Благородный рыцарь сэр Роланд Гриз ел не спеша. Двумя пальцами держа ножичек, больше походивший на тесак для разделки туш, чем на кухонную утварь, он отрезал тоненькие полоски от куска хорошо прожаренного мяса и, подцепив их вилочкой, отправлял в рот. Затем зажмурившись, и млея от удовольствия, долго и тщательно пережевывал, глотал, запрокинув голову, мычал что-то и промакивал уголки губ белоснежным платочком.
Конечно, он мог бы этого и не делать, на привалах, он просто закидывал в себя все, что было в тарелке, а затем, опустив в котелок кусок хлеба, тщательно его вылизывал. Не хлеб, хлеб он съедал. Котелок же после свидания с сэром рыцарем был кристально чист. Его можно было даже не мыть. Хотя самому рыцарю помыться бы не помешало.
Тогда зачем же благородный рыцарь так обстоятельно и медленно ел? Да потому что это раздражало монашку. Она, сидящая напротив рыцаря, уже давно разделалась с порцией овощей, приправленных лишь капелькой масла, и теперь гневно смотрела на то, как очередной кусок мяса отправляется в рот рыцаря.
Что же до меня, то я преспокойно сидел возле окна и глазел, то на этих двоих, то на людей, подъезжающих к постоялому двору. Я был доволен. Мой желудок под завязку забит самой разной едой и она, устраиваясь там, немилосердно ворочалась. Вот кусок говядины встретился с рыбой, они о чем-то потолковали и разошлись в разные стороны. Вот огурец решил, что он там самый умный и громогласно об этом объявил. Он сделал это так громко, что монашка невольно покосилась на меня. Я же погладил живот и огурец успокоился. Ненадолго, повстречав там капустный лист, он снова и так же громко заявил свои права на разум. Капуста с такой постановкой вопроса не согласилась и они бы обязательно сцепились, но яблоко всех рассудило, а кружка ягодного компота охладила спорщиков. В общем, мне было хорошо, а то, что происходило в моем желудке, меня ни капли не трогало. В конце концов, пока это не переходит границ и не заставляет меня бежать к нужнику, какая разница, о чем они там спорят.
Судя по выражению лица рыцаря, он думал примерно так же, чего нельзя сказать о монашке. Она бросала гневные взгляды в мою сторону и практически сжигала глазами рыцаря. Тот на это внимания не обращал и отправлял в рот один кусочек мяса за другим.
Как я уже сказал, я смотрел в окно. Там, на площадке перед постоялым двором, все время происходило что-то интересное. Вот мальчишка-служка и выбрался из подвала с объемным кувшином в руках. Поставил кувшин на землю, закрыл подвал, сунул в кольца палку и воровато оглянувшись, приоткрыл кувшин. Облизнувшись и тяжело сглотнув, он покачал головой и вновь натянул тряпочку на горлышко кувшина, но только для того, чтобы сорвать ее и запустить внутрь грязную пятерню. Вытащив руку, он несколько мгновений разглядывал собственные пальцы, покрытые чем-то белым и липким, а затем с наслаждением их облизал. Я вздохнул. Как же я его понимаю. Сметана! Пища богов, ну, или почти богов, а может и не очень богов, а всего лишь близких к богам людей. Да это не важно. Мне на кухне старшего повара не часто перепадало ее пробовать. Но уж если перепадало, то лучше сметаны мог быть только сахар. Мальчишка тщательно облизал пальцы, натянул тряпку на горлышко кувшина, вздохнул, грустно глядя на него, вновь воровато оглянулся, поднял кувшин и не удержал его в руках. Мелкие измазанные сметаной кусочки разлетелись по двору. Мальчишка, недоумевая, смотрел на покрытые липкой слюной руки, он не видел, что его губы густо измазаны сметаной, а я видел.
Мне хотелось его предупредить, я точно знал, что будет дальше. Даже если у них на кухне и не такой человек как покойный Люцелиус Кярро мало мальчишке все равно не покажется. Откуда-то вынырнула серая кошка и с разбегу прыгнула в разливающуюся по земле сметану. Мальчишка так и стоял посреди белой лужи и в глазах его медленно появились слезы. Он не двигался, ровно до тех пор, пока во дворе не появилась женщина с полотенцем в руках. Я вздохнул. Мокрое полотенце, в умелых руках похуже кнута будет. Оно не рассечет кожу, и следы его сойдут быстро, но получать им по не защищенным одеждой местам все равно неприятно. Все, парнишка, бежать поздно, ты стоишь посреди белого озерца сметаны, а твои губы измазаны в ней. Тебя может спасти только одно: ты можешь упасть в белое озерцо, пока хозяйка не разглядела твоих губ. Наказания тебе все равно не избежать, но быть может оно не будет таким суровым. Я смотрел на него и думал, что в кой-то веке я оказался умнее кого бы то ни было. От этих мыслей приятное тепло разлилось по телу. И тихий мужской голос прошептал что-то весьма ободрительное. К этому голосу я успел привыкнуть, он мне нравился, даже не смотря на то, что принадлежал самому настоящему черту. Но, как и успев привыкнуть, так я и научился не слышать его.
Тетка с полотенцем что-то закричала. Схватила мальчишку за ухо и со всей силы тряхнула. Я подумал, что тетка оторвет мальцу ухо, но оно выскользнуло из ее пальцев, залив улицу красным светом. Выругавшись, она взялась за полотенце.
На экзекуцию я смотреть не стал, мне хватало и того что я слышал. Отвернувшись, я взглянул на рыцаря. Тот разделался с куском мяса и принялся за маленького цыпленка, поглощая его нежное мясо все с тем же наслаждением. Монашка при этом продолжала закипать, но пока держалась и не отпустила в адрес Роланда ни одного едкого замечания. Сэр Гриз же не отводил от нее взгляда. Он ждал. Ждал, когда неспешное поглощение мяса довеет ее до крайней точки.
Я снова повернулся к окну. На улице начал накрапывать дождик, и это существенно сократило наказание разбившего кувшин сметаны мальчишки. Люди забегали активней, засуетились. В этой суете я и пропустил группу парней весьма недружелюбного вида. Каждый из них мог похвастаться широченными плечами, увесистыми кулаками, суровыми глазами, густыми напряженно сдвинутыми бровями и оружием. Оружие их грязно, оно давно не видело не то, что точильных камней, но даже простенькой тряпочки и водички. Для меня, как оруженосца самого настоящего рыцаря, днем и ночью ухаживающего за его экипировкой, это было сродни оскорблению. И, тем не менее, оно болталось на их поясах, добавляя несколько весомых и острых аргументов в их пользу. Но ни кулакам, ни тем более оружию я внимания не предал. Они быстренько миновали дворик и ввалились в зал постоялого двора, принеся внутрь капли дождя и много, очень много ругани.
Роланд Гриз, хоть и был благородным рыцарем, и в жизни своей никому не позволял сквернословить в присутствии дам, но в этот раз он решил, что хозяйка постоялого двора слышала и не такое, а монашка уж никак не женщина. Потому он и остался сидеть, спокойно поедая цыпленка.
Ввалившись внутрь, они замерли на пороге, оглядели зал, прошлись взглядами по нам. Я и этому не придал значения. Мало ли чего они высматривают. Они только что под дождем побывали, а до того, кто знает сколько проехали. Может они к огню поближе хотят. Там теплее и высохнуть можно.
Я покосился на рыцаря, судя по всему, он думал точно так же. Он не двинулся, продолжая поедать цыпленка. На парней он бросил лишь короткий взгляд, лишь сменил хват ножа. Я и этому не придал значения. Будучи подмастерьем на кухне в графском замке, я точно знал, что даже у хорошо приготовленных цыплят бывают такие косточки, что при попытке их разгрызть, можно все зубы сломать.
Ну, ладно, не смотрите на меня так, соглашусь, не был я никогда подмастерьем на графской кухне, здесь я слегка преувеличил, но про кости не соврал ни на грамм! Не верите? А вы попробуйте, пожарьте десяток цыплят и попробуйте разгрызть все их кости. Зачем? Ну, так там внутри есть такая вязкая коричневая кашица, очень вкусная. Но я не о том, попробуйте разгрызть кости десяти цыплят и об оду из них обязательно сломаете себе зуб. Ну, а если нет, то вам несказанно повезло.
Четверо бородачей прошли внутрь, и расселись за столом у дальней стены, аккурат за спиной сэра Роланда. Это заставило рыцаря коротко вздрогнуть и слегка сдвинуться, разворачиваясь к ним боком.
Один из парней, покрупнее и по наглее всех прочих остановился, смерил рыцаря взглядом, получил от того миролюбивую улыбку, криво усмехнулся и подошел.
— Ну, — наклонился он над тарелкой рыцаря — и чем тут кормят?
Его вымазанные грязью пальцы протянулись и сцапали с тарелки отложенную Роландом ножку птички.
— Фу, — покрутив ее в руках, изрек парень, — курятина. Экая мерзость.
С этими словами он вернул ножку на тарелку. Вернул, не в смысле положил, он швырнул ее так, что рыцаря окатил фонтан из брызг жира.
Рыцарь утер лицо платочком и, не поднимаясь, повернулся к парню.
— Сударь, — тихо произнес он, — вы позволяете себе поведение никоим образом не сочетающееся со званием благородного человека и тем более мужчины.
— Ох, как ты красиво завернул, — крякнул парень. — Умеешь. Слышь, парни, а этот умеет.
— Благородный видать, — заржал кто-то из его усевшихся за стол компаньонов.
Стой! — он замер, — А кого это ты только что назвал не мужчиной?
— Вас, сударь, — ничуть не смутившись, произнес Роланд, слегка повернувшись к нему. — Вас. Но я готов закрыть на это нанесенное мне оскорбление глаза, если вы соблаговолите купить мне точно такую же курочку, что вы сейчас испортили.
— Я что-то испортил? — хохотнул парень, для убедительности поиграв грудными мышцами, что выступали под рубашкой. — Напротив, благородный сэр, я приправил ее вам, для пущего аппетиту. Хотите еще приправ? Будьте любезны, — и он смачно плюнул Роланду в тарелку.
— Вы снова позволяете себе оскорбить меня, — спокойно произнес Роланд, слегка повернувшись и оценив компаньонов парня. — И я снова готов вам простить это. Как заслужить мое прощение я вам уже сообщил. Будьте любезны купите мне новую курочку, а эту, так любезно приправленную вами, можете забрать себе. Для такой собаки как вы, она стала в самый раз.
Роланд улыбнулся. Улыбка его была такая добрая, милая, такая светлая, что я на минуту подумал, что благородный рыцарь и вправду готов забыть этот конфликт. Но мысль эта прожила в моей голове лишь долю секунды. Уже в следующее мгновение парень летел через зал, спиной снося столы, а Роланд провожал его полет, помахивая кулаком. Я не видел, как он это сделал. Просто парень полетел, а рыцарь оказался на ногах. Еще до того, как сила удара кулака рыцаря иссякла, и парень тяжело рухнул на пол, сломав при этом стол, его компаньоны вскочили с мест. Я тоже вскочил. Это мой долг. Долг перед рыцарем, ведь если за проступки оруженосца отвечает он, то когда хозяин ввязывается в драку, верный оруженосец должен быть рядом. Я даже кулаки сжал. Неправильно сжал, сунув пальцы внутрь, но я готов был драться. И что с того, что я никогда не бил людей? Меня били много раз, и я точно знаю, как причинить наибольшую боль. Ну а не получится ударить, так я покусаю. Уж чем-чем, а зубами я пользоваться умею!
— Назад! — рявкнул рыцарь.
Я не обратил на него никакого внимания, решив, что он кричит это тем самым парням и двинулся к нему.
— Зернышко, мать твою, назад! — вновь рявкнул он.
Я снова не остановился, а вот парни замерли, переглянулись, осклабились. Им почему-то мои имя доставило массу радости. Один даже выдохнул с облегчением.
— Уведи его, — крикнул рыцарь монашке, и она бы, наверняка, его послушала, если бы в этот момент не была занята тем, что медленно вытаскивала из ножен на поясе широкий нож.
Нет, ну так не честно, в руках в рыцаря тесак, коим он разделывал мясо, у монашки тоже ножик весьма приличный, а е меня кроме неправильно сжатых кулаков ничего нет. Мне стало обидно. Я насупился и сел, отвернувшись к окну. Вот потому начало драки я и не видел. Я вообще бы ничего не увидел, если бы обломок стола не пролетел над моей голой и не вынес окно, впустив внутрь ветер и дождь. Сидеть под дождем я не хотел, а потому повернулся в зал, надеясь найти место потеплее и поспокойней. А то, знаете ли, здесь столы летают.
Монашка, дико хохоча, сидела верхом на одном из парней и с наслаждением полосовала его ножом. Она причиняла ему боль, но не убивала и не вырубала. Пока она была занята им, все остальные были заняты Роландом. Они облепили его, стремясь дотянуться мечами до его совсем не защищенного тела. Вот только это у них плохо получалось. Сэр Гриз, как я уже не однократно говорил, мастерски владеет всеми видами оружия, за исключением лука. Да, и кулаками он владеет превосходно. Вот один их парней зашатался, вывалился из драки, сделал несколько неуверенных шагов и рухнул на пол. Монашка вздрогнула от упавшего рядом тела, задрав голову, засмеялась, воткнула нож в горло истязаемого ей и перепрыгнула на только что упавшее тело. С ним она проделывала тоже, что и с первым, нанося рану за раной, но, не причиняя большого вреда.
Тем временем рыцарь избавился еще от одного противника, но этот монашку не порадует, слишком уж обильно кровь хлещет из его распоротого живота. Льет так, словно бурдюк с вином прохудился. Оставшиеся двое, оказались не слабыми, и у них получилось-таки свалить рыцаря. Как? Один улучшил момент и вскочил ему на загривок, второй же ногой врезал Роланду в живот. Рыцарь согнулся, но не упал. Упал он от второго удара. На этот раз по голове. Упав, Роланд попытался скинуть сидящего на нем, но не преуспел.
Что произошло дальше, я не понял. Не скажу, что не понимаю до сих пор, прекрасно понимаю, но тогда я словно со стороны наблюдал, как подбираю вилку, как, не обращая никакого внимания на крики и звуки ударов, подхожу к парню, висящему на спине рыцаря. И как со всего маху вонзаю эту самую вилку ему в шею. Еще я помню, как он распрямился. Помню кулак, мелькнувший возле моего глаза. Помню, что не чувствовал ногами пола. Помню, как почувствовал сначала спиной стену, а затем пол лбом. Что-то розовое и липкое заклеило мне глаза, и я провалился в темноту.
Когда же я снова открыл глаза, сэр рыцарь лежал посреди разгромленного зала на спине. На нем, опустив голову ему, на грудь лежал мужик, а рыцарь почему-то его обнимал. Точнее ласково так массировал лежащему на нем шею. Пальчики так и перебирали по коже, но как-то слишком сильно уходя вглубь. Покрытая чужой кровью монашка стояла рядом и кровожадно так улыбалась. Ее розовый язычок показался изо рта и слизал с губ покрывавшую их кровь. Ее глаза светились такой радостью, словно она нашла сокровище. Ее глаза полыхали безумием, руки сжимали окровавленный нож, ноги то и дело пинали лежащие ничком тело одного из громил. Я не на шутку испугался, что теперь рыцарю придется возиться с двумя не слишком умными людьми.
Двери распахнулись, и в то, что еще несколько минут назад было обеденным залом постоялого двора, вошли люди в сияющей бело-золотой броне.
— Мы Воины Света! — с порога заявил красивый мужчина с длинными светлыми волосами, собранными в пучок на затылке.
— Кавалерия, — буркнул Роланд, сбрасывая с себя мужика, которого только что нежно обнимал. — Никогда не приходите вовремя.
Здесь я вынужден прерваться, потому, как последовавший за этими словами диалог нужно приводить полностью, не упуская ни единого слова. Так же я не скажу, что в этот момент происходило на другом конце света. Не потому что не знаю, а лишь потому, что все это не имеет значения, пока вы не узнаете, о чем говорили благородный рыцарь сэр Роланд Гриз и некий красивый светловолосый мужчина, назвавший себя Воином Света.