На окутанном мраком берегу то тут, то там загорались костры. Горцы устраивались на ночёвку. Но не на берегу, а в горах. Никаких сигналов от них не поступило. Но Белл их, похоже, и не ждал. Дал команду выставить часовых на небольшом удалении от шхуны — со стороны черкесского берега и со стороны моря. На воду спустили обе корабельные шлюпки с вооруженными матросами. Ночка им предстояла аховая — прислушиваться в кромешной тьме к скрипу уключин, чтобы вовремя предупредить о непрошенном визите. На борту царило напряжение. Я же, наплевав на все страхи, отправился спать. Утром потребуются силы.
Встал с рассветом. Вышел на палубу. Невыспавшийся Белл тер красные глаза, отчаянно зевал и просительно поглядывал на меня. Наконец, пересилил себя и подошёл.
— Зелим-бей, подскажите, что нам делать?
Ого, я снова Зелим-бей, а не глупец и тупица.
— Разве у нас есть выбор? Есть лишь два варианта. Или ждать, пока горцы приплывут узнать, в чем дело. Или самим отправляться на берег. Ждать я бы не советовал. Вы сделали все, чтобы русские за нами погнались.
— На море усилилось волнение! Не думаю, что они свалятся на нас внезапно.
— А крепость у входа в бухту? — я указал на русское укрепление у правого берега бухты.
— Спенсер предположил, что они, как обычно, будут сидеть за своими валами, как мышки. Посоветовал лишь не приближаться к ним на пушечный выстрел.
— Мышки — на противоположном берегу, — усмехнулся я, воздержавшись от объяснений по поводу «мышиной крепости». Лишь показал рукой на развалины Суджук-Кале.
— Давайте выждем несколько часов, — заискивающе предложил мне Белл, не советуясь, а ожидая конкретного решения.
Да уж! Власть на корабле временно поменялась. Без Зелим-бея англичанину не справиться. Теперь понятно, зачем меня так усиленно зазывали на корабль. Экспедиция была подготовлена спонтанно. Или времени не хватило заранее договориться о встрече. Нужно выжать максимум из столь удачно подвернувшегося расклада. Хорошо бы вообще эту шхуну ко дну пустить. Но не стоит ставить перед собой невыполнимых задач. В общем, война план покажет!
Через два часа волнение в бухте усилилось еще больше. Пришла пора выдвигаться на берег, пока была еще такая возможность. Черкесы явно не торопились нас посетить. Скорее всего, их пугали европейские обводы шхуны и непонятный флаг. В шлюпку набились вооруженные матросы, Белл со своим слугой и я в роли не то Дерсу Узалы, не то капитана Флинта.
Прибрежный лес, уцелевший после похода армии Вельяминова, настороженно молчал. Никто не выбегал к нам навстречу в полосу прибоя, чтобы принять шлюпку. Никто не спешил выразить почтение британскому флагу, развевавшемуся у нас за кормой. Черкесы не удосужились даже выставить смотрящего или одинокого встречающего. Тишина!
Все чувствовали себя неуютно. Догадывались, что с опушки на нас могли смотреть стволы винтовок. Я тоже начал напрягаться. Вспомнил, что местные все же видели британский флаг. Именно сюда больше двух лет назад пожаловал Дэвид Уркварт собственной персоной. И встретил куда более теплый прием. Но за прошедшее время многое сильно изменилось. Сожжены прибрежные аулы. Люди бежали в горы. Но кто-то же должен был остаться? В чем дело? Все было очень странно. Загадочно. И опасно!
Шлюпка ткнулась носом в мелкую гальку. Моряки соскочили в воду и подтянули ее повыше. Я спрыгнул вслед за ними, бросив Беллу на прощание:
— Без моей команды на берег не сходить!
Белл испуганно кивнул, шевеля губами и закатывая глаза. Матросы выглядели не лучше. Крепко сжимали в руках мушкеты и пики. Интересно, на что они рассчитывали? Что смогут отбиться от горцев, если те бросятся толпой?
Я спокойно зашагал в сторону леса. Смысл бояться? Стрелять никто не будет. Раба захватить — вот наилучшее решение для тех, кто в засаде.
Как и ожидал, не успел я добраться до опушки, из леса вылетела группа всадников и понеслась ко мне. Через пару ударов сердца я оказался окружен кольцом наездников. Они громко кричали и потрясали в воздухе допотопными мушкетами и луками. Явно, какая-то голытьба.
— Я Зелим-бей заговоренный! Урум! — закричал я в ответ на натухайском и показал пустые руки. Повторил по-турецки. — Где Инал Аслан-Гирей?
По моим расчетам, имя военного вождя сил Конфедерации под Анапой должно было охладить пыл воинов. Так и случилось. Ор тут же прекратился. Двое спешились и подошли ко мне.
— Откуда знаешь Инала? Он твой кунак?
— Я много кого знаю! И Аслан-Гирея, и его тестя Махмуда, и великих вождей! Я сражался в ущелье Бакан.
— Он наш! — заголосили все вокруг. — Он сражался против Красного генерала!
— Где ваш тамада?[1] — строго спросил я. — Я привез вам порох и соль.
— Зелим-бей привез нам порох! — снова заорали все вокруг и принялись палить в воздух.
«Этак вам пороха от англичан надолго не хватит!» — хмыкнул я про себя.
— Эти со мной! — махнул рукой в сторону шлюпки.
Часть всадников тут же сорвалась с места и полетела к берегу.
«Белл! Захватил с собой сменные штанишки?» — злорадно подумал я, представляя, как перепугался шотландец, когда сначала услышал пальбу, а потом в его сторону рванули черкесы. Громко рассмеялся. Больше всего на свете меня заводила сейчас мысль о том, что теперь горцы будут думать: порох и соль привез Зелим-бей, а англичане у него на посылках. Что бы потом ни втирал Белл старейшинам и вождям, слух уже пошел.
Мне подвели коня. Это должно было выглядеть круто для тех, кто был у шлюпки. Почему-то я сразу вспомнил реакцию англичан в Гедикпаша-Хамами, когда меня под руки два банщика повели в зал отдыха. Ха, напыщенный индюк с «Виксена»! Что теперь скажешь⁈
— Лагерь в двух часах езды от берега, — пояснил мне один из той парочки, что первой начала со мной разговор. — Это всё русская крепость у входа в бухту! Высматривают, где мы устраиваемся. А потом приплывают корабли и стреляют картечью и ядрами.
— Кого встречу в лагере? Инал там?
— Нет! Инал уехал на совет вождей с Хаджуко Мансуром. Только старейшины остались.
— А его тесть? Махмуд Индар?
— Он там!
— Буду рад встретить старого знакомого! Хотя этот старый черкес даст сто очков любому молодому!
Натухаец захохотал.
— Ты и вправду знаешь Махмуда!
— Мне нужно предупредить моих спутников, что я отъеду.
Черкес сделал приглашающий жест рукой. Сомнений не осталось! Я был принят как свой, и никто не намеревался ограничивать мою свободу. Направил лошадь шагом к берегу. Торопиться мне не хотелось.
— Зелим-бей! — взмолился Белл. — Объясните, что происходит?
— Все хорошо! Опасности нет! Я отъеду в лагерь, а вы можете вернуться на корабль и начать погрузку пороха. Лука! Подай мне коробку с револьверами!
От моего наглого ответа шотландец впал в ступор. Не мог сообразить, как реагировать. Лишь хлопал глазами и шевелил губами — точь-в-точь как полчаса назад, когда я отходил от шлюпки. Лука, в отличие от хозяина, соображал быстрее. Он уже протягивал мой оружейный ящик.
— А что делать с солью? У меня ее много, — выдал Белл после короткой паузы.
Я чуть с коня не сверзился от его вопроса. По сути, отдал ему приказ, а он, вместо того чтобы сразиться за верховенство, интересуется судьбой соли? Боже, храни короля! Его подданные — законченные идиоты!
— Послушайте, Зелим-бей! Так дело не пойдет! — Белл сообразил, что его акции стремительно падают вниз и пора брать ситуацию в свои руки. — Мне нужно встретиться с вождями и передать им дары английской короны!
— Вожди отправились на военный совет. В ближайшем лагере остались лишь старейшины. Мне нужно получить от них разрешение на ваше прибытие. Так что вы спокойно занимайтесь разгрузкой, а я поеду на переговоры.
Я разложил шотландцу все по полочкам. Но он не был готов сдаться.
— Вы не можете вести переговоры от нашего имени! Поедем вместе!
— Видимо, вы плохо понимаете ситуацию, мистер Белл! — я не был настроен более шутить. — Я могу сейчас развернуться и отправиться по своим делам. Ради которых, собственно, и прибыл в Черкесию. И, вообще-то, рассчитывал оказаться за сотню километров отсюда. Поближе к Адлеру!
— Зачем вы кипятитесь⁈ Просто возьмите меня с собой.
— Исключено! — отрезал я и стал разворачивать коня.
— Но Спенсер… — жалобно протянул Белл.
— Что Спенсер⁈ — зло огрызнулся я, ускоряя бег коня.
— Мы согласны, согласны! — закричал Белл мне в спину.
… Временный лагерь черкесов мало отличался от того, в который мы прибыли со Спенсером в сентябре. Те же хижины и шалаши, возведённые на скорую руку. Та же сутолока с приезжающими и отъезжающими группами, отрядами и одиночками. Я не сильно выделялся в толпе, ибо еще в Трабзоне сменил щегольскую, но убитую в горах грузинскую черкеску с позументами на простую — охряного цвета. Для осеннего леса — самое то.
Но внешний вид имел куда меньшее значение в сравнении со встречей со старым Махмудом. Он узнал меня. Усадил рядом. Подробно расспросил про наши приключения после того, как я исполнил все нужные ритуалы при встрече со старшим. Поохал над рассказом о битве на перевале и о схватке с тушинами.
— Помотало тебя, урум, изрядно! А что твой инглез?
— Убрался к себе домой за моря!
— Скатертью дорога! — старик сердито сплюнул в костер. — Нехорошие вещи про него говорят. И люди из Темиргоя его искали.
— Все кончено! Он больше не вернется! Вместо него другие приехали.
— От них тоже надо ждать проблем?
— Как посмотреть… Впрочем, все равно решать не мне. У лошади голова большая — вот пусть она и думает!
Махмуд захохотал. Погрозил мне пальцем.
— Не стоит над вождями потешаться. Не то душа изо рта выскочит!
Он наклонился ко мне поближе. Поиграл седыми бровями. Тихо, почти шепотом, произнес:
— Смотрю, тебе не по нраву стали инглезы?
Я помолчал с полминуты. Наконец, решился:
— Я был свидетелем разговора князя Джамбулата Болотоко со Спенсером. Знаменитый военачальник спросил: что вы потеряли в наших горах? Зачем сеете раздор? Хотите на наших костях пировать? Через несколько дней после этого разговора Джамбулата убили.
Махмуд понимающе закачал головой. Оценил и мою откровенность, и прямой намек. Вздохнул тяжело. Далее последовало признание, которое ему далось нелегко:
— Мой зять, Аслан-Гирей поклялся сражаться с русскими, не щадя живота своего. Он повторил мне перед отъездом слова своего князя Мансура: «мы сожжем наши дома и все, что имеем, мы отрубим головы нашим женам и детям, отступим на самые высокие утесы и там будем сражаться до тех пор, пока не останется ни одной живой души». Он рассчитывает на помощь англичан.
— Выходит, жизнь твоей дочери, жены Инала, и твоих внуков ныне под угрозой?
— А какой у нас есть выход? — горестно ответил Махмуд. — Старики поехали к Красному генералу и просили, чтобы он ушел со своими солдатами. Прекратил разорять край, жечь наши аулы и убивать тех, кто не в силах уже сражаться и убежать. Знаешь, что он нам ответил? «Вам не победить Россию. Если небо упадет на землю, оно наткнется на миллион русских штыков!» Что же нам делать. Султан нас предал. Осталась последняя надежда. На короля, повелителя Индий.
Я не сомневался, что Вельяминов именно так и ответил. У него хорошие советчики. Можно сказать, знатоки психологической войны. Горцы любят витиеватые речи и сложные аллегории. И прямоту ценят не меньше храбрости.
— С чего вы все решили, что англичане сильны? Оттого, что вам Сефер-бей об этом сказал? Не его ли выгнали из Стамбула и отправили в Адрианополь по первому слову русского посла? — решил зайти с козырей.
Старик хмыкнул. Он явно не любил адрианопольского сидельца и бывшего местного владетеля. Возможно, на его отношении к анапскому князю повлияли старые обиды и хозяйственные споры. Должны же были кому-то достаться земли и люди Сефер-бея, когда он сбежал в Турцию?
— Много сладких слов прилетает к нам с берегов Босфора! Но посулами и обещаниями не защитить наших детей и внуков! — зло зашипел Махмуд.
— Мудрость твоя ласкает мне уши, почтенный тамада! Ты прав: не все так радужно, как вешает Сефер-бей! И вы скоро в этом убедитесь!
— О чем ты, урум? — Махмуд смотрел мне прямо в глаза, не мигая.
— О том, что не стоит верить всем словам англичан, не говоря уже о Сефер-бее! Скоро вам представится случай в этом убедиться. Английский корабль нарушил блокаду. Как поступят русские, когда обнаружат его в Цемесе?
— Неужели они посмеют сжечь английское судно, как поступают с турками? — изумился Махмуд.
Все! Ловушка захлопнулась! Если мне не удастся предотвратить арест шхуны, в любом случае я посею у горцев зерно сомнения в могуществе англичан. Что же это за повелители морей, скажут они, если русские могут захватывать их корабли?
— Ждать долго не придется, наимудрейший.
Махмуд задумался. К нему подбежал молодой черкес и что-то горячо зашептал на ухо.
— Мы не можем не принять инглеза! Меня осудит и князь, и мой зять. Здесь, в лагере, нет подходящих условий. Неподалеку от места вашей высадки, в глубоком ущелье, сохранился маленький аул. Там есть кунацкая. Убогая, но какая есть! Другой не сыщем. Отправимся туда. Подготовим прием. Утром инглеза со спутниками доставят на переговоры. Мы переночуем в ауле.
… Кунацкая и впрямь была неказиста. Пустое, темное холодное помещение, продуваемое всеми ветрами. Ни традиционных столиков для еды, ни ковров, ни подушек. На земляной пол бросили лошадиные попоны и седла. Оружие развесили на стенах. Собрали немудреную закуску. Было видно, что Махмуду не по сердцу так принимать гостей.
Белла с Лукой привезли к полудню. Он злобно таращился на меня, будто винил в краже медальона с портретом любимой бабушки. Но сдержался. Претензий не высказывал. Наоборот, изобразил радость от встречи. И старикам, которые собрались его послушать, выказал свое почтение. Передал им подарки — бумажную материю и охотничье ружье.
Зря он это сделал. На всех подарков не хватило. Старейшины потратили немало времени, чтобы решить, что кому достанется. Кое-кто остался обделенным и теперь изображал обиду. Я не вмешивался. Как по мне, чем больше ошибок совершит шотландец, тем меньшего результата достигнет. Я ему в няньки не нанимался.
— Я привёз вам, достопочтенные вожди шапсугского и натухайского народов, послание от Сефер-бея Зана! — мы переглянулись с Махмудом и, не сговариваясь, хмыкнули. Белл, не обращая на нас внимание, продолжил вещать по-турецки. — Ваш посланник от подножия трона повелителя Турции передает вам следующие слова: изберите из главнейших восьми поколений по одному старейшине, которые имели бы полное доверие народа, чтобы старейшины эти поселились в Цемесской долине для будущих переговоров, куда прибудет Сефер-бей с английской экспедицией в следующем году.
Старики зашептались между собой, время от времени повышая голос. Прения длились недолго. Махмуд встал и ответил Беллу:
— Через два месяца мы соберем на реке Адагум народное собрание. Там все и решим! Когда нам ждать ваше посольство?
— Полагаю, весной, — задумчиво ответил Белл.
Его явно напрягало отсутствие единого центра принятия решений. Военная демократия — институт сложный. В долгих разговорах может не один снег с гор сойти, пока до чего-нибудь договорятся.
— Вам бы стоило чем-то подкрепить свои слова. Чем-то весомым, — подсказал я.
— Я же доставил им порох и соль!
— Он привез соль, чтобы вы сражались с русскими! — перевел я слова Белла на натухайский.
Ответом стал взрыв хохота. Шотландец недоуменно переводил взгляд с одного старейшины на другого. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: чушь сморозил! Солью еще никого не убили. Разве что задницы у парнишек в колхозных садах пострадали, да и то в другое время.
— Что же я могу им еще предложить, чтобы доказать серьезность наших намерений⁈ — печально спросил у меня Белл.
— Отдайте им корабельные пушки!
Я был уверен, что Белл ни в жизнь не догадается, в чем был подвох моего предложения. Пушек у черкесов хватало. Натаскали с погибших кораблей. Они валялись без дела во дворах знатных узденей, ибо никто не умел из них стрелять. Я рассчитывал ослабить возможное сопротивление англичан, если русские все же приплывут. Только войнушки мне не хватало в Цемесской бухте!
— Вы думаете⁈ — загорелся Белл. — Достопочтеннейшие старейшины! Хочу предложить вам в дар две трехфунтовые пушки с моего судна!
Старейшины возбужденно принялись обсуждать предложение Белла. Включили синдром Плюшкина. Если бы им кто-нибудь подсказал, что чугунные пушки весят три центнера и установлены на корабельные лафеты, их энтузиазм быстро бы угас. Но я промолчал.
— Мы принимаем ваш подарок, уважаемый купец!
Было решено немедленно отправиться в бухту и произвести выгрузку орудий. Порох в количестве девяти бочонков по четыре пуда в каждом был уже на берегу.
Из-за этого пороха вышла у нас с Беллом размолвка, как только мы остались одни. Ехали бок о бок за проводником-черкесом. Обменивались колкостями, особо в выражениях не стесняясь.
— По какому праву вы присвоили себе все лавры поставщика боеприпасов? — негодовал Белл. — Мне Лука все рассказал! Он пообщался с теми из черкесов, кто говорит по-турецки, и выяснил: вы заявили, что порох принадлежит вам.
— Глупости болтает ваш слуга! Я обрадовал адыгов известием, что английский корабль привез им порох. В чем я погрешил против истины?
— Я должен был сообщить об этом. Я, а не вы!
— Вот тут я не понял! Это ваш личный порох, мистер купец, или купленный на деньги посольства?
Крыть тут шотландцу было нечем. Поэтому он попытался вывернуть ситуацию в свою пользу в другом.
— Вы могли хотя бы поспособствовать мне в переговорах относительно соли, а не устраивать шоу в кунацкой, — сердито ответил мне Белл. И не удержался от новой шпильки — Не могу не высказать своей признательности, что не уехали, бросив нас одних. Признаюсь, такие мысли меня посещали.
— Как я понимаю, эта сотня тонн соли из трюма — ваш личный бизнес?
— Разумеется! А что вас смущает? Вполне прибыльное дело, как меня уверяли. Я воспользовался оказией… Нам нужно поспешать с разгрузкой этой чертовой соли, пока не нагрянули русские.
— Вы спрашиваете, что меня смущает? Меня не смущает, а бесит ваша манера указывать мне, что делать. И что говорить. И с кем. И так далее…
Высказав все, что было на душе, я ускорил одолженного мне коня. Белл за мной не поспевал. Он никак не мог привыкнуть к легкому и высокому черкесскому седлу с его деревянными полированными луками с закругленным верхом и к узким стременам-стаканчикам. Удобное для ведения конного боя, это седло с непривычки доставляло множество неприятностей европейцам.
До берега я добрался первым. Шлюпки готовились к отплытию на корабль. В них только что загрузили бочки с пресной водой. Но не это привлекло мое внимание, стоило мне добраться до кромки воды. В дали, подернутой сеткой мелкого дождя, у самого входа в бухту завершал маневр военный корабль. Старый знакомый. Бриг «Аякс». Он занимался постановкой якоря прямо напротив Александрийского укрепления. Операция «Провокация 'Лисицы» вступила в заключительную фазу.
[1]Старейшина. У черкесогаев — тхамада.