Приключения Бобового Зёрнышка

Глава 11

Пять дней люди в разноцветных балахонах обсуждали наши дальнейшие действия. Пять долгих дней они спорили, ругались, кричали, били кулаками по столу, проливали на пол вино и пиво, кидались друг в друга сыром и виноградом, и неизменно напивались к вечеру. Пять долгих, мучительных дней.

Вы же знаете, как это бывает: не успел еще и толком глаза открыть, и только-только поднимаешься зад, почесывая, а солнце уже красное и западный горизонт целует. А бывает, что ты его и пинками гнать готов, а оно все не ползет по небу, словно приклеенное, висит себе на одном месте. И если в первые дни ложишься спать уставший но довольный, то во вторые падаешь, не чувствуя не то, что ног, а тела вообще. Эти пять дней, солнце было даже не приклеено, его намертво прибили к небу гвоздями. А чтобы никто не думал оторвать его и пустить дальше, боги нагнали туч и запустили такую метель, что из окна с трудом можно было разглядеть забор в десяти метрах. И то, если прищуриться, и точно знать, куда смотреть.

Первый день я стоически переносил все свалившиеся на меня невзгоды, в виде скуки и растянувшегося да бесконечности времени. Нет, сидеть в мягком не слишком удобном кресле, завернувшись в теплое одеяло, и, лениво пожевывая виноград с сыром, глазеть на огонь в камине, мне понравилось. А вот сбрасывать штаны и поворачиваться задом по первому требованию — нет. На мое счастье, а так же счастье тех недоумков в капюшонах, тогда я не понимал, чем чревато поворачиваться к людям голым задом, а потому проделывал это раз пяток, пока мне это не надоело. Я вяло возмутился, и мое бы возмущение прошло мимо ушей собравшихся, если бы сэр рыцарь, благородный Роланд Гриз, не вспомнил о той крупице чести, что еще теплилась в его душе.

— Ну, все! — тихо, но весьма требовательно заявил он. — Достаточно с парня заголений! — и чтобы слова его обрели дополнительный вес, положил ладонь на рукоять меча.

От меня отстали. Мне позволили делать все, что я захочу в пределах этой комнаты. Я был рад. Я был в восторге. Не долго. Ровно до того момента, пока с подноса под моим носом не исчезли последние фрукты. Вот тогда-то время и умерло.

Под разговор о судьбах мира сего.… А чего вы на меня так смотрите? Это не я, это они так говорили. Вся эта разношерстная братия, была согласна только в одном, что на мои плечи, а точнее зад, возложена миссия по спасению мира. Во всем остальном же они никак не могли придти к согласию. Так вот под разговоры о судьбах мира сего, я свернулся калачиком в кресле, завернулся с головой в одеяло и, благородно рыгнув, захрапел.

Проснувшись же, обнаружил и себя и всех прочих людей на тех же самых местах, за теми же самыми разговорами. Я потянулся, уронил одеяло на пол, даже и не подумал его поднимать и встал. Не изменилось ничего. На столах все тоже скромное изобилие, за окном все та же метель, а в камине все те же прогорающие, но никак не сгорящие дрова. Я прислушался к разговору, поморщился от того, что услышал и медленно направился к окну. Там хотя бы снежок падает, там веселее. Метель наскучила мне еще быстрее, чем разговоры.

Обнаружив у своего кресла неизвестно откуда появившийся поднос с мясом, приналег на еду, дочиста его очистив. Под сморщенные в гримасах отвращения лица, облизал пальцы, не дав пропасть ни капельке потрясающего соуса. Икнув, влил в себя не меньше литра воды, понял, что уже давно хочу по малой нужде, поискал отхожее место, нашел, справил нужду, вернулся к говорящим и обнаружил, что ничего не поменялось.

Остаток дня я провел сидя в кресле и таращась прямо перед собой. Я не чувствовал, что у меня из уголка рта медленно стекала слюна, да и наплевать, я-то к этому давно привык, а то что дяди и тети морщатся и недовольно хмурятся, так это их личное дело, может разговор не задался.

Второй день ничем не отличался от первого, разве что, выспавшись за ночь, спать я совсем не хотел, а потому решил принять в беседе деятельное участие. Тем более что на моем кресле обнаружилась вырезанные из дерева лошадка и дракон. Лошадка, правда, была без седока, но дракон и ее раз за разом съедал, довольно и громко чавкая. Я же каждый раз, когда лошадке удавалось отбиться, бежал к людям и, брызжа слюной, рассказывал им о произошедшем. Они не ругались, они терпели, но когда я в очередной раз отошел по нужде, и лошадка и дракон почему-то исчезли.

Память моя не слишком глубокая, и погоревав минут эдак десять, я решил, что пора и мне вступить в беседу. Я дергал людей, спрашивал их о висящих на груди значках орденов, и цветах балахонов, я доставал их вопросами, зачем и капюшоны и почему даже в теплом помещении они их не снимают. После очередного моего похода к нужнику, лошадка и дракон вернулись в мои руки. Я счел это чудом, но играть больше не хотел.

Набив брюхо дармовой едой я снова свернулся калачиком в кресле и так и пролежал до того момента пока сэр Гриз силой не оттащил меня в отведенную мне комнату.

Третий день был еще хуже первого и второго вместе взятых. Лошадка и дракон были при мне, но почему-то сегодня казались мне жутко скучными. Дракон совсем не хотел, есть, а лошадка повредила ногу и не могла бегать. О чем я громко и сообщил всем окружающим. Затем улегшись перед горящим камином, я наблюдал за огнем, совершенно не слушая и не слыша никаких разговоров.

Всю эту братию, мое поведение целиком и полностью устраивало. Они были даже рады, что я их не отвлекаю, и полностью погрузились в разговор, который меж тем не сдвинулся ни на каплю. Я развлекал себя тем, что дремал, ел, каждый раз отмечая окончание приема пищи громкой отрыжкой, чем не мало раздражал собравшихся. Еще я решил заняться личной гигиеной. Как? Очень просто: посмотрев на свои пальцы, я пришел к выводу, что ногти мои уж слишком отросли и пора бы их постричь. Благо инструмент для этого у меня всегда при себе. Во рту. Да-да, я грыз ногти, придаваясь этому занятию с полной отдачей и совершенно не беспокоясь о чувствах тех замечательных людей, что заставляли меня скучать.

Когда же все ногти были обгрызены, а результат этого продемонстрирован собравшимся, я почувствовал, как в носу у меня засвербело. Запустив туда палец, я извлек длинную зеленую соплю, и, высоко подняв над головой, заставил всех восторженно охнуть. Я был горд. И остался горд, даже когда услышал:

— Боги, да уберите его кто-нибудь отсюда!

Следующие два дня я провел в маленькой комнате, где кроме стола, одинокого стула и кровати не было ничего интересного. Вот эти два дня я точно не стану описывать. Не зачем вам знать, сколько именно сучков было обрублено, чтобы сделать доски, из которых потом сделали потолок и пол. Тем более что привитая мне господином старшим поваром система счета, была, мягко говоря, не верна.

Собственно и о трех днях до этого, можно было ничего не говорить. Можно было ограничиться общими фразами, немного рассказать вам о людях там собравшихся, и о том, что они от нас с рыцарем хотели. А хотели они, чтобы мы отправились в путь, а вот куда именно решить не могли. Каждый из них хотел, чтобы организация, представителем которой он является, взяла на себя миссию по спасению мира от мрачной черной угрозы. Но каждый из них хотел, чтобы миссия эта прошла без его непосредственного участия.

Собственно с первым пунктом, о спасении мира, они согласились быстро и наперебой говорили о том, каким способами они помогут нам, а вот со вторым. Со вторым все оказалось не так просто, как даже им представлялось. Потратив на пустые разговоры, пять дней, пять чудовищно долгих дней, они так и не смогли договориться. Но спустя пять дней они разошлись. Почему? Да просто, потому что эта орава сожрала все запасы бедного корчмаря. А на пустой желудок говорить никто не хотел. Заключив, как им казалось, соглашение, устраивающее всех, на деле же нагрузив друг друга ничего не значащими обещаниями, они разъехались, оставив в полном недоумении и сэра рыцаря и верховного мага Мурселиуса. Последний тоже не стал задерживаться. Пожав плечами, он крепко, как только может высохший старик, пожал рыцарю руку, вздохнул, пожелал ему удачи, вспрыгнул на сани и умчался так быстро, что ветер не успевал закидывать снег ему за шиворот.

Рыцарь грустно опустился на мою кровать и легко подтолкнул меня в спину. От этого толчка я едва в стену лицом не влетел, благо, что лежал, отвернувшись от мира, и изображал спящего.

— Зернышко, — позвал он.

Я повернулся и уставился на него восторженным взглядом.

— Как ты? — мрачно спросил рыцарь. — От скуки не помер еще?

— Нет, — я выудил из-под подушки дракона и изобразил, как он летает, забрызгав руку рыцаря слюной, но тот не обратил на это никакого внимания и даже ее не вытер. — Тут скучно, но есть еда, есть вода. И игрушки у меня есть. Знаешь, рыцарь, у меня никогда не было игрушек, а теперь есть, вот только играть я ими не умею.

Рыцарь уставился на меня огромными удивленными глазами. Я бы тоже на себя так смотрел, если бы осознал, какую длинную фразу сейчас сказал, но я не осознал, а потому удивился, не заболел ли рыцарь, уж больно большие у него глаза.

— Нет, — засмеялся рыцарь, — я не заболел. Со мной все хорошо, — он потянулся, его спина захрустела, а под рубахой набухли мышцы. Рыцарь проследил мой взгляд, поиграл мышцами и широко улыбнулся.

— Ну, раз ты здоров и от скуки еще не помер, то собирайся, Зернышко, нам пора!

— Куда? — я подскочил и приложился головой о низкую балку для чего-то нависающую прямо над кроватью.

— Для начал спустимся в долину, — не обратив внимания на мои охи и вздохи, сказал рыцарь. — Туда где тепло, где нет проклятущего снега, где можно греться на солнышке, а не только возле камина. Для начала пойдем в Олисталь, туда мне обещали доставить Праведника.

— А? — я знал кто такие праведники, но для чего рыцарю понадобился благочестивый человек, не понимал. Он и сам не слишком-то далек от этого звания, благо, что покупки за мой счет совершал, но в остальном он самый что ни на есть праведник.

— Коня моего, — засмеялся рыцарь и потрепал меня по голове. — Зовут его так — Праведник. Хороший конь. Отличный! Друг мой! Единственный.

— А я? — как-то после этих слов мне стало не по себе, я-то уж было решил, что мы с рыцарем лучшие друзья, а оказывается его единственный друг конь. Конь! А не я.

— А что ты? — удивился рыцарь. — Мы с Праведником много чего пережили. Я его еще жеребенком подобрал. Мать у него волки загрызли, и если бы я не подоспел, то и его бы тоже сожрали. Но я успел вовремя, хотя и случайно. А ты? Ну, что ты, ты тоже можешь стать моим другом, если сможешь.

— Конь же смог, — подбоченился я, так и не встав с кровати.

— Так, то конь, — вздохнул рыцарь. — Скучаю я по нему.

Я бы и рад сказать, что понимал сэра Гриза, но у меня не то, что друга или коня никогда не было, у меня и тех, кто не бил, по пальцам на одной руке пересчитать можно. Да и скучать я не умел. Нет, мне бывало скучно, как последние пять дней, но вот скучать по людям мне не приходилось. Тем более по коням.

— Собирайся, — стряхнул с себя мечтательную улыбку рыцарь. — Поехали, — он тяжело вздохнул. — Точнее пошли, коней нам не оставили, денег дали только на прокорм, до города, там обещали додать, но что-то я в этом сомневаюсь. Скажи, Зернышко, а где тот кошелечек, что я тебе на развалинах замка дал?

— Тут, — я покосился на карман, висящей на стуле, куртки.

— Пойду, попробую лошадей раздобыть, — приободрился рыцарь и ловко извлек кошель из моего кармана.

Если бы такое случилось сейчас, я бы в жизни не позволил ему потратить ни одной монеты, но тогда вся ценность денег для меня сводилась к одному: красивые кругляшки, что так весело играют на солнышке, если их достать и подставить под лучик, можно увидеть, как он отражается.

— Одевайся, — сказал сэр Гриз, на мгновение, задержавшись в дверях. — И одевайся теплее, до Олисталя путь не близкий. И большую его часть мы пройдем по снегу.

— А Листаль, — изоврал я название города, — это где?

Рыцарь смерил меня взглядом и, прищурившись, спросил:

— А ты когда-нибудь замок вообще покидал?

— Конечно, — я гордо выпятил грудь. — Целых два раза! Первый, когда ночью на речку купаться бегал. Не один конечно. Но мне купаться не понравилось. Чуть не утонул. Хорошо, что господин Кярро меня заметил. Ох, и влетело мне тогда.

— А второй?

— Да там парень один у нас на кухне был. Хороший, бил редко и только если я провинюсь, вот с ним и ходил. Он далеко уплыл, а я не такой сильный, сделал как он, и чуть не утонул.

— Да, нет. Когда второй раз замок покидал?

— Дак, вместе с тобой, — я улыбнулся, от чего из уголка моего рта побежала слюна. — Ты ведь меня не бросишь, как тот парень?

— Да ты путешественник, — покачал головой рыцарь.

Он подошел ко мне, положил мне на голову широкую ладонь и заглянул мне в глаза.

— Не брошу, — тихо сказал он. — Теперь не брошу. Там в городе, хотел тебя оставить, но теперь не брошу. Слово благородного рыцаря, Роланда Гриза, не брошу!

С этими словами рыцарь ушел.

— Какой хороший человек! — прошептал где-то рядом женский полный восторга и ласки голос.

— Думаешь? — скрипнул в ответ мужской.

Я огляделся. В комнате только я один. Я далеко не самый умный человек и придумать себе страшилку могу легко, сколько раз я боялся рычащей печи, ожидая, что из нее вот-вот выберется что-то ужасное, но даже моего ума достаточно, чтобы понять, что стол и стул не могут говорить. Но кто-то же это сказал. Я забрался повыше на кровать, мало ли кто может прятаться под ней и внимательно осмотрел комнату. А, так вот откуда могли доноситься голоса. Окно немного приоткрыто, из него в комнату залетают снежинки и там, на улице, кто-то говорит. То, что ни я, ни рыцарь не почувствовали холода, что просто должен был врываться в окно, меня не удивило.

Я выдохнул и сполз вниз. Воткнул ноги в сапоги, подумал немного, стянул сапоги и воткнул стопы в подарок магов — шерстяные и очень теплые трубы. Затем надел куртку, а поверх нее набросил, воняющий мокрой шерстью и потом, тулуп. Но застегиваться и опоясываться не стал. Если Роланд найдет меня вареного, то, как знать, может и решит изменить своему слову благородного рыцаря. Не тащить же меня на своем горбу, честное слово.

Раздобыть лошадей у сэра рыцаря не получилось, хозяин наотрез отказался продавать хоть какую-нибудь клячу, мотивируя это тем, что и нас он бы не отпустил в такую метель, но вот кушать нам тут решительно нечего, а потому проваливайте гости дорогие и чешите в долину пешочком. Разомнетесь, на красоты горные полюбуетесь. Вот с картой это помочь всегда рад. Не дорого, всего-то какая-то жалкая золотая монета. Нет, не охренел он, совсем! Тут везде такие цены. Где везде? Да у него, больше же на горном тракте не живет никто. Зато карта подобная, все-все на ней отмечено, и тропа безопасная красным проведена. А вот с тропы той сходить не следует, потому как зима нынче холодная, зверье совсем страх потеряло. Нет, на тропе не тронут, это ж единственная тропа к башне в которой засели маги, а они тоже кушать хотят, вот и заговорили тропу от зверья. Вот от лихих людишек, не смогли, но и для бандитов слишком холодно нынче, так что их можно не опасаться. Так что с картой? Будете брать?

Под скрип зубов рыцаря и наглую улыбку трактирщика, золотая монетка перекочевала из моего кошеля в жадные руки последнего. Он остался весьма доволен сделкой, а вот сэр Роланд нет. Я еще меньше. Как можно, променять блестящий кругляш, на старую скомканную бумагу, на которой кто-то, кто держит перо в руках хуже меня, намалевал, какие-то полоски, и прочертил длинную, пересекающую всю бумажку, красную линию. Видать, я зря считал сэра рыцаря умным.

Мы вышли не задержавшись ни на минуту дольше, чем того требовали не хитрые сборы. К вечеру метель кончилась, а к ночи выглянула луна. Воспользовавшись ее тусклым светом, сэр рыцарь решил не останавливаться и пройти как можно больше. Больше это рассчитывалось, к сожалению, от моих сил. Я же свалился спустя еще пяток километров.

Сидя в палатке, греясь у подаренного Мурселиусом, горящего магическим огнем факела, я слушал рассказы Роланда о его приключениях. Стыдно, но сейчас я не могу припомнить и половин того, что он рассказывал. Зато прекрасно помню, то, что нам еще только предстояло.

Рыцарь торопился вниз, туда, где его ждал верный друг-конь, но он и не подозревал, что вместе с конем по имени Праведник мы получим в компаньоны настоящего праведника и большую боль для многострадальной головы благородного рыцаря, сэра Роланда Гриза.