Первоочередной

Глава четырнадцатая

Глава четырнадцатая

Несмотря на все возмущения Димы, девушки его и слушать не захотели.

– Клофелине и так пришлось тяжело, – пыталась объяснить Астролябия, движимая чувством вины. – Нам бы привести её в себя, а не напрягать ещё больше голосом из ниоткуда.

– Но она уже со мной поговорила, – спорил писатель.

– Это её и доконало, – заметила Наталия.

– Вот хитрая, – обиделся Дима. – Сама возникла перед человеком в своём призрачном великолепии, а потом свалила всё на меня. Так нечестно.

– Дружочек, не мешало бы тебе отдохнуть, – с сочувствием сказала призрачная девушка. – У вас уже ночь на дворе. Ты устал, у тебя сегодня тяжёлый день. Проследуй, пожалуйста, домой и ложись спать.

– Но… – хотел было возразить Дима.

– Утро вечера мудренее, – отрезала Наталия, и на том конце связи послышались короткие гудки.

– Ловко ты его, – оценила демарш Астролябия.

– Учись, пока я… – дочка Власова запнулась. – А впрочем, просто учись.

Дима только сейчас осознал, как сильно затекли ноги от сидения на корточках перед статуей. Да и замёрз он порядочно.

– Кто из нас ещё безголовый, – произнёс писатель, глядя на изваяние.

Растерев икры, парень с грехом пополам поднялся и направился к выходу с Новодевичьего кладбища. Покосился на могилу Некрасова и пробормотал:

– Почему не твой призрак? Почему она?

Где-то на горизонте маячила утренняя заря. Снег перестал, и город посвежел, будто отряхнувшись от тяжёлых хлопьев. Иллюминация гасла, уступая место новорожденным лучам солнца. Небо вовсю разгоралось розовым пламенем Авроры. Петербург встречал очередной рассвет.

Но в душе у Димы осталась глухая ночь.

Он почувствовал себя игрушкой в руках неизвестного человека.

Если бы он не пошёл психовать на кладбище, вряд ли бы встретился с Наталией. Отсюда вопрос: сам ли он решил прогуляться до ближайших могил, или это воля автора, который себя так и не назвал? Хорошо, его величество не хочет общаться напрямую и посему отправил на переговоры мёртвую девушку. Но ведь мог бы через неё передать хоть какие-то сведения о себе. Серетун вот, например, точно знает, чем Дима зарабатывает на жизнь, и даже чуть не придушил его собственными руками. Вот это уровень доверия между персонажем и писателем. А тут настоящая запретная зона, железный занавес похлеще, чем в СССР, – истинно бессмысленный и беспощадный.

Что значит «в реальном мире уже два коня Апокалипсиса»? Как это вообще должно на голову налазить? Наверное, дорогой автор сидит себе где-то на кухоньке и пишет полную ахинею, даже не пытаясь обосновать сюжет. И кому, спрашивается, от этого легче?

А может, действительно, к чёрту всё? Лечь спать — самый лучший вариант. Вдруг с утра окажется, что Дима до сих пор где-нибудь посреди Атлантического океана пытается проспаться после шумной судовой вечеринки, а привидевшееся – не более, чем абстиненция изголодавшегося разума?

Хотелось бы верить, но руке очень больно, если её сильно ущипнуть.

Да, юный писатель на всякий случай себя ущипнул, чтобы проверить состоятельность своей гипотезы. Увы, он ещё как бодр. Даже слишком. Как, спрашивается, после таких потрясений спать?

И вообще, ущипнул он себя по своей воле или это опять автор прикалывается?

Впрочем, какая уже разница.

Замок, щёлкнув, открылся, и Дима зашёл в свою квартиру. Само собой, Сени там не было. Писатель ещё не видел его таким злым. Неудивительно, что боец не стал возвращаться. Главное, чтобы он не стал искать своих родителей. Но, учитывая его настрой, это было самым вероятным.

Сделать назло. Пойти наперекор.

Дима догадывался, по какому адресу мог поехать его персонаж, но решил исполнить просьбу Наталии.

Пора спать. Утро вечера мудренее.

Последнее, что писатель увидел перед тем, как веки окончательно сомкнулись, была тускло освещённая комната с разбросанными по ней вещами. На всякий случай Дима оставил включённым бра, хотя раньше никогда так не делал.

Открыв глаза, парень снова увидел свою комнату. Но в ещё более тусклом свете. Тени от предметов как-то странно ложились на пол, теряя форму и превращаясь в диагональные полосы. Воздух стал тяжёлым, даже затхлым. Дышать оказалось гораздо труднее. Дима прилагал усилия, чтобы грудная клетка могла расширяться и опадать. По всему телу ощущалось напряжение.

– Ты здесь? – тихонько спросили за спиной.

Табун мурашек атаковал спину.

Порой Дима ловил сонные параличи, когда невозможно шелохнуться и кажется, что кто-то находится рядом. Но сейчас было иначе – гораздо более отчётливо, словно кто-то пробрался в комнату, а теперь глумится над застигнутым врасплох человеком.

Собрав всю силу воли в кулак, писатель заставил себя побороть страх и спросить:

– Кто здесь?

Но никакого звука не получилось.

То есть, Дима точно проговорил слова. И точно для этого выдохнул. Только в трахее как будто не было связок, и воздух прошёл через неё, как ветер по пещере. С лёгким свистом, но без голоса.

Это напугало парня ещё больше. Он попытался развернуться, и это действие тоже не увенчалось успехом. Тело не слушалось. Его не парализовало, нет. Просто конечностям не хотелось двигаться, несмотря на упорные команды мозга. Их как будто отрезало от воли. Но не от нервной системы, потому что Дима прекрасно чувствовал диван под собой и как сползает плед.

Либо это дурной сон и надо скорее проснуться, либо на этом его личный сюжет подошёл к концу.

Мало ли что автору в голову взбрело.

– Димитрий, я к тебе обращаюсь!

Голос за спиной стал узнаваемым. Это же Наталия собственной персоной.

Писателю стало немного легче. Значит, не убьют.

– Что? – еле выдавил он из себя, почти неслышно.

– Я поняла, – сказала девушка-призрак и появилась у Димы перед глазами.

Тонкий прозрачный стан завис над полом. Лицо, как и прежде, скрывала вуаль. Наталия подняла руку и щёлкнула пальцами.

– Так намного лучше, – произнёс Дима, приподнимаясь. – Ты зачем вломилась ко мне в спальню? Не стыдно?

– Я в первый раз, – смутилась девушка. – И вообще, сударь, тебе надо поменьше нервничать, чтобы ненароком не проснуться.

– В каком смысле? – Парень рывком уселся на кровати.

– Автор подсказал мне, что я могу переносить тебя в Мир Эскапистов, пока ты спишь, – объяснила Наталия. – В порядке исключения, так сказать.

– И даже ночью мне не обрести покой, – слегка изменил Дима слова известного мюзикла. – Я точно сплю?

– Сам посмотри. – Девушка указала рукой на кровать.

Писатель опустил взгляд и громко выдохнул, хотя вообще думал вскрикнуть. Его выдержке надо отдать должное. Или усталости. Тут как посмотреть.

– Значит, пока я сплю, я тоже своего рода призрак, – заключил Дима, глядя на собственное посапывающее тело.

– Можно и так сказать. Ну всё, пора. У нас не так много времени.

– Погоди, – сказал Дима, встал с кровати и склонился над своей головой, цокая языком. – Надо всё-таки почаще дышать носом.

Из приоткрытого рта писателя на подушку тоненькой струйкой сочилась слюна.

– Потом научишься. – Наталия схватила парня за руку.

Вы когда-нибудь касались призрака? Речь не о банальных историях, когда дух умершего проходит сквозь живого человека.

Вы когда-нибудь касались призрака, будучи таким же призраком?

Ответ, к сожалению, очевиден. Поэтому придётся разжевать.

Когда душа отделяется от тела – не важно, умер человек или просто спит, – она теряет связь с нервной системой. С той самой, которая управляет работой органов чувств. Благодаря которой мы можем видеть и слышать.

Но призраки всё равно обладают этими способностями. Более того – они ощущают запахи и даже чувствуют прикосновения. Нельзя ручаться только за вкус, потому что за едой призраков ещё не заставали.

Как, спрашивается, они могут это всё?

Секрет одновременно прост и непостижим. Дело в том, что призраки состоят из тончайших волновых пучков, переплетённых между собой, прямо как…

Да, всё правильно – прямо как Ткань Повествования.

По сути, призраки одновременно и частица, и волна. Как любой электрон, как любой фотон. За счёт этого, кстати, они могут перемещаться между мирами – поскольку двойственная природа материи позволяет им находиться в состоянии суперпозиции сродни коту Шрёдингера.

А уж из такого податливого материала формируется всё, что угодно. Он даже круче стволовых клеток, способных дифференцироваться, чтобы стать любой тканью или органом. Потому что волновые пучки абсолютно не определены и могут превратиться вообще во что угодно. Таким образом они имитируют свою собственную систему нейронов, по которым призраки получают информацию об окружающем мире без нужды подпитывать их жизненной энергией. Вот и получается, что у них есть зрение, слух и обоняние.

Что касается тактильных ощущений – когда призраки касаются друг друга, они не проходят насквозь, потому что оба находятся на стыке материального и нематериального. Пучки волн становятся частицами и выстраиваются в плотные структуры, чтобы обеспечивать поверхностное натяжение для осязаемого контакта.

Теперь самое интересное – как это происходит изнутри.

Представьте, что вы отлежали руку, и она потеряла чувствительность. Вроде бы лежит перед вами, не оттяпанная, в целости и сохранности – но ничего не ощущает. Только при этом слушается, как и всегда. Так вот, это обычное состояние для призраков. Они просто-напросто теряют ощущение тела. Проприоцепция – чересчур затратное мероприятие даже для такой удивительной субстанции.

Но как только они прикасаются друг к другу, в руках появляется слабое покалывание, как будто кровь только начала медленно доходить обратно до тканей, высвобождая нервные окончания из анабиоза.

Очень странное ощущение на самом деле. Но многим оно нравится из-за того, что напоминает, каково это – снова быть живым.

Наталия раньше такого не испытывала, потому что на Новодевичьем кладбище лежат ужасные снобы. Все голубых кровей, как на подбор. Даже Некрасов, хоть и писал о женщинах в русских селениях. Ни тебе обнимашек, ни простого человеческого счастья. Взамен только холодная отстранённость и косые взгляды. Если папа ещё поначалу старался оставаться человеком, то через каких-то пару десятков лет примкнул к элите и даже подружился с парочкой декабристов. И это будучи статским советником, на минуточку.

С тех пор Наталия была совсем одна, пока однажды не услышала ругань Серетуна, которую услужливо передала лампадка за спиной статуи.

И теперь у девушки появились настоящие живые товарищи, а в придачу к ним даже своего рода миссия по спасению реального мира.

Для Димы вообще всё было в новинку – и касание призрака, и бытность призраком как таковым. Будь он сейчас в своём теле, точно упал бы в обморок, но бесплотность его уберегла.

– Куда мы…? – вопрос писателя оборвался на полуслове, потому что декорации сменились.

Вместо неубранной комнаты Дима оказался посреди густых кустарников Мира Эскапистов. В непосредственной близости от дома Серетуна и Астролябии, где когда-то собственноручно чуть не прикончил волшебника руками его несуществующего отца.

– А, вот куда, – сказал писатель, придя в себя.

– Я тебе устрою небольшую экскурсию, чтобы ты понимал, в каком состоянии находится этот мир, – пояснила Наталия. – Быть может, заодно придумаешь, как эту проблему решить.

– Значит, я могу попадать сюда во сне, – заключил писатель. – Никогда бы не додумался до такого.

– Можешь, но только с моей помощью. И только потому, что миры на пороге столкновения.

– Это удивительно, – произнёс Дима, оглядываясь и параллельно рассматривая свои прозрачные руки. – Разве можно было себе такое представить, когда я только приступал к книге?

Несмотря на сгущающиеся сумерки, оба призрака сияли, словно звёзды, разгоняя темноту вокруг. Зрелище было до того сказочным, что все остальные чудеса Мира Эскапистов казались мелочью на его фоне. Окружающее пространство окрашивалось в космические оттенки, тени плясали в такт движениям. И казалось, что сама природа затихла, наслаждаясь удивительным моментом.

Дима летал кругами, чтобы привыкнуть к новому состоянию.

– Да как же после этого снова ходить? – размышлял он вслух. – Чувствовать тяжесть своего тела. Опять что-нибудь начнёт болеть.

– Ты звучишь как настоящий старик, – не преминула укорить его Наталия. – Тебе всего-то… сколько?

– Двадцать восемь.

– Староват для меня, – вдруг выдала девушка. – Впрочем, неважно. У нас по-прежнему мало времени, надо спешить.

– Ну ладно. – Дима снова дал схватить себя за руку, и оба призрака оказались в новом месте.

Высокие своды, окутанные паутиной, больше не казались такими уж безжизненными. Несмотря на то, что это место называется Царством Мёртвых. С тех пор, как прислужник тьмы, он же Ибн Заде, ушёл отсюда, в Мире Эскапистов успел образоваться мощный поток умерших людей. И все они направлялись сюда, в огромные залы с колоннами, где раньше свистел ветер одиночества. Теперь его не слышно, но дуть он не перестал.

Каменная анфилада наполнилась существами всех форм и размеров, которым не посчастливилось умереть по-настоящему. Павший в битве орк играл сам с собой в бильярд. Лопоухий морж топорщил усы, пытаясь разглядеть, при нём ли ещё клыки. Стройный эльф метал дротики в надежде, что хоть один останется в стене, но они все ломались, и тогда он затачивал новые, чтобы снова пытаться попасть в нарисованную угольком мишень. Огромный носорог, развалившись в кресле, читал газету, в которой ни один заголовок не соответствовал содержимому статьи. Его это печалило, но он не оставлял попыток, запуская руку вниз, к стопке с макулатурой, среди которой носорогу ни разу ещё не попались правдивые новости. Иногда умершие сидели по двое, но всё равно занимались бесполезными делами. Перекидывались мячом, показывали друг другу фотографии, сочиняли целые тома мемуаров в соавторстве, следили за недвижимым поплавком, который выглядывал из проруби прямо по центру одного из залов.

Сначала могло показаться, что здесь даже неплохо. Ни от кого ничего не требуется и все делают, что хотят.

Но на то оно и Царство Мёртвых, что здесь нет жизни.

Если приглядеться, то окажется, что каждое лицо в этом подземелье не выражает никаких эмоций, а все движения сугубо механические, словно у заводных кукол.

– Почему они такие странные? – спросил Дима, пролетая между мужчиной, уткнувшимся в кроссворд, и женщиной, которая пыталась отскоблить засохшую яичницу от сковородки.

– Потому что этого хочет Бальтазар, – ответила Наталия. – Он паразитирует на жизненной силе, отбирая её у других. Потому здесь ни у кого нет интереса к происходящему.

– Как же так случилось?

– Когда ты закончил книжку, мир стал полностью самостоятельным и начал жить по-настоящему. Но там, где есть жизнь, обязательно будет и смерть. Такой у природы закон.

– Гнусный закон, по-моему, – ответил Дима.

– Это ещё не все новости, – предупредила девушка, подлетая к стене. – Приглядись.

Писатель только сейчас заметил, что всё Царство Мёртвых обклеено плакатами, на которых нарисован он сам с пометкой “Разыскивается”.

– Что за чертовщина? – испугался Дима. – Меня же могут схватить!

– Не беспокойся, дружочек, – ободрила его Наталия. – Одна из прелестей призрачной жизни состоит в умении быть невидимкой.

– Так что, нас сейчас не видят? – писатель перешёл на шёпот.

– Совершенно верно.

– Но зачем здесь эти постеры?

– Здесь – низачем, – ответила Наталия. – Но скоро ими обклеят все города. Бальтазар устроит на тебя охоту, потому что ждёт твоего появления здесь после того, как миры столкнутся. Он верит, что, если тебя убить, твоя вновь обретённая власть над миром перейдёт к нему.

– Какой кошмар. – Дима поднёс руки к лицу. – И что мне делать?

– Я не в силах подсказать тебе, – призналась девушка.

– И это несмотря на прямую связь с автором?

– Наше общение сильно ограничено, понимаешь? – сказала Наталия. – Почти всё я говорю от себя на основании того, что автор вложил мне в голову. Но на этом месте моё понимание заканчивается. А здесь всё-таки есть человек, гораздо более сведущий в вопросах философии.

– Что, тот самый?

– Полетели, – проронила девушка и направилась к креслу, где сидел полноватый мужичок с мутными глазами. – Ну что, поздоровайся со старым другом.

– Привет, – сказал Дима.

Взгляд мужичка просветлел, и на писателя смотрело уже не бледное подобие, а один из ведущих авторов современности, голос поколения, гордость всех крепководцев и кавалер дамы с ожирением второй степени. Алуфтий собственной персоной.

– Здравствуй, – улыбнулся философ. – Давно хотел с тобой поговорить.