Прыжок "Лисицы" (СИ)

Глава 2 Провокация

Я чуть не поперхнулся водкой, которую только выпил. Возмущенно уткнулся взглядом в Фонтона. Откинулся на спинку стула. Набрал воздуха, чтобы обрушиться с критикой и упреками.

— Не кипятись! — остановил меня Феликс Петрович. — Сперва выслушай.

Я прокашлялся и согласно кивнул. В конце концов, с меня не убудет и послушать.

— В порту стоит шхуна «Виксен» под английским флагом, — начал он свой рассказ.

— Уже познакомился с ней! Прибыл на этой «Лисице» в Трабзон.

— А с ее нанимателем, торговцем Беллом, пересекся?

— А как же! Чуть горло ему не вскрыл в Батуме.

— Какой у нас Коста стал свирепый! — обернулся с усмешкой Фонтон к отцу Варфоломею. — Черкесия, положительно, его изменила.

— Закалила! — ответил батюшка без улыбки. — Он и ранее был мужчиной хоть куда. А ныне зело грозен стал, как я погляжу.

— Этот Белл, — продолжил Фонтон, — личность известная. Несколько лет назад под видом португальского консула вербовал в Глазго добровольцев для отправки в Португалию. А на деле помогал инсургентам. Потом завел с партнером торговую фирму «Белл и Александер». Занимался, судя по донесениям нашего консула в Галаце, подстрекательством бояр в Придунайских княжествах. Теперь здесь появился. Нанял корабль. Закупил порох и даже, по слухам, пороховую мельницу. Не трудно догадаться, для кого.

— Он собрался в Черкесию, — сделал я очевидный вывод. — Так вот про какой корабль мне толковал Спенсер!

— А ну-ка… На этом месте поподробнее, — заинтересовался Фонтон, выдав свою любимую фразу.

— Эдмонд обещал устроить меня на корабль контрабандистов, отправляющийся к берегам Восточного Причерноморья. Чтобы избежать карантинных правил.

— Если этот корабль — «Лисица», куда он отправится, по твоему мнению? В какую точку побережья?

Я задумался.

— На месте капитана Чайлдса я бы повел шхуну в Адлер. Там есть удобные бухты для швартовки. Там властвует Гассан-бей, англичанам благоволящий. Потом почитаете о нем в моем отчете.

— Адлер, Адлер… — задумчиво молвил Феликс Петрович. — Сообщу, куда следует. Перехватят, если успеют. Только боюсь, уже поздно. Пока мое письмо дойдет до моряков, шхуна уже будет в море. Еще есть варианты, где ее ловить?

— В бухту Пшады вряд ли сунется. Море бурное, под парусами тяжело заходить. В Цемес? Туда — тоже нет, после того как нас со Спенсером там чуть не прихватила «Ифигения», — Фонтон удивленно изогнул бровь. Я отмахнулся. — Все в отчете есть. Позже прочтете.

— Значит, Адлер. Что ж, все складывается для тебя лучшим образом. Ты же в Грузию собрался? Из Сухум-Кале, конечно, поближе будет, но «Виксен» туда не пойдет. Но и от Адлера доберешься без особых проблем. Хотя, что я знаю о тамошних дорогах? Это ты у нас теперь знаток Абхазии. Побывал там, где другим и не снилось. За подвиг почитаю твою поездку! Буду ходатайствовать о присвоении тебе Станислава четвертой степени за исполнение поручения начальства, сопряженного с опасностью![1] Воспользуемся правом Министерства иностранных дел подавать представления непосредственно в Капитул Российский императорских и царских орденов. Наш посланник обещал похлопотать.

Ага! На тебе, дурачок, еще один значок! Перед глазами пронеслись жуткие картинки, когда меня хотели за последние два месяца убить как враги, так и потенциальные друзья. Казацкая пуля, ядра от «Ифигении» и из гагринской крепости — как все это забыть? И что мне с этим орденом делать? На черкеску прицепить, когда к Гассан-бею попаду?

— Напрасно ты, Коста, брови хмуришь! — догадался о моих мыслях Фонтон. — Орден в России многие возможности открывает. Вот, собрался ты в Грузию. Не спрашиваю, что у тебя там за дела…

— Свататься хочу!

— О, женитьба — дело благое! А девушка из какой семьи? Мещанка или дворянка?

— Дворянка. Не княжна, но у братьев есть небогатое имение.

— И ты думаешь, что они тебе сестру отдадут, потому что ты у нас весь из себя такой молодец?

Я призадумался. Что-то было в словах Феликса Петровича такое, что я упустил. Братья же меня принимали как равного. Спросили, не князь ли я? Я им ответил, что уорк. И им этого оказалось достаточно. А что, если они попросту не знали, что уорк — это вовсе не дворянин, а свободный воин-рыцарь? И когда узнают, укажут мне на дверь?

— Ага! — удовлетворенно воскликнул Фонтон. — До тебя кое-что стало доходить! Возвращаемся к ордену. Станислав 4-й степени — это и потомственное дворянство, и небольшая пенсия, и мощное подспорье для получения очередного звания!

— Звания? — поразился я. Как-то у меня не выстраивалась в голове цепочка «Коста — звание».

— А что тебя удивляет? Да, пора о службе подумать! Ты теперь русский подданный и слуга царю. Нужно решить, где применить на пользу отечества твои таланты. Я тебе бумагу дал подписать про то, что ты не масон. Она обязательна при поступлении на службу, а не для присяги. Могу порвать, если хочешь.

Ай да Фонтон, ай да сукин сын! Опять подловил. Вечно у него так: кручу-верчу, запутать хочу!

— Да что ж ты чертом на меня глядишь⁈ — изумился резидент. — Тебе же добра желаю! Вот, привезешь ты жену в Тифлис. Чем займешься? По торговой линии пойдешь? Или, как правильный подданный, на службу определишься и положение приобретешь?

Я задумался. В его словах был заключен очевидный резон.

Фонтон, чувствовавший, что я на грани и что требуется еще одно небольшое усилие, чтобы перетянуть меня на свою сторону, чуть ли не зашипел над ухом, словно змий из Эдемского сада.

— И так ты быстрее доберешься до своей зазнобы!

— ?

— Сам посуди. Посуху тебе сейчас туда не добраться через горы. Дожди там всё к чертям размоют. Только шею свернешь! А так, считай, под белы ручки тебя на кораблике доставят!

Я же говорю — змей! Я вздохнул. Фонтон обрадовался, понимая, что клиент готов! Зашагал по комнате в своей манере.

— Хочу так сделать! Новая миссия у тебя непростая, но с прошлой не сравнить. Прокатишься с англичанами. Проследишь, где и кому груз передадут, если наши моряки не перехватят в море. И спокойно двинешься посуху в Тифлис. А я туда с консульской почтой отправлю прошение: так и так, зачислить грека Варвакиса на службу в унтер-офицерском звании и прикрепить к секретному отделению при Канцелярии главноуправляющего на Кавказа и командира Кавказского Отдельного Корпуса. Ты у нас — парень шустрый. С орденом да с грамотностью мигом в офицеры выйдешь! На Кавказе быстро в званиях растут. Недаром, местных чиновников титулуют кавказскими асессорами.

— Не коллежскими, а кавказскими? — заинтересовался я. Про такое не слыхал.

— Именно, кавказскими. Так местных чиновников прозвали, которые из-за сложной и опасной обстановки в наместничестве до коллежских асессоров быстро дорастают. Без экзаменов! Чтоб ты знал: коллежский асессор приравнен к майору. А это уже личное дворянство! Впрочем, с орденом у тебя в этом нужда отпадет.

В общем, расписал мне Фонтон перспективы, аж дух захватило! Если прикинуть, деваться мне особо и некуда. Разве что подумать о похищении невесты. Могут ведь братья рогом упереться и не отдать мне Тамару. Даже не глянут на солидный калым, который я собрал, распродав добычу от тушинов. Дворянская спесь!

Вот и выходило по всему, что нужно соглашаться с предложением Феликса Петровича. И идти кланяться в ножки англичанам, если у Спенсера ничего не выйдет. Этот Белл… Сразу видно, что редкий говнюк! Кто же знал, что с него нужно было пылинки сдувать⁈

…Оказалось, что не нужно. Англичане, к совершеннейшему моему ошеломлению, дружно принялись меня упрашивать сопроводить мистера Джеймса к берегам Черкесии. Этот мараз даже выдавил из себя нечто вроде извинения:

— Понимаете, уважаемый Зелим-бей, я страдаю глухотой. Многие вещи понимаю неправильно. А мой голос… Увы, я знаю, что он может отталкивать. Но что поделать? Я не контролирую его звучание.

Ой, сейчас пущу слезу от сочувствия! И платочком глазки свои ясные утру!

Может, он и глуховат, но прекрасно сознавал, что и кому говорит. Он, к примеру, нанял все ж таки себе слугу-грека по имени Георгий Лука родом из кипрской Кирении. Подобрал типа себе подстать. Слащавого молодчика, сующего свой нос во все дыры, наушника и проныру. Столкнулся с ним при посадке на шхуну и сразу понял: с таким соплеменником следует держать ухо востро!

Еще больше меня насторожило наше прощание с Эдмондом.

Мы стояли друг напротив друга. В объятия не бросились. И он, и я в эту минуту, полагаю, заново переживали всё то, что нам пришлось испытать вместе. И решали, что же по итогу друг для друга значим? Меня, прежде всего, волновало не то, каким я останусь в его памяти. Вспоминать будет наверняка. А уж с теплотой или нет, сейчас не имело значения. Кто он, Эдмонд Спенсер, для меня? Вот главный вопрос. Думаю, что и он сейчас в первую очередь задавал себе подобный вопрос: кто я, Коста Варвакис, для него?

Смотрели, молчали, разбирались.

Я называл его кунаком. А уже в следующую минуту мог заклеймить про себя «падлой» или послать по матери. Я не раз и не два спасал его от смерти. И он отвечал мне тем же. Счёт мы давно не вели. Просто спасали. Я не считал его другом. Так и не смог. Но и врагом назвать — язык не повернулся бы. Я подумал, что лучшее воспоминание, которое с наибольшей точностью определяло наши отношения — сухумская драка. Тогда мы стояли спина к спине, отбивались от пьяной матросни, страхуя друг друга. И в то же время разговаривали. Спорили. И не могли договориться. Он гнул свою линию. Меня это раздражало. Даже бесило. Но я продолжал защищать его. Он, видевший и понимавший моё несогласие и раздражение, продолжал защищать меня. И дело даже не в том, что изначально мы были разведены по разные стороны баррикады. Он работал на Англию. Я — на Россию. Один этот факт мешал нам сблизиться до конца. Но наши приключения, наша борьба за жизнь, уверен, разобрали бы эту баррикаду. Не она стояла между нами.

Воспитание и положение в обществе? Да, наверное. Эдмонд — я это понимал всегда — был англичанином до мозга костей и эсквайром. И кредо его страны — нет ни вечных друзей, ни незыблемых правил, исключительно текущие соображения, конкретные задачи — стала и его кредо. Сословные границы он смог преодолеть. Но через правила переступить не мог. А, значит, не мог стать для меня настоящим другом. Потому что в тот момент, когда я перестал бы соответствовать этой циничной формуле, Эдмонд, скорее всего, отошёл бы в сторону и предоставил мне одному разбираться с летящими в мою голову кулаками.

Сейчас мы обнимемся, скажем последние слова друг другу. Может, еще и встретимся, кто его знает? Но сейчас-то мы думаем, что больше не увидимся. И я точно осознавал, что мне будет грустно. Но эта грусть не шла ни в какое сравнение с той, которую я испытал, когда, сворачивая в переулок, оглянулся и в последний раз махнул на прощание Тиграну. Которого знал не так долго. С которым общался не так много. С которым не пережил и малой доли того, что довелось пережить с Эдмондом. Но, прощаясь с Тиграном, я плакал. А сейчас слёз не будет.

— Мы же не будем плакать? — усмехнулся Спенсер, опять догадавшись о чём я думаю.

— Нет. Думаю, не стоит. Не получится.

— Да. Да. Мне даже нечего оставить тебе на память. Думал про штуцер. Но за ним такой след, что, наверное, не нужно подвергать тебя излишней опасности.

— Ты прав. И я уже много раз тебе говорил. Повторю еще раз: лучшим подарком для меня будет твоя книга, Эдмонд. Иначе, окажется, что все было зря.

— Всё? — Спенсер прищурился.

— Почти всё, — я улыбнулся, согласившись.

— Ну и последнее. Я хотел… Что значит хотел⁈ — Спенсер перебил сам себя. — Я приглашаю тебя в Лондон! Понимаю, что из-за Тамары ты сейчас не сможешь воспользоваться этим предложением. Но я буду рад встретиться с тобой на моей земле, в моем городе. Очень хочу, чтобы ты его увидел. Буду твоим личным гидом и проводником! — мы оба рассмеялись. — Поверь, Лондон — лучший город в мире! И он ждёт тебя! Ну как?

— Спасибо, Эдмонд! Надеюсь, у меня получится воспользоваться твоим любезным приглашением. Не скрою, я очень хочу увидеть твою землю и твой город!

Эдмонд подошёл. Мы обнялись.

— Спасибо! — он был искренен.

— И тебе, Эдмонд! Как принято говорить у русских: не поминай лихом!

Спенсер отодвинулся. Руки его оставались на моих плечах.

— Какое точное пожелание!

Потом опять приник ко мне. Вдруг зашептал:

— Прошу тебя, друг! Как только прибудете на место, беги с корабля и не возвращайся на него! Не спрашивай ни о чём. Просто исполни мою просьбу.

Разомкнул объятия. Внимательно смотрел. Я, конечно, чуть растерялся, недоумевал. Но спрашивать ничего не стал, следуя его просьбе. Просто кивнул, указывая на то, что принял к сведению его предупреждение. Его прощальный подарок.

— Удачи! — пожелал напоследок мне Эдмонд Спенсер. Его ждал Лондон…

После такого прощания я не мог отделаться от ощущения, что меня втягивают в какое-то дерьмо. Когда корабль вышел в море, меня пригласили на обед к капитану. Проявили уважение. Но я чувствовал, что меня превратили в актёра дурной пьесы. Все реплики ее участников звучали фальшиво. Иногда невпопад.

— Сто тонн соли в трюме — отличный балласт для шхуны, — зачем-то сообщил мне капитан Чайлдс.

Ага-ага, поверил. А что в кормовой части разместили? Тоже соль? И потому к этому «важнейшему» грузу приставили часового? Я этот важный нюанс выяснил сразу по прибытии на корабль, быстренько по нему пробежавшись и все осмотрев.

— Рассчитываю выручить за эту соль приличные деньги! — добавил Белл.

Он продолжал бесить своей манерой смотреть на всех сверху вниз и изображать из себя торговца. Единственное, что меня примиряло с этим сборищем лжецов — выделенная мне каюта, в которой можно было укрыться от дождя и брызг морской воды.

От былого комфорта на баке не осталось и следа. Ноябрьское Черное море было неспокойно. Валкая шхуна, казалось, вот-вот опрокинется. Ее высокие мачты, огромный грот, слишком большие паруса для такой погоды создавали впечатление, что еще чуть-чуть — и морская волна зальет палубу и положит «Лисицу» набок. Шхуна то и дело черпала воду бортами. Ручные помпы работали непрерывно. Ветер крепчал.

Мое настроение было под стать погоде. Почему Эдмонд так настойчиво рекомендовал бежать с этого корабля? Что не так с «Виксеном»? Порох в трюме? Пора бы уже привыкнуть так плавать в Черкесию!

Известие о моем розыске в Константинополе заботило не меньше. Не то чтобы я планировал возвращаться в османскую столицу, но кто знает, куда заведет меня судьба? Было бы здорово встретиться с оставшимися там друзьями. И совсем не в радость снова попасть в «гости» к Ибрагим-паше. Фалакой теперь не отделаюсь. Повесят в назидание другим на первом попавшемся доме после короткого дознания.

Когда на горизонте сквозь пелену дождя проглянули кавказские горы, пассажиры корабля стали поодиночке выбираться на палубу. Я прошел на бак, с трудом удерживая равновесие. Неплохие качели создала непогода! Сердце екало в груди каждый раз, когда шхуна соскальзывала с гребня высокой волны.

Ко мне, как банный лист, прилип Лука. Все расспрашивал про черкесских девушек. Любят ли они подарки и как далеко можно зайти с ними в заигрываниях. Чувствовалось, что во флирте он весьма поднаторел. И в моих советах вряд ли нуждался. Да я, собственно, и помочь ему толком не мог. Нам со Спенсером было как-то не до черкешенок!

Вскоре, когда берег заметно приблизился, Белл отогнал грека от меня. Он хотел поговорить без лишних ушей.

— Непогода распугала русские крейсера! — констатировал шотландец своим надтреснутым голосом.

Вокруг и вправду было пустынно. Ни одного паруса на горизонте. Патрульные корабли русских спрятались в бухтах.

— Ваш отчет о поездке в Черкесию вызвал недовольство у лорда Понсонби, — неожиданное признание Белла застало меня врасплох. — Правильнее сказать, не сам отчет, а его резолютивная часть. С чего вы взяли, что сплочение горцев невозможно?

— Пообщаетесь с ними — поймете!

— Объединить можно даже мартышек! — презрительно бросил Белл. — А к чему были ваши замечания относительно преувеличения военных успехов черкесов?

— Но они и в самом деле более чем скромные! Когда мы обсуждали нашу миссию, прозвучало мнение о полном провале летней кампании 1836 года Вельяминова. Это абсолютная чушь!

— Хмм… Кто вам дал право судить о том, что и как происходит на берегах, к которым мы приближаемся?

Я развернулся лицом к Беллу и вытаращился на него в полном изумлении.

— Это моя работа, сэр. Мне за нее платит мистер Стюарт.

— Вы — глупец, Варвакис! Вы ровным счетом ничего не понимаете в политике! Суждения выносятся не в меблированных съемных домах Трабзона, а в фешенебельных гостиных Лондона. И там уже принято решение! Британия готова к войне с Россией!

Если бы рядом громыхнула пушка, я б и то меньше вздрогнул.

— Что вы трясётесь, как лист на осине⁈ Взгляните туда! — Белл ткнул пальцем в направлении кормы. — Что вы там видите?

Кроме снующих по палубе матросов и чистой линии горизонта я не видел ничего, чтобы могло привлечь внимание.

— Там, на гроте, трепещет Юнион Джек! Ничто не должно посрамить чести британского флага!

— Мистер Белл! Вас укачало? Вы бредите? Какая война? Какое оскорбление флага? Кем? Ни одного корабля на сотни миль вокруг!

— Отсутствие русских кораблей — это проблема! Ну, ничего… Сейчас мы разворошим пчелиный улей! — радостно осклабился негоциант.

Этот «мирный» торговец меня откровенно пугал. Что за странные речи? О какой войне он толковал? Еще эта бьющая через край энергия и лихорадочный блеск глаз. Сумасшедший на борту шхуны, набитой бочками с порохом, — это страшно! Я стал прикидывать, как половчее скрутить Белла и кого позвать на помощь.

— Уважаемый мистер! — елейным тоном обратился я к шотландцу в надежде его успокоить. — Мы же контрабандисты! К чему нам нежелательные встречи в море?

— Какой же вы тупица, Варвакис! — презрительно бросил Белл. — Разве вы не видите, что мы идем под британским флагом⁈

Меня как молнией ударило! Точно! Контрабандисты флагов не вывешивают. Но что бы это значило? Чего хочет добиться капитан Чайлдс?

— Кажется, до вас, наконец, начало доходить очевидное, — Белл издал короткий лающий смешок. — Мы намерены прорвать русскую блокаду! Ткнуть русского медведя прямо в его зловонную морду! Никто не смеет препятствовать свободной торговле!

— Сэр! Это — провокация!

— И что с того?

— Нас могут задержать!

— Кто? Вы кого-то видите на горизонте? — я отрицательно покачал головой. — Но мы это исправим.

Загадочные речи Белла и предупреждение Спенсера начали складываться в отчасти понятную картину. Фразы-пазлы соединялись, образуя отдельные фрагменты. Но белых пятен еще хватало. Понять в целостности весь замысел я еще не мог.

— Известен ли ваш план правительству Его Величества?

— Наша экспедиция получила одобрение на самом верху. Таково желание министра иностранных дел нашего кабинета. Его намерения были сообщены через посредство государственного секретаря, господина Стренгвейса, секретарю дипломатической миссии в Константинополе мистеру Уркварту. Дэвид открылся мне и с моей помощью предпринял приготовления, — пафосно изложил Белл весь расклад задуманной провокации.

— Какова же истинная цель? — спросил я, с трудом сдерживая волнение.

— Как ни разовьется ситуация, мы будем в выигрыше в любом случае, — самодовольно поучал меня Белл. — Если русские нас упустят, мы доставим порох и оружие горцам. Я заработаю приличную сумму. Черкесы будут в восторге. Наши акции вырастут в их глазах. Если же нас перехватят и задержат, мы получим казус белли! Английский флот войдет в Черное море[2]. Мы решительной рукой вышвырнем русских с Кавказа. Да что там говорить — мы вышвырнем их из Крыма, сравняв с землей крепость в Севастополе!

Боже! Мария! Янис! Мои балаклавцы! Над вами нависла смертельная опасность! Неужели мое вмешательство в ход истории спровоцирует Крымскую войну на 17 лет раньше? Ах, Тамара, Тамара… Придется погодить с возвращением к тебе! Нужно остановить это безумие!

— Когда мы прибудем на берег, Коста, — прервал мои панические мысли Белл, — потребуется ваше посредничество. Представите меня вождям. У меня с собой письма к Черкесской Конфедерации от Дауд-бея и Сефер-бея. Я настроен решительно! Следует призвать черкесов активнее нападать на береговые крепости. Кубань и Анапа подождут. Первая далеко, вторая — не по зубам горцам, пока они не обзаведутся пушками. Но укрепления Черноморской линии на берегу, они слабы, как сообщил нам мистер Спенсер. Их следует смести в море, чтобы подготовить плацдарм для десанта с наших кораблей!

Уверенность Белла в приходе английского флота откровенно пугала. Неужели все решено и ничего нельзя сделать? Мой взгляд заметался по палубе. Быть может, взорвать шхуну к чертовой матери? Спастись не выйдет: несколько тонн пороха в трюме распылят корабль вместе с людьми на атомы!

Пока мы вели свой умопомрачительный диалог, корабль приблизился к берегу и начал поворот на север. Я даже смог сориентироваться. Мыс Адлер остался далеко за кормой. Мы приближались ко входу в бухту Геленджика.

— Почему мы идем на север⁈ — закричал я. — Разве нам не в Адлер⁈

— Мы идем в Цемес! — «обрадовал» меня Белл.

— Но там же русские корабли! Нас со Спенсером там едва не прихватили!

— На то и расчет, Варвакис! На то и расчет… Впрочем, не станем полагаться на удачу. Пройдем так близко от Геленджика, чтобы нас обязательно заметили!

Чертовы британцы! Они всё предусмотрели! И Эдмонд тоже хорош! Это конкретная подстава! И чего я возмущаюсь? Был же уверен, что, если зайдет речь об интересах Англии, Эдмонд отойдет в сторону. Оставит наедине с опасностью. Нет, все-таки, не друг он мне!

Шхуна под британским флагом гордо неслась вдоль берега. Миновала в трех-четырех милях наблюдательный пост русских у входа в бухту Геленджика. На рейде покачивалось несколько кораблей, включая фрегат и военный бриг. Старый знакомый! Тот самый «Аякс», который гнался за «Блидой» Абделя, но так и не догнал. Алжирцы были невысокого мнения о выучке русского экипажа. Быть может, русский капитан не рискнет выйти в бушующее море. Побоится рисковать своим кораблем.

Я двинулся по палубе, нацелившись спуститься в трюм и оценить возможность совершить диверсию. И наткнулся на вооруженный караул у трапа. Капитан Чайлдс все предусмотрел. Без его разрешения на нижнюю палубу никого не пускали. У меня не было доводов, чтобы обосновать свое право тереться рядом с бочками с порохом в кормовой части, откуда часового не убрали.

Команда начала подготовку к швартовке. У четырех пушек шхуны суетились артиллерийские расчеты, занимаясь проверкой орудий. Две корабельные шлюпки готовили к спуску на воду. Их освобождали от брезента. Суджук-Кале, колбасно-мышиная крепость, был все ближе и ближе.

Попутный юго-западный ветер позволил шхуне совершить маневр и внес ее в глубину Цемесской бухты. Поздним вечером 12 ноября, в четверг, судно бросило якоря.

[1]До 1839 г. у ордена Станислава была 4-я степень. Считалась низшей наградой в Российской империи.

[2]Прорыв британской эскадры в Черное море в конце 1836 года был под большим вопросом. Согласно секретной статье Ункяр-Искелисийского договора между Россией и Турцией от 1833 г. султан обязался закрыть Проливы для военных кораблей всех иностранных держав. Тем более, враждебных России. Англичан в Дарданеллах встретили бы турецкие пушки. Почему-то лорд Понсонби был уверен, что Турция не осмелится воевать с англичанами. Он вообще во многом заблуждался.