По прозвищу Святой. Книга третья

Глава двенадцатая

— Ну, смотри, — сказал Михеев, когда они с Максимом вернулись в кабинет Анатолия Николаевича. — Назвался груздем — полезай в кузов.

— Или грудь в крестах или голова в кустах, — в тон ему ответил Максим. — Не волнуйтесь, товарищ комиссар государственной безопасности, не подведу. Всё сдам на «отлично».

— Только учти, что подготовка к экзаменам не освобождает тебя от всего остального.

— Например, чего?

— Ты же сам просил дать тебе возможность самому набрать диверсионную группу?

— Просил.

— Вот и займись. Но помощь тебе всё равно понадобится. Завтра прямо с утра приходи ко мне, познакомлю с одним человеком. Познакомил бы сегодня, но его сейчас нет на месте. Всё, иди. Хотя, погоди.

Михеев протянул руку, улыбнулся.

— Поздравляю ещё раз с высокой наградой, Коля!

— Спасибо, Толя!

Крепкое рукопожатие.

Михеев приобнял Максима, шепнул ему на ухо:

— Будь осторожен. Берия взял тебя на заметку. Ему не понравилась твоя амнезия.

— Будет проверять?

— Наверняка. Десять раз думай, прежде чем что-то сказать. Понял меня?

— Так точно.

— Вот и молоток. Теперь иди.

Уже наступил вечер.

Максим на скорую руку поужинал в столовой, затем покинул здание НКВД, по улице Рождественка быстро дошёл до Рождественского бульвара, пересёк Трубную площадь и вскоре входил на Центральный рынок.

Почти совсем стемнело, однако кое-где горели фонари (полная светомаскировка начиналась гораздо позже, ближе к ночи) и керосиновые лампы на прилавках.

Народ на рынке ещё был. Кто-то торговал, чем мог, кто-то покупал. Жизнь продолжалась, как всегда она продолжалась на всех базарах и рынках мира во все, даже самые трудные, времена.

Оглядевшись и задав пару нужных вопросов, тем, кому их стоило задать, Максим нашёл самого невзрачного вида и сильно небритого мужичка в ватнике, бесформенных штанах, заправленных в кирзовые сапоги и потрёпанной кепке-восьмиклинке, натянутой чуть ли не на самые уши.

Мужичок торговал банными вениками и курил самокрутку с крепчайшей махоркой, дым от которой, казалось, вонял на всю Москву.

— А вот веники, — оживился он, завидев Максима. — Сами хлещут, было бы что хлестать. В Сандуны [1] собрались, товарищ командир? Хорошее дело. Возьмите веничек, непожалеете.

— Да что мневеничек, — небрежно сказал Максим, облокотившись о прилавок и понизил голос. — Вино есть, зёма?

Глаза мужичка метнулись по сторонам, затем уставились на Максима, изучая.

— Не бзди, — сказал Максим. — Я не мент, военный, фронтовик, не сдам, — он распахнул шинель, демонстрируя Золотую звезду Героя. — Сегодня вручили. Обмыть надо.

— Ага, — сказал мужичок. — Так тебе что, в Кремле не налили?

— Там нальют, пожалуй, — сказал Максим. — Потом догонят и ещё нальют.

Мужичок хохотнул.

— Эт точно, — сказал. — А чего вино? Есть водка, коньяк.

— Нужно вино, — сказал Максим и коротко добавил. — Женщина.

— Ага, — ещё раз сказал мужик с пониманием. — Имеется «Медовое», нашего московского винзавода. Довоенное ещё. Ни одна не устоит.

— А грузинских или крымских вин нет?

— Эка хватил. Так сразу нет, договариваться надо, заказывать. Да и дорого, сразу скажу.

— Дорого — это сколько?

— Косарь.

— Ого.

Мужичок молча пожал плечами.

— А «Медовое» почём?

— Четыреста.

— Двести пятьдесят.

Мужик засмеялся.

— Ну ты шутник, лейтенант. Ладно, триста пятьдесят. В знак уважения к герою.

— Триста, — сказал Максим. — В знак уважения к герою прилавка.

— Точно, шутник. Люблю таких. Хрен с тобой. Давай деньги.

— Сначала товар.

— Ишь ты, тёртый.

— Из Ростова, проездом.

Мужик весело цыкнул зубом.

— Ладно, жди здесь. Смотри, чтобы веники мои не спёрли. Верю, как себе.

Он растворился в густых сумерках и вскоре опять возник.

— Держи, — передал Максиму бутылку, завёрнутую в газету.

Максим развернул газету, нашёл этикетку. Надо же, действительно «Медовое». Московский винный завод Наркомпищепрома РСФСР. Будем надеяться, хорошее.

Он отдал мужику триста рублей, вышел с рынка и пошёл к метро Площадь Революции, топать домой почти час не хотелось.

Все эти дни они с Мариной не виделись. Сама она не заходила, а Максим оказывался в общежитии уже слишком поздно для визита. Сегодня был для этого удобный вечер.

Правда, возникла небольшая проблема. Он не знал, в какой комнате она живёт.

Пришлось сначала зайти к коменданту.

Захар Ильич, как всегда, был на месте.

— А, Коля, — узнал он Максима. — Входи.

Максим вошёл, огляделся.

Это было типичное жилище холостяка, бывшего военного. Всё чисто, аккуратно, но ничего лишнего. Казарменный быт.

— Спросить хочу, Захар Ильич. Марина, рыжая такая, кудрявая, она ещё с нами «зажигалки» тушила, в какой комнате живёт?

— Поцелуева, что ли?

— Ну да, наверное.

— Так это… Отбыла она. Позавчера ещё.

— Как? Куда?

— На фронт, куда же ещё у нас отбывают. Она на ускоренных курсах переподготовки здесь была. Закончила и отбыла. По месту службы.

— Понятно, — протянул Максим.

Он даже слегка растерялся.

Нет, конечно, так было даже лучше. Встретились, подарили друг другу немного любви и тепла и разошлись. Ему и не хотелось продолжать отношения. Бутылка вина, купленная сегодня, была чисто символической.

«Не ври, — сказал он себе мысленно. — Символической, как же. Окажись она дома и пусти тебя в гости, дело бы наверняка закончилось постелью, и ты это прекрасно знаешь».

Он ощутил укол стыда. Острый, горячий. Где-то там, на Украине, за линией фронта, его ждала Людмила. По крайней мере, он очень надеялся, что она жива и ждёт его.

«Ладно, проехали. Отбыла, и слава богу. Странно только, почему не зашла попрощаться. Чисто по-товарищески».

— Она заходила перед отъездом, — сообщил комендант, пристально глядя на Максима. — Сказала, что хотела с тобой попрощаться, но не застала. Просила передать на словах, чтобы ты не обижался. Она, мол, будет тебя помнить.

— Спасибо, — пробормотал Максим. — Я её тоже.

— Эх, молодёжь, молодёжь, — вздохнул комендант. — Иногда думаю — как хорошо, что я уже состарился.

— И ничего вы не состарились, — возразил Максим.

— Мне лучше знать.

Максим подумал, не распить ли ему бутылку вина «Медовое» с комендантом, но потом решил, что это будет неправильно. Захар Ильич человек опытный, поживший, он сразу поймёт, кому это вино предназначалось.

Он попрощался с комендантом, поднялся к себе и провёл вечер за подготовкой к будущим экзаменам, благо нужные учебники и методички у него уже были.

На следующее утро, прежде чем явиться к Михееву, Максим посетил свои курсы, нашёл преподавателей и договорился о сдаче экзаменов экстерном во вторник. Проблем не возникло — бумага от Поскрёбышева творила чудеса. Вероятно, сработало и ходатайство Эльзы Фридриховны.

Только пожилой преподаватель по уголовному и следственному праву по имени Станислав Маркович, который, по слухам, учил будущих юристов и следователей ещё до семнадцатого года, попытался возражать.

— Молодой человек, — сказал он, мельком глянув на бумагу. — Вы и так опоздали на занятия больше чем на две недели, а занимались и того меньше. По-вашему, уголовное и следственное право — это детская считалка? На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич и так далее. Я и так стараюсь дать вам только самое необходимое. Но даже это необходимое требует усидчивости и внимания!

— Я очень внимательно изучил учебники, Станислав Маркович, — отвечал ему Максим. — Уверяю вас, что ни о каком протекционизме или, как сейчас принято говорить, кумовстве, речи не идёт. Мне действительно крайне необходимо сдать экзамены экстерном, и я полностью готов это сделать.

— Что ж, посмотрим, — чуть умерил пыл пожилой преподаватель. — Но учтите, молодой человек, никаких поблажек!

— Ни малейших, — подтвердил Максим. — Более того, Станислав Маркович. Прошу вас отнестись к этому вопросу со всей возможной ответственностью. Так, чтобы потом ни у вас, ни у меня не осталось ни малейших сомнений в качестве моей подготовки.

Ровно в девять тридцать Максим вошёл в кабинет к Михееву.

— Поехали, — сказал он, вставая из-за стола и направляясь к вешалке, на которой висела его шинель. — Проще поймать нашего Павла Анатольевича за городом, чем дождаться, когда он окажется в своём кабинете.

Это кто же у нас Павел Анатольевич, подумал Максим. Неужели Судоплатов? Во всяком случае, другого Павла Анатольевича из этого времени, без которого мне будет трудно обойтись, я не знаю.

Это действительно оказался Судоплатов. Максим сразу узнал его по фотографиям.

Молодой, подтянутый старший майор государственной безопасности пил горячий чай под брезентовым навесом на краю открытого стрелкового тира за городом, куда их быстро домчала «эмка» Михеева. Рядом с ним наблюдали за стрельбами в бинокли ещё двое: какой-то высокий армейский полковник и капитан госбезопасности.

Погода выдалась ясной и для конца октября довольно тёплой. Выйдя из машины и направляясь вслед за Михеевым к навесу, Максим с удовольствием подставлял лицо солнечным лучам, одновременно, уже по привычке, внимательно следя за происходящим.

Тир был довольно большой, разбитый на сектора, в каждом из которых упражнялись в стрельбе из пистолетов, винтовок, автоматов и даже пулемётов красноармейцы.

— Ба! — воскликнул Судоплатов, увидев Михеева и Максима и поднимаясь с табуретки. — Анатолий Николаевич! Здравия желаю. Ты чего к нам?

— Так ведь если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе, — улыбнулся Михеев, пожимая руку майору государственной безопасности. — Здравия желаю, Павел Анатольевич. Здравия желаю, товарищи.

Полковник оказался командиром Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД, бойцы которой сейчас проходили огневую подготовку в тире. Звали его Орлов Михаил Фёдорович. А капитан госбезопасности Максимов Алексей Алексеевич был военным комиссаром бригады.

Все посматривали на Максима с интересом, не очень понимая, с чего бы вдруг товарищ Михеев притащил сюда какого-то младшего лейтенанта да ещё и лётчика.

— Вижу, удивлены, — сказал Михеев. — Однако всё довольно просто. Павел Анатольевич, у меня к тебе просьба. И к вам тоже, товарищи. Отнеситесь к товарищу Святу со свойственным вам вниманием. Очень скоро товарищ Свят получит специальное задание в тылу врага. Для выполнения которого ему потребуется диверсионная группа. Набирать её он будет сам, такова договорённость. Но потребуется ваша помощь.

Некоторое время все молчали, обдумывая сказанное.

— Разреши вопрос, Анатолий Николаевич, — произнёс, наконец, Судоплатов. Его весёлые глаза заметно посерьёзнели.

— Разумеется, Павел Анатольевич.

— Ты сказал, такова договорённость. Договорённость кого и с кем?

— Договорённость товарища Свята с товарищем Сталиным, — сказал Михеев.

Полковник Орлов присвистнул и посмотрел на своего комиссара.

Максимов едва заметно пожал плечами, — ничего, мол, не знаю.

— Ого, — сказал Судоплатов. — Даже так?

— Не далее, как вчера, — сообщил Михеев. — Товарищ Свят был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением Ордена Ленина и медали Золотая Звезда. Вручал их ему непосредственно товарищ Сталин. При сём присутствовали товарищи Берия Лаврентий Павлович, Абакумов Виктор Семёнович и ваш покорный слуга.

— Ты не похож на слугу, Анатолий Николаевич, — усмехнулся Судоплатов. — Тем более, на покорного. Давай, признавайся, в чём тут дело. Почему лётчик, пусть и геройский, охотно в это верю, вдруг становится в наши чекистские ряды и, более того, получает диверсионное задание от самого товарища Сталина.

— Разрешите мне, товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга? — подал голос Максим. — А то я чувствую, что меня нет.

— И то верно, — сказал Михеев. — Давай, Коля.

— А можно сначала чаю? — спросил Максим и широко улыбнулся. — Глядишь, и разговор свободнее пойдёт.

— Конечно, — сказал Судоплатов, испытующе глянув на Максима. После чего обернулся и крикнул. — Абдурахманов!

Из дверей дощатой времянки, расположенной рядом с навесом, высунулся широколицый красноармеец.

— Здесь я, товарищ старший майор государственной безопасности!

— Ещё чаю всем нам! И бутерброды какие-нибудь сообрази.

— Есть! — бодро ответил красноармеец и пропал за дверью.

Стараясь быть кратким, Максим рассказал присутствующим о своём боевом пути. Не забыв ни партизанский отряд, ни выход из окружения в составе сорок второй дивизии, ни прочие важные эпизоды.

— Двадцать один «юнкерс»? — переспросил Судоплатов. — Подробнее можешь, лейтенант?

К этому времени боец Абдурахманов принёс всем свежезаваренный чай в алюминиевых кружках и бутерброды с сырокопчёной колбасой — редким деликатесом по этим трудным временам.

Максим рассказал.

— Умно, — кивнул Судоплатов, прикурил папиросу и неожиданно кинул в лицо Максиму коробок спичек.

Расстояние между ними не превышало полутора метров. Тем не менее, Максим легко «взял» коробок из воздуха.

— Хорошая реакция, — похвалил Судоплатов.

— Не жалуюсь.

— Держи, — Судоплатов протянул ему выкидной нож, который вытащил из кармана. — Представим, что вот эта времянка — склад боеприпасов, а я — часовой. Сними меня.

— Эй, — сказал Михеев. — Условия нечестные. Сейчас белый день, и ты знаешь, что будет.

— Ничего, — сказал Максим и взял нож. — Давайте поиграем.

Судоплатов взял СВТ [2], лежащую на оружейном столе, перебросил через плечо.

— Абдурахманов! — позвал снова.

Красноармеец высунулся из дверей. Максим обратил внимание, что двери не скрипят. Значит, хорошо смазаны. Молодец Абдурахманов, хозяйственный человек.

— Возьми шинель и иди сюда, тут постоишь.

— Слушаюсь, товарищ старший майор государственной безопасности!

Красноармеец, надев шинель и шапку, присоединился к остальным.

Максим снял шинель, протянул Абдурахманову:

— Подержи.

Боец принял шинель, с уважением глядя на награды Максима.

— Начали, — сказал Судоплатов и неторопливо пошёл вокруг времянки.

Максим видел, что один из лучших советских диверсантов и контрразведчиков времён Великой Отечественной тоже обратил внимание на его «иконостас», однако виду не подал.

— Абдурахманов, — едва слышно шепнул Максим на ухо красноармейцу. — Окно по ту сторону времянки имеется? Должно быть.

— Так точно, имеется, товарищ младший лейтенант.

— Как открывается?

— Наружу. Там шпингалет…

— Понял, спасибо, — Максим приложил палец к губам.

Судоплатов свернул за угол.

Максим стоял на месте.

Судоплатов снова показался из-за угла, сменив направление движения.

Максим стоял.

Старший майор государственной безопасности свернул за другой угол.

В четыре быстрых бесшумных шага Максим приблизился к времянке, открыл дверь и скрылся внутри.

Прошло несколько секунд, и Судоплатов вышел из-за угла. Поравнялся с дверью, резким движением открыл её и заглянул внутрь.

И тут же сверху, с крыши на него прыгнул Максим. Бесшумно и неотвратимо. Так прыгает на свою жертву рысь с дерева.

Разумеется, нож Максим раскрывать не стал.

Просто зажал левой рукой рот товарищу старшему майору государственной безопасности, а правой сделал движение, словно перерезал ему горло.

— Есть! — воскликнул Михеев. — Снятие часового засчитано.

— Подтверждаю, — сказал Судоплатов. — Ну ты, лейтенант, ловок. Я вообще ничего не услышал. Когда заглянул внутрь и увидел, что там никого нет, понял, что ты уже на крыше. Но было поздно. Как ты догадался, что с другой стороны есть окно? Дверь — понятно, ты обратил внимание, что она не скрипит. Так?

— Так, — подтвердил Максим. — Что до окна, то проводов, идущих к времянке, не видно. Генератора тоже нет. Значит, нет электрического света. Окно должно быть. Чтобы убедиться точно, спросил Абдурахманова. Он подтвердил.

— Ловко, ловко, — повторил Судоплатов, глядя на Максима уже совсем с другим интересом. — Да ты прирождённый диверсант, лейтенант. Ничего, что я на «ты»?

— Нормально, — сказал Максим.

— А стреляешь как?

— Можете проверить.

— И проверю. Что, товарищи, — весело обратился он к присутствующим, — посмотрим, как стреляют наши советские лётчики?

[1] Сандуновские бани, находятся неподалёку от бывшего Центрального рынка в Москве.

[2] Самозарядная винтовка Токарева.