Праздник Весны

46

На темномъ, почти черномъ небѣ рисовался тонкій серпъ новой луны, блѣдной мертвой луны, которая столько тысячелѣтій освѣщала уже на землѣ обращенное къ небу мыслящее лицо человѣка. Потомъ этотъ серпъ началъ походить на серебряную лодку съ приподнятымъ носомъ и кормой. Его слабый голубой свѣтъ смѣшивался на мѣстѣ постройки съ пылающими лучами фонарей, при свѣтѣ которыхъ производились спѣшныя работы по укрѣпленію фундамента. Съ каждымъ днемъ луна становилась все ярче, и скоро уже полный серебряный кругъ подолгу стоялъ на небѣ. Началъ уменьшаться въ опредѣленное законами міра время, сжался опять въ тоненькую, почти незамѣтную полоску и исчезъ совсѣмъ. Первый мѣсяцъ работъ закончился.

И когда выглянулъ новый серпъ новой луны, онъ увидѣлъ тамъ, гдѣ такъ недавно были только безпорядочныя глыбы камня и груды разрытой земли, — стройныя темныя стѣны новаго зданія, еще шероховатыя и лишенныя всякихъ украшеній и не увѣнчанныя кровлей, но уже хранившія въ своихъ очертаніяхъ обшій намекъ на то, что должно было здѣсь возникнуть. Такъ совершалось вѣчное чудо — чудо человѣческаго творчества.

Акро работалъ, не покладая рукъ. И помогавшая ему Абела иногда въ изнеможеніи бросала инструменты, потому-что ея хрупкіе члены не могли выдержать того, на что были способны желѣзные мускулы и желѣзная настойчивость ея товарища. Она уходила на нѣсколько часовъ побродить по окрестностямъ и съ сожалѣніемъ вспоминала о струистой рѣкѣ, которая омывала подножіе храма Весны. Въ этихъ прогулкахъ къ ней присоединялась иногда Лія. Ея фигура нѣсколько утратила свою стройность и въ походкѣ появились какія-то особенныя, раскачивающіяся движенія. Лія ждала ребенка.

Абела съ любопытствомъ слѣдила за тѣмъ новымъ, что она замѣчала въ своей подругѣ вмѣстѣ съ ростомъ ея ребенка. Другія улыбки были у Ліи, и другія слова, мягкія и сосредоточенныя, и вся она, какъ будто, еще глубже ушла въ свое "я", отгородилась отъ міра сознаніемъ своего новаго назначенія.

— Ты очень рада этому, Лія?

— Да. Вѣдь это такъ и должно было быть. Я уже говорила тебѣ.

— А Коро?

— Онъ говоритъ, что ему никогда не работалось такъ хорошо, какъ теперь. Но онъ проситъ меня быть съ нимъ все то время, которое онъ проводитъ въ мастерской, а это утомляетъ. И потомъ — тамъ такой шумъ и слишкомъ полный воздухъ. Пожалуй, это не совсѣмъ полезно для ребенка.

— Но что онъ говоритъ о ребенкѣ?

— Что онъ можетъ говорить? — онъ работаетъ.

— Да, конечно! — задумчиво согласилась Абела.

Вечеромъ она говорила своему скульптору, который подъ вліяніемъ южной духоты сбросилъ съ себя свою одежду и работалъ совсѣмъ нагой, какъ та статуя, надъ которой онъ трудился:

— Кое-кто оказался неправъ. Что ты скажешь о послѣднихъ работахъ Коро?

— Да, это по крайней мѣрѣ не хуже, чѣмъ прежде.

— И ожиданіе ребенка не мѣшаетъ ему. Онъ знаетъ что его душа должна быть здѣсь.

Акро быстро повернулся и посмотрѣлъ на Абелу.

— Но скажи мнѣ, маленькая пчелка, онъ всегда будетъ работать?

— Пока онъ живъ, — я думаю.

— Дѣло въ томъ, моя пчелка, что его душа, которая вѣчно жаждетъ любви, неразрывно связана съ его искусствомъ. Если для его любви будетъ слишкомъ мало пищи…

— Онъ скучаетъ безъ Ліи. Онъ проситъ ее быть всегда съ нимъ вмѣстѣ въ мастерской.

— Если для его любви будетъ мало пищи, говорю я, онъ охладѣетъ и къ искусству. Это еще придетъ… Освѣти вотъ ту стѣну, пожалуйста. Я хочу прослѣдить игру тѣней на этихъ мускулахъ. Не слишкомъ ли они массивны, какъ ты думаешь?