомили. Так сами не ожидали, что они такие прыткие окажутся. Быстро спелись!

— Погоди, погоди! Как из семьи⁈ — я опешил. — В смысле⁈

— Так, Михаил — племянник моей жены! — Проскурин улыбнулся.

— Шутишь?

— Коста! — Проскурин не шутил.

— Как племянник? Он же — Микис? Грек! Ты тут причём?

— Так у меня жена — наполовину гречанка! — Проскурин сообщил это так, будто дело обычное. Даже плечами пожал.

Я остолбенел.

— Да, да, — Проскурин вздохнул. — Ведь мы с тобой столько знакомы, а по душам… Всё про дела. Будь они неладны. Видишь, ты и не знал. И не твоя вина. Я не говорил.

— Но я и не спрашивал. А мог бы.

— Все равно. Не твоя вина.

— Давай, хотя бы на будущее договоримся, что не всегда будем только о делах.

— Ну, теперь-то… Мы, считай, почти родственники с тобой.

Я задумался.

— А, ведь, верно! Адаша — племянница моей кумы. Миша — племянник твоей жены! Считай — и твой! Здорово! Я знаю, за что мы выпьем в первую очередь! Не за вас, Микри и Микис, уж извините. За вас будут все остальные тосты. Мы выпьем за нашу семью! Такую красивую! И в чём-то — удивительную! Потому что у нас в семье и русские, и греки, и турки! Наша семья по-хорошему должна служить примером всем остальным. Правильно сказал мой зять: в войне нет счастья. Счастье — в таких семьях как наша!

Все бурно отреагировали. Выпили. Я вдруг понял, как голоден! Набросился на баранину.

— Уууууу! Микри! Уж на что Мария кудесница в готовке! Но твоя баранина! Скажи, Умут?

— Много раз говорил, шурин!

— Послушай! — я даже чуть не подскочил от пришедшей в голову идеи. — А, может, вы молодые, в Крым переедете? Сестра там уже зашивается. Таверна большая. Народу каждый день — тьма. Вы же вдвоём с Марией вообще весь Крым на уши поставите с вашей готовкой! Умут?

— Не поверишь, шурин. И это уже несколько раз предлагал Адонии.

— И? — я посмотрел на Адашу.

— Я подумаю! — Микри зарделась.

— Мы подумаем! — мягко поправил Миша и улыбнулся.

— Ох, ты! — я с уважением посмотрел на «баскетболиста».

— Видал! — Проскурин приосанился.

— Могёт! Ничего не скажешь! — подтвердил я достоинства племянника моего нового родственника.

Как и было обещано, остаток вечера мы беспрерывно пили за молодых. А потом сидели всю ночь вдвоем с Проскуриным за разговорами «не о делах».

На судно я прибыл самым первым. Англичан дожидаться не стал. Прихватил с собой добрый кусок баранины, приготовленной Микри. Угостил капитана.

— Паф! Паф! Паф! — восхитился капитан сразу же, как попробовал первый кусок.

Я с чистой совестью пошёл спать. И совсем не беспокоился об отплытии и всем остальном.

Настолько, что чуть не проспал время рандеву с шаландой Папы. По поручению капитана, матрос меня растолкал. Сообщил, что подходим к месту «десантирования». Я быстро оделся. Вышел на палубу. Поздоровался с Абдулой.

— Минут через десять должны показаться твои друзья. Если ты ничего не напутал.

— Не пугай меня, прошу! Если я напутал, мне одна дорога — на тот свет!

Стоявшие в сторонке Белл и Чайлдс внимательно за нами наблюдали. Чайлдс при этом что-то нашёптывал Беллу на ухо. Мимо них явно не прошло ничем не объяснимое оживление на судне. Во всяком случае, если Белл и не догадался бы, то уж Чайлдс точно понимал, что беготня матросов и какие-то приготовления определённо не вызваны насущной необходимостью, курсом судна, дующим ветром… Может английский капитан сейчас об этом и говорил Беллу. Я направился к борту.

— Что-то случилось? — не удержался Белл.

— С чего вы взяли? — я перенял манеру Белла отвечать на голубом глазу.

— Но тут какая-то странная беготня!

— Так это вы у турецкого капитана спросите! — я отвернулся.

Встал у борта. Обозрел горизонт. Потом понял, что могу сколь угодно это делать, толку не будет. Откуда мне было знать, в какой точке нужно ждать появления шаланды⁈ Обернулся к Абдуле. Тот по моему виду все понял. Улыбнулся, рукой показал, куда следовало смотреть. Белл, наблюдавший за всем этим, не сдержался. Подбежал ко мне.

— Но я же вижу, что на судне сейчас творится что-то неладное! — он почти кричал. — И более того я уверен, что это связано с вами и с вашими замыслами. Что вы задумали, Коста?

— Прошу вас, мистер Белл, сделайте полшага назад. Вы меня всего забрызгали слюной!

Белл начал надуваться, как индюк.

— Что вы себе позволяете? Немедленно извинитесь!

— Извините, но вы по-прежнему брызжете слюной!

Белл задохнулся.

— Может его за борт выбросить? — Абдула все-таки жаждал воплотить свою шутку в жизнь.

— Прошу тебя, Абдула. Он не стоит того, чтобы у тебя были проблемы!

Я повернулся к морю. Обрадовался. В нужной точке появилась шаланда. Точно по времени. Опять обернулся к Абдуле. Тот кивнул, указывая на то, что все видит. Начал отдавать короткие и быстрые приказы команде. Матросы забегали втрое быстрее. К нам подошёл капитан Чайлдс.

— Насколько я могу судить по действиям команды, мы готовимся ставить…

На воду спустили плавучий якорь.

— Ну, да! — Чайлдс улыбнулся. — Мы становимся на якорь. Я так понимаю, уважаемый Коста, причина остановки — вон то судно?

— С вами мне всегда было приятно иметь дело, достопочтенный капитан Чайлдс. Вы на редкость умный человек и великолепный профессионал в своем деле.

— Благодарю! — Чайлдс кивнул с улыбкой.

— А вот о вас, мистер Белл, увы, так выразиться не могу! Уж не обессудьте!

Белл молчал.

— Вы хотели знать, что происходит? Я покидаю этот корабль. Я покидаю вас. Очень хотелось бы думать, что навсегда. У меня нет ни единого желания столкнуться с вами еще раз.

Шаланда была уже почти рядом. Я уже хорошо различал гордо стоящего Васю.

— Вы не имеете права! — завизжал Белл.

— Почему? — я продолжал вести себя в манере Белла на суде.

— Вы обязаны!

— Почему?

Шаланда уже швартовалась.

— Привет, Вася! — крикнул я. — Спасибо! Минута в минуту! Как и договаривались!

— Ну, так…! — Вася был польщен, слов больше не нашёл.

— Капитан Чайлдс! — Белл не унимался, но губы у него дрожали, а речь была бессвязной. — Я приказываю, чтобы вы приказали, чтобы команда его арестовала!

— Но, сэр! — Чайлдс посмотрел на Белла, как на капризного ребёнка. — Я бесправен на этом корабле. Единственный, к кому вы можете обратиться с подобным требованием, это мой турецкий коллега. Но, боюсь, он вам откажет.

— А я уверен, что пошлёт куда подальше! — радовался я.

Абдула как раз подошёл к нам.

— Хватит болтать! — улыбнулся, показав рукой на выброшенную за борт верёвочную лестницу. — Тебе пора!

— Спасибо, капитан! — я обнял его. — Всю жизнь буду благодарен! Ты спас мне жизнь!

— Пожалуйста! — Абдула наклонился ко мне. — Только никому не рассказывай, что я спас грека!

Захохотал. Да, любил пошутить турецкий капитан!

Я начал спускаться по трапу. Вася уже протянул руки, готовый принять меня.

Белл не мог позволить себе отпустить меня просто так. Наклонился над бортом.

— О вашем предательстве узнают все! Вам не избежать наказания! Я все силы…

— Англичанин! — я прервал его выступление. — Пошёл ты!

«Почему я Белла англичанином назвал? Он же шотландец! — не шло у меня из головы всю дорогу до Синопа. — А впрочем, все они такие… англичане».

[1] Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.