Николай Павлович Вульф, к моему великому сожалению, оказался чертовым пророком. Мы смогли проникнуть в бухту только через два дня. Белла немедленно отправили на «Виксен» в общество разобиженного капитана Чайлдса. По всему выходило, что шкипер был не в курсе затеи его нанимателей. Иначе он не стал бы так яростно протестовать против транспортировки шхуны в Геленджик. Этой парочке придется еще долго выяснять отношения, если мне не удастся убедить контр-адмирала отправить ее вместе с «Лисицей» восвояси.
Он держал свой флаг на 44-пушечном фрегате «Анна». Меня доставили к нему тайком от всех, как только стемнело. Цепи, конечно, сняли и дали возможность привести себя в порядок. Даже кинжал вернули. Так что пред ясные контр-адмиральские очи я предстал в виде, за который краснеть не пришлось.
— Экий ты бравый черкес! — приветствовал меня сидевший за столом за горой бумаг офицер в расстёгнутом мундире с золотыми эполетами и шитьем. — Давай, голубчик, не тушуйся. Расскажи старику, чем ты так моего капитан-лейтенанта в смятение ввел. Обращайся ко мне по-простому, по имени-отчеству. Самуилом Александровичем прозываюсь. Ты человек не военный. Тебе можно.
У меня бы язык не повернулся назвать стариком 56-летнего бравого моряка. И юлить с ним не стоило. Он таких умников, как я, на завтрак ел и молоком запивал. Поэтому рассказал все, как есть, по фонтоновской схеме «а вот тут поподробнее».
Контр-адмирал задумался. Постукивая ногтем по краю чайного блюдца, он прикидывал все последствия инцидента в свете полученной от меня информации. Почему-то в ужас она его не привела. Напротив, в некотором роде обрадовала.
— Как к тебе обращаться?
— По паспорту я Константин Спиридонович. Но привычнее — Коста.
— Значит, грек! — констатировал Эсмонт. — Походил я не так давно по вашим островам. Пиратов жег. Сам-то не из ихней братии?
— Никак нет…
— По-простому, голуба моя, по-простому.
— Нет, Самуил Александрович!
— Немного разбираешься в морском деле, нет?
— Совсем немного, увы. А по легенде должен все знать.
— Ну, чтобы все знать, надо школу мореходную заканчивать. Вон, Николай Павлович, — он кивнул на Вульфа, — Черноморскую штурманскую заканчивал. Я прав, капитан-лейтенант?
— Так точно, Ваше Превосходительство! — громко откликнулся командир «Аякса», стоявший навытяжку рядом со мной. Почему-то думается мне, что учился он на одни «тройки».
— Значит, морской науке ты, Коста, не учен. Зато, лазутчик из тебя знатный вышел, да? — Эсмонт наклонился немного вперед и приставил к уху ладонь в ожидании моего ответа.
— Не могу того ведать. Об этом моих начальников надо спрашивать.
— До них далековато будет. А мне вот прямо сейчас надобно понять, что с тобой делать.
Я удивился. Что значит, что со мной делать?
— А ты, грек, не удивляйся. Вопрос непраздный. Напужал ты моего капитана, только я не из таковских. Не из пугливых. Что страшного в поимке «Виксена»? Обычное на море дело.
— Так ведь англичане того и хотели!
— И что с того? Считай, подарили нам шхуну! — контр-адмирал зашелся дребезжащих неприятным смехом. — Войной нас вздумают пугать? Этот Бель тут, у меня в каюте, распинался: «задета честь британского флага»! Велика же честь в шести тысячах пудов соли!
Он снова засмеялся, на глазах превратившись из строго начальника в доброго дедушку.
— Вот ты говоришь: война будет. Так мы к войне всю жизнь и готовимся. Нас войной не напугать! Война офицера кормит! Впрочем, будет она или нет — то не нашего ума дело! Как Государь Император скажет, так оно и выйдет. Решит с англичанами воевать — будем воевать! А пока мы все по инструкции исполнили! Есть нарушение блокады? Задержать! Груз и судно конфисковать! Правильно я говорю, Николай Павлович?
Вульф энергично закивал головой, сообразив, что ответа от него не требуется.
— Разумею я это дело так! Коль есть в нем политический интерес, коль имеются дружественные отношения между Великобританией и Россией, правильнее будет шхуну в Севастополь отправить. Пусть адмирал Лазарев, наш командир, решает, что да как. Так постановила созванная мною комиссия, ознакомившись с показаниями купца Беля, а также капитанов Вульфа и Чайлдса.
Вот так номер! И контр-адмирал туда же! Раз дело пахнет керосином, хоть он и утверждает обратное, лучше от греха перестраховаться да спихнуть подальше проблему по инстанциям. Еще и комиссией свое решение прикрыл. Ну, просто классика жанра!
— Приказываю! — возвысил голос контр-адмирал, мигом обернувшись прежним большим начальником. — Бригу «Аякс» сопроводить шхуну «Виксен» в порт крепости Севастополь! Судно не считать арестованным, командование над ним шкипера Чайлдса сохранить до решения дела в суде. Купца Беля вернуть на «Аякс» как гаранта лояльности английской команды.
Вульф тяжело вздохнул. Эта шхуна, будь она неладна, прицепилась к нему, как морская уточка к медной обшивке.
— Отставить вздохи, капитан-лейтенант! За призовыми деньгами поплывешь!
Вульф тут же взбодрился и разулыбался. Засверкал, как новенький полуимпериал. Вот что приз благодатный с моряками делает!
Я же пригорюнился. Нет, я понимал, что контр-адмиралу виднее в вопросах большой политики. И, возможно, я излишне драматизировал ситуацию, посчитав неизбежной войну с Британией. В конце концов, есть дипломаты, чтобы разруливать такие инциденты. И уж точно мне не почину давать советы морскому генералу, прошедшему не одну битву не только на поле боя, но и за столом переговоров. Собственно, печалило меня одно — моя собственная жизнь. Что теперь будет с моими планами насчет Тамары?
— Позвольте вопрос, Самуил Александрович? — я чуть не поднял руку, как школьник за партой.
Контр-адмирал милостиво кивнул.
— Что со мной будет?
Эсмонт рассмеялся так, как будто я чушь сморозил, не подумав. На самом деле именно так он отнесся к моим словам.
— Вот за что я не люблю шпаков, так это за вашу неразбериху в голове. От чего такие вопросы? Тебе что твой начальник Фонтон приказал? Шхуну сопровождать?
— Да, но…
— Никаких не может быть «но»! Приказано — исполняй!
— Была договоренность до Черкесии! — упорствовал я.
— И что ж? Выйдешь за ворота геленджикской крепости и потопаешь по своей надобности? — снова рассмеялся контр-адмирал. Он был явно легок на смех.
— Именно так! А если до Адлера или до Сухум-Кале морем подкинете каботажником, вообще было бы замечательно!
Контр-адмирала словно подбросило из стула. Он подскочил ко мне и тихо, боясь напугать и сбить с ответа, спросил:
— Неужто на мысе Адлер был?
— Я, Самуил Александрович, вместе с одним англичанином осенью пол Черкесии объездил. И у Гассан-бея гостил несколько дней. А мыс на пузе прополз.
Эсмонт отскочил от меня и неверяще покачал головой.
— Нет, ты слышал, Николай Павлович? Слышал⁈ Мы тут гадаем, как нам операцию десантную спланировать. Мучаем Засса и Вельяминова запросами, требуя описания береговой полосы. И тут, словно с неба… Нет, из пучины морской выплывает к нам чудо-юдо и говорит: чего тебе надобно, старче? А надобно мне, голуба моя, чтоб ты тотчас же в компании капитан-лейтенанта уединился с моими штаб-офицерами. Уж они-то всю душу из тебя вытрясут, пока карты и диспозицию адлерскую не составят.
— Карты картами, а со мной что же будет?
— С тобой? Путь далек тебе лежит, Коста! Поплывешь в Севастополь!
— Да на что мне в Севастополь⁈ Меня в Грузии ждут! — возопил я, не стесняясь контр-адмиральской каюты, где голос дозволено повышать лишь одному человеку — ее хозяину.
— Никак не могу тебя отпустить, голубь ты мой сизокрылый! Кто за англичанами там присмотрит, как не ты? С меня потом адмирал Лазарев стружку снимет: мол, как посмел отпустить нужного человека?
Я сник. Ох, Тамара-Тамара! Я хотел! Я рвался! Но как пробить эти медные лбы⁈
— Ну, что ты голову повесил? Велика беда! За месяц-другой обернешься. Дождешься решения адмирала — и в путь. А моряки тебя в обиде не оставят. Подкинут прямиком до Поти или Редут-Кале. Все ж лучше, чем по болотам и чащобам абхазским пробираться!
Резон в словах контр-адмирала, несомненно, присутствовал. Только гладко было на бумаге, да забыли про овраги! Как придет черед плыть на восток, непременно Коста понадобится на западе. Не Коста, а Фигаро натуралис… Фигаро здесь, Фигаро там…
— Расстроился? Так доля наша такая — Государю служить верой и правдой! Ты же русский подданный! — тут Эсмонт решил сменить кнут на пряник. — Приглашаю тебя на обед в свою кают-компанию! Когда тебе еще доведется за адмиральским столом посидеть!
«В гробу я видел ваш стол — хоть адмиральский, хоть контр-адмиральский! Вот же мотает меня последнюю неделю! То пальцами ем в стылой кунацкой, то в цепях в вонючем трюме еле ложку до рта доношу. Теперь мучайся с серебром столовым да с хрусталем! Нет, не задалась у меня любовь с Черноморским флотом!» — в сердцах подвел я итог нашей беседы, понуро бредя за Эсмонтом в кают-компанию для старших офицеров.
… Предупреждение о том, что штаб-офицеры меня замучают, оказалось вещим. До рассвета чертил с ними планы, вспоминая ширину речек, висячие мосты, открытые пространства и глухие чащобы, урочища с брошенными хижинами и господствующие высоты в районе мыса Адлер. Не сложно было сложить дважды два. Флотские готовили десант в окрестностях имения Гассан-бея.
Чувствовал ли я себя подонком, наводя пушки на владения Хоттабыча? Однозначно. Он спас меня на скале у Гагр. Дал мне пищу и кровь. Помог экипироваться для прорыва через Главный Кавказский хребет. Я был знаком с его сыном и будущей невесткой. Общался с его домочадцами. Даже видел колено его старшей жены! И теперь его предал. Сдал с потрохами. Мне не помог совет де Витта. Не выходило отбросить нравственную брезгливость. Было тошно на душе, даже несмотря на то, что Хоттабыч был сторонником английского короля. То есть врагом.
Единственное, что меня примиряло с самим собой — это то, что флот так или иначе нападет на мыс Адлер. И если мне доведется попасть в те места раньше начала летней военной кампании русских, я непременно предупрежу Гассан-бея. Хотя бы женщин и детей заранее укроет в безопасном месте. Я обязан спасти прекрасную бабочку, карачаевскую принцессу.
Злой и раздраженный, я прибыл на борт «Лисицы». Спешивший навстречу Белл удивленно воскликнул при виде меня, прижимавшего к груди ящик со своей пятизарядной «прелестью». Его должна была отвезти на «Аякс» шлюпка, доставившая меня на шхуну.
— Вам вернули даже ваши револьверы! Вы свободны и без цепей на руках! Как так вышло?
— Замели волки позорные! Дело шьют по беспределу! — зло ответил я по-русски.
— Что это значит? — хором воскликнули Белл и Чайлдс, прибежавший узнать последние новости.
— Непереводимая игра слов! — буркнул в ответ сердито на английском и добавил уже спокойно. — Нам поменяли статус. Мы теперь не арестованные, а подследственные. Разбираться с нами будут в Севастополе.
— Мы в курсе! — серьезно кивнул шкипер. — Ожидаем прибытия отряда охраны и сигнала к отправке. Мистера Белла от нас забирают.
— Надеюсь, капитан, вы не задумали никаких шалостей? И не подставите меня перед русскими? Не попытаетесь сбежать? — Джеймс Станислав был обеспокоен не на шутку. — Я прошу вас, Зелим-бей, проследите за порядком! Как-то мне не улыбается провести остаток дней в Сибири!
— Будьте покойны! Прослежу! — я подмигнул Чайлдсу. — Заряжу оба револьвера и при первой попытке мятежа приведу приговор в исполнение.
Капитан моей шутки не понял. Он с тревогой взглянул на мой оружейный ящик, махнул рукой Беллу на прощание и убежал на шканцы со словами «чертовы черкесы!».
— Кажется, он принял ваши слова всерьез, — хмыкнул Белл. — Оно и к лучшему.
— Вы всерьез допускаете мысль, что Чайлдс попытается сбежать?
— Он дал мне слово джентльмена! Но ни в ком нельзя быть уверенным до конца. Увы! Такова жизнь! Лучше расскажите, как вам удалось выкарабкаться из железных оков?
— Точно не с вашей помощью! Меня допрашивал лично контр-адмирал Эсмонт. И он мне намекнул, что с вашей стороны не было предпринято ни одной попытки моего освобождения!
— Наглый поклеп! Уверяю вас, уважаемый Зелим-бей, я пытался! Комиссии, которую выдумал старина Эсмонт, были представлены факты вашей на меня работы. Я даже настаивал на том, что вам причитается недоплаченная часть гонорара. Но все было тщетно. Более того, комиссия обернула эти показания против меня. Она ссылалась на некие инструкции, запрещающие турецкоподданным входить в сношения с черкесами. Теперь вас подозревают в разжигании мятежных настроений. Боюсь, ваши мытарства не закончены.
Я удовлетворенно хмыкнул про себя. Сметанный на живую нитку план моего пребывания в Севастополе имел все шансы на успех. Мы придумали его с Вульфом, который чувствовал передо мной вину. Я вовсе не горел желанием торчать месяц-другой на борту «Виксена» на севастопольском рейде, пока будет идти разбирательство. В Крыму у меня найдутся занятия повеселее. Понятно, что из Севастополя меня не выпустят, даже после карантина. Но если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Что мешает моим близким и друзьям навестить меня в крепости? Я с трудом выбил эту привилегию у контр-адмирала за его шикарным обеденным столом. Привилегию быть арестованным по прибытии в порт назначения!
— Да! — согласился я с Беллом. — Легче богатому проскочить в рай, чем выбраться из жерновов правосудия хоть раз туда попавшему! А все вы виноваты!
— Я? В чем моя вина? Вы же сами напросились на шлюпку, чтобы добраться до «Аякса»!
— Могли бы мне отказать! Или намекнуть на последствия! — атаковал я Белла, наплевав на логику.
— Вы не в себе после пребывания в цепях! Успокойтесь!
— Как я могу успокоиться, если мне нужно в Грузию, а меня отвезут в Севастополь⁈
Белл тяжело вздохнул. Крыть ему было нечем. Но я ему был нужен, ибо даже в его тщательно продуманном плане была одна опасная дырочка. Передача горцем оружия! За это он мог схлопотать срок на каторге вместо того, чтобы быть высланным за пределы Империи. Многое могло зависеть от моих показаний в ходе судебных следствия. И он готов был звиздеть, как Троцкий, лишь бы перетянуть меня на свою сторону.
— Обстоятельства разрушили ваши планы, мой друг, — ого, я уже, оказывается, «друг»! — Я клянусь компенсировать вашу потерю времени. Как только мы вернемся в Турцию, найму вам корабль. Домчит вас быстрее ветра до солнечной Грузии! Главное, не болтайте об оружии, которое мы передали горцам. Не к чему ухудшать наше положение. Надеюсь, вы смолчали на допросе о сем сложном моменте?
Я вяло кивнул.
— Вот и прекрасно! Терпение и еще раз терпение! Все идет по плану! И вы, уверяю вас, в накладе не останетесь!
Надавав мне пустых обещаний, Белл позвал Луку и полез в шлюпку. Его ждал «Аякс» и его страшный капитан. Меня же ждала койка в моей каюте. Ноги сами несли меня к ней. Я не спал, как нормальный человек, несколько дней, а прошлая ночь выдалась и вовсе бессонной. Спать!
… Или капитан-лейтенант Вульф был хроническим неудачником, или, в самом деле, учился на одни «тройки» в Черноморской штурманской школе. По-моему, у него были все шансы потерять одну из двух звездочек на своих эполетах. Это же уму непостижимо! 26 ноября у крымских берегов при свежем юго-западном боковом ветре «Аякс» исчез из вида! Конвойный потерял конвоируемого всего через четыре дня после отплытия![1]
Капитан Чайлдс не обрадовался. Он перепугался!
— Коста! — мы с ним договорились общаться без формальностей в отсутствии «купца Беля». — Что мне делать? Охрана в панике. Того глядишь пустит в ход свои ружья! Она на каждый маневр реагирует нервически. Но я не могу не лавировать!
— По-моему, дурная затея — метаться вдоль крымских берегов в поисках «Аякса». Проще идти прежним курсом на Севастополь. Если мы развернемся или — того хуже — сманеврируем на юг, боюсь случится непоправимое.
— Полностью с вами согласен! Умоляю! Поговорите с русскими. Пусть они успокоятся.
Дежурная смена матросов с «Аякса» распределялась так: трое во главе с унтер-офицером с красными погонами на плечах — на шканцах, двое — на баке. Я подошел к тем, кто стояли около рулевого. Лица у всех были напряженными, покрасневшими от ледяного ветра. Пальцы крепко сжимали ружейные стволы. Смотрели на меня исподлобья. Так и хотелось им напеть про Don't worry — be happy.
— Братишки! Спокойно! Все под контролем! Шкипер худого не замыслил! Идем прежним курсом на Севастополь!
— Как же нам быть спокойными, господин хороший, коли бриг пропал из виду?
— Бриг пропал — спору нет! Но родные берега — вон они, по правому борту. Сейчас Ялту минуем, и хуторок покажется. Там моя сестра с племяшкой живет.
— Так ты крымский⁈ — тут же перешел на «ты» унтер. — Нешто грек? Из балаклавских? Что же ты в черкеске бегаешь?
— Отвечаю по порядку. Не крымский, но родня живет. Не балаклавский, но меня вся Балаклава знает. Кум у меня там — штабс-капитан Сальти. А черкеску не зазорно носить. В нее уже половина офицеров Вельяминова нарядилась!
— Уф! Вот как от сердца отхлынула беда! — унтер вытер мокрое от дождя лицо. — Все в порядке, ребята! На базу идем!
Матросы заметно расслабились. «Be happy» не стали, но взгляды явно потеплели.
— Как же мы в порт зайдем, уважаемый? — спросил меня опытный моряк.
— А в чем проблема? Зайдем — и вся недолга!
— Странные вещи говоришь! Как же можно? Корабль под чужим флагом — да на военный рейд!
Правильный вопрос задал унтер-офицер. Могли нас и ядрами встретить с батарей. Мне же де Витт еще говорил: дан приказ топить чужие корабли, пытающиеся проникнуть в порт Севастополя. Прикидывали вместе с Чайлдсом и так, и этак. Ничего не придумали. Шкипер, хоть и англичанин, положился на русский авось.
И не прогадал! Наше появление в порту застало всех врасплох. Батареи молчали, как и береговые службы. Никто к нам не приближался, чтобы выяснить, какого лешего мы вперлись в охраняемую гавань. Видимо, на берегу шло согласование между высоким начальством, как реагировать на нарушителя. «Виксен» же болтался на рейде, как приблудный бульдог в галстуке из Юнион Джека.
Не прошло и трех часов, как к нам приблизился весельный баркас. Офицер в форме ластового экипажа[2] прокричал нам в рупор вопросы. Мол, какого хрена? Чайлдс ответил: «с такого». Унтер подтвердил, что хрен вышел с позволения морского начальства.
— Ждите! — вот и весь ответ.
Через два часа подошел новый катер. С него закричали:
— Таможенно-карантинная служба! Экипажу спустить трап и построиться у дальнего борта!
Вскоре на палубу поднялась группа солдат во главе с офицером. Лица у всех, как и в одесском карантине, были замотаны тряпками. Но я узнал старшего группы. Это был мой старый знакомый, штабс-капитан Проскурин!
[1] К нашему великому сожалению, все так и было. Начиная с первого дня погони за «Виксеном» и до прибытия в порт Севастополя капитан-лейтенант Вульф демонстрировал вопиющий непрофессионализм в управлении вверенным ему кораблем.
[2] Ластовые экипажи — моряки, списанные на берег, но продолжавшие нести службу. В отличие от практического флота носили форму сухопутных войск.