Приключения Бобового Зёрнышка

Глава 30

Я проснулся. Нет, не так. Я проснулся! Вот, так гораздо лучше, потому что так вы полнее сможете понять всю ту гамму чувств, что я испытывал в этот момент. А гамма эта состояла из совершенно разных чувств. Во-первых, потому что я проснулся первым, и радость от этого была неописуема. Благородный храп, вырывающийся из могучей глотки сэра Роланда Гриза, мощью своею сотрясал хлипенькие стены странной комнатушки, со множеством пыльных скамей и несуразной статуей на низеньком постаменте. Но не комната принесла в мою жизнь великолепное ощущение почти полного счастья. Оно появилось и окрепло во мне потому что, как уже было сказано, проснулся первым. Никогда еще я не обгонял в этом никого. Да что там, я вообще никогда никого не обгонял.

И вот я сижу на полу, таращусь на играющих на статуе солнечных зайчиков и довольно скалюсь. Сквозь боль и слезы скалюсь. Почему сквозь боль? Да потому что не могучий храп сэра Роланда меня разбудил, а тот факт, что я оказался на полу. И боги с ним, ну упал и упал, не в первый же раз и далеко не в последний, но упав, я чувствительно приложился головой об пол. Приложился так сильно, что на лбу моем многострадальном тут же возникла шишка, а из глаз брызнули слезы. Хотя, готов допустить, что слезы текли по щекам не от боли, а от обиды. Обидно же упасть со скамьи, приложиться лбом, да еще при этом и запутаться в одеяле.

Последний факт не сказать, что меня порадовал. В одеяле оно конечно теплее, но, черт возьми, куда как страшнее чем без него. Скажите, вы когда-нибудь просыпались и понимали, что кто-то теплый и мягкий опутывает все ваши конечности и шею? И это не кот! Точно не кот. Если нет, то поверьте мне на слово, ощущения не из приятных.

Вот я и сидел, радуясь тому, что обскакал храпящего сэра Гриза, ревел не то от боли, не то от обиды и боялся пошевелиться от сковывающего меня страха.

Тело боялось пошевелиться, рту и глотке страх совсем не мешал, наоборот помогал. Рот открылся, а глотка издала испуганный, полный ужаса вопль. Роланд подпрыгнул. Точнее подскочил. Еще точнее он попытался это сделать, но ноги его запутались в одеяле и, огласив помещение мощным ревом, сплошь состоящим из выражений, что я приводить здесь не буду, он растянулся на полу. Правая рука его привычно потянулась к кольцу на поясе и беспомощно в него провалилась. Он замолк, удивленно уставился на пустое кольцо, тяжело сглотнул и уставился на меня.

— Все в порядке, Зернышко?

Ага, в порядке. Я набил шишку, испугался, как не пугался еще ни разу в жизни, и отчаянно пытаюсь вылезти из того, что обхватило все мое тело. А так, в полном порядке. И даже лучше! Ведь я смог проснуться раньше самого благородного рыцаря! Но ничего этого я не сказал, так и продолжал бесконечную и такую же безрезультативную битву с одеялом.

Роланд сжал кулаки, натянул на морду беззаботную, насквозь фальшивую улыбку, поднялся на ноги, подошел ко мне и легонько приподняв, вытряхнул меня из одеяла. Вот ведь гад, даже не позаботился о том, чтоб я не упал еще разок. А я упал и вновь приложился лбом об пол. Возможно, именно этот гулкий удар пустого черепа по каменному полу и привел в движение тех, кто нас сюда определил.

Дверь в дальней стене со скрипом отворилась, и в комнату вошел, хотя лучше сказать втек, священник. Да, да, тот самый, что орал песенки под окном очень красивой, но очень странной женщины.

— Вы проснулись, господа, — льстиво поклонился он и выдал обворожительную улыбку, что впрочем, не возымела действия ни на благородного рыцаря, все еще шарящего по поясу в поисках меча, ни на меня растирающего украшенный двумя новыми, свеженькими шишками, лоб.

— Ты кто? — ничуть не смущаясь, спросил Роланд, я отчаянно закивал, всячески демонстрируя, что и мне это интересно.

— Я местный священник, — слегка поклонился вошедший и только сейчас я разглядел на нем рясу, пояс с четками, да углядел малюсенький символ на груди.

Символ этот был мне не знаком, хотя каким-то внутренним чутьем я и догадался, что это знак какого-то бога, но что за бог понять не смог. Даже если бы сильно хотел не смог бы этого понять, а я и не хотел, да и не знал я всех этих церковных штучек. Да, что там, я и в церкви, даже в той, что была в замке покойного ныне графа, бывал лишь трижды. Два раза совсем не по своей воле. А разок, зашел туда, потому что из открытых дверей так чудно пахло сладкими булочками. Это потом я понял, что пахло оттуда воском для свеч, но ведь пока не попробуешь, не поймешь.

Но я отвлекся. Вернемся к священнику. Символ бога, а, забегая вперед символ богини, терялся в его рясе и если бы лучик солнца не отразился от него, я бы вообще ничего не разглядел. Сам священник был еще не стар, видал я людей и постарше, и бороды у них посолидней, не то, что у этого, так куценькая, еще не полностью седенькая, всего-то до ключиц едва достает. Вот у магов бороды так бороды! Там сразу ум видать. А здесь…

— Хорошо, — кивнул Роланд, — а имя у тебя, священник, есть?

— Брат Ларит, — священник опустил голову не то в поклоне, не то заметил что-то на ботинках.

— Отлично, брат Ларит, а скажи мне, какого лешего у вас тут происходит? Где мой меч? И что за вонючие тряпки ты нам подсунул.

Говоря все это, Роланд медленно двигался к священнику, а вместе с Роландом к нему же, так же медленно двигались и лавки. Сэр рыцарь попросту не обращал на них внимания, отодвигая в сторону, а точнее раздвигая, ногами. Руки он при этом не использовал. Хотя нет, еще как использовал, он всячески демонстрировал размер своих немаленьких кулаков.

— С мечом вашим ничего не случилось, — спокойно ответил священник, но на кулаки косился. — Это храм, и оружию здесь не место. Ваш меч, сэр рыцарь, находится в моем доме. Здесь неподалеку, всего в нескольких шагах отсюда. Теперь ваш второй вопрос. Это не грязные тряпки, а очень даже теплые одеяла. Здесь по ночам бывает весьма холодно, и я предпочел накрыть вас, чтобы вы не замерзли. Вот мы и подошли к ответу на третий ваш вопрос. А именно, что здесь происходит. А происходит здесь моя вам благодарность, за возвращение в этот мир нашей богини. Если бы не вы с вашим… э-э-э… слугой…

— Оруженосцем! — выкрикнул я.

— Оруженосцем, — поклонился священник, — то богиня так бы осталась для нас лишь статуей. Святой, дарующей нам силы и уверенность в завтрашнем дне, совершающей чудеса и заботящейся о нас. Но лишь статуей. Благодаря же вам, она сейчас тоже в моем доме. И я, раз уж вы проснулись, приглашаю и вас последовать в него.

— А нельзя было сразу нам там койки выделить.

— Можно, но вы были, как бы это помягче сказать, не совсем в форме. Скажем, вы уснули.

Священник замолчал. Роланд тоже. И если первый стоял спокойно, то у второго, даже затылок напрягся. Лица его я не видел, и сказать по правде сейчас и не хотел.

— Что значит, уснули? — прорычал Роланд.

— Видите ли, пришествие богини в наш мир многое изменило. Но она расскажет вам об этом сама. Я ответил на ваши вопросы?

Роланд покосился на меня, но у меня вопросов не было, все мое внимание занимал солнечный зайчик, прыгающий по несуразной статуе женщины в простом деревенском платье.

— Тогда, позвольте задать вам вопрос.

Роланд вздохнул и кивнул позволяя.

— Вы путешествовали только вдвоем?

— Нет. С нами были еще люди.

— И где они?

— В лесу. А тебе зачем? — Роланд сделал шаг, отодвинув еще парочку скамей.

— Богиня распорядилась пригласить всех ваших спутников. Вас ждет обед, скромный, но надеюсь вкусный.

Он говорил что-то еще, но я дальше уже не слушал, все мое внимание было поглощено чарующим словом «обед» и желанием не захлебнуться собственной слюной.

Роланд не ел. Почти не ел. Он ограничил себя цыпленком, обжаренным с травами, парой вареных яиц, тремя, обильно сдобренными маслом, ломтями черного хлеба и кружкой местного напитка, что местные выдавали за пиво. Последнее я не пробовал, а потому не могу сказать действительно ли только выдавали, или это было самое настоящее пиво. А вот набросился на еду, словно никогда не ел. Что впрочем, не так далеко от истины: последний раз мне перепадало что-то съестное еще до того, как Бели засунула мое тело в корыто с кипятком. И сейчас, когда на столе дымились пусть и весьма скромные, но вполне съедобные блюда я решил ни в чем себе не отказывать. Ведь неизвестно когда удастся поесть в следующий раз.

— У вашего друга прекрасный аппетит, сэр рыцарь, — даже звуки этого нежного, но слегка насмешливого голоса за спиной не смогли заставить мои челюсти перестать пережевывать еду.

— Сами страдаем, — усмехнулся рыцарь, ставя на стол и отодвигая от себя кружку с пивом.

— Вы знаете, кто я? — спросил тот же голос.

— Нет, — плечи Роланда слегка дернулись. — И мне, честно говоря, плевать. Хотя я подозреваю, что ты и есть та самая богиня. Я прав?

— Вы проницательны, мой милый рыцарь.

А вот это заставило меня перестать жевать. Я даже куриную ногу выронил, а ведь еще не весь жир с нее слизал. Ладно, не велика потеря, никуда она от меня не убежит, она ведь хоть и нога, но жаренная. Медленно, на всякий случай, не выпуская ногу из видимости, я повернулся. За спиной моей стояла женщина лет эдак пятидесяти, слегка полноватая, слегка седая, одетая просто и, наверное, даже в чем-то безвкусно. Ну, кому может понравиться обычное платье, без особых узоров, разве что все швы покрывает какой-то замысловатая вышивка. Простые сандалии и торчащие из них пальцы с блестящими ногтями. И прическа из собранных в пучок волос, забранная на затылке красной лентой. Вот лента красивая, а женщина нет. Далеко ей до Суккубы и уж тем более до Валькирии. Разве ж так выглядят богини? Да ее же на любом пиру на смех поднимут. Та же принцесса, ради которой мы все дружно рисковали жизнями, и та в дорогу лучше одевается. Нет, не похожа эта тетка на богиню.

— А как, по-твоему, должна выглядеть богиня? — спросила она, присаживаясь рядом со мной, явно заметив, что мой интерес снова сосредоточился на куриной ножке.

— Красиво! — откусив приличный кусок, ответил я естественно с набитым ртом.

— А я не красивая? — она улыбнулась, по-доброму, как и должна улыбаться светлая богиня.

— Улыбка у тебя красивая, — не переставая жевать, сказал я и уставился на рыцаря, мало ли, вдруг чего не то сказал. Я ведь могу.

Роланд лишь улыбнулся кончиками губ и слегка покачал головой, но ничего не сказал. И я, решив, что сказал все правильно, вернулся к недоеденной курице. Ведь дела надо завершать.

Богиня протянула руку и положила ее мне на плечо, я покосился, но жевать не перестал, пусть себе лежит, есть она не мешает. Богиня же закрыла глаза, тяжело вздохнула и, не убирая руку, повернулась к Роланду.

— Когда до меня дошли слухи, — проговорила она, — я думала, что это не больше чем очередные бестолковые просьбы моих слуг, но теперь я вижу, что они и на половину не были правы. Скажи мне, благородный рыцарь, он и, правда, дурачок?

— Кто? — Брови Роланда чуть приподнялись. — Зернышко? Да, нет, что ты, он очень хорошо умеет изображать полное отсутствие разума. Подожди, он еще слюну пустит, или на бабочку засмотрится. Если хочешь поговорить о чем-то, подожди, пока он здесь все не съест и дай ему в руки деревянную лошадку, а после можешь хоть голой танцевать.

Лошадка? Кто сказал лошадка? Я перестал жевать, смутно припоминая, что где-то в моих вещах должна быть припрятана деревянная лошадка из башни бородатых магов. Вот только где именно вспомнить не мог. Больше того, я не мог вспомнить, где все мои вещи и были ли у меня вещи вообще.

— Лошадки у меня нет, — грустно произнесла богиня, но я могу дать ему это.

Она извлекла из одежды хрустальный шарик и протянула его мне.

— Иди, Зернышко, поиграй!

— Не бери! — в один голос рявкнули в голове и Черт и Суккуба и Валькирия, но мои пальцы уже крепко вцепились в шар, оставляя на его ровной прозрачной поверхности грязные следы куриного жира.

Я смотрел в прозрачную муть шара, полностью в ней растворяясь, и сам не заметил, как выполз из-за стола и уполз в угол, где и предался странному наслаждению, перекатывая шар в руках и катая его по полу. Сейчас-то я понимаю, что таким образом богиня ловко устранила меня, но тогда я решил, что она — богиня, действительно богиня. Самая лучшая на земле. И даже ее предупреждение, чтобы я ни в коем случае не разбил игрушку, не испортили ее образ.

Взбешенная, растрепанная, красная, словно вареный рак, от которого я всего несколько мгновений назад отказался, Бели влетела в комнату и замерла на пороге. Ее злобный взгляд испепелил Роланда, безуспешно попытался тоже самое проделать со мной, и уткнулся в женщину, что еще мгновение назад мило беседовала с рыцарем. Рот монашки медленно открылся, пальцы разжались, позволяя ножу упасть на пол. Она тяжело сглотнула и опустилась на колени.

Роланд, благородный во всем, что касается правил поведения и женского пола тут же метнулся к ней, на замер, успев сделать всего несколько шагов. А замер он лишь потому, что губы Бели пришли в движение и в комнате раздался тихий шепот:

— Богиня! — голова монашки опустилась еще ниже.

— Чего? — Роланд уставился на монашку, словно видел ее впервые. — Это, — он ткнул за спину большим пальцем, — это та самая, твоя богиня? Какого хрена, Бели…, - он осекся и, повернувшись к богине, склонил голову: — Простите! Какого Черта, Бели… Простите еще раз! Что за ерунда, — он замолчал на пару мгновений, но решив, что теперь извиняться не за что продолжил: — Бели, какого, мать твою, хрена, мы нарезаем круги по стране, когда она ждет нас здесь.

— Я не ждала вас, благородный сэр рыцарь, — поправила его богиня.

— Она не ждала нас, — поддакнула ей Бели. — Точнее ждала, но не здесь.

— Точнее ждала, но не я.

Роланд тяжело опустился на лавку.

— Теперь давайте-ка обе излагайте. По-порядку!

Что ему сказать Бели не нашлась, а вот богиня стесняться не стала, коротко заявив, что для нее стало полной неожиданностью, что в мире происходит такое и что она легко сможет нам помочь. Она взглянула на меня. А я… А что я? Я утратил интерес к шарику и тот покоился у моих ног. Взгляд же мой метался от растерянного рыцаря, внезапно побледневшей Бели к богине и обратно. Она сказала, что сможет нам помочь, но мне не очень-то понравилось, как именно она это сказала. Было в ее словах, что-то такое от чего волосы на моей спине зашевелились, хотя голос ее был тих, взгляд спокоен, а на губах играла милая улыбка.

— Я не спрашиваю вашего разрешения сэр рыцарь, я просто сделаю то, что должна. Должна, потому что иначе наш мир изменится навсегда. Вы ведь понимаете, о чем я говорю. Вы ведь своими глазами видели тех, кто охотится на вас…

— Зернышко, — зазвучал в моей голове хриплый голос, перебивая богиню и заглушая ее слова, — сейчас ты поднимешься на ноги, скажешь, что отлить надо. После чего выйдешь отсюда, поймаешь первую попавшуюся лошадь, влезешь в седло и помчишься прочь отсюда.

— И сделаешь это очень быстро! — голос Валькирии дерганный, словно она чем-то очень сильно напугана, но от этого менее требовательным он не стал.

— Не задерживайся, — попросила Суккуба, напустив в голос столько эротизма и похоти, что в моих штанах что-то зашевелилось.

— Не сейчас, дура! — рявкнул Черт. — Зернышко, бегом давай! Пожалуйста!

— Пожалуйста! — добавила Суккуба, оставив в голосе похоть, но убрав эротизм. Штаны похудели, но мой затуманенный взгляд от богини не укрылся.

— И куда вы собираетесь бежать? — она повернулась ко мне. — За городом вашего Зернышка встретят те, кто не станет ничего спрашивать. Вы хотите, чтобы он умер?

— Лучше умереть в бою! — неожиданно для самого себя ответил я и ужаснулся собственным словам. Нет, умирать я не собирался и как понимаю никто из живущей во мне троицы тоже. По крайней мере, никто из них этих слов не произносил. Тогда откуда они в моей голове?

— Это успеется, — усмехнулась богиня.

И прежде чем я успел хоть что-то сделать, подняла руку, протянула ко мне. Тонкие ее пальцы сжались. В голове что-то взорвалось. Затем я услышал крики. Черт вопил так, словно его самого, его же товарищи по происхождению на вертел одевали. Суккуба стонала, и в стонах ее не было даже намека на похоть. Валькирия же, как и подобает воинам без различия на пол, скрипела зубами и сдавленно охала. Мое тело охватил жар. Пот брызнул из всех мест разом. Рубаха прилипла к спине и, казалось, врастает в нее. Я сорвал одежду, но легче не стало. Меня то бросало в жар, то погружало в холод. В голове без остановки вопили, полные боли голоса, а перед глазами плыли разноцветные круги. Еще немного и голова моя взорвется, словно переспевшая тыква.

Я рухнул на пол и зажал голову меж коленей. Легче не стало. Мои руки зажимали уши, но я все равно слышал, как вопит Суккуба, как тихо стонет Валькирия и как яростно надрывается Черт.

Потом все кончилось. Я лежал на полу, обхватив голову руками, и шумно дышал. Роланд подскочил ко мне, поднял меня на руки, прижал к груди. Я не видел его лица, не слышал его слов, хотя губы его что-то шептали. И только когда капелька крови упала с моей щеки на его одежду, я понял, что с моими ушами что-то не так. Я протянул руку, желая понять что именно, но не коснуться ушей не смог. Тяжелая липкая тьма навалилась на меня и последнее, что я слышал отчаянный вопль рыцаря:

— Какого хрена!…

Человек остановил казавшийся бесконечным бег и усмехнулся.

— Вот значит как, — вздохнул он. — Вот значит как. Ты всегда делала что-то, прежде чем думала. Ну, что ж, посмотрим кто кого.

Он поднялся на холм, с которого открывался великолепный вид на городок, где торопливая богиня, уверенная в правильности своих действий только что уничтожила тех последних, что был ему дороги. Человек сел на траву, вытащил из сумки ломоть хлеба, посыпал его солью и с наслаждением впился в него зубами. Его взгляд скользнул по городским стенам, прошелся по узкой разбитой дороге и остановился на отряде из трех десятков серых, словно сотканных из тумана воинов. Впереди отряда, на пышущей из ноздрей огнем лошади восседала красивая женщина с уродливыми черными руками.

— Ну, что ж, я никогда не любил театр. Однако сейчас представление посмотрю с удовольствием.

Он вытянул ноги и широко улыбнулся.

Мы же, сидящие в том самом городе и не подозревали, что к стенам его подходит демоническое войско во главе с родной сестрой-близняшкой только что покинувшей этот мир Суккубы. Да даже если бы мы об этом знали, вряд ли бы успели что-то предпринять. Я был слишком занят полным отсутствием сил, да и самого себя в собственном теле, рыцарь был занят мной, пытаясь сделать так, чтобы я не присоединился к убитой богиней троице. Керанто же был занят своим раненным человеком. Принцесса и ее солдаты вообще не ведали, что произошло и устраивались на ночлег. Чем была занята Бели, я не знаю. Возможно, получала нагоняй от своей богини, а возможно и благословение.

И ни мы, находящиеся в городе, ни человек, удобно расположившийся на холме и доедающий кусок хлеба с солью, ни подходящая к городу армия не знали, что под горой черный дракон встал во весь рост, опустил голову и, что было силы, врезал по камню.