Праздник Весны

23

Павелъ чувствовалъ себя утомленнымъ. Кто-то подалъ ему стаканъ освѣжающаго напитка. Онъ жадно выпилъ и пошелъ дальше, стараясь выбраться туда, гдѣ не такъ людно. Съ другимъ старикомъ и съ мальчикомъ онъ разстался уже давно.

Въ самой глубинѣ храма онъ попалъ во что-то вродѣ тѣснаго коридора, сжатаго огромными каменными колоннами, гдѣ было не такъ свѣтло и совсѣмъ пустынно. Тамъ онъ прислонился спиною къ одной изъ колоннъ и отдыхалъ. И простоялъ уже такъ очень долго, когда, наконецъ, замѣтилъ, что въ коридорѣ есть еще одинъ человѣкъ.

Это былъ Кредо, писатель. Онъ сидѣлъ совсѣмъ неподвижно и смотрѣлъ внимательно въ одну точку, какъ будто читалъ что-то въ невидимой книгѣ.

Павелъ подошелъ къ нему поближе и сказалъ:

— Ты принесъ съ собою свое лѣсное безмолвіе. Тамъ, въ толпѣ, шопотъ сотенъ голосовъ слился въ одинъ сплошной шумъ, отъ котораго я немножко отвыкъ за послѣднее время. А здѣсь такъ тихо, такъ тихо… Я думалъ, что здѣсь никого нѣтъ.

Кредо поднялъ кверху свое лицо, чтобы видѣть Павла, но задумчивость все еще пряталась въ его глазахъ. И онъ сказалъ не Павлу, а кому-то другому, съ кѣмъ вмѣстѣ былъ въ своихъ мысляхъ:

— Да, тамъ сотни голосовъ. Люди входятъ туда, и ихъ души наполняются вѣрой и любовью. Тамъ они вступаютъ подъ покровъ тайны, — потому что тайна — все, что прекрасно. И вотъ, я прислушиваюсь къ отголоскамъ ихъ говора и думаю о старыхъ временахъ. Прежде люди не умѣли вѣрить. Они только молились. Теперь они не молятся, но они вѣрятъ. Богъ въ мірѣ много разъ умиралъ и съ каждымъ воскресеніемъ изъ мертвыхъ становился все лучше. Его воплощенія — какъ ступени лѣстницы къ совершенству.

— Мы не видимъ еще вершины этой лѣстницы, — сказалъ Павелъ.

— Да, конечно. И мы никогда не увидимъ ее. Какъ никогда не увидятъ нашей жизни прежніе люди. Ты старъ, Павелъ. Сегодня я видѣлъ тебя вмѣстѣ съ другими стариками, и тамъ, подъ солнцемъ, вы были, какъ бѣлое пятно дряхлости. Ты старъ. Скажи мнѣ, ты не боишься смерти?

— Нѣтъ, — какъ и всякій изъ насъ. Мы уже достаточно пожили и устали. Наше дѣло сдѣлано. Мы не боимся.

— Я еще молодъ, Павелъ, но я боюсь. Этотъ страхъ стережетъ меня всюду. Тамъ, въ лѣсу, у постели Гала, и здѣсь, гдѣ все говоритъ только о жизни. Я знаю, что ты найдешь причину. Ты скажешь, что я долго рылся въ старыхъ книгахъ и моя душа сжилась съ тѣмъ, что умерло. Правда. Отъ всѣхъ моихъ мыслей, какъ будто, тянутся нити въ далекое прошлое. И, когда я пытаюсь оборвать ихъ, мнѣ больно. Вотъ теперь, когда я стоялъ передъ Весной, мое сердце наполнилось тревогой. Я видѣлъ вокругъ себя много людей и они казались мнѣ слишкомъ беззаботными и слишкомъ веселыми. Да, да, жизнь сдѣлалась почти игрой. И теперь люди забываютъ о томъ, что ихъ личное существованіе — ничто, призракъ. Они слились въ одномъ общемъ. Они вошли въ своего Бога. Можетъ быть, это хорошо. Но развѣ мы, дѣйствительно побѣдили смерть? Я вижу, она витаетъ даже и здѣсь, невидимая, но грозная и терпѣливо ждетъ своего праздника. И ея праздникъ — въ каждомъ сердцѣ, которое перестаетъ биться… Не потому-ли человѣкъ пересталъ бояться смерти, что сдѣлался слишкомъ ничтожнымъ во всей своей радости?

— Ты думаешь, что душа прежнихъ людей была сложнѣе?

— Да, они были жестоки, какъ звѣри, грубы и не чутки. Ихъ глаза всегда смотрѣли жадно и зубы скрипѣли отъ злобы. Но въ ихъ душахъ хранились тайныя, неизвѣданныя глубины. Ихъ души были многообразны и перемѣнчивы, какъ игра солнечнаго свѣта. И я люблю ихъ. Я тоскую объ нихъ. Ваши цѣльныя, прозрачныя души меня не удовлетворяютъ.

Павелъ опустился на гладко отполированный камень, рядомъ съ Кредо. Провелъ своей сухощавой рукой по серебру бороды, отъ лица до пояса.

— Я помню, что когда то, въ дни моего дѣтства, такіе люди, какъ ты, встрѣчались еще чаще, чѣмъ теперь. Тогда они соединились даже въ цѣлую толпу и вмѣстѣ кричали: назадъ! Но ихъ желаніе было только, какъ легкое облачко дыма, которое сейчасъ же разсѣялось. Ни въ чьемъ сердце больше не нашли они отклика. И когда я опять встрѣтилъ ихъ, много лѣтъ спустя, я не могъ отличить ихъ отъ обыкновенныхъ людей, съ обычными мыслями и чувствами. Они познавали нашу жизнь и такъ же, какъ мы, слились съ богомъ. Гдѣ твой богъ, Кредо?

— Я потерялъ его. Я потерялъ его въ пыли вѣковъ.

— Ты вернешься къ нему. Своей тоской ты не омрачаешь нашего праздника. И въ этой тоскѣ ты сотворишь многое, что будетъ нужно всѣмъ намъ и что будетъ красиво.

— Ахъ, только это…

И Кредо вздохнулъ.