По прозвищу Святой. Книга третья

Глава четвертая

Одним движением он расстегнул и скинул шинель, чтобы не мешала, и перешёл в сверхрежим.

Сразу всё вокруг изменилось.

Максим слышал, как громко дышит фиксатый вожак банды и видел, как медленно, словно в густом киселе, он движется на полусогнутых ногах, держа перед собой нож остриём вперёд.

Его подельники начали точно так же медленно расходиться в разные стороны, намереваясь окружить Максима.

Он даже не стал оборачиваться, чтобы оценить действия тех, кто находился сзади.

Просто сделал три шага вперёд и ударил вожака основанием ладони снизу в нос. Быстро и резко.

Послышался отчётливый хруст, и сразу после этого тягучий крик:

— Су-у-у-ука-а-а-а!

Нож ещё продолжал медленно падать на тротуар, а Максим добавил фиксатому коленом в пах и перешёл к следующим противникам.

Двоих он вырубил ударом ребра ладони по горлу.

Ещё одному, успевшему выхватить из-за пояса пистолет и даже выстрелить (разумеется, не попал), сломал руку и отправил в нокаут, ударив головой о кирпичную стену.

К этому времени двое наиболее сообразительных из четвёрки, подбиравшейся сзади, развернулись и бросились бежать.

Максим сначала вырубил тех, кто оказался менее сообразительным (одного прямым ударом в челюсть, второго — в печень).

Потом в несколько прыжков догнал убегавших, свалил на землю, и приложил головами о булыжник так, что подняться они уже не могли — остались лежать без сознания на проезжей части.

Со стороны улицы Энгельса раздалась трель милицейского свистка.

Максим ещё успел врезать вожаку, который начал было подниматься, ногой в челюсть, затем ухватил тех, кто пытался убежать, за ноги и подтащил поближе к остальным.

Вышел из сверхрежима.

Перевёл дыхание.

Подобрал шинель, перебросил через руку.

Впереди замелькал свет фонариков, послышался топот сапог.

— Сюда! — крикнул Максим. — Здесь!

Появившийся из темноты милицейский патруль застал следующую картину.

На тротуаре и проезжей части улицы Темерницкой в разных позах валялись восемь человек. Посреди этого поля битвы спокойно стоял молодой человек в форме военлёта с кубарями младшего лейтенанта, шинелью на руке, орденом Красного Знамени и медалью «За отвагу» на груди.

— Что здесь произошло? — спросил усатый сержант, старший патруля.

Максим коротко рассказал, как было дело.

Сержант недоверчиво покачал головой, потом посветил фонариком в лицо фиксатому вожаку и присвистнул.

— Ого, так это же Червовый, он же Семён Межень, известный бандюган с Нахаловки [1]. На него уже неделю как ориентировка разослана по всем отделениям. За разбой. Ну, спасибо, товарищ лейтенант, подсобили.

— На него ориентировка разослана, а он спокойно по кабакам гуляет, — сказал Максим.

— Как это?

— Да так, я его сначала в «Деловом дворе» встретил. Мы там слегка поспорили по вопросу музыкальных предпочтений, вот он, видимо, и решил продолжить беседу. С новыми аргументами.

— Понятно, — протянул сержант. — Так это что же… вы один их всех?

— Повезло, — ответил Максим. — К тому же, я не только лётчик, но и военный разведчик. Нас учили обезвреживать врага в рукопашной.

— Понятно, — ещё раз произнёс сержант. На этот раз с неприкрытым уважением. — То-то я гляжу… Ладно, разберёмся. Вы не против с нами в отделение пройти, товарищ лейтенант? Надо всё зафиксировать, протокол составить.

— Не против. Если, конечно, это не на всю ночь.

— Ну что вы, мы по-быстрому. Будницкий! — обратился он к напарнику. — Дуй в отделение, пусть пришлют автобус, погрузить эту шваль.

— И «скорую помощь», — добавил Максим.

— Это ещё зачем? — удивился сержант.

— У Червового или… как его… Семёна Меженя, насколько я понимаю, сломан нос. У других имеются ломанные руки, ноги и прочие травмы. Они же люди всё-таки, надо оказать медицинскую помощь. А потом уже всё остальное.

Усатый сержант снова покачал головой, но возражать не стал.

Вскоре подъехал милицейский автобус с подкреплением и «скорая».

К этому времени все нападавшие пришли в себя. Их обыскали, забрав выкидные ножи, финки, один ТТ и один «наган».

Медицинскую помощь решили оказывать уже в отделении, которое располагалось неподалёку, на Энгельса.

Погрузили уголовный контингент в автобус, сели сами и поехали.

В свою комнату на Московскую Максим вернулся в час ночи. На кухне почистил зубы. Потом разделся, упал на кровать и тут же заснул, дав себе команду проснуться в шесть утра.

Утром встал, сделал разминку (насколько позволял низкий потолок), умылся, побрился, позавтракал яичницей, которую ему приготовила Клавдия Ильинична, выпил чаю, оделся и вышел на улицу.

Небо хмурилось уже совсем по-осеннему, облака висели низко над городом. Однако ни дождя, ни тумана.

Вполне лётная погода, оценил Максим и поспешил на угол улицы Энгельса и Будённовского проспекта — вчера ему сказали, что полковой автобус, отходящий от вокзала, подбирает лётчиков на всём пути следования по Ростову в заранее определённых местах.

Здесь уже стояли и ждали Тимаков и Никаноров.

Поздоровались.

— Как самочувствие? — осведомился Тимаков.

— Отлично, — сказал Максим. — Спал маловато, но это ерунда. Сегодня ночью отосплюсь.

— Что так? Мы же, вроде, не особо поздно расстались? — спросил Никаноров.

Максим подумал, что в части всё равно узнают о его ночных подвигах, — милиция поставит в известность — поэтому рассказал, что с ним случилось.

— Лихо, — покачал головой Тимаков. — Значит, ждали тебя, специально всё подстроили, сволочи. Сколько их было, ты говоришь?

— Я не говорил. Восемь человек.

— Сколько⁈

— Восемь, — повторил Максим.

— И ты их всех уложил?

— Ну да. Чему ты удивляешься?

— Да так… По виду не скажешь, что ты богатырь. По крайней мере, не Илья Муромец.

— Скорее, Алёша Попович, — засмеялся Никаноров.

— Мне нравится сравнение, — засмеялся Максим. — Всегда любил Алёшу Поповича, — и процитировал. — «Он хоть силой не силён, зато напуском смел»! [2] Но можете поверить, силы у меня тоже хватает. И потом, это же уличная драка, а я бывший беспризорник. В ту пору разное со мной бывало, поневоле драться научишься.

— Всё равно, — сказал Тимаков теперь уже с уважением. — Я тоже в хулиганском районе вырос, но один против восьмерых… Да и не дрались мы никогда так, не принято было. Всегда один на один.

— И до первой крови, — добавил Никаноров.

— Это бандиты, — сказал Максим. — Они законы уличной чести не соблюдают. У них свои законы — бандитские. Точнее, понятия.

Подъехал автобус. Они заняли свободные места и поехали к месту службы.

Неделя прошла в интенсивной учёбе. Максим быстро освоил ЛаГГ-3 и теперь просто оттачивал мастерство, получая удовольствие от полётов.

Он стал настолько хорош в пилотировании этого истребителя, что даже получил предложение перевестись в одиннадцатый запасной инструктором.

— Хороших лётчиков много, — убеждал его лысый, круглолицый и улыбчивый командир полка майор Соломаха Фёдор Емельянович. — А вот хороших инструкторов — мало. Я же вижу, в тебе талант пропадает! С Коробковым я договорюсь, и с кадрами всё решим. Соглашайся!

— Спасибо за предложение, товарищ майор, — отвечал Максим. — Но я — боевой лётчик. Хочу бить врага. Тем более, у меня это хорошо получается.

— Слышал, слышал, одиннадцать сбитых, да? И ещё, говорят, два «юнкерса» с земли, из трёхлинейки. Но в это, уж прости, как-то мало верится.

— Дело ваше. Но это правда, — сказал Максим. — И ещё двадцать один Ю-88 уничтожила на аэродроме моя разведывательно-диверсионная группа. Я ей командовал. Так что воюю я лучше, чем учу, товарищ майор.

— Не знал об этих подвигах, — почесал лысину Соломаха. — Ну, раз такое дело, воюй дальше, лейтенант. Удачи тебе.

— Спасибо.

Десятого октября, во время обеда, в столовую, полную лётчиков, твёрдым шагом вошёл крепкий мужчина лет сорока в синей милицейской форме с петлицами старшего лейтенанта, фуражке с синим околышем и сапогах, начищенных до идеального блеска.

— Товарищи! — громко и уверенно произнёс он. — Прошу минуту внимания. Я — начальник Управления милиции УНКВД по Ростовской области старший лейтенант Мазанов Захар Фёдорович. У меня важное сообщение. Есть среди вас младший лейтенант Николай Иванович Свят?

В столовой притихли.

Максим, который уже допивал компот в компании Тимакова и Никанорова, поднялся:

— Это я.

— Подойдите, пожалуйста, — попросил начальник донской милиции.

Максим подошёл.

— Товарищ Свят! — торжественно провозгласил Мазанов. — За самоотверженные действия, благодаря которым в Ростове была задержана банда под предводительством уголовника Семёна Меженя по кличке Червовый, вы награждаетесь почётной грамотой УНКВД по Ростовской области и денежной премией в размере пятьсот рублей! Держите.

Он протянул Максиму грамоту.

— Спасибо, — произнёс Максим, принимая грамоту, на которой успел рассмотреть профили Ленина и Сталина в обрамлении красных флагов и надпись «Почётная Грамота». — Служу трудовому народу. В смысле, Советскому Союзу, — поправился он.

Раздались дружные аплодисменты.

Начальник милиции крепко пожал Максиму руку и сказал:

— Премию можете получить в управлении в любое время. Только удостоверение личности не забудьте. Товарищи! — обратился он к залу. — Должен сказать, что товарищ Свят в одиночку задержал восьмерых опасных бандитов. Восьмерых! — он поднял палец к потолку, подчёркивая сказанное. — Скажу честно, не каждый из наших милиционеров, даже самых лучших и вооружённых, смог бы сделать то же самое. А если учесть, что товарищ Свят был безоружен, то это и вовсе самый настоящий подвиг, достойный самой высокой награды. Но, что можем, то можем. Одно скажу. Отныне товарищ Николай Свят — лучший друг донской милиции и может рассчитывать на любое наше содействие. Ещё раз большое вам спасибо, товарищ младший лейтенант.

Он ещё раз крепко пожал Максиму руку и негромко сказал:

— Выйдем, покурим?

— Конечно, — сказал Максим.

Они вышли из столовой на воздух, отошли в сторонку.

Максим заметил служебную милицейскую «эмку», стоящую неподалёку.

Мазанов достал портсигар, раскрыл, протянул Максиму:

— Закуривай. Ничего, что я на «ты»?

— Нормально. Но, увы, не курю, спасибо.

— Почему увы? Правильно делаешь. Сам бросить хочу, но с этой моей работой хрен бросишь.

Он достал папиросу, спички, прикурил.

— Слушай, я что спросить хотел… Этот бандит, Червовый, и подельники его какие-то фантастические вещи на допросах рассказывают про тебя.

— Вот как? — удивился Максим. — И какие же, интересно?

— Не поверишь. Говорят, что ты не человек, а сам дьявол.

— Дьявола нет, — улыбнулся Максим. — Если Бога нет, то и дьявола тоже, правильно?

— Правильно-правильно, — сказал Мазанов. — Сам не верю, и партия не велит. Но понимаешь, они рассказывают, что ты двигался с какой-то необыкновенной скоростью. Мол, человек так не может.

— Ерунда, — сказал Максим. — Человек много чего может, что на первый взгляд кажется невероятным. Особенно под адреналином. Например, известен случай, когда один англичанин, убегая в Африке от крокодила, перепрыгнул ров шириной девять метров. При этом мировой рекорд по прыжкам в длину на сегодняшний день составляет, если не ошибаюсь, чуть больше восьми метров. Я просто разозлился очень. Это с одной стороны. А с другой — была прямая угроза моей жизни. В таких случаях я собираюсь и действую очень быстро. Опять же, там темно было, а они, между нами, были выпившие. По-пьянке, что только не покажется.

— Ну да, ну да, — поддержал начальник милиции. — К тому же ты их всех уложил, им обидно. Как это — их восемь было, а ты один. Но не они тебя, а ты их. Вот и придумывают сказки.

— И это тоже, — согласился Максим. — Плюс ещё один фактор.

— Какой?

— Я бывший беспризорник и не только лётчиком воевал, но и фронтовым разведчиком. Даже партизанил. Так уж случилось. Знаю, как и куда бить, чтобы противник не встал. Да и боксом занимался в юности.

— Где именно, если не секрет?

— В трудовой коммуне имени Дзержинского, я её воспитанник.

— Понятно, — сказал Мазанов. — Интересный ты человек, товарищ младший лейтенант. Эх, мне бы таких хоть пяток на Управление, мы бы с бандитизмом быстро покончили. Не хочешь к нам?

— Извини, Захар Фёдорович, — позволил себе тоже перейти на «ты» Максим. — Но у нас разные профессии. У тебя — своя, у меня — своя. И менять свою на твою мне не с руки.

— Что ж, — вздохнул Мазанов. — Наверное, ты прав. Однако помни, что предложение о помощи с нашей стороны остаётся в силе. Любая, если потребуется, только скажи.

— За это ещё раз спасибо, — сказал Максим. — Не забуду.

Они пожали друг другу руки, после чего Мазанов пошёл к машине. Открыл дверцу, помедлил и спросил:

— А кто прыгнул на восемь с лишним метров?

— Джесси Оуэнс, великий американский легкоатлет. Негр. Единственный в мире спортсмен, который сумел стать четырёхкратным олимпийским чемпионом за одну Олимпиаду. Случилось это пять лет назад, в Берлине.

— Точно, — сказал Мазанов. — Читал в газетах. Но ты, вот, запомнил, а я — нет. Ну, бывай.

Он сел в машину и уехал, а Максим отправился на аэродром, где его ждали очередные тренировочные полёты.

Немцы заняли Таганрог семнадцатого октября и тут же начали развивать наступление на Ростов по Таганрогскому шоссе.

Из сведений, полученных от КИРа, Максим знал, что так будет. Знал и то, что уже двадцатого октября они будут остановлены в районе села Чалтырь, всего в пятнадцати километрах от Ростова. Советские солдаты будут стоять насмерть, и, в конце концов, немцы откажутся от планов порыва к Ростову по Таганрогскому шоссе и в ноябре, когда уже начнутся морозы, перейдут в наступление намного севернее, в районе города Шахты.

Эти места — сёла Чалтырь, Синявское и Крым, хутор Недвиговка были знакомы Максиму по тем временам его юности (временам, которые ещё не наступили), когда он гостил в Ростове.

Они с его другом Игорем не единожды ездили тогда в музей-заповедник Танаис, расположенный рядом с хутором Недвиговка на берегу реки Мёртвый Донец.

Максим до сих пор помнил, как величественно и красиво садится солнце в кусочек Азовского моря на западе, отражаясь в нём так, что кажется, сливаются, двигаясь навстречу друг другу, два солнца — настоящее и отражённое.

Эту картину он наблюдал с копии деревянного древнеримского моста, переброшенного через оплывший ров, некогда окружавший город Танаис — самую северную колонию древних греков Боспорского царства.

Потом они пошли на территорию музея. Там на него наибольшее впечатление произвели не амфоры, пифосы, древние монеты, оружие и прочие археологические находки, а небольшой музей в музее — уголок, посвящённый поэтам «Заозёрной школы», жившим и творившим в Танаисе в восьмидесятых годах двадцатого века. Сто лет назад, если считать от две тысячи девяностого года и сорок вперёд от нынешнего тысяча девятьсот сорок первого.

Он даже запомнил некоторые имена и фамилии.

Геннадий Жуков, Виталий Калашников, Игорь Бондаревский…

Их стихи нашёл потом в Сети, и некоторые строчки до сих пор помнил наизусть.

Звякнет узда, заартачится конь.

Вспыхнет зарница степного пожара.

Лязгнет кольцо. Покачнется огонь.

Всхлипнет младенец, да вздрогнет гитара.

Ах, догоняй, догоняй, догоняй…

Чья-то повозка в степи запропала.

Что же ты, Анна, глядишь на меня?

Значит — не я… Что так смотришь, устало?

Это Жуков, «Романс для Анны».

И тут же Калашников, его «Хижина под камышовой крышей»

'Родная, ведь скоро мы станем с тобою —

Легчайшего праха мельчайшие крохи —

Простою прослойкой культурного слоя

Такого-то века, такой-то эпохи'.

'Любимый, не надо, все мысли об этом

Всегда лишь болезненны и бесполезны.

И так я сейчас, этим взбалмошным летом,

Все время, как будто на краешке бездны'.

Эти люди были по-настоящему свободны, и это чувствовалось в их стихах, продолжающих жить и через сто лет.

Он помнил бесконечное ночное звёздное небо, раскинувшееся над Мёртвым Донцом, и себя, плывущего вниз по течению реки на спине и глядящего в это небо.

Кажется, тогда он впервые серьёзно подумал о том, что хорошо когда-нибудь добраться хотя бы до одной из этих звёзд.

Что и помогло ему впоследствии стать космонавтом-испытателем прототипа первого в мире нуль-звездолёта.

Что в конечном итоге привело его сюда, в осень сорок первого года, в город Ростов-на-Дону и Новочеркасск, в одиннадцатый запасной авиационный полк.

Ключевое слово «запасной».

То есть, не участвующий в боях.

[1] Район Ростова-на-Дону.

[2] Из русских былин.