Да. Так и есть.
И вряд ли подберется слово лучше, чтобы описать все, что происходило дальше.
Старая тварь сдохла быстро.
Не настолько, чтобы не понять, что случилось, но вполне, чтобы осознание не успело перерасти в истинный ужас. И очень жаль. Потому что в глубине души мне хотелось заставить ее пережить все те муки, что она доставила мне, когда отняла Эйтн. Можно сказать, я проявил милосердие. В некотором смысле. Ведь когда тебя постепенно засасывает в точку, расположенную в центре твоего собственного лба, ощущения едва ли будут приятные.
Но откуда все взялось: знание, навык? Подобному в Цитадели не обучали.
Я смотрел, как неодолимая сила, сравнимая разве что с гравитационным притяжением какой-нибудь черной дыры, корежит и ломает Бавкиду и пытается протолкнуть ее в то, что представляло собой мое концентрированное отчаяние и злость. Старуха не произнесла ни звука, – ей бы это в любом случае не удалось, – и до последнего пялилась на меня своими жуткими глазищами, пока те не лопнули подобно перезрелым плодам гоби и не исчезли в крошечной бездне вместе со всем остальным.
«Что ж, не в первый раз тебе удалось удивить меня, парень, – проговорил Паяц, когда все закончилось. – И это притом, что каждая твоя мысль была как на ладони. Отменное мастерство. Выше всяких похвал».
Он еще что-то бормотал, но я не слушал. Мое внимание приковало к себе изломанное тело Эйтн, лежавшее под боком у бессознательной матери.
Я ждал, когда нахлынет горе. Когда снизойдет пелена отчаяния и закружит перед глазами, напрочь отсекая все, что когда-либо приносило радость. Но минуты утекали, а ничего не менялось. Только пустота, не спеша расползавшаяся от того места, где могла бы быть моя душа, и дальше по телу, пока все оно не превратилось в бесполезную пустышку, сосуд для нового жильца.
«Не искушай меня, Сети. Я ведь могу и воспользоваться предложением».
– Меня зовут Сет Эпине.
«Точно. Ага. И как я мог забыть? Хе-хе. А еще, кажется, кое-кто приходит в себя».
Я уж было решил, что это такая странная попытка утешить, но быстро сообразил, что речь совсем не обо мне. Я заметил, как шевельнулась Бавкидина хламида, под которой все это время лежала леди Рисса. Как бледные руки с ухоженными ноготками откинули капюшон и открыли растерянное, но по-прежнему полное ужаса и абсолютной растерянности лицо.
– Ч-что случилось? – спросила риоммская госпожа задушенным полушепотом.
У меня духу не хватило рта раскрыть, но в конце концов это и не понадобилось. Совсем скоро она сама все поняла, увидела тело дочери и на очень долгое время потеряла дар речи. Я понятия не имею, какие чувства она в этот миг испытала, и не уверен, что хочу это знать, учитывая все сложности в их отношениях. С меня вполне хватило и собственного горя, которое и на горе-то не походило. Скорей уж отзвук, печальное эхо того, что могло бы быть, но не случилось.
Спустя еще какое-то время леди Рисса подползла к Эйтн и, крепко сжав ее бездыханное тело в объятьях, разрыдалась.
Я предпочел на это не смотреть.
Снаружи что-то происходило. Нет, кольцо Обсерватории оставалось таким же мертвым, как и должно в отсутствие прямой подпитки. Изменения постигли поле боя. Стервятники лейров, до последнего отражавшие атаки риоммского флота, начали отступать. Большую часть истребителей перебили при попытке убраться, однако нескольким все-таки удалось скрыться в гипере. Яртеллу больше некому было защищать. Империя Риомма победила.
По крайней мере, в этой битве.
– Ты! Проклятый лейр! Это все ты!
«Ну вот и началось».
Я рассеянно повернулся. Нежно баюкая тело мертвой дочери, леди Рисса указала на меня обвиняющим перстом.
– Ты виноват в ее смерти! Это все из-за тебя!
И что на это возразить?
Я кивнул:
– Это все я. – Без сарказма или скрытого подтекста, только чистая констатация.
Леди Рисса едва ли ожидала такой покладистости и еще на добрый десяток мгновений ушла в себя, обливаясь слезами.
– Ты думаешь, это конец?! – выпалила она, между рыданиями. – Думаешь, все так и закончится?
Можно было сказать, что я не думал ни о каком «потом». Все, что имело значение, это конкретное сейчас, а уж чем оно должно завершиться казалось вполне очевидным – Обсерватория должна исчезнуть из этого мира. Навсегда. Но, глядя на риоммскую госпожу, я лишь пожал плечами.
Само собой, леди Рисса истолковала это по-своему.
– Знай, Сет Эпине, что война на этом не закончится! Я не успокоюсь, пока не очищу Галактику от таких, как ты! Мои войска пройдутся по каждой звездной системе в поисках беглецов и как только отыщут, казнят на месте! Лейрам конец!
Удивительно, но ее пылкая речь не задела ни единой струнки моей так называемой души. В иное время, в совсем другом месте и при менее опустошающих обстоятельствах я бы не стерпел. Леди Рисса слишком глубоко увязал в этой истории, чтобы сойти за невинную мурафу. Она плела интриги, строила козни лейрам, не ценила собственную дочь. Уже одного этого хватило бы, чтобы я вынес ей смертный приговор. Но Эйтн любила мать, какие бы пакости та ни вытворяла, и до самого конца пыталась ее спасти. Хотя бы из уважения к ее памяти, я не мог преступить черту на этот раз, и как только леди Рисса умолкла, снова ответил безразличным пожатием плечами.
– Делайте, что хотите.
Если такая реакции ее и удивила, то виду она не подала. Но зато перестала уливаться слезами, которым я, кстати, не очень-то верил и, не без труда поднявшись на ноги, уцепилась за Эйтн и поволокла к лифту. Сам я к тому моменту успел взойти на возвышение и, не без внутреннего отвращения коснувшись панели управления, заставил «бутон» сомкнуть-таки свои прозрачные лепестки.
– Оставьте ее, – бросил я леди Риссе как бы между делом.
Дама замерла, распрямилась и уставилась на меня в искреннем недоумении.
– Что?
Я повторил, но уже значительно тверже:
– Эйтн останется здесь.
Казалось, ее сейчас удар хватит, и признаюсь, я бы не слишком печалился, если б так и случилось.
– Да как ты смеешь?!
Обычно низкий и мелодичный голос леди Риссы сорвался на визг, вынудив меня поморщиться.
– Вы можете убираться куда угодно, но ее не троньте. Я сам позабочусь о теле. – И широким жестом указав на лифт, к которому она так стремилась, прибавил: – Я вызвал для вас челнок. С минуты на минуту он прибудет. Не пропустите.
– Ты пожалеешь об этом! – прорычала леди Рисса, оставив-таки Эйтн в покое.
– Наверняка, – согласился я и больше о ней не вспоминал.
К тому моменту, как я завершил сбор Обсерватории в цельное полукольцо, леди Рисса успела убраться, заодно прихватив за собой и весь флот. Трудно сказать, насколько серьезной была ее угроза об охоте на лейров – не думаю, что совсем беспочвенной, – но пока что она не рискнула оставить у Яртеллы ни единого акаша.
Тем лучше. Еще столько предстояло сделать. Нехорошо, если кто-нибудь станет путаться под ногами.
«Разумно».
В отличие от Паяца, мне доступ к его переживаниям был закрыт, так что оставалось уповать, что все эти замечания чего-то да стоят.
«Не сомневайся».
Ну и как прикажете это понимать? Если это намек на грядущую разборку, то даже ребенку угроза сделалась бы ясной как день.
«Мне кажется, ты просто оттягиваешь неизбежное. И я не о нашей с тобой борьбе за это молодое и крепкое тело».
Паяц каким-то образом сделал так, чтобы моя голова повернулась, а взгляд опустился на единственное тело, оставшееся посреди центра управления.
«Тебе предстоит завершить самое сложное. Я не буду мешать».
Самое сложное… Что ж, он прав.
Спустившись по ступенькам на ватных ногах, я приложил все усилия, чтобы эмоции не взяли верх над разумом. И все равно, стоило лишь присесть у неподвижного тела, чье обескровленное лицо в свете звезд и станционной автоматики казалось просто кукольным, а глаза смотрели туда, куда ничто живое заглянуть не способно, я не сдержался и заплакал.
Все, что случилось после, я ощущал как сновидение: и то, как поднял бездыханное тело на руки, как оказался в ангаре и взошел на борт звездолета Эйтн, как спустился на планету в заснеженные пустоши, едва озаренные светом восходящего Ярта, – леденящий душу кошмар, от которого не было никакой возможности проснуться. За все это время мне не попалось ни единой живой души. Стражи, что находились на корабле, оказались зверски убиты, вероятно Бавкидой. А больше и вспомнить-то некого было. Разве что Райта, но о том, какая судьба постигла его и мой «Шепот», я желал думать еще меньше. Паяц хранил молчание, за что я был ему благодарен.
Очнулся я лишь когда понял, что стою у входа в пещеру, где не так давно своих котят выкармливала самка снежного китха. Пронизывающий ветер бил в лицо. Следы давно угасшего пламени, бушевавшего на ледяной прогалине чуть впереди, надежно похоронил под собой толстый слой снега, но я все равно узнал место, в котором наставница Бавкида преподала мне один из своих великих уроков.
Опустив останки Эйтн на снег, я коснулся Теней и заставил их тонкими ниточками обвиться вокруг завернутого в найденный на корабле плащ тела. Небольшое усилие воли заставило тело подняться в воздух и медленно вплыть внутрь пустующей пещеры. Вход обвалился, едва я понял, что Эйтн нашла свой вечный дом.
Я долго простоял в одиночестве, теребя серебристую подвеску, что болталась теперь на моей шее, и ожидая, когда Паяц все-таки напомнит о себе.
Но он молчал. Будто на зло. Словно насмехаясь над моей готовностью бороться с ним за собственное тело и разум.
– Ну? – спросил я метель, что только набирала обороты. – И чего же ты ждешь?
«Когда мы останется одни, – со вздохом заметил Паяц. – Но это, похоже, никогда не случится».
Я не понял, о чем он, но лишь до той поры, пока над снежной пустыней не раздался гул двигателей, сообщивший о приближении звездолета. Задрав голову к небу, я увидел «Шепот», приближавшийся с западной стороны, откуда в мрачное яртеллианское небо поднимался черный дымный столп.
Корабль приземлился в нескольких метрах, разбросав во все стороны снег. Трап опустился, едва двигатели стихли, и по рампе вприпрыжку сбежал синекожий лейр.
«Еще один соперник для нашего Сета Эпине. Сколько же ты их отрастил за столь короткую жизнь?»
– Вам лучше не знать, – проворчал я и уставился на ассасина, не представляя, чего от него ожидать. – Как ты нашел меня, Райти?
Тот приближался. Черный ирокез трепетал на ветру подобно знамени, а благородное синее лицо оставалось расслабленным, а взгляд – прямым и ясным. Ничто в его облике не напоминало о том, что этот анаки пережил крайне близкое и очень неприятное знакомство с призраком.
– Это не такая уж сложная задача, – ответил он, как и я, стараясь перекричать вьюгу. – Я все это время мониторил небеса в поисках чужих кораблей, готовящихся к посадке. Обсерватория все еще на орбите, а значит ты – где-то поблизости. Магия дедукции.
– Или гадание в чистом виде.
Он отмахнулся:
– Да как тебе нравится. Но хотя бы признай, что мы все же победили.
– Победили?
«Победили? А это интересно!»
– Да ты, Райти, хоть представляешь, что происходит?
Мой вопрос его как будто озадачил.
– А что? Риоммцы ушли, Бавкида, как я понимаю, померла. Да, Цитадель пострадала, но ее можно и заново отстроить. Кто-то же из лейров спасся. Я видел, как корабли уходили в гипер. Соберем их всех и возродим Орден! Только теперь на наших условиях! Разве это не победа? Даже Обсерватория у нас! Только представь, какой мощи мы сможем добиться с ее помощью! Два великих Навигатора возрожденного Адис Лейр! Об этом еще потом сказок насочиняют, вот увидишь!
Я смотрел на него и не верил ушам. Словно все, чего я добился, чем пожертвовал и через что переступил, просто взяли и перечеркнули.
– Ты говоришь глупости, Райти.
Но тот будто и не слышал. Казалось, его целиком захлестнула волна внезапно открывшихся перспектив. Он меня словно уже и не видел, только бродил из стороны в сторону, тихонько бормоча себе что-то под нос.
– Янси! – позвал я, когда его блуждания стали слишком хаотичными, а бормотание почти бессвязным.
Он остановился, посмотрел на меня.
И я высказал все, о чем неосознанно думал, но, видимо, боялся признать.
– Все кончено. Адис Лейр больше нет. Лейров больше нет. Все кончено. Леди Рисса ушла, но вернется с еще большим флотом и превратит Яртеллу в пустошь, какой та всегда и считалась. За теми из лейров, кто будет пытаться сопротивляться, начнется охота. Травля. Рано или поздно их выследят и уничтожат. Лишь те, кто воспользуется шансом и сумеет построить новую жизнь, смогут обрести покой.
– Покой? В забвении? – Его глаза недоверчиво сузились.
Я развел руками.
– По-моему, это лучше, чем просто быть уничтоженным.
Он моргнул. Затем еще раз. Постепенно на его синем лице проявилась слабая улыбка, но не из тех, что внушала надежду, а какая-то безумная.
– Я бы сказал, что ушам не верю, да только ты, Сети, никогда и не скрывал своей натуры. Ведь правда? Ты же ненавидишь Адис Лейр. И Бавкиду, и лейров, и меня. Ты всегда кичился своей исключительностью. Ты мечтал отделаться от всего этого и жить один. Ну и? Какого это, когда мечты сбываются?
Он нарочито медленно опустил ладонь на рукоять своего ножа. Я покачал головой.
– Не надо, Райти.
– Нет? – Взгляд его скользнул по кулону у меня на шее. Кинжал с тихим мелодичным звоном покинул ножны. – И почему же, риоммский ты прихвостень?
Я вздохнул.
– Потому что я убью тебя.
Райт хохотнул:
– Ты ни разу не победил меня в честном бою, Сети. – И принял боевую стойку.
– Адис Лейр никогда не сражаются честно, – сказал я и еще до того, как ассасин успел сделать хотя бы шаг, обрушил на него нашу с Паяцем общую мощь.
Это было пламя, мощнее, чем я создавал когда-либо, яростнее, чем те протуберанцы, что рождались на поверхности звезд. Белое, словно самая ослепительная вспышка, оно свивалось вокруг Райта непроницаемым вихрем и устремлялось к небесам, постепенно забирая с собой и его.
Не могу сказать, как быстро он умер и мучился ли. Возможно, его сознание даже не успело отреагировать на угрозу и сразу же выгорело. В одном я был уверен – если бы он понимал все до конца и если бы оказался на моем месте, то поступил бы точно так же.
«Что ж, надеюсь, ты утешишься этим, когда придет твой черед».
– Надейся.