Земский докторъ. Том 7. Переезд

Глава 6

— Да! — вдруг вспомнил Иван Палыч. — Алексей, тебя дружок твой, Миша Бурдаков, просил кое в чем помочь.

— Девицу отыскать? — Гробовский хитро улыбнулся и повел плечом. — Так ищем.

— Но… как ты…

— Не удивляйся, друг мой! — рассмеялся Алексей Николаевич. — Просто в Зарное, наконец, провели телефон! Установили в сельсовете. Ну, в бывшей волостной избе. Так что село теперь со связью!

Доктор покачал головой:

— И ты, значит, созвонился уже с Бурдаковым!

— Ну да, — хмыкнул опальный чекист. — Мы даже договорились встретиться. Очень уж ему понравилась Егоза! Правда, нынче Лизаньке не до Бурдакова… Хотя… У Озолса очень скоро начнутся о-очень большие проблемы! А то уж больно резвый. Уже все, что надо написано, сделано… Так вот, насчет Мишиной просьбы. Я тут кое-что Лаврентьеву подсказал…

Поезд из Москвы прибывал в Зареченск рано утром. Начиная с десяти часов вечера и до этого времени состав останавливался всего лишь на трех больших станциях — Овино, Домодеево и Рысково. На одной из этих станций юную авантюристку, кем бы она ни была, должен был кто-то встречать.

Иван Палыч вскинул глаза:

— Не факт! Может, она одиночка!

— Нет, друг мой, — снова засмеялся Алексей Николаевич. — Уж поверь моему опыту, такие дела в одиночку не делаются. Тут всегда налицо хорошо организованная шайка!

Пожав плечами, доктор молча потер переносицу. В конце концов, и правда, Гробовскому лучше знать.

На всех станциях, естественно, имелись и дежурные, и вообще, свои для милиции люди. Ну и Алексей Николаевич тоже кое-кого там знал, с прежних — еще царских — времен.

— Установили подозрительный автомобиль, — скупо похвастал чекист. — Его видели в Овине и в Домодееве. Скоростное спортивное авто… дорога там хорошая. Чуешь, о чем говорю?

— Спортивное авто… — настороженно протянул Иван Павлович. — Значит, ты полагаешь, что сообщники ждали аферистку на всех этих станциях?

— Да не полагаю, а так и было! К Домодееву наша девчонка сделала все свои дела и благополучно сошла с поезда. Ищите! Вот и ищем… Машина, кстати, приметная.

— Вот-вот! Какая же?

— Белого цвета, двухместная, с поднятым верхом и местными номерами. Ну, такие, желтенькие… Номер, конечно, никто не запомнил, но, думаю, они, наверняка, фальшивые. Марка… Ну, в марках у нас народ пока что не очень разбирается. Машину от подводы отличат — и на том спасибо.

Белый спортивный автомобиль… Доктор задумался. В Москве был такой же — с красным капотом и дверями… и еще один — с синим капотом… Так, может, это один и тот же автомобиль⁈ Просто перекрашивали… Вообще-то, хлопотно. Да и зачем? Что же, постоянно следили? А Бурдаков тогда причем?

— О чем задумался, дружище?

— Так… — протянул доктор. — Кажется, похоже авто я видел часа три назад, по дороге в Зарное. Ехало за нами, потом свернуло. Но, к селу можно и по другой дороге проехать, в объезд.

— Если так, его мог кто-то видеть, — Гробовский насторожился. — Кажется, у наших юных друзей, скаутов, сейчас идет какая-то военная игра… Надо кого-то послать… Глафиру!

Оформленная санитаркой Глафира, девушка умная и любознательная, и сама еще не вышла из подросткового возраста, и, естественно, знала всю молодежь на селе. Выслушав задание, девчонка молча кивнула, ушла…

Буквально через полчаса в больницу прибежала Анютка Пронина, известная активистка и командир отряда красных скаутов имени вождя французских крестьян Гийома Каля.

Белое спортивное авто скауты видели!

— Мы как раз высоту брали! — отдышавшись, пояснила девчоночка. — Там «желтые», а мы — «оранжевые». Да, проезжала какая-то машина. Белая… А марку… Марку вам лучше Васька, Никодима-кузнеца сын, скажет! Или Юра, бывший барчук. Они в машинах все понимают, даже альбом завели. Так их позвать?

— Да, если нетрудно, — улыбнулся Гробовский.

Два латыша так и сидели в трактире, водитель же оставался в машине, стоявшей у поворота к больнице. Скауты у московских чекистов подозрений не вызвали. Бегают себе и бегают. Лишь бы от машины чего-нибудь не открутили!

Мальчишки пришли быстро, и не с пустыми руками — сильно вытянувшийся и возмужавший Юра Ростовцев держал под мышкой фотографический альбом.

— Иван Павлович! — войдя, обрадовано закричал Василий. — А я вас издали видел… Еще подумал — вы не вы? В гости к нам?

— Считайте, что так. Как отец?

— Нормально. Все в кузне — расширяемся.

— Хорошо!

Доктор поздоровался с парнями за руку:

— Юрий, кашель не беспокоит?

— Нет, Иван Павлович, спасибо.

— А ты, Вася, как?

Иван Палыч когда-то лечил обоих, и сейчас был рад увидеть, что потратил время и силы не зря.

— Вы присаживайтесь, — махнул рукой Алексей Николаевич. — Вот, парни, какое у нас к вам дело…

— Хм… — выслушав, подростки переглянулись.

— Похоже на спортивный «Роллс-Ройс»… — шмыгнул носом Василий. — У кого-то из зареченских богатеев был такой, красный.

— А кузов открытый? — уточнил Юра.

— Закрытый. Ну, такое… купе…

— Закрытый? Тогда это не «Роллс-Ройс»… А ну-ка, гляньте…

Мальчик распахнул альбом, полный автомобилями! Фотографии, вырезки из газет и журналов, рисунки…

— Вот! — узнав, Иван Палыч ткнул пальцем.

Вытянутый хищный капот, узкие дверцы, большой покатый багажник, золоченые молдинги — шикарное авто!

— Похож? — вскинул глаза Гробовский.

— Да не похож, а он и есть! — доктор азартно хлопнул по альбому ладонью. — Нашелся, зараза!

— Ну, парни, что скажете? — хмыкнул Алексей Николаевич.

Юра покусал тонкие губы:

— Это «Уинтон», модель тринадцатого года. Хотя… нет, четырнадцатого. Если вы говорите — левый руль…

— Да-да, левый.

— Авто американское, — продолжал парнишка. — Очень редкое. У нас в Зареченске такого точно нет. В Москве, может, штуки три-четыре, и то — не уверен. Двигатель — почти девять литров! Сорок восемь лошадиных сил!

— Так… — покивал доктор. — Так, как точно-то называется?

— «Уинтон», серия двадцать. Четырнадцатого года выпуска.

Старый агент Гробовского, мастер-гравер А. П. Везенцев, слава Богу, оказался дома и, на первый взгляд, вел прежнюю размеренную жизнь. На квартире у него ничего не изменилось — все те же солидные шкафы, антикварный столик, изящное резное бюро…

— Бог мой! Алексей Николаевич! И вы, доктор… Какие люди! Ну, прошу, прошу… Алексей Николаевич, говорят, вы нынче в ЧеКе?

Мастер и сам ничуть не изменился, все такой же живенький старичок небольшого росточка, с венчиком седых волос и остроконечной бородкой, юркий и подвижный, как ртуть.

— В ЧеКа — да, служим. Так что, если что — обращайтесь, любезнейший… Аполинарий Петрович… Алексей Павлович… Аристарх Пантелеевич… — Гробовский картинно развел руками. — Клянусь, путаюсь во всех ваших отчествах-именах.

— А и не надо путаться, — ничуть не смутился старик. — Зовите меня просто — товарищ Везенцев!

— Как скажете, — чекист покивал. — Вижу, не уплотнили вас?

— Так у меня же официальная мастерская! Артель. Печати делаем, клише, вывески… Все для совучреждений! И налоги плачу — точь-в-точь. Чайку?

— Не откажемся… — улыбнулся Гробовский. — И хотелось бы сразу к делу. А дело следующее…

— Гм, гм… — выслушав, гравер задумчиво пошевелил пальцами. — Понимаете, сложно что-то думать, не видя, так сказать, образцов. Говорите — великолепны?

— Даже сами подписанты не отличали!

— М-да-а, м-да-а… А подписи? Подписи как? Перьями или оттиск?

— Потерпевшие говорят — пером. Ну, чернила…

— Пером…

На кухне закипел чайник.

— Если у вас, уважаемый товарищ Везенцев, будут хоть какие-то проблемы — пожалуйста, обращайтесь в ЧеКа! — Алексей Николаевич хитровато прищурился. — Всегда поможем. Ну, вы ж меня знаете!

Вздохнув, старик отправился за чайником.

— Был у меня один знакомый… умелец, — вернувшись, продолжил гравер. — С давних еще времен. В Москве проживал, на Большой Никитской. Дома я, увы, не помню… но, где-то ближе к Садовому кольцу. Некто Левицкий, Александр Иванович…

— Саша Печатник⁈ — Гробовский изумленно моргнул.

— Хм… Когда он Сашей-то был?

— Так что, Печатник еще жив? — Алексей Николаевич всплеснул руками. — А слушок был — в Марьиной Роще прирезали… до войны еще.

— Ну, слухи о себе любимом Иваныч всегда любил распускать, — умиротворенно промолвил хозяин. — Одно точно знаю — с год назад он уехал в Англию. Дочь у него там, в Оксфорде, что ли… Уехал. Но, ведь мог уже и вернутся. Коли стоящее дело подвернулось, а?

Вернувшись в особняк на Вишневой, Иван Палыч был поражен творившейся там суматохой. Латыши бегали, суетились и паковали вещи. Сам Озолс, покраснев, то и дело звонил куда-то по телефону и постоянно орал. На доктора он не обратил никакого внимания, да и сам-то Иван Палыч прошел мимо распахнутой двери, не здороваясь.

— Собираются! — завидев вошедшего доктора, радостно сообщил Бурдаков. — Все! Кончилось их время. Отозвали! Не зря я все кремлевские телефоны оборвал. И черт этот латышский… Уж будет теперь знать, с кем связался! А то ходит тут, зыркает.

— Неужели, и в правду, отзывают? — Иван Палыч уселся на диван, устало вытянув ноги. — А как же его покровители? Троцкий? Петерс?

— Троцкий нынче на Южном фронте комиссарит! — неприязненно хохотнул Михаил Петрович. — На царском бронепоезде укатил. Ну, да пес с ним… А Петерса Феликс Эдмундович в Петроград сплавил! Пускай там порядок наводит… пока… Ну, а потом… Кому-то и в Средней Азии советскую власть устанавливать надо!

— Ну, Михаил Петрович! — Иван Палыч восхищенно присвистнул. — Нет, всего от тебя ожидал, но, чтоб так быстро свалить Озолса…

— Не такая уж он шишка! — прохаживаясь по кабинету, горделиво хмыкнул Бурдаков. — Другое дело — Петерс. Но, и с Яковом, как видишь, сладили. Я тут Феликсу намекнул — мол, Петерс обещал Озолсу должность заместителя по Москве. Чуешь, чем пахнет? Петерс уже себя начальником чувствует, должности раздает! Феликс Эдмундович так прямо и сказал — совсем обнаглел! И потом ругался по-польски… Так что, вот. Наша теперь власть! Врагов мы свалили… Однако…

Тут Михаил Петрович выругался и, достав папироску, уселся на подоконник:

— Однако тут теперь другое дело. Что наверх докладывать будем? Ну, по той афере… У Озолса хотя бы обвиняемые имелись… путь и липовые… Ммм… Так, может и нам — их? А что? Идея.

— Я б с вашим другом посоветовался для начала, — хмыкнул Иван Павлович.

Бурдаков подозрительно прищурился:

— С каким еще другом?

— Так с Гробовским же!

— А, Алексей… Так его завтра только восстановят, — закурив, посетовал чиновник. — А сегодня еще у латышей власть. Пусть и формально, но, нагадить могут. Озолс — сволочь еще та! Наверняка, захочет подложить нам свинью перед отъездом. Наверняка…

Распахнув форточку, Михаил Петрович выпустив дым. С улицы доносились птичьи трели и пряный запах свежей весенней листвы. Гудя, проносились автомобили, ржали лошади, зазывно кричали мальчишки-газетчики и торговки подсолнечными семечками.

— Вот что! — резко промолвил Бурдаков. — Мы сегодня же встретимся с Гробовским. Но — тайно! И уж тут ты, Иван Палыч, подумай — где.

На столе задребезжал телефонный аппарат. Михаил Петрович насторожено снял трубку… и заулыбался во весь рот.

Звонил Гладилин. Сообщил, что своей властью и по указанию из Москвы отменяет все приказы Озолса, отданные им в связи с чрезвычайными полномочиями. С Аглаи Гробовской снят домашний арест, и с завтрашнего дня она восстанавливается в должности заведующей Зарненской больницей. На прежние свои места возвращаются и все прочие незаконно репрессированные руководители, в том числе — и генеральный директор моторного завода Левенцов.

Проверка, начатая по приказу Озолса в отношении учителей Зарненской средней школы, дальнейшим производством прекращена. Замначальника уездной ЧК Аристотель Субботин после подавления кулацкого выступления должен вновь приступить к своим обязанностям.

Что же касается обвиняемых в поджоге девушек легкого поведения… То, тем помогли бежать… не без участия Алексея Николаевича и Лаврентьева с Деньковым.

Последнее, кстати сказать, поведал сам Гробовский, наконец-то встретившийся с Бурдаковым в заведении общественного питания под романтическим названием «Бригантина». Там же присутствовал и доктор.

— У Озолса есть подписанные девчонками показания, — потягивая свежее пиво, пояснял Алексей Николаевич. — Мол, нам велели сжечь накладные те-то и те-то… Примерно в таком роде.

— Показания-то есть, — Бурдаков хохотнул и сдул с кружки пену. — А вот девок — нету!

— Латыши попытаются их найти, — негромко предупредил Гробовский. — Насколько хватит времени.

— Вот с этим согласен! — Михаил Петрович пристукнул ладонью по столу — Эти черти еще могут устроить каверзу. Однако, товарищи дорогие! Мне-то о чем доложить? Ну, счетоводы мои все убытки вычислили, подбили… А где аферисты-то? А нету! Гуляют себе где-то… И что мне в Совнаркоме скажут? А так и скажут — товарищ Бурлаков не сумел организовать! Ненадежный товарищ.

— Почему же не сумел? — чекист поставил кружку на стол. — Я тут накропал докладец… По твоим, Миша, указаниям! Весьма толковым…

— Ну-ну!

— Там же прописаны и дальнейшие действия, — Алексей Николаевич похрустел соленой сушкой. — Покупателей мы уже очень скоро найдем, в этом не сомневайся. Зареченск — не столица. А вот что касается организатора… или организаторов всей этой аферы — то тут следу ведут в Москву! И есть хорошие зацепки. Выйдем на Печатника — найдем и шайку!

— Э… На какого Печатника? — недоуменно переспросил совчиновник.

Чекист глотнул пива:

— В докладе про него есть… И о той наглой девке — тоже! И ее в Москве вычислим не думай.

— Да я и не думаю, — Михаил Петрович махнул рукой и вдруг оживился, распушив усы. — Кстати, о девках! Ты, Леша, мне ведь кого-то обещал! Ну, ту, журналисточку, помнишь?

— А-а, Лизаньку…

— Хм… — Бурдаков непонимающе заморгал. — Кажется, ее как-то иначе звали…

— Это — журналистский псевдоним, — пряча усмешку, пояснил Иван Палыч. — По паспорту она — Лиза.

— Лиза — не Лиза… да где же она? А, Леша? Обещал же!

Гробовский ухмыльнулся с присущим ему профессиональным цинизмом — похоже, он собирался держать московского гостя на привязи еще долгое время.

— Здесь, кажется, есть телефонный аппарат… Пойду, телефонирую. А вы пока краковской закажите, что ли…

— Ах, эта журналисточка… — мечтательно прищурился чиновник. — Какая фемина! А, впрочем, ты ее видел, Иван Палыч.

— Да, красивенькая мадам.

— Х-ха! Красивенькая… А что вытворяет в постели! Ох-х…

Алексей Николаевич вернулся минут через пять крайне взволнованный.

— Лизу похитили! — жестко сообщил он.

— Как — похитили? Кто?

— Забрали чекисты. Приехали на машине в больницу и увезли, — покусал губы Гробовский.

Бурдаков дернулся:

— Чекисты? Твои люди, что ль… Ах, да — латыши! Гад этот, Озолс.

— Да уж, — задумчиво протянул Иван Павлович. — Похоже их старший, Янис, оказался не таким уж и лопухом. И девушка в изоляторе вполне могла показаться им подозрительной. Тем более, они ее уже искали…

— Это все мне назло! — громыхнув кружкой, яростно выкрикнул совчиновник. — Ну, Отто Янович, ну, гад! Устроил все ж таки напоследок…

— Думаю, дело куда хуже, — Алексей Николаевич покачал головой. — У них теперь есть свидетель… или подозреваемая, как карта ляжет. Которая даст любые показания. А потом исчезнет. Навсегда.

Да уж, недобрая выходила картина. Все замолчали, задумались…

— Я ей обещал помощь, — мрачно вымолвил доктор. — И не сдержал слово.

— Да и я опростоволосился… — чекист покусал ус. — А ведь она мне доверяла… Вот что! Будем искать! Сейчас же. Немедленно! Возьму своих парней, а вы…

— Я с тобой! — резко выкрикнул Иван Палыч.

— И я! — Бурдаков выхватил наган. — Если надо, башку этому чертову Озолсу прострелю! Ишь, удумал…

Надо отдать должное, Михаил Петрович был тот еще жук и немного с придурью, но трусом он не был.

— Ни секунды в вас не сомневался, друзья, — сдержанно улыбнулся Гробовский. — Итак, вопрос первый. Где ее могут держать? В ЧеКа? Уже нет. Тогда где? Где у них тут еще завязки? Гостиница? Съемная квартира? Так они жили здесь же, в ЧеКа… Вряд ли они успеют снять. Допросить ее им нужно быстро. Точнее — сфальсифицировать.

— А зачем им ее вообще везти в город, рисковать? — доктор обвел собеседников самым пристальным взглядом. — Можно все обтяпать и по пути. Допросить… да там же потом и закопать, мало ли по пути урочищ? Тем более, погода хорошая, тепло…

— Браво, Иван Палыч! — хлопнул в ладоши Гробовский. — Все верно рассчитал. Нужна машина… И я знаю, где ее взять.

Не прошло и часа, как исполкомовская «Изотта-Фраскини» лихо летела по пригородному шоссе в сторону Зарного. Иван Палыч прекрасно знал здесь все места — изъездил по служебной надобности на «Дуксе»… который нынче оставался при больнице — казенный же!

— Далеко от дороги они не пойдут, — сидя рядом с шофером, вслух рассуждал Гробовский. — А проехать на машине там невозможно — заросли да и сыровато… Это здесь, на шоссе — пыль. Ищем машину! Где-то тут и дороги — наш коричневый «Форд»!

Машину трясло на ухабах. Впереди вдруг показалось желто-серое облако пыли. Кто-то ехал. Машина или гужевая коляска… Или…

— Догоняем! — Бураков махнул рукой.

Водитель прибавил скорость… и притормозил лишь на повороте на Зарное…

Что-то хлопнуло!

— Черт! Скат пробили, — выругался шофер.

Машина остановилась на обочине… И тут снова послышался хлопок. Да какой там, к черту хлопок! Выстрелы!

Просвистев рядом с доктором, пуля угодила в крыло. Вторая подняла фонтан дорожной пыли, третья разбила фару вдребезги.

Все дружно залегли и принялись отстреливаться.

— Вон! — указал стволом нагана Гробовский. — Из тез кусточков палят! А ну-ка, залпом… Ага! Заткнулись! То-то…

В наступившей тишине было слышно, как где-то рядом завелся, заворчал мотор. В сотне шагов впереди выполз из кустов на дорогу шикарный спортивный автомобиль с желтыми местными номерами. Белое купе «Уинтон» серии 20, выпуска одна тысяча девятьсот четырнадцатого года. Кто сидел к кабине, было не видно — бликовало солнце.

— Огонь! Огонь! — стреляя, куда попало, заорал Бурлаков.

Ага, попади из револьвера со ста шагов! В белый свет, как в копеечку.

Выехав на шоссе, «Уинтон» блеснул на солнце золочеными молдингами и, резко набирая скорость, скрылся из глаз.