Приключения Бобового Зёрнышка

Глава 27

Я дрожал. Хотя должен был охать от восторга и пускать радостные слюни. По крайней мере, именно так думала засунувшая меня в неведомо, где раздобытое, наполненное теплой водой корыто, совершенно потерявшая разум Бели. Нет, она не уподобилась мне и не пускала слюни, но ей было стыдно. Стыдно за то, что она посмела сладко спать и видеть сны о том, как расплющивает голову Роланда, когда тот, кто должен был быть под ее присмотром выпал из повозки. Стыдно настолько, что она только из платья не выпрыгивала, чтобы любым образом сделать мне приятно. Впрочем, как я уже сказал, из платья она не выпрыгивала, видимо оставляла этот способ извинений как последний и самый веский козырь.

Хм, в то время я и не знал что такое козыри, больше того, я ни сном не духом не ведал, что такое карты и как в них играть. Я и сейчас не портовый шулер, но сыграть с вами могу. Если хотите позже проведем пару игр, на маленькие ставки. Сейчас же вернемся к полному теплой воды корыту и дрожащему в этой воде мне.

Я дрожал, лежа в корыте, стоящем в позаимствованном у принцессы шатре, а склонившаяся надо мной Бели, отчаянно оттирала мои пятки от въевшейся за все мои долгие шестнадцать лет грязи. Она что-то тихо бурчала всякий раз, когда очередная тряпка, по ее мысли должная оттереть ту самую грязь пропитывалась ею и приходила в негодность. Рядом с Бели, на земле, уже собралась не маленькая горка грязных лоскутков, но судя по негодующему шепоту монашки, грязь и не думала сдавать своих позиций. А я продолжал дрожать, и это вызывало в монашке не самые хорошие подозрения. Она то и дело отвлекалась от пяток, бросалась к небольшому костерку, заботливо разведенному шагах в трех, обжигая пальцы, хватала котелок, выливала кипяток в воду, ничуть не заботясь о том, что может меня сварить и стравила на огонь новую порцию. Но ее усилия проходили даром, и я продолжал дрожать.

Бели очередной раз попыталась меня сварить, вылив в корыто порцию кипятка, и удивленно уставилась на меня, когда дрожь моя только усилилась. Еще бы! Кто станет дрожать в теплой водичке, когда ему нежно, но твердо оттирают пятки? Никто! Только я на такое способен. Вот если бы ее сюда сунуть, да еще подкинуть в водичку пару лепестков роз, для аромату, она была бы счастлива и, закрыв глаза, и радостно бы напевала песенку, а я лежу, выпучив глаза, и дрожу, словно меня в лед засунули. Более того, уголки моих губ совершенно сухи, в них и намека нет даже на слабое подобие счастливой слюны.

Жаль ее. Нет, правда жаль, я не шучу, она вон уже и пальцы до мозолей натерла, да и обварила их пару раз, а я, за все то время что она вокруг меня прыгает, ни разу не показал что мне хорошо. Только лежу и дрожу. Я бы и рад ей сказать, что мне нравится и вода и то, что пятки мои вот-вот засверкают, что новые монеты, но не могу. Не могу, потому что в моей голове сейчас творится такое, что на все остальное моих умственных способностей попросту не хватает.

А всему виной та троица, что без моего позволения поселилась у меня в голове. Я говорю сейчас о двух добрых жителях преисподней и одной злобной светлой воительнице. Почему именно так? Да потому что за все месяцы нашего путешествия и Черт в его рожками и бесконечными подначками, и Суккуба с ее намеками на неведомую мне постельную науку и сладкими губками, были ко мне добры и даже ласковы. Но стоило только появиться Валькирии, как она тут же проявила часть той жестокости, на которую способна. Это ж надо, пообещать вправить, а точнее выправить мне мозги, а затем заявить, что я должен стать самостоятельным. Как? Как я могу стать самостоятельным? Я ведь и зад себе с трудом подтираю. А ведь должно быть все наоборот. Ведь адские твари должны издеваться над человеком, это Черт должен бросать меня в адский огонь и смотреть, как мое тело покрывается волдырями, а Суккуба должна весело хохотать, плотоядно облизывая сладкие губки. Но именно светлая, вооруженная огромным мечом, призванным стоять на страже несчастных людей издевается надо мной. Разве ж я не прав? Разве ж не должно быть по-другому?

Но все есть, как есть и сейчас эта троица вгоняла меня в ужас. Собственно, они и сами были в ужасе побольше моего, и причина скрывалась где-то рядом. Не слишком, иначе бы они позаботились о том, чтобы я их не слышал. Но причина видать была слишком веская и страшная, чтобы подумать о том, что чувствую я, слушая, как они паникуют на все лады.

Вот потому-то я и дрожал, лежа в теплой водичке, хотя должен был млеть и пускать радостные слюни.

Я не стану повторять те слова, что слышал мой разум, даже пересказывать не буду, потому что из приличных слов там были только указания, куда пойти тому нехорошему человеку, что вызвал к жизни зло, с которым они могут и не справится. И это пугало меня, заставляя мои округлившиеся, огромные глаза, слепо пялиться в полог шатра, а тело дрожать.

Бели вылила очередной котелок, я снова задрожал, вслушиваясь в приступ паники Суккубы. Это было забавно, похоть из голоса ее никуда не исчезла, с ней смешивался страх, а получившаяся смесь, доведенная до тонкого, почти комариного, писка выплескивалась в уши тех, кто ее слышал. Собственно если бы слова ее не звучали прямо в моем мозгу, а слышались как слова извне, то я бы уже давно оторвал с головы кровоточащие уши и выбросил их подальше, только бы не слышать ее воплей. Но вырвать себе мозг я не мог.

— Я сейчас вернусь, — Бели вновь вылила кипяток в корыто, не обращая внимания, на льющуюся через край воду. — Полежи тут пока, — она погладила меня по голове, — опусти ноги в воду, чтобы кожа и ногти твои отмокли. Я схожу за ножницами и вернусь. Приведем тебя в божеский вид. Это ж надо себя так запустить.

Она поднялась, сделала шаг к выходу, коснулась полога и повернулась ко мне.

— Зернышко, — прищурившись, проговорила она, вкрадчивым и весьма вопросительным тоном, — скажи мне, Зернышко, а тебе хоть раз кто-нибудь стриг ногти?

Вместо ответа я задрожал.

— Я так и думала, — вздохнула она. — Надеюсь, у нашей принцесски что-нибудь найдется.

И она ушла. Но ее слова позволили мне на несколько мгновений отвлечься от чужой паники и погрузиться в свою. Ногти стричь? А это как? Да и зачем? На руках они отрастать не успевают, ломаются сами по себе, ну или я их отгрызаю. А на ногах можно и сломать. Правда, иногда они ломаются криво, и тогда идет кровь, но это можно потерпеть. Подорожник приложить. Или воспользоваться перебродившим тестом, что всегда в обилии было на кухне старшего повара Люцелиуса Кярро.

Ой, да перестаньте, знаю я, что так может и гангрена начаться. Сейчас знаю, а тогда не знал, и тесто это прекрасно подходило, чтобы рану им зажать. Вы даже не представляете, как быстро оно кровь останавливает и как потом оно сходит вместе с грязью. Пару раз я им полностью вымазывался и был потом такой чистенький и красивый. А вы что думаете, у меня живущего в замковой кухне за печкой в горе грязных тряпок, баня часто была? Нет, наш граф и сам не слишком-то заботился о чистоте и слугам своим не слишком тратиться на это позволял. Так что тесто. Только тесто!

— Зернышко! — голос Суккубы не был похотливым, а тон ее был на удивление заискивающим. Такого взволнованного голоса Сукубы я не слышал ни разу за все путешествие. — Зернышко, ты меня слышишь?

— Да слышит он тебя, слышит. Все слышат, я тебя подери.

— Не сейчас, — отозвалась та и в голосе ее зазвучали привычные похотливые нотки. — Зернышко, ты знаешь, куда вы едите?

— Нет, — честно признался я, чувствуя радость, что я здесь не единственный дурачок. Им не хуже меня известно, что я ничего не знаю, и все же они каждый раз меня об этом спрашивают.

— Вы едите туда, где прямо сейчас творится зло. Понимаешь? Там засело зло и я чувствую, что оно ждет именно вас. Ты понимаешь меня?

Ну, как бы так помягче сказать, я хоть и дурачок, но не полный же идиот, конечно я понимаю твои слова, но вот что они для меня значат, я не совсем понимаю. Хотелось бы мне ответить ей едким замечанием, но мозг мой быстро не сумел придумать ничего и губы его опередили.

— Нет, — произнесли они и добавили: — Я не понял, что за зло.

Не сказал бы, что мне на это наплевать особенно после того, как я битый час выслушивал ее испуганные визгливые вопли, но что за зло я так и не понял. Хотя, признаюсь, этот вопрос интересовал меня в последнюю очередь.

— Это не важно, — попробовала отмахнуться Суккуба.

— Важно! — в один голос рявкнули Черт и Валькирия.

— Хорошо, — быстро сдалась Суккуба. — Пусть важно. Это… — она замялась, и даже мне было понятно, что она не хочет этого говорить. — Это… — ее вздох был тяжел и мрачен и у меня по спине побежали мурашки. — Это моя сестра, — выпалила она и я готов поклясться, что она заплакала.

— Точнее! — не позволил ей пожалеть себя Черт.

— Точнее моя близняшка, — совершенно упавшим голосом, лишенным хоть малейшего намека на извечную похоть прошептала Суккуба. — Моя сестра близняшка. Мы не всегда были такими.

— Еще точнее! — жестко, а чего еще ожидать от светлой воительницы, додавила Валькирия.

— Моя старшая сестра близняшка! — тихим шепотом добавила Суккуба. — Она знает, что я вернулась в этот мир. Знает, что я проснулась. Знает, что я рядом.

— И что? — спросил я, когда пауза затянулась настолько, что мысли стали ускользать из моей головы.

— Она нашла меня. И ждет. Ждет меня впереди. Прямо там, куда вас ведет ваша монашка.

Я, молча, смотрел перед собой, не понимая, что именно я только что услышал. То, что у Суккубы может быть сестра, меня нисколько не удивило. То, что эта сестра ее близняшка тоже, подумаешь, у нас в замке и больше рождалось, правда, у собак и кошек, а уж сколько потомства и крыс и мышей, так и не сосчитать. Мне не сосчитать. Так что меня близняшками не удивишь, кто знает, сколько за раз рождают в преисподней. А вот то, что живущая во мне Суккуба так боится встречи с ней, удивило сильно. Если бы у меня был брат, хотя как знать, может быть, он и есть, родителей то своих я не слишком хорошо помню, то встретиться с ним было бы самым радостным событием в моей жизни. После целой, никем не облизанной головы сахара конечно. Вот эта встреча была бы, пожалуй, позначимей. И все же я бы хотел увидеть собственного брата и уж тем более, если бы он был моей точной копией. Но Суккуба явно боялась и не скажу за кого больше за меня или за себя. Мне бы хотелось, да и до сих пор хочется, чтобы за меня, но думаю, что в тот момент ей на меня было плевать.

— И что? — спросил я.

— Она страшная, — еще тише прошептала Суккуба. — Очень страшная.

— Ой, — тяжело вздохнул Черт. — Хватит уже вокруг да около. Слушай, Зернышко, сюда. Ее сестричка, сволочь еще та. Она страшная тварь. Может быть, сейчас уже и внешне. Они родились вместе и вместе росли, и всегда та, что нас поджидает, была заводилой. Она заправляла этой парочкой, и ты не представляешь, что творили они, когда были подростками. Сколько вам тогда было тысяч по двенадцать лет? — спросил он, но Суккуба не ответила. — Они вдвоем заставили целый город танцевать до изнеможения, а когда люди попадали без сил, наслали на них похоть. Ты не представляешь, что тогда творилось в том городе.

И тут он был полностью прав, я не представляю. Ну, наслали две Суккубы похоть на город и что? Что там могло произойти такого, что даже Черт об этом с содроганием говорит?

— Лучше бы вы их сразу прикончили, — продолжал Черт со вздохом, равным которому я от него раньше не слышал. — А потом случилось что-то, и она попробовала кровь. И это изменило ее.

И снова я удивился. Память услужливо подкинула воспоминание, когда несколько капелек чужой, слегка горьковатой, крови попали мне на язык. Это тоже меня изменило? Я быстро осмотрел себя, нет, все тот же, с двумя руками и ногами, с одной головой и ожогом на заду. Так как кровь может изменить? А может это случается не так быстро и мне еще предстоят перемены?

— А как ее это изменило? — спросил я, надеясь услышать что-то приятное.

— Кровь вызвала в ней жажду, которой никогда раньше она не знала, — заговорила Суккуба. — Она перестала быть той, что я знала с рождения. Все ее мысли с тех пор были заняты только жаждой убийства и крови. Она научилась убивать, стала лучшей тихой убийцей. Она проникала в дома и убивала, поедая тела убитых, выпивая и купаясь в их крови. Потом она пропала. А я, я никогда не участвовала в ее походах. Я стала тем, кем стала, а она превратилась в чудовище. Мы встретились спустя сотни ваших лет, и я не узнала ее. Я пыталась ее образумить, пыталась поговорить с ней, но она попыталась меня убить. Она хотела съесть меня, выпить мою кровь.

— И это ей почти удалось, — вставил Черт.

— Да! — неожиданно твердо сказала Суккуба. — Почти, и я благодарна вам двоим, что вы тогда были рядом со мной. Только вместе нам удалось отбиться от нее. Мы и наш хозяин заточили ее в камень, надеясь, что она никогда оттуда не выберется.

— Я же говорил, что надо ее убить, но нет, сестра она тебе.

— Да, — голос Суккубы был тверд и вызывающ. — Она моя сестра! Именно поэтому я уговорила вас не убивать ее. Я надеялась, что она образумится в заточении.

— Она же сказала тебе, что найдет тебя, где бы ты не была, — ласково произнесла Валькирия. — Помнишь, она говорила, что ты не сможешь от нее скрыться? Помнишь, она говорила, что всегда будет знать, где ты и отмстит тебе?

— Я помню все это. Помню! Но я надеялась… не знаю, на что я надеялась. Она знает, где я, она чувствует меня, как и я ее, но мое чутье слабее. Слабее потому что я не пила ее кровь.

— А от меня вы чего хотите? — пользуясь приступом разумности, я озвучил мучающий меня вопрос.

— Скажи нам, Зернышко, можно ли верить твоему знакомому рыцарю?

Я задумался. А о ком собственно они говорят? О Роланде? О Воине Света Керанто? Или о том черном рыцаре? Ведь и с последним я можно сказать знаком.

— Мы говорим о Роланде Гризе, — словно прочитав мои мысли, а может, так оно и было, ответила валькирия.

— Он хороший человек, — только и смог я пожать плечами. — Он почти всегда был добр ко мне, а когда не был, то ругал только за проступки.

— А не мог бы ты, Зернышко, позвать его сюда.

— Хорошо.

Я встал в корыте, расплескав воду, но не успел сделать и шага, как в проходе появилась радостно скалящаяся Бели с пыточными, не иначе, инструментами в руках. Она радостно потрясала огромными, похожими на тяжелые щипцы из кузни ножницами, подмышкой у нее зажат какой-то странный медный сломанный таз, с забавно отогнутым краем, а в другой руке длинный тонкий острый железный, слегка загнутый на конце, шип.

Я сглотнул, живо представив, что меня ожидает и снова задрожал.

— Ты чего встал? — забеспокоилась монашка. — Вода остыла? Садись обратно, я сейчас подогрею.

— Позови Роланда, — не слишком вежливо попросил я.

— Зачем? — насупилась она. — Зачем нам Роланд? Или ты думаешь, я сама с твоими ногтями не справлюсь?

— Позови Роланда, — снова попросил я.

— Ты меня стесняешься что ли? — ее взгляд скользнул по моему не прикрытому ничем телу.

Вот чего-чего, а я в тот момент, точно ее не стеснялся. Она и так все уже видела, она же меня мыла и когда в корыто влезть заставляла, приказала снять с себя все, а потому все что хотела уже видела. Если хотела, конечно, хотя сдается мне, не слишком-то она этого желала, и разделся я не для того, чтобы что-то показывать, а именно чтобы помыться.

— Позови Роланда! — потребовал я и для убедительности насупил брови.

Это монашку посмешило, но просьбу мою она все же решила исполнить. Правда, перед этим пообещав, что когда вернется, моим ногтям предстоит большая чистка и, оставив пыточные приспособления на сундучке принцессы, вышла.

— И что мне ему сказать? — спросил я своих, невидимых для всех, спутников.

— Просто повторяй мои слова, — ответила Валькирия.

Роланд пришел, когда вода в корыте стала покрываться льдом. Нет, конечно, она не замерзла, но остыла настолько, что я снова стал дрожать, и на сей раз уже от холода.

Благородный рыцарь, сэр Роланд Гриз мельком взглянул на разложенные для предстоящей пытки железки, покачал головой, тяжело вздохнул, скинул их на землю и сел на сундук.

— Что ты хотел, Зернышко? Случилось что? Или ты хочешь, чтобы я тебя от этого, — он кивнул на железки, — спас.

— Да, — ответил я, точно повторяя, звучащие в моей голове, слова Валькирии, и пытаясь копировать ее интонации. Скажу сразу, слова у меня получались, а интонации нет. — Я хочу, чтобы ты нас всех спас.

— Ого, — крякнул Роланд и как-то подобрался. — Это интересно. Излагай! — он закинул ногу на ногу и положил меч в ножнах на колени.

— Прежде всего, вынеси отсюда меч. Пожалуйста!

Брови Роланда взлетели, глаза округлились, на губах проступила кривая усмешка.

— Прежде? — спросил он. — Прежде всего? Ты, Зернышко никак поумнел? Что она тут с тобой делала?

— Пожалуйста! — попросил я.

— Хорошо, — Роланд поднялся, отстегнул ножны от пояса и, высунувшись за полог, отдал стоящему на страже солдату принцессы.

Бели скользнула внутрь, сморщилась, видя какой ущерб нанесен ее подготовке к моей пытке и уже открыла рот, чтобы обругать рыцаря, но я ей этого не позволил.

— Бели, будь добра, выйди, пожалуйста, и не входи, пока мы тебя не позовем.

— А? — Бели пошатнулась, затем перевела взгляд на Роланда, удивленно смотрящего на меня.

— Ты что с ним сделал?

— Ты что с ним сделала?

Вопрос он задали одновременно и так же одновременно ответили на него:

— Это не я!

Их взгляды еще мгновение буравили друг друга, а затем повернулись ко мне.

— Пожалуйста! — вновь попросил я, не желая этого, а лишь повторяя чужие слова.

— Хорошо, — сквозь зубы прорычала Бели. — Я выйду, но ты, — ее палец ткнул в грудь Роланда, — мне потом расскажешь, что с ним произошло.

— Если сам пойму, — пообещал Роланд, прикрывая полог и не отводя от меня взгляда.

— И не подслушивай! — крикнул я в спину поворачивающей в сторону монашки.

Она выругалась и, ускорив шаг, почти побежала прочь.

— Она ведь будет подслушивать? — спросил я, глядя на Роланда, тот пожал плечами, чем только подтвердил подозрения Валькирии и вернулся на сундук.

— Сейчас произойдет кое-что, что может тебя напугать, — повторил я слова Валькирии.

— Еще? — брови Роланда с удовольствием переползли бы на затылок, если бы смогли. — Уже произошло! Ты, — его палец ткнул в мою сторону, — ты меня пугаешь!

На это Валькирия ничего не сказала. Я просто стоял в корыте, наблюдая, как медленно бледнеет лицо рыцаря, как он тяжело, бочком, сползает с сундука, как руки его шарят по пустому кольцу на поясе, как тянутся к голенищу.

— Не стоит, — Черт сделал шаг вперед и замер в шаге от меня. — Не надо ножей, — попросил он, для пущей убедительности погладив рукоять покоящегося в ножнах меча.

Я повернулся к нему. Черт был одет по-боевому, в черную кожаную броню, с зерцалами на груди. Голову его украшал открытый рогатый черный шлем, а за спиной висел круглый и тоже черный щит.

— Мы не причиним вреда ни тебе, благородный рыцарь Гриз, ни нашему другу Зернышку, — Черт улыбнулся.

Если бы мне вот так улыбнулся материализовавшийся прямо из воздуха в полном боевом облачении, сверкающий двумя парами рожек человек я бы, пожалуй, сразу бы помер. Но то я, а Роланд куда как сильнее меня, да и повидал он на своем веку многое. Так что вид Черта его не сильно удивил, скорее, слегка напугал и то не сам вид, а скорее появление моего компаньона. Когда же рядом с чертом так же из воздуха появилась и сделала пару шагов, при каждом ощутимо покачивая бедрами и демонстрируя эти бедра через разрез юбки Суккуба, Роланд лишь тяжело сглотнул, но пятиться перестал. Может потому что уже сидел на земле. Последней появилась Валькирия в том виде, что и когда знакомилась со мной.

— Добрый день, благородный рыцарь Роланд Гриз, — она слегка поклонилась. — Рада, наконец, лично познакомиться с вами, хотя признаюсь, лучше бы это знакомство не состоялось вовсе. Однако обстоятельства требуют, чтобы это произошло. Прошу простить, если мы напугали вас.

— Да, нет, — глядя то на появившихся людей, то на меня, вернувшего столь привычный отрешенный взгляд, проговорил Роланд. — Напугали не слишком сильно, — он вернулся на сундук, решив, что если я не дергаюсь, то и ему не стоит. — А вот прояснить кто вы, мать вашу, такие я бы хотел.

— Мы друзья, — хмыкнул Черт и осекся под взглядом Валькирии. — Вот его друзья, добавил он, кивнув в мою сторону.

— Да? — Роланд покосился на меня. — И давно ты водишь дружбу с людьми, о которых я не знаю?

— С того самого, когда кто-то напал на замок где жил Зернышко, — вместо меня промурлыкала Суккуба, — С того самого, как он получил ожог себе на задницу.

— Вот как? — улыбка мелькнула на губах Роланда, затем рот его открылся, оттуда вырвалось протяжное «а-а-а» и он, тыкая пальцем в каждого из моих спутников, прошептал. — Три кружка, три драгоценных камня на ожоге.

— Вижу, маги вам все же кое-что рассказали, — улыбнулась Валькирия.

— Рассказали, — кивнул Роланд. — Но они не сказали, что вы живые.

— Это не совсем так, но об этом мы сможем поговорить позже. Что? — она повернулась ко мне, потому что я неуверенно тряс ее за белый плащ. — Что такое, Зернышко?

— Я есть хочу, — жалобно простонал я. — И спать.

— Поешь ты позже, — пообещала она и взглянула на рыцаря, тот с готовностью кивнул. — А поспать можешь прямо сейчас, это нам не помешает.

Я выбрался из корыта, взял протянутое мне Роландом, пропитанное духами принцессы одеяло и, свернувшись калачиком возле сундука, на котором сидел рыцарь, изобразил, что засыпаю. Спать я ни разу не собирался, мне хотелось послушать, о чем они будут говорить, но стоять в остывшей воде, а уж тем более там сидеть, сил больше не было. Весь их долгий разговор, я старательно изображал сон, я даже похрапывал, стараясь, чтобы мой мнимый сон выглядел достоверно. Не знаю, сумел ли я кого-либо обмануть, сам себя разве что, но я так сосредоточился на этом, что пропустил большую часть разговора. В памяти моей осталась только его концовка, когда печальный, но все еще благородный рыцарь сэр Роланд Гриз поднялся и сделал несколько кругов по шатру.

— Мы сможем с этим справиться? — спросил он.

— Не думаю, — покачала головой Валькирия. — Она очень сильна и становится с каждым днем только сильнее. В прошлый раз нам это удалось только потому, что с нами был Бог.

— Бог всегда с нами, — глядя в землю, хмыкнул Роланд, но тут же поднял глаза на Суккубу. — Или вы имеете в виду живого Бога?

— Более чем живого, — вместо похотливой ответила светлая.

— Что будет, если мы не поедем в город?

— Она найдет нас все равно, — соблазнительно, как всегда, дернула плечами Суккуба. — Она знает, где я, чувствует меня. И она знает, что там, где я, там и наш хозяин или носитель.

— Не понимаю, почему она настолько сильнее тебя? Она бога съела?

— Почти, — грустно закатила глаза Суккуба.

— И чего вы хотите от меня? Мне негде взять живого Бога.

Валькирия посмотрела на Черта, тот поморщился, перевела взгляд на Суккубу, та вздохнула. Валькирия прикрыла глаза и тихо произнесла.

— Он вернулся в этот мир. Если бы это не произошло, мы бы не проснулись полностью. Мы могли влиять на мир, могли наблюдать и давать советы, могли выполнять приказы, но мы не могли проснуться полностью. Нам надо обратиться за помощью к нему, пусть это и грозит нам троим смертью.

— И избавлением для Зернышка, — почесав макушку, проговорил Роланд.

— Как повезет, — прыснул Черт. — Как ему повезет, — уточнил он.

И вот тут мой мнимый сон стал самым, что ни на есть, настоящим. И сдается мне, тут не обошлось без помощи Валькирии. О чем они все же договорились, я узнаю, когда проснусь, а пока же я мирно сплю, завернувшись в чудесно пахнущее одеяло, и ни о чем таком не думаю.

Богато одетая, красивая девушка не спеша шла по улице ночного города, подолгу замирая возле каждого дома, глядя на темные окна, впитывая запахи идущие изнутри. Постояв, она продолжала путь, она чувствовала сладость, растворенную в воздухе. Об этот чарующий запах новой жизни, волшебный запах новой, еще не успевшей ничего души. Как он манящ, как чарующ. Наконец она остановилась, положила руки на забор, вдохнула воздух, наслаждаясь запахом и тихо открыв калитку, вошла во двор. Собака приподняла голову, звякнула цепью, тявкнула и забилась в будку, сдавленно и жалобно скуля. Женщина вошла в дом, прошла мимо кухни, поднялась в спальню. Вот и он. Лежит под боком у совсем еще юной мамы. Как хорошо было бы лишить жизни их обоих, как сладка была бы их кровь. Женщина обернулась в поисках мужа, но не увидела его. Замерев, постаралась его почувствовать и довольно улыбнулась. Больше в доме не было никого. Она опустилась на колени возле кровати, протянула руку и, что было силы, сжала горло юной девы. Она будет первая, ребенок пойдет на десерт.

Боль врезала по нервам. Человек подскочил. Не понимая сел на куче сена, огляделся. Нет, не может быть. Этого просто не может быть! Но боль была так сильна, так реальна. Он подхватил сумку, спрыгнул с сеновала, обернулся к темнеющим в дали горам, тихо выругался и бегом помчался в другою сторону. Дракон подождет. Есть вещи поважнее, проснувшегося дракона.