Праздник Весны

19

На берегу рѣки, на склонахъ холма, вокругъ храма— вездѣ люди. Они все прибывали, и широкіе потоки вливались со всѣхъ сторонъ въ это шумное море.

Море росло и веселилось, потому что были веселы люди, изъ которыхъ, какъ изъ капель, оно сложилось. Было оно нарядно и красиво, какъ цвѣты Ліи, и носилось надъ нимъ дыханіе жизни.

Люди жили и хотѣли жить, — и хотѣли дарить жизнь другимъ. Поэтому они собрались такъ дружно на этотъ праздникъ. Были здѣсь люди изъ самыхъ отдаленныхъ уголковъ земли, потому что вѣсть о новомъ храмѣ распространилась повсюду. Знали, что храмъ прекрасенъ, и хотѣли встрѣтить въ немъ день весны.

Ждали, когда откроются двери, чтобы впустить ихъ, жаждущихъ увидѣть новую красоту. И радовались, что солнце свѣтитъ такъ ярко и ничто не омрачаетъ праздника.

Одинъ человѣкь, высокій, сильный и темный, — онъ прибылъ съ далекаго юга, — смѣялся и показывалъ свои бѣлые зубы.

— Когда земля была бѣдна счастьемъ, она была богата вѣрованіями. Теперь у всѣхъ насъ одна вѣра— и мы сильнѣе всего чувствуемъ это въ день праздника. Не правда-ли?

Человѣкъ, съ которымъ онъ говорилъ, былъ низенькій и бѣлый, съ сѣвера. Онъ долго пробылъ въ снѣгахъ и теперь даже простая зеленая трава возбуждала въ немъ радость.

— Да, да… Мало счастья — много боговъ. Но современемъ мы устроимся еще лучше. Неужели и это тогда исчезнетъ? — и онъ указалъ рукою на храмъ. — Мнѣ будетъ очень жаль. Что тогда останется отъ искусства? Копаться въ могилахъ? Но онѣ почти всѣ уже разрыты.

— Это останется — до конца жизни. Мы всегда будемъ любить, сѣверянинъ, и чѣмъ больше будетъ счастья, тѣмъ выше поднимутся эти новые храмы. Тамъ воплощаются наши послѣдніе и вѣчные боги — мы сами.

И сѣверянинъ опять соглашался.

— Да, да! — и онъ хотѣлъ сказать еще что-то, но толпа повлекла ихъ впередъ. Они разстались, смѣясь, и бѣлые зубы южанина еще разъ сверкнули на солнцѣ, крѣпкіе и ровные, какъ рѣзьба изъ слоновой кости.

Мальчикъ держалъ за руку свою мать и смотрѣлъ на храмъ широко открытыми, удивляющимися глазами.

— Все это сдѣлали люди? Эти стѣны, эти купола, эти статуи?

— Конечно.

Мальчикъ задумчиво покачалъ головой.

— Мнѣ кажется, что это очень трудно. Но когда я выросту, я сдѣлаю что-нибудь еще лучше. Ты говорила мнѣ, что этотъ храмъ долженъ особенно нравиться дѣтямъ?

— Да, потому что онъ посвященъ любви, вѣчному возрожденію прекрасной жизни. Любовь создаетъ все, — и ея лучшій плодъ — дѣти. Поэтому вы должны любить этотъ храмъ. Тамъ внутри, говорятъ, есть много чудеснаго, волшебнаго. Это для васъ. Строители знали, что вы будете посѣщать его такъ-же часто, какъ ваши матери. А посерединѣ стоитъ, говорятъ, самая прекрасная женщина… Но я не знаю навѣрное. Ты увидишь самъ.

— Скоро ли это будетъ? — и мальчикъ капризно надулъ губы. — Я хочу уже видѣть.

— Кажется, сейчасъ откроются двери. Тогда мы всѣ побываемъ тамъ, одни за другими.

— Мы первые, да?

— Такъ было бы слишкомъ много первыхъ. Мы можемъ еще подождать.

Чужой старикъ ласково положилъ руку на плечо мальчика.

— Ты увидишь еще много храмовъ молодой гражданинъ! А намъ, старымъ, нужно спѣшить. Но если ты дѣйствительно хочешь попасть первымъ — никто не будетъ съ тобою спорить.

Рядомъ съ этимъ старикомъ стоялъ другой. Оба были совсѣмъ сѣды, и серебряные волосы падали на ихъ плечи. Другой наклонилъ голову.

— Еще двѣ или три весны — и довольно. Ты правъ, старый другъ. Меня все чаще начинаетъ клонить къ вѣчному сну. Я уже усталъ, — хотя моя мысль еще бодра. И если она притупится…

— Тогда мы пойдемъ въ другой храмъ. Мы сдѣлаемъ это вмѣстѣ, не правда-ли?

— А твоя работа, Павелъ?

— Я передаю ее въ надежныя руки. Я нашелъ себѣ сотрудника, который своимъ весельемъ и своей молодостью прогоняетъ мою усталость. Если бы ты зналъ, какъ она смѣется, эта Формика, когда мы оба вмѣстѣ сдѣлаемъ какую-нибудь ошибку… Потомъ она водитъ меня въ горы и я ползаю съ нею по скаламъ, какъ мальчикъ. Да, она прибавила мнѣ года два-три лишнихъ.

На вершинѣ холма, у самаго храма, толпа пришла въ движеніе.

— Я пойду со стариками! — сказалъ мальчикъ. — Они мнѣ нравятся.

Мать утвердительно кивнула головой, и они начали медленно подниматься — двое сѣдыхъ и одинъ маленькій.