Призма тишины

Глава 17 Неявь

Это была не она. Это не могла быть она. Не могла! И тем не менее она стояла в двух шагах от меня и пристально, со вниманием, какого прежде никогда не выказывала, изучала мое лицо.

– Мам? – повторил я, но не раньше, чем сумел протолкнуть воображаемый воздух в воображаемые легкие. – Это правда ты?

А она все молчала. И смотрела. И смотрела, и смотрела, и смотрела…

…Пока я, как самый последний дурак, не разревелся! Ноги подкосились, будто их отсекли серпом, и меня потянуло вниз, к полу, который не пойми откуда взялся. Больно ударившись коленями о холодный камень, я ни на мгновение не отрывал взгляда от такого родного и вместе с тем настолько чужого лица. Я продолжал уливаться слезами. Язык, казалось, отнялся, но я все равно не оставлял попытки расшевелить его, пока невнятная каша не превратилась в более-менее связные слова. Глотая собственную соль, я залепетал:

– Прости, мам. Прости! Прости меня, пожалуйста!

Только тогда ее чуть наклоненная к плечу голова дрогнула, а выражение лица изменилось.

– За что же ты просишь прощения, сын? – Вопрос прозвучал копьем, угодившим точно в солнечное сплетение.

Я сдавленно охнул, скрючился и на пару ударов сердца выпал из… реальности? Но?..

– Разве за этим ты пришел сюда, Сет?

Я снова поднял взгляд. Призрак матери ничем не выдавал, что с момента нашей последней встречи прошло всего лишь несколько месяцев. От ведьмы Аманры не осталось и следа: ни старых шалей, ни шевелящихся побегов под ними, лишь чистый и безукоризненный образ женщины, лейры, ученой и матери. Именно такой могла бы выглядеть Сол Эпине, если б никогда не покидала стен Цитадели.

И именно это потрясало меня еще больше.

– З-зачем? – выдохнул я, мысленно распрощавшись с возможностью мыслить разумно. – Зачем, я пришел сюда?

Губы мамы искривились в холодной улыбке.

– Чтобы показать мне свою слабость. Глупость. Никчемность, ставшую твоим вторым именем. Чтобы унизить меня своей посредственностью. Чтобы ткнуть меня во все это носом и обвинить во всех своих бедах. В тебе скопилось столько гнили. Не удивительно, что она ищет выход. То тут, то там вырывается наружу. Часто, когда тебе приходится иметь дело с Тенями. А иногда как будто без видимой причины. Или я не права?

Каждое из слов хлестало по щекам, и к тому моменту, как мама замолчала, я и в самом деле стал чувствовать себя ничтожнейшим из существ. Убогим тараканом, чей вечный удел – шнырять под ногами и питаться объедками.

При этом во мне еще теплился огонек самолюбия, и именно он заставил чуть ли не выкрикнуть:

– Нет!

Она не удивилась (по крайней мере, внешне), но спросила:

– Нет? Разве? – А улыбнувшись шире, добавила: – Мой дорогой, прислушайся к себе. Кто десять безмятежных лет сидел в Цитадели под присмотром, пока я превращалась в растение? Кто помогал Батулу? Кто отпустил мою руку? Кто?!

Я смотрел на нее снизу вверх. Слезы застилали глаза, но при этом не мешали видеть, как меняется облик мамы. Всего за пару секунд белые одежды стали черны от грязи и копоти. Воздух наполнился запахом компоста и жужжанием мух. Светлое красивое лицо, обрамленное темными косами, превратилось в высохшую посмертную маску. А глаза – всегда теплого медового цвета, – обрели сущность космической бездны. Казалось, будто нет на свете ничего более холодного и пустого. И пока эта воплощенная пустота продолжала вглядываться в мою душу, все, что оставалось мне – беспомощно ждать вынесение приговора.

Потому что все, сказанное ей было правдой. И потому что я был виноват.

Потому что, когда мог что-то сделать, я предпочел оправданное незнанием бездействие.

Потому что, когда мог спасти ее, я все-таки разжал пальцы…

Я всегда считал себя достаточно сильным, чтобы не утопать в самокопании и жалости к себе. Я думал, что Боиджия помогла мне справиться. Принять истину, как она есть.

Я ошибался.

Истина в том, что я действительно никчемный лейр. Никчемный разумник. Никчемный сын. И я не переставал винить себя за все, что произошло. За Батула. За Боиджию. За Иглу. И за маму.

– Все правильно, – кивнуло ужасное видение. – Ты всему виной. Не появись ты на свет, все могло сложиться иначе. Я часто говорила, что считаю тебя благословением Теней. Я никогда так не лгала. Ты не благо, Сет. Ты проклятие! И тебя не должно было быть! Никогда!

Это проклятое «никогда» просочилось в ухо черным жуком и заметалось внутри головы, будто безумное. Оно упрямо билось о стенки сознания, словно искало выход из лабиринта, в который само и угодило, но тем причиняло больше страданий. Вернулось жжение. И по той силе, с какой оно принялось терзать мою кожу, я понял, что избавиться от него можно лишь одним способом.

Я снова посмотрел на призрак:

– Что мне сделать? Что я могу сделать, чтобы исправить это?

То, что осталось от моей мамы, хохотнуло.

– Исправить? Такие вещи не исправляют, сын. Их вычеркивают. Выжигают.

– Я…

– Да, – кивнуло… оно, – ты правильно все понимаешь. Пришла пора расплатиться по счетам.

Я не могу объяснить, что именно со мной в тот момент произошло. Я как будто утратил всю свою инициативность. Лишился не только способности к действию, но и желанию. Как будто очутился под гипнозом. Боли я больше не замечал, хоть и понимал, что она никуда не делась. А еще, с той же отчетливостью, я понимал, что меня нарочно подвели к этому. Как глупого кутенка, забредшего в заросли боиджийской росинницы и навсегда оставшегося в ее мягких, липких и растворявших до самых костей плоть объятьях. И я смотрел в жуткие глаза лжематери, и видел в них собственную судьбу, но не мог помешать ее воплощению.

Хотя, сильнее всего пугало не это, а полное отсутствие желания что-либо менять.

– Ты правильно делаешь, что боишься, дорогой, – сказало существо, уже не пытавшееся притворяться моей матерью. Облик дряхлой ведьмы сполз с него, как змеиная кожа, обнажив черное, как сожженная до угля древесина, нутро. У этого существа не было четко прорисованных контуров, лишь по паре сужающихся книзу прямых, обозначавших руки и ноги и небольшой вырост на торсе – голова. Без лица или иных каких-то отличительных особенностей, но эта голова говорила со мной. И голос ее был похож на скрежет пилы, игравшей на гнилом паате.

Чудовищным усилием воли мне удалось оформить мысль в слова:

– Тебя я не боюсь. Чем бы ты ни было, ты не моя мать. Ты не Ра. И ты больше не тот великий лейр, каким был, Паяц. Ты всего лишь призрак. Меньше, чем ничего.

«Напрасно стараешься. Ничто тебе уже не поможет, Сет Эпине. Талантлив, этого не отнять. Но воля твоя слаба. Уж точно не ровня ни одному из лейров древности. И если хочешь знать, я расскажу, как в этом убедился. Пока ты боролся с химерами, я оплетал твое сознание паутиной. Ты целиком и полностью в моих руках, и ничто этого уже не изменит».

– Так сказал бы любой третьесортный злодей. Не надо драмы.

Я хотел, чтобы он разозлился, и цели своей достиг.

«По-твоему, это шутка?!»

– Древние духи так уязвимы для насмешек.

«Не смей так со мной разговаривать?!»

– А иначе что? Разве мне и так уже не конец? Что ты еще можешь сделать?

Однако злокозненности Паяца я недооценил.

«Считаешь, тебя нечем напугать, Сет? Не забывай, я заглянул в каждый уголок твоего разума, вытащил каждую из тайн и пристально изучил их на свету. Каждому разумнику свойственны слабости. Таков непреложный закон. И у тебя их, если на то пошло, не счесть. Мать – лишь одна из многих. Куда больше меня волнует судьба одинокой красивой риоммки, чью тонкую шею пересекает паутинный жгут. Считаешь, она будет в силах отличить тебя от меня, если внезапно нагряну на Риомм? Думаешь, ее тонкая натура выдержит парочку психических игр, которые я мог бы ей устроить?»

Если и была во мне сила, способная перебороть страх за собственную шкуру, то это беспокойство за судьбу Эйтн. Упоминания леди с Риомма оказалось достаточно, чтобы ярость внутри меня пробудилась и с новой силой вступила в схватку с пламенем Теней, неустанно и по-садистски медленно пожиравшим мое эго.

Где-то в глубине моего естества зародился рык, и он вырвался через глотку:

– Даже не смей!..

«А иначе что?» – отпарировал призрак моей же фразой.

Я на самом деле понятия не имел «что», но на всякий случай попробовал собрать в кулак все силы и вырваться из ментальных сетей, которыми меня окружили.

Разумеется, эти потуги только рассмешили Паяца.

«Ну-ну. Еще чуть поднажми. Почти получилось!»

Я снова рухнул на колени.

«Ты, Сет, занятный субъект. И, знаешь, в качестве благодарности за столь щедрый дар, я сделаю тебе ответную милость. Тебе будет приятно узнать, что путы, которыми паучиха обвязала прекрасную шейку твоей милой леди Аверре, не настолько крепки и смертоносны, как кое-кто утверждает. В качестве одолжения, я, пожалуй, мог бы снять их с нее. Как тебе идея?»

– Снять?

«Разумеется. Это не такая великая наука, как может показаться. Во время своих скитаний по Галактике, я не раз сталкивался с акронидами. Не самые милые создания, должен признать, но и от них в свое время был толк. По крайней мере, они неплохо послужили становлению лейров. Пока не стали бесполезны».

Я проигнорировал все его слова, кроме намека на возможность избавить Эйтн от ошейника.

– Как снять паутину?

«С чего ты решил, будто я тебе расскажу?»

– Тогда с чего мне верить, будто ты вообще выполнишь уговор?

«Ни с чего. Как и любой из нас, я не постесняюсь солгать. Разница лишь в том, что ты покинешь этот мир с надеждой и по доброй воле, а не насекомым, которое расплющило под моим башмаком. Великодушный выбор, не находишь?»

Это все уже было за гранью и я, кажется, целиком потерял логическую нить, которая вела этот странный разговор. Если, конечно, таковая вообще существовала. Я слушал бред Паяца, а в голове даже не мелькнуло мысли ощутить священный трепет перед древним существом. Он утопил Паракс в крови, когда Риоммской Империи еще и в помине не было, но вот как ни в чем не бывало ведет беседы, запугивая, обманывая и торгуясь, будто дешевый ярмарочный фокусник. И ждет, когда я уступлю. Не слишком ли?

«Вот именно поэтому ты и должен сдаться, Сет Эпине. Моя миссия еще не закончена. Помнишь, что я сделал с лейрами? Я могу вернуть им былое величие! И все, что для этого требуется – лишь подходящий сосуд. Я избрал тебя на эту роль. Так прими же свою участь с благодарностью!»

В словах Паяца на первый взгляд как будто не было смысла, и все же средь нагромождений расплывчатых фраз, мне удалось выудить кое-что интересное.

«Даже не пытайся, – насмешливо проговорил призрак. – У тебя не получится понять меня, прожди ты хоть миллион лет!»

– И все же я попытаюсь.

Он не осознал, что произошло. Судьба великих – не замечать мелочей. Я же, выпестованный Бавкидой и натренированный Ра, только и умел, что играть через уловки и обман. Великий лейр просчитался. Решив установить со мной ментальную связь, он (по глупости или из-за самомнения) упустил из виду, что работает она в обе стороны. Ловко сыграв на моих страхах, он раскрыл собственное сознание.

Как только выпала возможность, я не преминул ею воспользоваться. И, конечно же, ударил со всей силы и без какой-либо жалости. И тогда я увидел…

…Намного больше, нежели рассчитывал.

Передо мной предстала гробница практически в точности такой же, какой я ее запомнил: сферическая камера и черный гроб в держателях посередине. Разница заключалась лишь в том, что на сей раз крышка саркофага была откинута в сторону, а вместо меня, Райта, Туори и Дазы, внутрь заглядывала совсем другая троица. Двое мужчин-гуманоидов – худой и тучный, – как и полагается, в защитных скафандрах, а жирная паучиха – лишь в особого вида респираторе, надетом на треугольную морду.

Стало ясно, что это день, когда Мама Курта и два лейра впервые забрались на самое дно астероида.

– Он так и должен выглядеть, вы не знаете? – Худой лейр заглянул внутрь саркофага. Не знаю, как это работает, но их разговор по внутренней связи каким-то образом не миновал и моего сознания, оставив там явственный смысловой след.

Тот, что был в разы крупнее, с презрением отозвался:

– Алит Зортра, я не слышу подобающего почтения в твоем голосе. Или ты забыл, чью усыпальницу мы только что открыли? Это священнейшее место для всех лейров. Не забывай!

Имя ученика мне было не знакомо, но никаких шансов, что я бы не узнал голос «любимого» мастера Шенга. Теперь ясно, кто надоумил Маму Курту искать следы древних захоронений на Территории Ускру. Вопрос оставался, откуда сам Шенг узнал об этом месте, но его я решил приберечь на потом.

– Прошу прощения, мастер. Я думал, без гравитации и атмосферы, тело не будет разлагаться, а тут…

– Молодой лейр не берет в расчет температуру и время, – подала голос паучиха, чей умный респиратор преобразовывал треск и щелчки в понятную гуманоидному уху речь. – И то, что тело великого Паяца было помещено в саркофаг не сразу после кончины. Анаэробные бактерии запустили процесс, остальное же доделал лютый холод.

– И все же я ожидал большего, чем горстку сухих костей, – буркнул алит.

Шенг предпочел оставить этот комментарий без внимания. Сняв с пояса пневмошприц и улучив момент, когда ученик посмотрит в другую сторону, он приставил край поршня к месту чуть ниже соединительного кольца шлема и нажал на спуск. Не угадаешь, что было внутри шприца, но парень лишился сознания мгновенно. Он начал заваливаться на бок, нацелившись на дрейф в сторону от черного прямоугольника. Шенг, разумеется, этого не допустил. Едва он понял, что дело сделано, то подхватил безжизненное тело алита и без лишних церемоний втолкнул его внутрь саркофага.

– Немного по-варварски, не находите? – заметила Мама Курта, пока тучный лейр возился с крышкой.

Едва каменная плита легла на положенное ей место, Шенг не упустил возможности огрызнуться:

– Сама хочешь там оказаться?

Если угроза и задела паучиху, то виду та не подала. Только рассмеялась.

– Боюсь, толку от этого не будет.

– Будто я сам не знаю, старая дура! Ты уверена, что инъекция сработает как надо?

– Он же отключился, не так ли? Значит, она уже работает. Я свое дело еще не забыла.

– К счастью для тебя, – холодно усмехнулся Шенг и опустил руки на саркофаг. Выражение его лица за забралом шлема было не разобрать, но я и без того знал, чем он занимался. Он слушал Тени, в надежде, что те нашепчут ему, что творится под крышкой.

Минуту, другую тишина не нарушалась.

– Что-нибудь есть? – спросила паучиха, подплыв чуть ближе.

Шенг, не оборачиваясь, прошипел:

– Помолчи, будь добра.

Паучиха отпрянула. Прижав к объемному пузу все восемь лап, она проскрежетала:

– Не смей разговаривать со мной так, будто я одна из твоих лакеев! Мама Курта никому не подчиняется!

Шенг, наклонив голову к плечу, рассмеялся.

– Кажется, у брата и сестры с Паракса на этот счет иное мнение. Они богатеи, но деньгам цену знают. Если бы не мое красноречие, ты бы так и прозябала на задворках, грабя пролетающие мимо звездолеты. Курта, перед кем ты рисуешься? Я знаю, кто ты, помнишь? Твоя преданность стоит ровно столько, сколько риммкоинов за нее отсыпят в ближайшей космической тошниловке. Так что будь любезна, избавь меня от своего нытья. Я не могу сосредоточиться!

– А может, ты просто плохо стараешься?

Шенг и Мама Курта оцепенели одновременно, потому что ни одному из них вопрос этот не принадлежал. Источником оказался высохший старикашка-анаки. Уместившись на крышке саркофага и закинув ногу на ногу, он с задорным любопытством смотрел на притихших вторженцев. Поседевшие до белизны волосы паклей топорщились в разные стороны, кожа истончилась и напоминала бледно-голубоватый пергамент. И только глаза оставались живыми и внимательными, как два настороженных черных жука.

– Ну? Язык проглотили?

– Адис, – потрясенно выдохнул Шенг.

Старикашка поморщился, будто от зубной боли. Кожа на его некогда гладком лице собралась гармошкой в самых непредсказуемых уголках. Это выглядело бы так же нелепо, как и весь облик давно почившего лейра, если б не одно «но» – смертельный холод, который исходил от него невидимыми, но вполне ощутимыми волнами. Как если бы само его присутствие было порталом в небытие. В такой компании шутить бы никому не захотелось.

– Адис – мое имя, – скрипучий старческий голос сразу проникал в наши головы, минуя такую нелепую условность, как уши. – Одно из, если уж на то пошло. А вот ваших я не знаю. Но это пока. Так что же? Познакомимся?

Шенг подался вперед, как будто хотел припасть на одно колено, да отсутствие гравитации помешало. Пришлось ограничиться глубоким поклоном и восхищенным:

– Мастер Адис! Я мастер Шенг. Мастер Ри Шенг из Ордена Адис Лейр. Вы не поверите, сколько мы разыскивали вас! Позвольте сказать, что нет радости более великой, чем, наконец, отыскать место упокоения величайшего лейра из всех, что когда-либо существовал!

Старик продолжал невозмутимо восседать на собственном гробе.

– Величайшего? Пожалуй. Что касается покоя, с этим ты, как мне кажется, сильно преувеличил, Ри Шенг. А вот на то, насколько ты мастер, я еще посмотрю.

Толстяк не растерялся и безоговорочно принял позицию подчиненного.

– Чем я могу служить вам, мастер? – снова склонил голову он.

– Зависит от того, зачем ты пожаловал сюда, Ри Шенг.

– Я предоставил вам носителя, мастер, в надежде, что вы используете его сильное молодое тело, сорвете путы, которые наложили на ваш дух, и вернетесь обратно в мир живых. Мы упустили столько возможностей! Сейчас, когда лейров никто не уважает, надежда лишь на вас! Ваше возвращение в качестве нашего нового главы заставило бы всю Галактику вспомнить, кому она обязана процветанием!

Шенг говорил с такой страстностью, что даже я почти поверил ему. Старик же лишь покосился на гроб, словно видел его содержимое сквозь крышку, затем скучающим тоном произнес:

– А что тебе с того? Мастер. Ри. Шенг.

Было видно, насколько растерялся иланианец. Лицевое окошко его шлема быстро запотело. И все же толстяк нашел в себе смелость ответить:

– Я хочу служить лидеру более великому, чем те никчемыши, что смеют именовать себя Навигаторами. Я хочу, чтобы Адис Лейр вышли из тени, в которой прятались так долго. С вами во главе, наше будущее гарантировано. А иного мне и не надо.

– Стало быть, – пробормотал старик, – не такой уж ты и мастер.

Он оторвал взгляд от черного камня и издал звонкий смешок. И вот что самое интересное: в усыпальнице не было и быть не могло воздуха, однако эхо насмешки каким-то непостижимым образом заметалось от покрытых письменами стен. Стало вдвое холоднее.

Интуиция и горький опыт подсказывали, что ничем хорошим это закончиться не могло. И только Шенг, казалось, совершенно не замечал недвусмысленных знаков, которые невольно посылал ему призрак старика. Впрочем, я не забывал, что, при всей своей глупости, встречу с Паяцем толстяк пережил.

– Поможете ли вы нам, мастер Адис? Отважитесь ли вернуться из небытия?

Старик вперил в Шенга драконовы глаза, как если бы всерьез раздумывал над предложением. Затем резко вспорхнул с места и небрежным взмахом руки заставил тяжелую крышку саркофага скользнуть вбок. Он склонился над открытым гробом с энтузиазмом ребенка, ожидавшего сюрприз ко Дню Империи.

– Ну-c, и что же тут у нас? У-у-у! Свежее мясцо!

Когда из саркофага вынырнула голова, никто не издал ни звука. Не дернулся, не бросился на выход. Шенг и Мама Курта явно повидали на своем веку немало странностей и часто пренеприятных, поэтому их вряд ли удивило, когда показавшаяся голова повернула к ним лицо и продемонстрировала вдребезги разбитый щиток, за которым отчетливо виднелись застывшие в страдальческой гримасе черты молодого алита. Сама голова при этом все время странно колебалась, как если бы висела на невидимых ниточках и управлялась неловким кукловодом.

– Привет, мастер! – пропищал старик, подражая чужому голосу. – Давненько не виделись! Как я тебе? Вызывает отвращение, не так ли?

– К чему этот цирк? – брезгливо поморщился Шенг и вопросительно уставился на призрак.

– Цирк? – Тот моргнул с таким видом, будто слово казалось ему знакомым, но он никак не мог вспомнить, где и когда его слышал. Даже позволил несчастному трупу чуток осесть. – Давненько я в цирке не бывал. На моей родине это дело любили. О, да! Какие представления закатывала местная знать – у-у-у, закачаешься! Акробаты, глотатели пламенеющих мечей, жонглеры взрывающимися шарами! Однако больше всего мне нравился коронный номер. О, вы бы такого никогда не забыли! Оплывающие лица! Кровоточащие глаза! Кишки, которые выкашливались через рот! И все это у зрителей! Эффект полного погружения, что называется. Каково, а?!

Чутье подсказывало, все это было сказано не ради красного словца, а воображение во всех красках описало те кошмары, что вытворяли лей-ири, издеваясь над нормалами Паракса. И едва ли они ограничивались одними лишь цирковыми представлениями. Видимо, словосочетание «утопил планету в крови», приставшее к первому лейру на заре переселения Адис Лейр на Яртеллу, – не просто броская метафора. В чем я убедился, когда пытался открыть вход в усыпальницу.

Тем не менее мастер Шенг, похоже, не оценил ни смысла, ни слога.

– Нелепость, – пробубнил он.

Лицо старика дрогнуло, казалось, впервые за все время общения с незваными гостями. Он прокашлял:

– Ты так считаешь, мастер Шенг? Отчего же ты не счел нелепым предлагать мне это неразумное дитя?

– Я… я полагал, вы оцените дар.

– Так это дар? – Труп алита воспарил над саркофагом, а затем надоевшей куклой отлетел в сторону. Ударившись о дальнюю стену, он еще долго мотылялся туда и сюда. – Бесполезный мешок костей и мяса, по-твоему, дар?

Мама Курта, которой едва не досталось от пролетавшего мимо «снаряда», рискнула-таки вмешаться. Расправив ноги, она приблизилась к Шенгу и проговорила:

– Их милость, должно быть, имеет в виду, что их не устраивают ментальные способности реципиента.

– А она мне нравится. – Старик расплылся в неожиданной довольной, хоть и не лишенной сарказма, улыбке. – Быстро складывает в уме два и два. Уж всяко быстрей недотеп, воображающих, будто знают, чем подкупить призрак, томившийся во тьме тысячелетиями.

И без того вечно недовольное лицо Шенга сделалось еще кислее.

– Так дело в этом? Нужен подходящий носитель?

– Нужен тот, чьим психическим связям хватит гибкости, чтобы совладать с той мощью, что я дарую. Нужен тот, кому хватит дисциплины ума и силы духа принять поток теневой энергии, что выльется на его несчастную головушку.

– Нужен элийр, – выпалил Шенг, будто осененный догадкой.

Старик мигнул, хотя, я сомневался, что призраку это было так уж необходимо.

– Не знаю, о ком ты, но звучит недурственно. Кто такой этот… элийр?

– Так мы зовем лейров, сосредоточившихся на развитии ментальных навыков в ущерб боевым. Таких среди нас немного, но они, пожалуй, лучше всего отвечают вашим требованиям, мастер Адис.

– И ты готов привести такого ко мне?

– Безусловно!

– Что ж, приятно слышать. – Старик снова улыбнулся, обнажив гнилые зубы. – Очень жаль, что я совершенно не верю тебе, мастер Шенг.

Он сделал молниеносный выпад, послав вперед мощную энергетическую волну.

Шенг среагировал молниеносно, но не стал ни защищаться, ни контратаковать. Лишь выбросил вбок левую руку и, подтянув паучиху за невидимый поводок, выставил ее перед собой на манер щита.

Ни один экзоскелет, каким бы крепким он ни был, не способен пережить атаку лейра. Защитный панцирь Мамы Курты раскололся, будто перезрелый орех, и в пустоту над саркофагом одна за другой принялись всплывать зеленоватые жемчужины паучьих внутренностей.

Хотя даже это ее не прикончило.

Прижав все восемь лап к раненому брюху, Мама Курта громко и протяжно запищала.

Шенг, воспользовавшись моментом, быстро нырнул в проход и скрылся в темноте коридора, только его и видели.

Такая расторопность не просто поразила призрак Паяца, но привела его в неописуемый восторг. Он запрокинул голову и разразился настолько безудержным хохотом, что стены усыпальницы, окажись в этом пузыре атмосфера, задрожали бы.

– Беги, беги, мастер Шенг! Приведи мне другую жертву! Я подожду!

Отсмеявшись, старик, видимо, вспомнил, что по-прежнему не один, и устремил холодный и пустой, как сама космическая тьма, взгляд в сторону упрямо барахтавшейся в невесомости паучихи. Усевшись на бортик собственного саркофага, он легким движением пальцев заставил сжавшуюся в комок и дрожащую пиратку подплыть к нему.

– А ты крепче, чем я думал, акронида.

Мама Курта неведомым образом умудрилась поднять треугольную голову. Четыре пары глаз испускали в темноту тусклое, но ровное свечение. Через поврежденный вокодер полились перемежавшиеся стрекотом слова:

– Я приведу вам элийра, мастер.

Старик, будто иного не ожидая, игриво подмигнул.

– Конечно, ты, дорогая Кельвинья. – Его взгляд переместился на черное жерло ромбовидного прохода. – И мы вместе сделаем так, чтобы наш несравненный мастер Шенг пожалел о том, что вообще осмелился явиться сюда.