Глава 19 Тень на плетень

Бамборская крепость оказалась первым из увиденных мною русских укреплений на Береговой линии[1], которое радовало глаз. Сразу чувствовалась крепкая рука хозяина, а не временщика. Все жизненно необходимые объекты были защищены редутами или рвами — огороды, форштадт, даже базар, где традиционно верховодили армяне и греки. Внутри самого укрепления — правильного прямоугольника из укрепленных земляных валов — все было чисто и опрятно. И длинные казармы, и провиантские склады, и магазины, и здания штаба абхазского отряда — все блестело как новое, с иголочки.

Длинный низенький дом генерал-майора Пацовского выделялся разве что небольшим садиком перед входом. Меня проводили туда сразу по прибытию.

Командир егерей, 60-летний болезненного вида офицер из вильненских поляков, внимательно изучил мои документы.

— Константин Спиридонович! Поясните, как вас титуловать? Вы на службе? В каком звании?

— Ваше Превосходительство! Не поверите, сам не знаю! Присягнул на верность Государю Императору в ноябре прошлого года. Произведен ли в унтер- или обер-офицерский чин не ведаю! Всё в командировках — то в Турции, то по Новороссии, то в Черкесии… Его Сиятельство барон Розен велели прибыть в Тифлис в распоряжении полковника Хан-Гирея.

— Где ж вы встречались с наместником?

— На Адлер-мысе, Ваше Превосходительство!

— А как же до Бамбор добрались? Неужто через убыхов и джигетов⁈

Я коротко изложил основные вехи своих приключений за последний год. По мере моего рассказа глаза генерала медленно, но верно превращались в блюдца. Когда он услышал про спасение Тамары, надсадно раскашлялся.

— Лихорадка замучила! — пояснил Пацовский и громко позвал. — Маша! Маша!

В комнату вошла милая женщина. За ее юбку цеплялись пятеро маленьких детей — ни дать ни взять розовая утица с выводком.

— Супруга моя, Марья Ильинична, — по-простому пояснил генерал. — И детки — трое моих, две воспитанницы. Дочки погибших офицеров. У нас, знаете ли, беда с общественным призрением.

— Коста Варвакис, Ваше Превосходительство! — представился я генеральше.

— Не Коста, а Константин Спиридонович! — поправил меня генерал и обратился к жене. — Ты вот что голубушка… Во дворе дворянка грузинская сидит. Этот удалец ее у черкесов отбил и домой сопровождает. Так ты ее обогрей и препоручи заботам вашего женского общества.

— Ваше Превосходительство, разрешите слово вставить?

Генерал кивнул.

— При особе той, Тамаре Саларидзе, состоит мой человек. Вы уж его не пугайтесь! Он немой и страшный на вид. Но от Тамары ни на шаг не отойдет.

— Цепной пес?

— Скорее верный человек. Соратный товарищ!

— О, как! Тогда удивляй дальше! — кивнул поощрительно генерал, отпустив жену исполнять порученное.

Видимо, я прошел некую проверку и заслужил обращение на «ты».

Не колеблясь ни секунды, рассказал про Торнау. Реакция генерала меня удивила. Он забегал по комнате в волнении.

— Боже, боже! Феденька! Нашлась пропажа! Ты не представляешь, дорогой ты мой человек, какой подарок мне сделал. Ведь Торнау мой ученик. Всему его научил. И на поиск предпоследний его благословил! Как же я Засса проклинал, что он его в пасть волчью снова отправил без правильной подготовки. Ведь Феденька — тот еще сорванец. Не сиделось ему на месте никогда. Вот и попал как кур в ощип.

Оказалось, Торнау долго служил в Бамборах и был известен здесь каждому. Все его очень любили и страшно переживали о его судьбе.

— Следует тебе без промедления отправляться в Тифлис. Нужно срочно готовить операцию по освобождению нашего героя. Сам я бессилен. Без приказа никак не могу. Да и толку от войскового предприятия, если пленника могли уже перевезти в другое место. Держат его кабардинцы высоко в горах, как я понял. Требуют за него гору золота. А Торнау письмо прислал: мол, не вздумайте меня выкупать! Об этом даже европейские газеты написали!

Он протянул мне английскую газету, в которой я прочитал ответ отважного штабс-капитана генералу Вельяминову: «Выкуп считаю невозможным. Чем более будут предлагать, тем более станут требовать. Человек в цепях не может назначить, чего он стоит; поэтому отказываюсь от предоставленного мне права. Не хочу показаться малодушным в глазах вашего превосходительства. При совершенно потерянном здоровье я ничего не стою, потому что ни к чему более не годен. Не прошу выкупа, а прошу только наказания обманщикам, в пример другим».

Я горько вздохнул. Бедного Федора Федоровича держат в цепях, а я тут прохлаждаюсь.

— Я и сам в Тифлис тороплюсь, — признался генералу. — Одного не знаю: что меня там ждет? Что за человек этот полковник Хан-Гирей? Можно ли ждать от него понимания в деле Торнау?

— Султан Хан-Гирей? Удивительная личность. Он из черкесского знатного рода. Служил в Петербурге в личном конвое Императора. Командовал Кавказским горским полуэскадроном. Сделал блестящую карьеру. Получил не только чин полковника, но и флигель-адъютантский аксельбант. Вхож в лучшие дома столицы. Ныне в Тифлисе готовит приезд Государя на Кавказ. И параллельно руководит секретной частью Канцелярии наместника. Найдете ли вы общий язык, тут я не советчик. Непростой он человек. Амбициозный.

— Как же мне его сподвигнуть на помощь Торнау?

— Мы вот что сделаем. Я ему письмо напишу. А ты передашь. В письме том будет сказано: все офицеры Правого крыла Отдельного Кавказского корпуса[2] ходатайствуют о принятии всевозможных мер к освобождению нашего боевого товарища. Немедля отправлю морем приданный моему отряду люггер на мыс Адлер, чтобы все мое письмо подписали — от Вольховского, нашего начальника Штаба, до командиров полков. Железная бумаженция выйдет. Подождешь пару дней?

— Как ни подождать? Дело тут такое! Великое дело — товарища выручить! Как посоветуете до Тифлиса добираться?

— А тут и советовать нечего. Вариант один — морем до Поти.

От упоминания Поти меня холодным потом прошибло. От генерала не укрылось мое замешательство. Только истолковал он его по-своему.

— Неужто такой герой моря боится? Ты сам подумай! Дорога до Сухума — река из грязи. Там, где вдоль моря едешь, можно и пулю из леса схлопотать. Никакой конвой не спасет. Та же картина и до Редут-Кале. Разбойники шалят. От Редут-Кале в Грузию почтовый тракт — одно название. Особливо первые три перегона. Идет он по болоту — по полуобтесанным бревнам, плавающим в грязи. Лошади проваливаются выше колена и теряют своих седоков. От Поти дорога куда лучше, хотя и возможно ехать только верхом. Арба или груженая телега не проедут. А на тебе женщина! Ее пожалей!

Я вздохнул.

— Не вздыхай, не вздыхай! Раз уж мы с тобой такое благородное дело затеяли, прикажу капитану люгера Алексееву тебя со всеми удобствами до Поти довезти. Прям с лошадьми!

— Это как же такое возможно? — удивился я. — К берегу же невозможно кораблям подойти!

— Увидишь! — хитро улыбнулся генерал. — Теперь сяду за письма, а ты иди отдыхай. Пару сюрпризов тебе приготовил!

Нам выделили две светлые чистые комнаты. С настоящими кроватями! Я уже и позабыть успел, каково это — спать не на земле, завернувшись в бурку.

А возможность умыться теплой водой? Блаженство! А попариться в гарнизонной бане? Полный восторг. И вишенка на торте — новые подштанники с армейского склада по приказу командира! Все ж есть в армейских порядках своя скрытая прелесть! Вот о каких сюрпризах говорил генерал! И ведь в точку попал Его Превосходительство. Я сейчас куда больше радовался свежему исподнему, чем заждавшемуся меня ордену Станислава 4-й степени!

Далее последовало генеральское приглашение на обед. Тамара категорически отказалась меня сопровождать. Пришлось оправдываться за нее перед госпожой генеральшей.

— Ваша протеже, шер Константин, — просвещала меня Мария Ильинична, — очаровательная девушка, но совершенная дикарка. Если вы готовы, как благородный рыцарь, и далее участвовать в ее судьбе, стоило бы подумать об обучении русскому и французскому языкам, преподать уроки манер и немного изменить стиль. Грузинки — весьма шарман в своих национальных костюмах, но европеизация благородного сословия — лишь вопрос времени. Первые шаги в этом направлении уже видны в тифлисском обществе. Я знаю об этом не понаслышке. Муж до назначения в полк был комендантом Тифлиса. Еще при Ермолове.

Я не мог не согласиться с мудростью этих, казалось бы, простых слов. Какую судьбу я мог бы подарить своей царице? Уж точно не жизнь в деревенской глуши! Не знаю, какая карьера меня ожидает в Российском империи и способен ли я на прыжок из грязи в князи? Но тот не солдат, кто не таскает в своем ранце маршальский жезл! И жене нужно расти вместе с мужем. У дам своя Табель о рангах.

— Вы танцуете мазурку? — спустила меня с небес на землю генеральша. — У меня мелькнула мысль организовать бал в честь ваших героических похождений. Наши офицеры только и ждут, когда мы возобновим эту традицию.

«Танцую ли я мазурку? Рок-н-ролл точно не подойдет?» — ужаснулся я глубине открывшейся мне бездны. Видимо, мое выражение лица все сказало старому генералу.

— Не тушуйтесь, Константин Спиридонович! Я сам из простых. Папенька был офицером, но даже до майора не выслужился. Все приходит со временем. Было бы желание. Здесь, на Кавказе, все попроще, нежели чем в столицах. Бок о бок служат потомственные аристократы и офицеры из кантонистов. И ничего! Как-то уживаются в мирное время, а на войне спины друг другу прикрывают и делятся последним куском хлеба или бутылкой кахетинского. Кавказский корпус — это нечто особое. Подобного в самой России нет. Я понимаю, что вы все по тылам противника и понять, как здесь что устроено, вам пока сложно. Но не боги горшки обжигают! Пообвыкните!

— Отвечая на ваш вопрос о моем участии в судьбе госпожи Тамары, — решился я на откровенность, — признаюсь, как на духу. По прибытии в Грузию надеюсь просить ее руки и сердца у брата Вано Саларидзе.

— О, какая романтичная история! — вскрикнула Марья Ильинична. — Вы спасаете и жизнь, и честь прекрасной дамы!

— Честь Тамары не пострадала! — вскинулся я.

— Есть нюансы, мой дорогой! — успокаивающе похлопала меня по руке генеральша. — Впрочем, ваше решение от них избавляет.

Я до конца не понял намеков этой мудрой женщины. Но переспрашивать постеснялся. Тем более, что была проблема куда весомее.

— Ваше превосходительство! Тамара была просватана за ближнего абхазского владетеля. Собственно, она и была похищена из свадебного поезда. И только сегодня, по дороге в Бамборы, мы узнали, что жених ее Давид Маргани не то погиб, не то умер.

Пацовский нахмурился и надолго замолчал. Жевал поданное денщиком жаркое, запивал чудесной водой, которую ему привозили из Лехне[3].

— Давид умер от ран, полученных после нападения убыхов на родовое село. Его отец, Каца, очень близок к князю. В 24-м он был среди тех, кто осаждал усадьбу Михаила, который тогда еще безусым юнцом был. Три русские роты совершили подвиг. Отбили все атаки тысяч абхазов, убыхов и джигетов. Каца чудом уцелел и переметнулся на сторону владетеля. С тех пор нет у князя вернее человека. Нужно ехать в Лехне и говорить. Если просто так Тамару увезти, будут проблемы. А иметь Михаила во врагах — такое не всякому по плечу. С нами он ласков, но с врагами по-восточному жесток. С него станется убийцу подослать. Нужно все обсудить с ним, — повторил генерал.

Да уж, что генерал, что его супруга умели мозги взъерошить! За две скромные перемены блюд и фруктовый десерт столько мне накидали вопросов к размышлению, что впору было садиться за стол и составлять список очередности проблем, не терпящих отлагательства.

Все просто, когда ты один против всего мира. Нынче все по-другому. Нас двое! Но ведь главное преодолено! Мы снова вместе и выжили там, где другим не суждено!

«Забавно. Тамара для мира, в котором я кручусь-верчусь, такая же попаданка! Ей неведомы ни его правила, ни предрассудки, ни опасности. Все придется пробивать своими усилиями, как мне в Стамбуле год назад. Но ей легче. У нее есть я. И защитник в лице Бахадура. Есть кому присмотреть за ней в Тифлисе. Или я снова все усложняю? Ведь есть же простейшее решение! Нас ждут в Крыму. Там однозначно будет и безопаснее, и проще! А как же Торнау? Вот так, взять и предать соратного товарища?»

Я долго прикидывал и так, и этак, пока ворочался в постели, от которой натуральным образом отвык. И уже засыпая, понял, что упустил нечто важное. Что-то сказал генерал, на что я сразу не обратил внимание, но оно зацепилось где-то в подсознании и посылало тревожный сигнал…

Абхазский владетель ждал нас к обеду. Об этом сообщил прибывший к генералу гонец. Отправились к нему верхом в сопровождении телохранителей Пацовского. Все кавказские офицеры рангом от полкового командира и выше ездили по стране исключительно в сопровождении охраны.

Усадьба Михаила чем-то напоминала дом Гассан-бея, только была гораздо больше, с высоким плетневым забором и широкими воротами. Обширный внутренний двор, на котором нас принял князь, был заполнен его людьми. Двадцать два удальца составляли его свиту и были при нем неотлучно. Среди них был и Каца Маргани.

Владетель, молодой мужчина с щегольскими усиками и осиной талией, с удовольствием носил русский мундир, променяв газыри на эполеты. Жизнь он вел походную. Постоянно ждал нападения. Но не потерял себя, не озлобился. Стоически нес бремя власти над непокорным и гордым народом. И остался, несмотря на все испытания, верен восточному гостеприимству.

Пригласил нас за стол. Угощал турецкими блюдами, обильно сдобренными красным перцем. Кувшины с местным чихирем подавали один за другим. Прошлогоднее красное вино хорошо справлялось с пожаром во рту.

Я на вино не налегал. Держал голову трезвой. Был сосредоточен и старался помалкивать. Встретившись с внимательным взглядом Кацы, с которым меня познакомили, я вдруг понял, какую деталь упускал все время из виду.

Нападение убыхов на аул Маргани! Голову был готов дать на отсечение, что это было делом рук братьев Фабуа! В свете этого открытия многое стало ясно и, наоборот, запуталось.

Например, упрямство Эдик-бея. Он явно знал, чьей невестой была Тамара. И не ведал о судьбе Давида!

Тогда выходит, что мы с друзьями перебили отряд, посланный Кацей? Вот это поворот! Об этом точно не стоит распространяться. Хотя есть улики, меня изобличающие. Лошади! И выжившие абхазы! Не дай Бог, кто-то из них сумеет вырваться и принесет князю страшную весть. Вот так вот! Пожалел на свою голову!

Еще странное поведение Ахры! Получается, Маргани отправил людей не спасать, а мстить? Спросить его не могу. Остается только гадать.

И срочно изобретать правдоподобную версию битвы за невесту! Голливуд мне в помощь. Или Болливуд!

Я настолько увлекся сочинением истории, что не услышал обращенного ко мне вопроса. Генерал толкнул меня незаметно ногой и повторил:

— Сиятельный князь желал бы услышать твой рассказ!

Я поднял глаза на князя. Он был сама любезность. Лица остальных выражали любопытство в ожидании увлекательной истории. Ну, что ж, поехали!

— Я член соприсяжного братства!

— Унан! — вырвался одновременно общий возглас удивления.

Князь мгновенно напрягся, подозревая во мне не иначе как наемного убийцу. Пацовский ничего не понял. Возможно, он впервые услышал о черкесском вольном обществе. В отличии от всех остальных.

— С братьями Саларидзе я познакомился через их старшего, Георгия, с которым встретился в Стамбуле.

— Унан! — снова раздался общий изумленный возглас.

Редко, когда в присутствии русского генерала кто-то признавался в связях с Турцией и с грузинскими заговорщиками. Князь усмехнулся, осознав пикантность всего двух моих фраз, но заметно успокоился. Не стал бы ассасин бравировать такими фактами.

— Когда я узнал о похищении Тамары Саларидзе, отправился к убыхам со своими братьями из общества на поиски.

— С такими кунаками тебе все двери в Черкесии открыты, — хмыкнул Михаил Шервашидзе.

Теперь пришла очередь напрягаться Каце Маргани. Он уже все понял. И лихорадочно пытался понять, к чему я веду разговор.

— После долгих поисков мы добрались до одного аула и застали конец страшного боя. Одна усадьба пылала. Вокруг громоздились кучи трупов. Нападавшим не повезло. Они дорого заплатили за свою дерзость.

— Если дашь дорогу своему врагу, останешься и без дороги, и без штанов. Я отправил своих людей взять кровь старого врага. Что с ними стало⁈ — не выдержал Каца.

— Они все убиты!

— А братья Фабуа?

— Эбару раскроили голову. Выживет он или нет, мне не ведомо.

— Медовая песня на устах твоих, воин! — одобрительно сказал владетель. — От руки этого негодяя пал в итоге сын Кацы.

— А Эдик-бей? — не унимался княжий ближник.

— Его хорошо порезали. И подстрелили. Во всяком случае, ему не хватило сил помешать мне забрать девушку.

— Невеста моего сына была там⁈ — вскричал Маргани.

— Истинно так!

Маргани зарычал и схватился за голову. Князь успокаивающе похлопал его по плечу.

— То, что видел глаз, стоит головы! Кто может подтвердить твои слова, урум?

— Со мной прибыл мой товарищ. Он был вместе с нами. Только вам он ничего не скажет.

— Ха! Мы умеем развязывать языки!

— Увы! Нечего развязывать. У него отрезан язык!

— Унан! — снова раздалось за столом.

— Удобно, шайтан тебя побери! — не сдержался в очередной раз Каца.

Он был почти уверен, что кровь его людей могла оказаться на руках моего отряда спасения невесты. Увы, доказать он ничего не мог, а мне было что добавить. Усложнить его картину не мира, но войны.

— Тамара и мой друг приехали на абхазских лошадях. Это твои кони, Каца! И вот, что еще я скажу. Я не понимаю твоей ярости. Маргани потеряли невесту. Ее увели у вас прямо из-под носа! Опозорили! Не ее! Вас! Что ж вы за воины, если не можете защитить свадебный поезд⁈

Мой упрек — скорее прямое оскорбление — всех поднял на ноги. Но мнения разделились. Многие не стали хвататься за кинжалы и признавали мою правоту. Генерал сидел ни жив, ни мертв. Вмешиваться не решился, доверившись моему чутью.

— Прикрываешься соприсяжным братством, да⁈ — попытался обострить разговор Маргани.

— Думается мне, что ты, Каца, не понимаешь смысла вольных обществ и правил «уорк хабзэ». Поэтому объясню по-другому, — спокойно возразил я. — Ты потерял сына и дружину. Тяжелая утрата! Но в чем моя вина? Я привез сюда девушку, не зная, что с Давидом случилась беда. Заметь! Не продал ее туркам, а именно доставил в целости и сохранности. Какое еще тебе нужно доказательство чистоты моих помыслов?

— Мне не нужна порченная девка!

Ну, вот и ответ! Все стало ясно и мой список кандидатов в покойники заполнился еще на одну позицию. Конечно, я отчаянно блефовал, но подобные речи в адрес моей женщины? Впрочем…

— Это твой выбор, Каца! Мы все услышали твое слово. Имея долг перед Саларидзе, я отвезу девушку домой. А когда вернусь…

— Таммам! — вдруг перешел с грузинского на турецкий владетель. — Твои потери, старый друг, помутили твой разум. Беру на себя твою головную боль! Нам следует благодарить воина чести, а не кидаться обвинениями! Под каким именем тебя знают в Черкесии, благородный урум?

— Зелим-бей заговоренный!

— О! — загомонили абхазы. — Мы слыхали про тебя! Правду люди говорят, что тебя ядро не берет?

— Довольно! — повторил князь. — Зелим-бей! Я видел, что ты приехал ко мне на прекрасном кабардинце. Хочу подарить тебе к нему пару. Великолепный скакун! Легкий на ногу, но с крепкими бабками! Выезжен и обучен, как положено. Примешь ли ты мой дар⁈

Еще один момент истины. Князь считал, что, если я их дурю, не приму подарка. Наивный албанец! Я недавно подштанникам радовался больше, чем ордену! Недаром Лесков написал, что грек обманет самого черта!

— Благодарю за щедрость, княже! — ответил я по-русски, снова вгоняя в ступор владетеля Абхазии и полковника русской службы Михаила Шервашидзе. До него, наконец-то, дошло, что грек Зелим-бей — еще та шкатулочка с сюрпризом.


[1] Официально система крепостей и укреплений черноморского побережья Кавказа стала называться Черноморской береговой линией с 1839 г.

[2] Правильное название «офицеры Кавказской линии и Черномории», но мы решили использовать термин «Правое крыло», чтобы читатель легче мог ориентироваться, тем более, что это выражение широко использовалось даже в официальных документах.

[3] Турецкое название Лыхны — Соук су, холодная вода. Появилось благодаря вкуснейшей колодезной воде.

Загрузка...