Смѣшались ужасъ со счатьемъ, тревога съ радостью. Хорошо было выпутаться, наконецъ, изъ этихъ нежданныхъ сѣтей, на просторѣ взмахнуть отдохнувшими крыльями. Даже неизбѣжная, хотя и недолгая разлука съ Формикой не огорчала Коро. Не все ли равно, сегодня или завтра? Счастье уже здѣсь, и это счастье держитъ въ своихъ вѣрныхъ рукахъ Лія.
— Акро, намѣтилъ ли ты уже себѣ новую работу?
— Нѣтъ еще. Вѣдь ты знаешь, что я немного могу сдѣлать одинъ. Я жду, когда ты позовешь меня.
— На этотъ разъ будетъ нѣчто хорошее, упрямый скульпторъ. Лучше того дворца, который мы строили на югѣ. Лучше храма Весны. Но я не знаю еще, что именно.
— Вотъ, нашъ прежній Коро возродился! — сказалъ скульпторъ своей подругѣ.—На югѣ бывали минуты, когда мнѣ становилось страшно за его творчество. Не безсиліе замѣчалъ я въ немъ, нѣтъ. Но была въ немъ какая-то пустота, творческая тоска и неудовлетворенность, накладывавшая на всѣ его вещи особый, нехорошій отпечатокъ. Должно быть, теперь все пойдетъ иначе. Онъ опять заберетъ въ руки и себя самаго, и всѣхъ насъ, своихъ помощниковъ. Слушай, пчелка… Если бы ты не была достаточно хороша для меня, мой веселый другъ… я полюбилъ бы Лію за одно только то, что она спасаетъ намъ Коро. Не всякій поступилъ бы на ея мѣстѣ такъ, какъ она.
Абела не замѣтила его шутки. Она отвѣтила спокойно и почти строго:
— Не въ томъ дѣло, Акро. Намъ, женщинамъ, она указала дорогу. И мы должны будемъ пойти по ней, если захотимъ и въ будущемъ остаться вашими вѣрными друзьями и помощницами. Для этого нужно только стряхнуть съ себя ту старую пыль, которая еще осталась на насъ… И кто хочетъ побѣдить — пойдетъ за Ліей.
— Можетъ быть, пчелка. Я лично доволенъ тѣмъ, что есть… Но посмотри на Кредо. Нашъ отъѣздъ сразу оживилъ его.
Прежняя тихая задумчивость возвращалась понемногу на лицо писателя, вмѣсто болѣзненнаго безпокойства и унынія недавнихъ дней. Однако, онъ держался особнякомъ и разговаривалъ охотно только съ Ліей. Когда приближалась Мара, онъ отворачивался и поспѣшно уходилъ.
Коро смотрѣлъ на руки Мары, — не женственныя руки, съ крѣпкими сплетеніями мускуловъ и сухожилій. Да, только такая рука могла съ одного удара раскроить черепъ Виса. Онъ былъ убѣжденъ, что именно здѣсь злобный отшельникъ нашелъ свой нежданный конецъ. Нанизывалъ на одну нить вспоминавшіеся разговоры и случайные намеки. И нить вела къ каменщицѣ.
Можно было понять и прежде, что она любитъ писателя сильнѣе, чѣмъ высказываетъ это. Ея каменной натурѣ необходима была дѣтская мягкость Кредо, какъ свѣжая вода нужна растенію. Она отомстила Вису за свою любовь такъ, какъ это могъ сдѣлать только каменщикъ. Когда-то она восхищалась старымъ баральефомъ, изображавшимъ древнихъ людей.
Разговаривая съ Марой, художникъ боялся обронить нечаянное слово, которое могло бы показать каменщицѣ, что ея тайна раскрыта. И во время разговора не могъ отвести взгляда отъ ея рукъ. Ему казалось, что на этихъ выпуклыхъ мускулахъ остались еще слѣды темной, густой крови.
Мара замѣтила его сдержанность, совсѣмъ замкнулась въ себѣ. Веселье Абелы раздражало ее. Когда раздавался смѣхъ, она болѣзненно вздрагивала и уходила прочь, какъ Кредо.
Путешественники быстро приближались къ цѣли. Изъ глубокой осени вступили уже въ зиму. Сплошной толстой пеленой лежалъ снѣгъ на огромной равнинѣ.
— Скоро мы увидимъ и льды Вилана.
Дорогой ребенокъ произнесъ первое слово: позвалъ свою мать. Такъ ново и необычно прозвучало это слово.
— Вотъ, скоро онъ уйдетъ отъ насъ въ свою особую жизнь! — думалъ Коро. — Но даже и на другомъ концѣ земли останется все-таки нашимъ дѣтищемъ, нашимъ твореніемъ. Почему же въ тѣ дни, когда едва не охладѣло мое чувство къ Ліи, онъ не послужилъ новой, неразрывной связью между нами? И почему только теперь, когда я опять весь полонъ любви, я чувствую, что я отецъ и радуюсь этому маленькому, смѣшному слову, которое онъ произнесъ, еще не сознавая его значенія?
Смотрѣлъ на Лію, словно ждалъ отъ нея отвѣта. А у Ліи былъ теперь одинъ только отвѣтъ на всѣ его стремленія и мысли, — и этотъ отвѣтъ отвѣчалъ на все.
Чуть брезжила погасающая заря. Дальній сѣверъ былъ близко.