Прыжок "Лисицы" (СИ)

Глава 15 Не русская храбрость

Группа уцелевших в дневном бою видных вождей и старейшин собралась во дворе имения Гассан-бея и яростно спорила. С ней же находился Белл, непрестанно вставлявший реплики. Суть их сводилась к тому, чтобы продолжить атаки и не дать русским закрепиться, соорудить временный лагерь, укрыться за земляными насыпями.

— Зелим-бей! — позвал он меня. — Идите к нам! Вы были в бою? Что можете добавить к моим словам?

Он явно считал, что мы на одной стороне. Несмотря на все, что было между нами. Чудак-человек, право слово!

— Огонь артиллерии с кораблей слишком силен. В пределах дистанции пушечного выстрела нам ничего не светит.

— Верно подмечено! — кивнул один из вождей, весь в окровавленных бинтах, но все еще энергичный. — Мы слишком понадеялись на завалы и окопы. И что в итоге? Убит князь Облаг и большинство его людей! Они погибли, не сделав и выстрела по врагу. Десант преспокойно погрузился на лодки и переправился на берег, ведя огонь из фальконетов.

— Зато у аула их остановили! — возразил Белл. — Отбросили к лесу! Люди Гассан-бея действовали прекрасно.

Наш хозяин благодарно кивнул шотландцу. Он за время моего отсутствия, похоже, спелся с «занозой в заднице».

— Чем сейчас заняты русские? — спросил Хоттабыч только что прибывшего разведчика.

— Отошли к краю леса и расположились лагерем напротив острова в устье Мздимты. Рубят лес и расставляют пушки. С кораблей продолжают подвозить припасы, орудия и новых людей. Отряды моряков.

— Они сформировали сводный отряд из экипажей! — подсказал Белл. — Наверное, вынуждены дать передышку егерям. Нужно атаковать сейчас. Моряки — не то, что сухопутные войска. Возьмите их в шашки — они и побегут!

— Вы не атаковали под градом гранат, Белл! Эти маленькие круглые штучки рассеяли наш сильный отряд в лесу. Убит старейшина Фабуа, — грустно подвел я итог нашей вылазки.

Белл с уважением на меня взглянул.

— На два слова, Зелим-бей!

Мы отошли к ограде. Присели в ее тени.

— Мне рассказали про ваше участие, Коста. Признаться, не ожидал. Ваше предупреждение о нападении очень помогло. Очень! Но зачем вы сами лезете в драку? Поберегите себя! Наше дело — направлять, а не проливать кровь!

Я пожал плечами. Не объяснять же этому маразу свои истинные мотивы?

— Впрочем, дело ваше! Я жду старину Лонгворта. Он, хоть и журналист, но тоже горячий парень, как и вы. Уверен, помчится в сечу. Меня беспокоит другое. Это атака русских путает мне всю картину.

— ?

— Что тут непонятного? — проскрипел Белл в своей обычной манере. — Зная о грядущей войне с нами, русские должны были стягивать корабли к Севастополю или крейсировать неподалеку от Босфора. Вместо этого, они распыляют силы, как ни в чем не бывало. И продолжают атаки черкесского берега. Этот десант… В чем его смысл? Заложить новое укрепление?

— А если на секунду допустить, что у царя есть надежная информация, что войны не будет? Что тогда? Что предпримите?

Я серьезно озадачил Белла. Он замолчал и стал напряженно размышлять.

— Что будет, если ваши действия, действия Уркварта и Понсонби дезавуирует Лондон? — подлил я масла в огонь.

— Вот умеете вы испортить настроение! — воскликнул шотландец.

«Это он мне сказал? Он⁈ Мне⁈» — не поверил я своим ушами.

— Признаться, я тогда окажусь в двусмысленном положении! — заключил Белл. — Об этом стоит поразмыслить.

— Вот и думайте! Особенно, когда обещаете горцам помощь английского флота, которой может и не быть! Я вас покину. Мне нужно поговорить с Гассан-беем.

Я встал и отправился к группе горских командиров.

Но моим надеждам на разговор с Хоттабычем не суждено было сбыться. Он отмахнулся от меня и призвал следовать за собой. Мы снова выдвигались в сторону мыса Адлер.

Большой группой в четыреста всадников добрались до прибрежного аула. Поскольку было решено атаковать в пешем строю, лошадей оставили за саклями, превращенными в маленькие крепости. Скрытно начали перемещаться в направлении лесной опушки, припадая к земле. Я двигался в задних рядах, оттесненный самыми решительными. Впереди всех бодро выступал сам Гассан-бей. Наряженный в кольчугу и размахивавший шашкой, он периодически указывал ею в сторону дубравы.

Оттуда доносились стук топоров, редкие команды и даже запахи еды от полевой кухни. Русские, похоже, активно устраивали лагерь в глубине чащи. А на кромке леса выставили «секреты», которые мгновенно нас срисовали. Не успели мы добраться до опушки, как из-за деревьев стали выбегать моряки и строиться в стрелковую цепь.

Гассан-бей хрипло закричал. Ему вторили сотни воплей, слившихся в один звериный вой. Разноцветная толпа качнулась под первым залпом русских. И снова устремилась вперед, теряя людей. О скрытности никто уж и не думал. Главное — быстрее сблизиться с противником, разрядить в него пистолет, разрубить шашкой, пырнуть кинжалом.

Звено стрелковой цепи русских состояло из двух человек. Их нетрудно было смять, опрокинуть или просто заставить отступить или сбежать. Но плотный, ощетинившийся штыками строй сводил на нет всю фехтовальную и физическую подготовку горца. К несчастью отряда защитников Адлера, моряки действовали слажено. Разрядив ружья повторно, они по команде своих офицеров стали сбиваться в группы в шахматном порядке.

Командовал всеми мой знакомый Путятин. Группу, выставившую штыки в моем направлении, вел Антоша Рашфор — тот самый каперанг, что врезал мне по зубам в Севастополе. Вот только он уже не был капитаном первого ранга.

«Все-таки потерял один ранг, как и боялся», — отметил я машинально, увидев звездочки на его эполетах.

Когда дым от второго залпа развеялся и горцы двинулись вперед, мне открылась страшная картина. Гассан-бей больше не возглавлял отряд. Не вел его в атаку. Он лежал, раскинув руки, уткнувшись лицом в землю.

Я закричал от бессилия и ярости. Все мои надежды на его помощь в деле освобождения Тамары перечеркнула русская пуля. Волна неконтролируемой злобы поднялась во мне, доводя до боевого безумия. Все вокруг потеряло свои очертания, слилось в неясный фон. И, наоборот, группа моряков с Антошей во главе, приближавшаяся к Гассан-бею, стала видна до малейшей черточки или морщинки у каждого, до зажмуренных глаз Рошфора. Сразу вспомнилось любимое от Лермонтова, как он описывал Грушницкого с его «что-то не русской храбростью» из-за манеры двигаться в атаку с закрытыми глазами.

«Что скажете про черкесскую храбрость, Михаил Юрьевич⁈»

Я оскалил зубы и зарычал, как дикий зверь. Почти как тогда, когда танцевал Шалахо в грузинском дворике в Стамбуле. Настало время потанцевать со смертью. Бросился вперед, перепрыгивая через лежавшие вповалку тела. Склонился над Гассан-беем, не замечая тянущиеся ко мне штыки. Подхватил на руки. Развернулся, с трудом удержавшись на ногах.

Сзади раздался вопль:

— Стой, Варвакис! Коли его, ребята!

Узнал все ж таки, сволочь! Успел глазки распахнуть!

Я бросился прочь. В спину раздался пистолетный выстрел. Пуля прожужжала рядом с ухом. Плевать! Главное — донести Гассан-бея. Старик в кольчуге весил немало. Оттягивал руки. Но был еще жив. Негромко постанывал, когда особенно сильно его встряхивал. За сотню метров до аула страшно захрипел. Я опустил его на землю. Хоттабыч испустил дух.

Да что ж за скотство такое! Второй человек за день умирает у меня на руках. Несчастного Марлинского, пожавшего плоды юношеской бескомпромиссности и максимализма, мне было просто по-человечески жаль. С Гассан-беем все было иначе. Его смерть перечеркнула мои планы, лишила надежды! Я в отчаянии закричал и принялся бить руками об землю.

Подскочившие ко мне черкесы с удивлением смотрели на мой «плач Ярославны». Решили, что я так сильно убиваюсь по убыхскому князю. Расталкивая их, на тело отца рухнул Курчок-Али. Его вопль слился с моим криком.

Княжич поднялся. Вытер слезы. Крепко сжал мое предплечье.

— Наша семья в долгу перед тобой, Зелим-бей! Чем я могу отплатить?

То, что я вынес тело его отца из боя, для горцев значило очень многое. Он действительно стал моим должником. Но чем он мог мне помочь? У него не было того авторитета, который имел среди горцев его отец.

— Мне нужен посредник, способный забрать мою девушку у братьев Фабуа — у Эдик-бея и Эбара. Они держат ее в плену!

— В ближайшие дни сюда прибудет князь Берзег. Поговори с ним. Он — единственный, кто сможет тебе помочь, — посоветовал мне Курчок-Али.

Я вздохнул. Надежда еще оставалась.

… Хаджи Исмаил Догомуко Берзег прибыл к мысу Адлер в сопровождении большого отряда. К моей радости, в него входили и два единственных мне близких человека в землях адыгов — мой кунак Юсуф Таузо-ок и натухаец Джанхот. Последний так и так должен был сопровождать военного вождя Конфедерации, поскольку входил в его свиту. Он и позвал Юсуфа с собой, прослышав о появлении под Адлером урума Зелим-бея. Мой кунак не колебался ни секунды.

Но поговорить нам толком не дали. Князь Берзег совершил намаз и потребовал меня к себе. Он был ревностным мусульманином и стремительным военачальником. Стоило Курчок-Али обо мне заикнуться, я получил аудиенцию.

Но она пошла совсем не по тому сценарию, который я наметил. Про мои дела не говорили вовсе. Князю был нужен переводчик на переговорах с русскими.

— Я помню тебя, урум — сказал мне князь, посверкивая умными и живыми серыми глазами, не утратившими свой блеск, несмотря на почтенный возраст хаджи. — Ты был на совете вместе с хаккимом Спенсером в священной роще в прошлом году. Веры в него у черкесов отныне нет. Можно ли доверять тебе?

— Мои дела говорят за меня, — скромно потупил я взгляд.

— Наслышан про твои подвиги. Но ты снова с англичанином. Можно ли иметь с ним дело?

— Тяжелый человек, — признался я, ничего не скрывая о Белле. — Много обещаний даст. Не все из них сбудутся. Он — сам по себе. Я — сам по себе!

— Мудрый ответ. Осторожный. Но меня не устраивает!

Я расспрашивал о Берзеге, пока его поджидал. О нем говорили, как о хитром политике, вспыльчивом, энергичном и храбром человеке. Как об истинном лидере, стремившимся сплотить все племена и общины от границ с Абхазией до Анапы. Как о воине, носившим на теле многие отметины от ран и потерявшем на войне с русскими большую часть своей семьи.

— У Белла есть свой интерес, — признался я. — Правительство его страны желает, чтобы на Кавказе не утихала война.

— Вот как? — Берзег вовсе не выглядел удивленным. — Наши желания совпадают. Я — самый страстный защитник идеи войны с русскими. Вот почему мы поедем к ним говорить о мире!

Его ответ поставил меня в тупик. Объяснять что-то еще князь не стал. Отправил меня парламентером с белым флагом, чтобы договориться с русскими о переговорах.

Выполнить поручение было непросто. Все дни до приезда князя не утихали перестрелки и разрозненные нападения на солдат вне лагеря. Особо кровавые последствия вышли из обстрела группы русских, наводящих подвесной мост на злополучный безымянный остров в устье Мздимты. В ответ «Аякс» открыл ураганный огонь по возвышенности на левом берегу. Перепахал ее знатно и горцев побил немалым числом.

Поэтому мои опасения были не напрасны. Я приблизился на коне к русским окопам и завалам, устроенным на опушке леса, отчаянно размахивая флагом. Наконец, какой-то офицер взял на себя смелость меня спросить, чего добиваюсь.

— Убыхский князь Берзек, владетель этих мест, желает говорить с вашим начальником.

— С бароном Розеном⁈ — раздался удивленный голос неподалеку.

— Если он вами командует, тогда мой ответ: да!

— Жди! — приказали мне мои невидимые собеседники.

Через полчаса было получено разрешение на проезд в лагерь двух человек. Я, не медля ни секунды, вернулся за князем. Отдал на хранение свой револьвер Джанхоту. Снова под белым флагом мы с Берзегом беспрепятственно миновали кордоны русских. Въехали в лагерь.

Там кипела постоянная работа. Разбивались линии в форме пятиугольника, намечая стены будущего адлерского укрепления. Солдаты месили глину, добавляя в нее нарубленный тростник, чтобы вышел саманный кирпич. Артиллеристы устанавливали снятые с кораблей орудия. Штатные полковые «единорожки» уже стояли на своих местах. Я увидел пресловутые мортирки, наделавшие столько бед в первый день. Они представляли собой толстые короткие чугунные бочонки, установленные под углом на деревянном прямоугольном основании, похожим на ящик. Для стрельбы их привязывали к деревьям, чтобы не «ускакали». Про таких зубастых малюток правильно говорят: мал клоп, да вонюч.

Барон Розен принял нас в шатре в присутствии многих офицеров. Среди прочих, стоял и Эсмонт, меня узнавший, но виду не подавший.

Берзег почему-то представился Бейарсланом. Он принял горделивую позу, выставив вперед правую ногу и сохраняя прямую осанку, несмотря на свой 70-летний возраст. Он не мог поразить офицеров в шитых золотом мундирах и эполетах своей простой черкеской песочного цвета, лишенной любых украшений. Лишь белая чалма выдавала в нем совершившего хадж, а потому достойного уважения среди мусульман не только в силу почтенного возраста. Присаживаться он отказался. Так и беседовали стоя, что явно доставляло неудобство престарелому барону Розену, наместнику Кавказа, опиравшемуся на палку.

— Зачем вы пришли в наши земли, достойные слуги русского падишаха? Зачем убиваете наших людей?

— Турецкий султан подарил нам эти земли! Об этом в Адрианополе заключен договор, — бесстрастным тоном ответил Розен. Чувствовалось, что он произносит эту фразу в стопятьсотый раз.

— Выйди во двор и забери птичку на ветке дуба. Я дарю ее тебе! — усмехнулся убыхский вождь.

— Вам следует покориться! Те, кто присягнул нашему Государю на верность и обещал стать мирным, приобрел выгоды — неприкосновенность религии и обычаев. Те же, кто будут противиться силе нашего оружия, пожалеют и испытают самые пагубные для них последствия!

Берзег спорить не стал. Объяснил, что много погибло князей и старшин. Теперь некому увещаниями остановить сопротивление. Зато поводов для мести прибавилось многократно.

— А как же вы, уважаемый князь? — с насмешкой спросил кто-то из высших офицеров. От меня они заранее узнали, кто прибудет на встречу — когда вел переговоры о пропуске в лагерь.

Берзег понял, что его инкогнито раскрыто, но оправдываться не стал.

— Я прикажу своим людям разойтись по домам за реку Соча. Что ж до остальных, надежды на успех нет. Соседние племена джигетов желают сражаться до конца. Они говорят: если нам не хватит людей, мы пойдем их искать во чреве наших матерей и вручим им оружие в руки, чтобы продолжать с вами войну.

— Быть может, непримиримость джигетов смягчит золото? Мы можем заплатить за землю, которую заняли.

— Я передам им ваше предложение, большой генерал!

Он сказал так с легкой насмешкой. При желании можно было перевести и по-другому: как «толстый генерал». Розен со всей очевидностью страдал излишней полнотой.

— Сейчас вас проводят в другую палатку, где вы найдете наши подарки. Выбирайте, не торопясь!

Меня попросили задержаться. Берзег, покидая палатку, хмуро на меня зыркнул, но смолчал.

Розен не стал тянуть время, понимая щекотливость моей ситуации:

— Контр-адмирал Эсмонт мне объяснил, кто вы такой. Что скажете про Берзега?

— Хитрый и изворотливый сукин сын. Не верьте его лживым речам. Единственное, что он хочет, — это потянуть время.

— Не склоняют ли его к сопротивлению английские агенты? До нас дошли слухи, что они могут быть в лагере.

— Пока там лишь один — Белл. Ожидается и второй. Лонгворт.

— Ах, как неловко вышло, — воскликнул Розен. — Я уже написал Его Сиятельству графу Чернышеву, что Бель в Трабезонде! Ну, что ж! Как вышло — так вышло. Менять ничего не буду.

— Примите пистолет и золотое кольцо обер-офицера Марлинского. Он погиб от русской картечи. Я столкнул его тело в воду, чтоб над ним не надругались. Надеюсь, вы нашли его?

— Час от часу не легче! — всплеснул руками барон. — Никого мы не нашли, а посему объявим прапорщика Бестужева без вести пропавшим. Конечно, Государь будет доволен[1]. Но в Петербурге у Бестужева многочисленная родня. Еще пойдут разговоры, что мы его нарочно убили, коль погиб от картечи! Ах, как нескладно вышло! — снова повторил наместник Кавказа.

Нескладно? Нелепо? Скорее омерзительно! Вечно начальство пытается выдумать себе оправдания или попу свою прикрыть недомолвками. Еще и слухи пустит, что Марлинский перебежал к горцам! Вышестоящему ничего не стоит оболгать честное имя офицера ради карьеры.

— Вы, голубчик, ступайте, чтоб старик-черкес ничего не заподозрил. Или оставайтесь в лагере.

Я категорически отказался.

— Тогда запомните, — напутствовал меня Розен. — В Тифлисе вас ждет новый начальник секретной части. Полковник Хан-Гирей. Постарайтесь поскорее до него добраться.

Я вышел из шатра в скверном настроении. Оно еще более усилилось из-за подозрительных взглядов Берзега, так и не польстившегося на русские подношения. Стоило нам покинуть лагерь русских, он накинулся на меня с вопросами:

— Что они от тебя хотели?

— Золото сулили за службу! Но я отказался.

— Не верю я тебе, урум! Сегодня же покинешь лагерь! — сказал, как отрезал, вождь Конфедерации и, отвернувшись, умчался на своем белом коне.

Как я мог забыть поговорку, которую придумал поляк, раб моего кунака? Подозрителен как черкес — кажется так?

Нокаут, Коста! Ты сам, своими руками, уничтожил последнюю возможность бескровно решить свое дело! Теперь оставался лишь силовой вариант. Похищение невесты! Любимая практика горцев. Правда, в их случае это чаще просто игра, заранее срежиссированное действие. Мне же предстоит все сделать по-настоящему. Только хардкор!

Отправился разыскивать Молчуна и кунака — единственных людей, кто мог бы мне помочь. Быть может, они смогут еще кого-то подтянуть, чтобы усилить наш отряд?

Эти братишки-убыхи — серьезные ребята. Легко с ними не справиться. Пора подумать о дальностреле и шашке. Хватит притворяться неженкой. Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец! В смысле, начинай выполнять, что сам себе обещал в ущелье в первом бою! Стань, наконец, Зелим-беем не на словах, а на деле!

Так, то коря себя, то теша обещаниями — все смогу, все преодолею, — бегал до темна по лагерю в прибрежном адлерском ауле в поисках нужных мне людей. Они как сквозь землю провалились.

Вместо кунака и Джанхота столкнулся в узком переулке с Беллом. Руки так и чесались свернуть ему шею, но я сдержался. Не время сводить счеты!

— На ловца и зверь бежит! — радостно воскликнул Белл. — Я искал вас! По долгому размышлению понял, что в ваших словах есть доля истины. Но отступать не в моих правилах. Нужно ехать на север и воодушевлять людей. Все говорят, что арест «Виксена» породил у горцев уныние! Только представьте, как они будут счастливы видеть нас обоих живыми, невредимыми и на черкесской земле!

— Вынужден отказать! Мой путь лежит на юг, — хмуро буркнул я.

— В таком случае буду просить вас об услуге! Внезапное появление русского флота у мыса Адлер несколько спутало мои планы. Мне никак не получить писем из Константинополя. Уверен, все торговцы, которым поручена моя корреспонденция, пристают к берегу в районе Сухума или Бамбор. Если окажетесь там, наведите справки: быть может кто-то выйдет с вами на связь. Вы — личность уже известная!

От грубого отказа Белла спас Курчок-Али. Сам меня окликнул, внезапно выскочив из-за ближайшего палисада.

На мой вопрос, не видел ли он моих друзей, пожал плечами.

— Я провожу, — предложил.

Выдвинулись в горы. Окончательно стемнело. Вскоре пришлось смастерить факелы и ехать по лесной тропинке в их неровном пляшущем свете, настороженно вглядываясь вперед, чтобы не остаться без глаз.

Меня уже откровенно напрягала эта поездка. Что если Берзег отдал княжичу распоряжение разделаться со мной?

Еще больше укрепился в своих подозрениях, когда прибыли на место. В полной темноте выделялось чернеющее пятно на земле. Провал почти круглой формы.

Ночную тишину разорвал отдаленный лающий вой шакала. От неожиданности и напряжения у меня мурашки по спине пробежали.

— Зачем мы здесь, Курчок-Али? — спросил севшим голосом.

— Так надо, Зелим-бей! Просто доверься мне!

Он снял с коня моток толстой веревки. Крепко привязал один конец к мощному буку. Другой сбросил в провал.

— По преданию там, в полной темноте, живет страшный демон, — принялся рассказывать княжич страшилку, наподобие тех, что рассказывали дети в пионерлагерях. Только здесь все было по-настоящему. — Он питается человеческими душами, высасывая их до последней капли. Тебе — туда!

— Что за бред ты несешь, княжич⁈

— Это не бред, Зелим-бей! Я же сказал: так надо! Доверься!

Я бросил факел на каменистую землю. Еще раз оглядел Курчок-али. Он был спокойно-торжественен. Что-то тут было не так! Ну, не мог княжич нанести мне в спину предательский удар после того, что я сделал для его семьи.

Я глубоко вздохнул. Мысленно перекрестился. Ухватился за канат и стал спускаться вниз. Словно погружался в липкую бездну. Как ныряльщик, входящий в слой воды, до которого не достигали лучи света.

[1] Тело Бестужева-Марлинского так и не было найдено, что породило множество версий его гибели или дальнейшей жизни. Порою самых фантастических, достойных приключенческого романа, вплоть до такой: мол, его увез цыганский табор! Николай I его люто ненавидел. Несмотря на все ходатайства о смягчении участи бывшего декабриста, приказывал держать его подальше — там, где он меньше всего мог навредить.