— Предал меня, да? — Благородный сэр, рыцарь Роланд Гриз склонив голову, смотрел в глаза коню. Тот же совершенно не смущаясь злого взгляда рыцаря, жевал пучок свежей зеленой травы и, горделиво выставив ногу, косился на сидящую, на его спине женщину. Роланд проследил его взгляд, тяжело вздохнул и снова произнес.
— Вот от кого, от кого, Праведник, но от тебя я такого не ожидал, — он покачал головой, беря поводья в руки. — Вот совсем не ожидал. Что ты, мой верный друг и товарищ, променяешь меня на юбку! Этого я от тебя не ожидал.
Конь не ответил, лишь всхрапнул и, повернув голову, лизнул руку сидящей на его спине женщины.
— Ну, все! — позабыв о достоинстве, рыкнул сэр Роланд. — Это уже слишком! — и, повернувшись к ловко закинувшей на луку седла ногу девушке, рыкнул: — Слезай!
Она не отреагировала. Она смотрела на него сверху вниз и мило так улыбалась, скармливая лошадке кусочки моркови.
— За еду! — охнул Роланд. — Ты продался за еду! Праведник! Как ты мог?
На глазах рыцаря навернулись слезы, он торопливо отвернулся от женщины и, проведя рукой по глазам, побрел в сторону нашего временного пристанища. На меня он внимания не обратил.
Я же стоял посреди улицы обвешанный грозными и опасными пожитками сэра Роланда. Я успел ими нагрузиться, пока Роланд пытался выяснить степень предательства Праведника. Я бы мог этого не делать, ведь приказа мне никто не отдавал, но бросить небрежно сваленные кучей, принадлежащие Роланду орудия для вбивания светлых мыслей в пустые головы не мог. Вот и стоял, напоминая себе вставшего на две ноги ежика.
Девушка свесилась с коня, потрепала того по морде и ловко спрыгнула. Праведник покосился на нее, она улыбнулась и легонько шлепнула его по задней ноге. Конь, низко опустив голову, поплелся за хозяином.
Сэр Роланд, воткнувшись головой в столб поддерживающий крышу местного кабака, тихо рыдал. У него получалось обходиться без громких всхлипов или стенаний, а вот без соплей не получалось. Конь ткнулся ему в спину. Роланд не отреагировал. Тогда конь положил голову емуна плечо, толкнул в затылок и, стоило рыцарю повернуться к нему, прошелся языком от подбородка до лба. На лице сэра Роланда промелькнула улыбка. Когда же язык прошелся по его лицу еще раз улыбка рыцаря расцвела. Он ловко подхватил поводья и одним движением взлетел коню на спину. Пока два полуправденика гарцевали по улице, и праведник в человеческом обличии весело размахивал руками, в то время как праведник на четырех гордо задирал передние ноги, ко мне подошла девушка.
— А ты, значит, и есть то самое пресловутое Зернышко.
Пресловутое? Что это значит? Не знаю я такого слова. Сложное оно какое-то, но мне понравилось. Веяло от этого слова чем-то благородным. Чем-то вроде всесильный, или же досточтимый. И я, уперев руки в бока, гордо выпятив грудь, кивнул. На то, что все опасные пожитки сэра Роланда разлетелись и с громким звяканьем покатились по улице, я внимания не обратил. Зачем? Я же пресловутый!
— Говорят у тебя и отметина имеется. Покажешь?
Я задрал нос еще выше и, уверенно кивнув, с гордостью развязал штаны.
— Эй! — возмущенно заорал торопящийся мимо горожанин с семейством. — Чего творишь? — он закрыл ладонью глаза дочери лет тринадцати от роду, а вот супруге не успел. Брови еще сохранившей свежесть и остатки привлекательности женщины взлетели к макушке, глаза округлились, она покосилась на мужа и с каким-то странным сожалением цокнула языком.
— Я имела в виду не здесь, — покраснев, но, не отводя взгляда от того, что так напугало горожанина, и что я старательно упаковывал обратно в штаны, проговорила она.
— Сэр Роланд! — крикнула девушка мчащемуся мимо рыцарю. — Нам надо поговорить.
— Не сейчас, — крикнул в ответ Роланд, уносясь верхом на Праведнике вниз по улице.
— Не сейчас, — вздохнула она, покосилась на то, как я завязываю штаны, грустно вздохнула и, не обращаясь ни к кому, проворчала: — Мужчины, что с вас взять. Одному игрушку любимую вернули он и рад, второй готов штаны сбросить, стоит только об этом намекнуть.
Ничего себе у нее намеки! Сама же сказала: покажи! Я и хотел показать. Кто ж виноват, что отметина эта у меня не спереди, а сзади? Точно не я! Я вообще ее не хотел и с радостью бы передал кому-то другому.
Девушка подхватила с земли мешочек размером с небольшую тыкву и, махнув мне рукой, уверенно пошла куда-то.
Я вздохнул. У нее мешочек с тыковку, а у меня гора разных смертоносных железяк и судя по тому, как уверенно топают прочь ее ножки, помогать мне она не намеренна. Кое-как подобрав барахло весело скачущего верхом на Праведнике сэра рыцаря, я поплелся следом. Вопросом, откуда ей известно, куда идти я не задавался. И не до того, со всей этой поклажей было, да и думать это не мое.
Роланд появился только вечером. Все это время я сидел в коридоре возле двери в окружении все тех же смертоносных штучек рыцаря. Поднявшись по лестнице, Роланд замер передо мной, задавая всем своим видом единственный вопрос: какого черта я сижу перед дверью? Он прекрасно помнил, что лично вручил мне ключ от комнаты, предварительно научив меня и открывать и запирать дверь. Я тоже об этом не забыл и даже умудрился не потерять ключ. Но, правда и сохранить его не сумел. Хитрая и весьма симпатичная девушка извлекла его из моих рук под самым благовидным предлогом, что только мог родить ее хитрый ум.
Хитрый? Откуда я знаю, что у нее хитрый ум? Пришлось в этом убедиться на собственной шкуре. Не буду засыпать вас совсем не интересными подробностями. Да вы и сами скоро все узнаете. Скажу только одно, мозг у нее действительно работает как чудовищная машинка по придумыванию всяких хитростей. А еще она полная, как бы это сказать помягче… Ну, ладно, скажу как есть. Мы с рыцарем хоть и спустились с насквозь промороженных гор, но отмороженная среди нас именно она.
Сэр Роланд перестал таращиться на меня и свои пожитки, в окружении которых я седел, и со всей рыцарской прямотой осведомился:
— Ключ потерял?
— Нет, — проблеял я, подтянув к себе булаву, потяжелей, что намеревалась сбежать вниз по лестнице при каждом удобном, да и не удобном случае.
— А тогда почему здесь сидишь? — он присел рядом и мечтательно закатил глаза.
Его мало интересовал вопрос, который он задал, куда больше его мысли занимала та веселая прогулка на спине у Праведника, коей он наслаждался весь день. Он, значит, наслаждается, а я его тяжеленные штуковины таскаю.
Я замер. В моей страдающей от мыслительного процесса голове, разом всплыли две мысли. Такого прежде со мной не бывало, и я открыл рот, чтобы хоть как-то уместить в голове их обе. Первая уже была там и занимала большую часть разума подпитываемая обуревающим меня не то гневом, не то простым возмущением. Мысль эта о валяющемся у моих ног оружии, скачущем на коне рыцаре и так по-разному проведенному нами дне. Вторая же, тайком прокралась по самому краешку разума, но не замеченной не осталась и вот теперь стучала мне по мозгу все сильнее, все явней. Девушка, хрупкая на вид, хотя тело ее и скрывал длинный темно-синий балахон, но хрупкость ее видна даже под ним. Конь рыцаря по прозванию Праведник весь день скакал во весь опор, радуясь встрече с хозяином, и совсем не выглядел уставшим. Телеги, повозки или хотя бы волокуши по близости не наблюдалось. Так как она, эта хрупкая на вид девушка, смогла дотащить все это готовое к убийству железо на себе? Как я уже сказал, две мысли в моей голове это нонсенс, а, потому, не зная какую именно из них думать, я схватился за голову и начал выть, пытаясь выгнать из головы обе. Мне это удалось и, блаженно улыбаясь, радуясь свистящему в голове ветру, я взглянул на рыцаря.
— Так почему ты здесь сидишь? — повторил он вопрос, глядя на меня с неподдельным беспокойством.
— Она там молится, — с трудом припомнил я, с какими словами из моих рук исчез ключик от двери.
— Что она делает? — рыцаря аж подбросило.
Он изменился в лице, побагровел, из ушей его повалил густой пар, ноздри раздулись, а в глазах его вспыхнул совсем не благородный и очень не добрый огонек.
Много позже я узнал, почему всякий раз, когда речь заходила о молитвах или божественных ритуалах лицо благородного рыцаря искажала жуткая гримаса. В тот же день я сидел на полу в окружении принадлежащих ему смертоносных штук и рука моя, сама собой, сжала рукоять ножа.
— Так, что она там делает? — спросил он, сжимая кулаки, но пар их, его ушей больше не валил.
— Молится, — повторил я, крепче прижимая нож к ноге.
— И ты ей разрешил?
Я, как полный идиот, каковым я собственно и являлся, уставился на него. Он же хлопнул себе по лбу и покачал головой.
— Ну, да, — сказал он. — Ну, да. Как бы ты ей запретил, — его зубы скрипнули так, что я, было, решил, что сейчас их куски посыпятся из его рта.
Но больше чем сохранность зубов рыцаря меня озаботило то, как он сделал ударение на слове «ты». Что это он меня совсем никчемным считает? И вот тут в моей пустующей голове снова появились две мысли. Обе не особенно задержались, промчавшись по разуму, но нехороший след оставили. У одной даже получилось слегка зацепиться, и она подтолкнула меня встать. Правда, пока колени мои подтягивались, а руки готовились толкнуть тело, чтобы оно выпрямилось, мысль благополучно покинула голову и я, так и остался сидеть с подогнутыми ногами, прижимая к полу нож, владеть которым не умел. Я бы мог с легкостью почистить рыбу или нашинковать капусту, благо память моя хоть и короткая, но все уроки господина Кярро крепко в ней засели. Но рыцарь не был ни рыбой, ни тем более капустой и как к нему подступиться я не понимал. Однако с ножом в руках чувствовал себя чуть более уверенно.
Роланд взглянул на мою сжимающую нож руку и улыбнулся.
— Тренируешься, это хорошо! — одобряюще уронил он тяжелые слова. — Тебе придется научиться не только держать нож, но и владеть им. Иначе я не дам за твою жизнь и ломанного гроша.
Не даст он. Конечно, не даст! Нет у него ни целого, ни ломанного гроша. Все наши деньги у меня. Стоп, а почему наши? То, что он распоряжается ими не делает мои деньги нашей общей собственностью. У меня только мои деньги, рыцарь же гол как сокол! Но мое воспитание помноженное на отсутствие представления о том, что такое этот ломанный грош, не позволили мне выступить с обличительной речью и я промолчал.
Рыцарь же подтянул штаны, пригладил волосы, выдохнул, словно собирался поднять быка переростка и подошел к двери. Он очень не хотел ее открывать. Но еще меньше он хотел, чтобы кто-то молился в его присутствии. Особенно если этот кто-то женщина. Пусть даже такая маленькая, хрупенькая, и признаться симпатичная, как та, что отняла у меня ключ.
Рыцарь потянул дверь, но она не поддалась. Тогда он потянул сильнее, и результат остался прежним. Тогда, решив, что забыл, в какую сторону открывается дверь, он толкнул ее, но и тут не преуспел. Задумчиво почесав затылок, он посмотрел на меня. Посмотрел и напрягся, разглядев на моем лице блаженную улыбку. Он-то решил, что я смотрю на него и мило так улыбаюсь только потому, что рыцарь, раз за разом, терпит поражение в целом не сложном деле открывания дверей. На самом деле я и думать о рыцаре забыл. Я сидел на полу и улыбался, наслаждаясь пустотой в своей голове. Но об этом рыцарь не знает до сих пор. И я ему об этом не скажу. О чем и вас попрошу. Не говорите ему, пожалуйста. Хорошо? Потому как ему и сейчас еще стыдно за ту самую сломанную дверь, а если он еще и прознает, что сломал ее просто так, то и вовсе себя в могилу самоедством сведет.
Кулаки рыцаря сжались и… дверь проиграла быстро. Она ровным счетом ничего не смогла противопоставить трем мощнейшим ударам подвернувшейся под руку рыцаря булавы. Когда же она слетела с петель, нашим с рыцарем удивленным взорам предстала девушка. Полуголая девушка. Из всей одежды на ней был наброшенный на голову капюшон просторной накидки, да пара полосок, что с трудом прикрывали ее не скромные формы.
Рыцарь так и замер с открытым ртом. Я тоже, но причины у нас были разные. Его глаза поедали те самые формы, в то время как мои рыскали по комнате в тщетной попытке найти, куда эта голыдьба засунула мою куртку. Эта куртка была мне дорога и не потому, что она была первой вещью, купленной мной на мои деньги, а потому, что именно в ней эти самые деньги и лежали. Как я уже говорил, ценность тогда они для меня не представляли, но мне очень нравилось перекладывать их из одной ладошки в другую. Пока рыцарь не видел, конечно. Он бы такого рода развлечение не одобрил никогда. И вот теперь я не только не видел заветного кошеля, но и самой куртки, в кармане которой он и лежал.
— Простите, — выдохнул рыцарь, смущенно отступая на шаг.
— Ничего, — девушка вовсе не смутилась. Напротив, она обворожительно улыбнулась и повернулась так, что ее формы обрели еще больший объем.
Не знаю, чья слюна упала на пол первой, моя или рыцаря, а может, случилось это одновременно. В то время как сэр Роланд терял над собой контроль, я же напротив, нашел куртку. Она, аккуратно свернутая лежала под столом. Но слюну мы пустили оба.
На четвереньках, словно голодная собака, я рванул к куртке, по пути разбрасывая окружающее меня оружие. Девушка опешила, напряглась, но видя, что я несусь мимо нее, расслабилась. Я же зарылся лицом в твердую кожу куртки, вдыхая полной грудью, лучший запах на свете — запах собственного пота.
— Зачем вы сломали дверь? — спросила она, наконец, подтянув завязки и спрятав обнаженное тело в накидке. — Могли бы и постучать.
— Я стучал, — виновато отозвался Роланд.
— Да? — удивилась девушка. — Я не слышала. Я молилась и проводила ритуал, — она покосилась на маленькую плашку, едва не опрокинутую мной.
Рыцарь хмыкнул.
Она наклонилась, подняла плошку, закрыла ее резной металлической крышечкой и вновь перевела взгляд на рыцаря.
— Я хотела с вами поговорить, сэр Роланд, но вы зачем-то сломали дверь. Теперь нам придется потратить время, чтобы найти новое место для разговора.
Рыцарь хмыкнул.
Лучшего места не нашлось. Мы забрались на сеновал, над стойлом для лошадей. Видимо рыцарь хотел, чтобы и Праведник слышал весь разговор. Удобно расположившись на ворохе сена, вдыхая вышибающий разум, запах лошадиного навоза я в пол уха слушал, о чем говорят рыцарь и девушка.
— Позвольте я, для начала представлюсь, — сказала она, слегка морща, страдающий от запаха носик. — Меня зовут сестра Бели.
— Сестра, — нахмурился рыцарь.
— Сестра, — кивнула она. — Я монашка.
— Не похожа ты на монашку, — кивнул рыцарь на то, что до сих пор ускользало от моего пытливого взора, а именно на висящий у нее на поясе нож в тяжелых кожаных ножнах.
— Я не простая монашка, — проследив его взгляд, улыбнулась она. — Я, как бы это сказать, я монашка боевая. Мой орден, хотя и поклоняется милостивой богине Ирилиане, но не забывает о том, что когда-то наши первые сестры пришли в этом мир, чтобы защитить его от воров, насильников и разбойников. А потому каждая из моих сестер обучена обращаться со многими видами оружия. Я могу стрелять из лука или арбалета, так же весьма искустна в рукопашном бою и бою на коротких ножах. Владею и копьем. Не вашим турнирным, а настоящим боевым.
— Турнирное бы ты не подняла, — хмыкнул рыцарь.
— Так же могу драться с мечом, как со щитом, так и без него, — не обратив на слова Роланда никакого внимания, продолжала монашка. — Владею и техникой боя с двумя мечами.
— Не слишком ли много всех умений для такой, как ты? — куда только пропали честь и благородство сэра рыцаря, но сейчас он вполне себе обходился и без них.
— Нет, — ответила монашка поднявшись. — Не слишком. Хотите испытать меня в бою.
— Да упаси нас от этого боги, — отмахнулся Роланд.
— Боитесь? — с вызовом спросила девушка.
— Тебя? — рыцарь смерил ее взглядом. — Нет, — его плечи дернулись. — Но я не прощу себе драки с женщиной, даже если эта женщина монашка.
Впоследствии сэру Роланду все же пришлось скрестить мечи и с ней и с другими воинствующими женщинами, о чем он многократно сожалел и даже пытался замолить сей грех.
— И много вас таких?
— Нет, не много, — с грустью ответила Бели, садясь на место. — В нашем ордене осталось всего несколько сестер. Мы обычно не принимаем участия в мирских делах, за редким исключением. Сейчас, как раз, случай того самого исключения. У меня весьма четкие инструкции на ваш счет. Завтра утром мы оседлаем коней и как можно быстрее двинемся в сторону алтаря нашей богини Илирианы, — она осенила себя знамением. — Где получим ее высочайшее благословение, после чего нам предстоит путешествие на юг, где, быть может, тамошние маги сумеют сделать что-то для вашего друга.
— Оруженосца, — гордо выпалил я, не желая оставаться в стороне от разговора.
— И все это на конях? — криво усмехаясь, спросил Роланд.
— Да, я уже купила лошадей себе и Зернышку. Как вы, должно быть, поняли, сюда я прибыла на вашем прекрасном скакуне.
В моей голове вновь появилась мысль, о том, как она привезла сюда все оружие Роланда, но пока я соображал, как именно об это спросить, мысль покинула мою голову.
— Ну, что ж, — сэр Роланд вытянулся на сене, и сунул себе в рот соломинку. — Удачи тебе с путешествием. И к алтарю и к магам южным. А я никуда не поеду.
Монашка усмехнулась.
Сэр Роланд проверял крепление седла и тихо, чтобы его никто не слышал, матерился. Делал он это не сказать, что слишком умело, ему не помешало бы взять пару уроков у той самой старушки в башне магов, но зато делал это от всей души. Уж не знаю, как его уговорила монашка, но он явно торопился. Я же никуда не спешил. А куда мне спешить. Меня накрепко привязали к спине старой костлявой, но очень послушной клячи. Восседая на ней, я смотрел, как сэр Роланд быстро собирает вещи, как обвешивает поклажей Праведника, как косится на молящуюся восходящему солнцу монашку, и размышлял о том, что увижу целый мир, о существовании которого я и не подозревал.
— Хорошенькая, — произнес где-то рядом женский, полный ласки и похоти голос. — Как думаешь, может ее свести с рыцарем?
— Да ты что? — расхохотался мужчина. — Даже и думать не смей. Она ж монашка.
— Ой, можно подумать я монашек не перевоспитывала.
— Эту не тронь. Себе дороже выйдет. Особенно когда наш ангелочек проснется.
— Что да, то да, — ответила женщина, и голоса смолкли, оставив в моей голове полное впечатление, что я их уже где-то слышал.
Наш путь лежал на восток, к почти заброшенному алтарю великой когда-то богини Илирианы. А с другой стороны, к тому же алтарю неспешно направлялся черный рыцарь на черном коне с самыми черным планами.