Земский докторъ. Том 7. Переезд

Глава 12

Иванов явился в гости к доктору уже на следующий вечер. Анна Львовна специально пришла с работы пораньше, и жарила на кухне картошку на сале. Запах стоял восхитительный! Соседи, с любопытством заглядывая на кухню, облизывались. Даже «мутноватый» господин Березкин хмыкнул и покачал головой:

— Картошка на сале — полезный и вкусный продукт. Ждете гостей, любезнейшая Анна Львовна?

Аннушка не стала скрывать… раз уж и спросили, знала, что и другие соседи (те, кто случился в этот час дома, а не на службе) толпились в коридоре, навострив уши. Ну, интересно же! В гости по нынешним временам ходили нечасто.

— Жду, Андрей Христофорович. Ванечкин коллега обещался зайти. Тоже доктор.

Услыхав сие, на кухне тот час же появился еще один сосед, Владимир Серафимович, сухонький любопытный старичок:

— Ах, милочка… Случайно услышал. Доктор — то хорошо, хорошо! А по каким, позвольте спросить, болезням доктор? Вот и София Витольдовна интересовалась… Что поделать — старые мы!

Ага… София Витольдовна заинтересовалась! Но, спросила не сама — через старичка-соседа.

— Ах, увольте, милейший, — Анна Львона отвечала, как была научена. — Точно я вам и не скажу. Кажется, по каким-то нервным болезням доктор.

— Да-да! — неожиданно просиял старичок. — Нынче у нас все болезни — от нервов! Сами понимаете, время такое.

— Хорошее время!

Старичок ушел, а кухню ворвались только что вернувшиеся из школы дети. Сундковы, Юля и Витенька. Юля училась в классе, наверное, седьмом, Витенька — в пятом. Девушка была с скромной серой юбке и синей блузе, с синими же лентами в косичках, мальчишка же — в костюмчике тоже серого цвета, в каких раньше хаживали гимназисты. В руках Витенька держал модель аэроплана, зеленого, с красным звездами на крыльях:

— Мы тут, на подоконнике у плиты поставим. Ничего? Анна Львовна, как думаете, быстро высохнет?

— Высохнет-то — высохнет, — помешивая картошку, задумчиво протянула барышня. — Только картошкой да салом пропахнет. Как бы крысы потом не съели!

— Да нет у нас крыс!

Вот это было правдой — коль с продуктами плохо, не было и крыс…

— Красивый самолетик, — одобрительно покивала Аннушка. — «Фарман», «Блерио», «Сопвич»?

Юля засмеялась:

— Не, Анна Львовна! Анрио-Дюпон', французский. Таких в Красной армии много. А скорее мы и сами такие будем выпускать! Так в «Правде» пишут.

На словах осуждая большевизм, Франция, по личному указанию президента Жоржа Клемансо, втихаря продала Советской России приличную партию самых современных аэропланов. Мало того, моторный завод в Зареченске даже получил лицензию на их выпуск! В Париж ездила тайная советская делегация во главе с наркомом иностранных дел Чичериным и народным директором Зареченского моторного завода Левенцовым, который лично знал Клемансо, многих французских промышленников и банкиров. В ответ на заводе «Левенцовъ» обязались поставить французам сто форсированных авиадвигателей, усовершенствованную модель фирмы «Испано-Сюиза».

И ко всему этому приложил руку Иван Палыч — Артем. Человек, знающий будущее… и мечтающий его изменить.

— Анна Львовна! А слышали, наши Ростов обратно взяли! Который на Дону! И Новочеркасск!

Ох, какими голодными глазами подростки смотрели на сковородку!

— Немцы не препятствовали, атаман Краснов с ними же и ушел. А дроздовцы почти все на сторону Красной армии перешли, даже офицеры! Сам полковник Дроздовский отпущен под честное офицерское слово. Говорят, его Брусилов уже пригласил в штаб фронта!

Знаменитый герой Великой войны, генерал от кавалерии и бывший Верховный главнокомандующий императорской армии, Алексей Алексеевич Брусилов, как и многие царские офицеры и генералы, открыто перешел на сторону красных почти сращу после Октября и пользовался большим уважением с обеих сторон конфликта.

Это Анна Львовна знала — в газетах писали. Вот только не знала, что все это произошло во многом благодаря деятельности ее скромного супруга, потихоньку проталкивавшего в правительстве все свои идеи. Идеи о будущем!

Большевики стали вести умную политику, почти полностью отказавшись от массовых репрессий. Отменив продразверстку, уже начали вводить элементы НЭПа… И народ им поверил!

— А ну, давайте-ка тарелки, — распорядилась Анна Львовна.

— Тарелки? — ребятишки настороженно переглянулись и застыли в немом удивлении.

Витенька сообразил первым: поставив модельку на подоконник, бросился к шкафчику, вытащил две жестяные миски… и про ложки тоже не забыл.

— Готово уже, — пробовав, Аннушка положила в тарелки по паре-тройке ложек. — Угощайтесь!

— Спасибо, Анна Львовна! — забыв про модель, ребята убежали к себе.

В коридоре хлопнула дверь, послышались веселые мужские голоса, и все соседи, наверняка, припали ушами к замочным скважинам! А кое-кто и выглянул — посмотреть.

— Здравствуй, милая! — одергивая френч, вошел на кухню Иван Палыч.

Сразу за ним появился бледнолицый щеголь в черном пиджаке и белой сорочке с галстуком. Нижняя часть наряда, впрочем, оставалась традиционной — синие армейские галифе и яловые сапоги, начищенные до зеркального блеска.

— Дорогая, позволь тебе представить. Мой коллега — доктор Иванов, Владислав Иванович. Из клиники кожных и венерических болезней…

Доктор едва сдержал смех, он нарочно выбрал больницу поэкзотичнее. И так ведь смешно: он — Петров, а этот — Иванов. Для полного комплекта еще не хватало Сидорова или какого-нибудь Кузнецова или Цветкова — тоже ведь весьма распространенные фамилии.

— Очень, очень приятно! Ну, что же, у меня все готово… Прошу в нашу комнату, к столу.

Появившиеся на кухне подростки сразу же бросились мыть свои миски и еще раз поблагодарили:

— Спасибо, Анна Львовна! Вкусная картошечка.

Честно говоря, картошка была так себе — вяловатая, с ростками. Что и говорить — весна! Но, по нынешним временам… Да и эту-то раздобыл для сотрудников своего наркомата сам Луначарский.

— Славная модель! — повернувшись к подоконнику, заценил чекист. — Кто ж такую сделал?

— Мы! — хором отозвались ребята.

Немного смутившись, Юля все же пояснила:

— У нас теперь в школе — уроки труда!

Вот уж это для Анны Львовны никакой тайной не являлось, сама же их и вводила, относила указ на подпись наркому. Да еще, по просьбе эксцентричного наркома соцобеспечения (тогда говорили — призрения) Александры Коллонтай, пламенной революционерки и генерал-губернаторской дочки, из программы уроков труда убрали все гендерные различия. Работе на станках (где они имелись), вождению авто и вот, авиамоделизму, обучались теперь и девочки, а мальчики, в свою очередь, вместе с одноклассницами варили борщи да каши. Опять же, если было, из чего.

— «Анрио-Дюпон»? — Иванов сходу определили марку. — Хороший самолет. Знаете, как у нас будет называться?

— Знаем! — засмеялась Юля. — «Левенцов». Или «Авион-Левенцов».

— «Левенцов-Авион», — поправил всезнайка Валдис.

Витенька восхищенно присвистнул:

— А вы разбираетесь! Как по-вашему, какой аэроплан лучше? Английский «Де Хевиленд» или немецкий «Фоккер»?

— Оба хороши, — улыбнулся Валдис. — Но, тут еще надо смотреть — какого гола выпуска.

Гостеприимные супруги уже покинули кухню, а чекист все еще говорил с ребятами, исподволь переводя беседу с аэропланов на контрреволюцию…

Анна Львовна даже вынуждена была вернуться на кухню — позвать не в меру разговорчивого гостя. Та же, после принесенной чекистом водки под жареную картошечку с салом, перешли на «ты».

— Иван Палыч… — уже уходя, задержался в дверях гость. — Соседские ребята к тебе будут заходить… иногда. Ты их не гони, а внимательно выслушай. И — если что-то важное — сразу телефонируй мне. Да, Анна Львовна, голубушка! Про помаду ваш муж не спрашивал?

— А, та, что на салфетке? — Аннушка покивала — вспомнила. — Хорошая помада. Я поначалу думала — французская. Ан нет, по цвету, вроде как не то. Француженки винные оттенки любят: темно-красный, бордовый… А англичане — ярко-красный, он у них долго под запертом был. Ну, вот и на салфетке — красный. Только, конечно, уже побурел. А так слов нет — английская помада.

Текущих обязанностей заместителя наркома с доктора никто не снимал. А их было множество! Многочисленные совещания, ревизии, управленческие дела… Хорошо, хоть водитель выздоровел, и доктор мог работать с бумагами прямо на ходу. Если б еще дороги! Впрочем, каретоподобная и громоздкая с виду «Минерва» отличалась замечательной плавностью хода.

Пару раз Иван Палыч замечал за собой слежку! Все тот же белый автомобиль, благоразумно державшийся в отдалении. Доктор даже пошел на хитрость: выскочив на малом ходу из машины, спрятался за деревьями…

Он! Белый «Уинтон» с левым рулем и… красным капотом и дверцами. Номер обычный, белый московский прямоугольник: «Москва 11231». Запомнить легко. За рулем — девушка, брюнетка с выбивающимися из-под кожаного шлема локонами.

Может быть, имело смысл ее захватить? Но, об этом опять же, нужно было толковать с Валдисом.

На очередной встрече (в пивной «Три фонаря», неподалеку от Арбата) тот ответил одно:

— Рано!

И попросил Иван Палыча «немного помочь».

— Дело недолгое. Минут на двадцать, не больше, — пояснил «московский латыш». — Просто зайдешь в одну квартиру. В белом халате, со стетоскопом, с мандатом вашим медицинским… Мол, эпидемия! Подозрение на тиф. И потихонечку так со всеми жильцами поговоришь… Об их соседе, некоем Александре Ивановиче Левицком…

— О Печатнике, что ли? — хмыкнув, негромко хохотнул доктор.

Чекист поперхнулся пивом:

— Ты и о нем знаешь? Н-да… товарищ Гробовский не все мне о тебе рассказал… далеко не все… А, впрочем, ладно!

— Так вы уже отыскали квартиру? — полущив вяленую воблу, Иван Палыч сдул с кружки пену и сделал долгий глоток.

— Давно уже… Как видишь, работаем!

— Молодцы… А я все про ту машину! — доктор вскинул глаза. — Установили?

— Кое-что есть.

Поставив кружку, Иванов вытащил из кармана блокнот…

Юный «автомобилист» Юра Ростовцев оказался прав! Автомобилей марки «Уинтон», выпуска 1914-го года в Москве имелось всего-то четыре штуки. Два экземпляра реквизировали еще в конце прошлого года, передав коммунальному «Совнардомуправу» и ремонтным мастерским 'Красный броневик. Один имелся в гараже английской дипмиссии и еще один — в неустановленных частных руках.

— У «Домуправа» машина чисто белая, с ржавчиной, не на ходу, — продолжал Валдис. — У «Броневика», в мастерских, естественно — вылизана до блеска. Кстати, с красным капотом и крыльями! Но, из Москвы она не уезжала…

— Та с синим капотом была…

— С синим — в английской дипмисси! Так просто не спросишь… — Иванов усмехнулся. — Впрочем, в гараже сказали — все время были в Москве. Машина закреплена за одним из сотрудников миссии, неким Сиднеем Рейли. Но, так же на ней ездит и сам глава — мистер Брюс Локкарт с женой.

— Он с усами?

— С темными тонкими… Ой, Иван Палыч, нет думаю, чтоб это он в тебя стрелял! Не того полета птица…

Сидней Рейли… Откуда-то Иван Павлович знал это имя… То ли читал, то ли ее что…

— Четвертая же машина — явно в какой-нибудь банде! Попробуй ее, установи на раз-два.

— Не слишком ли шикарно для банды?

— У них и ленинский «Роллс-Ройс» есть! Ничего, скоро всех прижмем…

— А номер? Номер! — нетерпеливо переспросил Иван Павлович.

Чекист развел руками:

— Номер — увы. У всех тех, что проверили — ничего общего с тем, что ты видел. Остался один автомобиль — бандитский.

А ведь бандиты вполне могли! Или сами были причастны к афере, или аферисты их наняли…

Визит доктора в квартиру Печатника на Большой Никитской оказался, увы, напрасным. Возбужденные недоброй вестью о возможной эпидемии тифа жильцы вели себя предсказуемо, но о своем бывшем соседе ничего толком сказать не могли. Да и были-то они, в общем-то, подселенцы, из рабочих и служащих. А вот в квартире напротив жила одна любопытная старушка вдовушка из «бывших» балетных див. Сухонькая, маленькая, востроглазая и еще полная сил. Говорят, некогда опекала саму Матильду Кшесинскую!

Старушка сама позвала доктора к себе:

— Говорите, тиф? Какой ужас! Кто-кто? Сосед… А который сосед? Ах, Александр Иванович! Как же, как же, помню. Ловелас, я вам скажу! Тот еще ловелас. Помнится, когда Матильдочка приезжала, он — во все глаза. Усы растопырит и — ухх! Где сейчас Александр Иваныч? Да где-то в Москве! А в свою квартиру он иногда наведывается, знаете ли! Да-да, я сама видела, и не один раз. Придет так тихохонько часиков в десять, когда все жильцы на работе, и — шасть! Ключики-то у него есть. Зачем приходит? Да Бог его знает. Может, хранит что-то у себя… да те же деньги! А там, где живет — ценности держать опасается — время нынче такое.

Как поведал все тот же Иванов, в бывшей квартире Левицкого оставленная ему комнат была опечатана… Но бумажная лента переклеивалась несколько раз! Получается, печатник, действительно, хранил там что-то очень важное, чего не доверял никому. Однако, при обыске ничего не нашли. Плохо искали?

— Так проведите повторный обыск, — при встрече посоветовал доктор.

— Нет, — усмехнувшись, чекист дернул шеей. — Есть идея получше. Поселить в комнате жильца. Обыкновенного рабочего или служащего… Профессионала со стальными нервами и мертвой хваткой, которого бы в Москве никто не знал!

Иван Палыч лишь руками развел. Кажется, он догадывался, о ком зашла речь…

Следующая встреча доктора с Ивановым произошла лишь через неделю, в середине мая. Раньше не позволяли дела. Лаборатория, подготовка к строительству фармацевтической фабрики где-то в Мытищах, операции, руководство… да и завистники, Борода, Астахов и из сторонники, продолжали писать доносы один глупее другого. Нарком, товарищ Семашко, их сразу рвал, а иногда и зачитывал доктору… так, для смеха. Николай Александрович лихо смеялся и сам.

Однако, а если бы на его месте был кто-то другой? Скажем, какой-нибудь куда более фанатичный товарищ…

— Вот, — при встрече на набережной, чекист протянул доктору синюю бумажную розочку. — Приколи в петлицу.

— Да зачем же? — удивился Иван Павлович.

— Чтобы иметь веселый и бесшабашный вид! — рассмеявшись, Валдис тут же и огорошил. — Дорогой доктор! Мы идем сегодня с тобою в публичный дом!

— Куда-а⁈

— В бордель. Естественно, в подпольный, — как ни в чем ни бывало, пояснил Иванов. — Да что ты, Иван Павлович, так волнуешься-то? В притонах никогда не был?

Доктор почему-то сразу вспомнил Бурдакова.

— Здесь недалеко, на Ильинке. Дойдем пешком. Да будь веселей, доктор!

— Я так полагаю… — шагая рядом с новым приятелем, несколько сконфуженно начал Иван Палыч.

— Правильно полагаешь! — со смехом отрезал Валдис. — Не к девкам идем, а для дела. Именно там Озолс заказывал веселых девиц! И не только он один. Бордель сей, видишь ли, отнюдь не для всех. И эти вот цветочки в петлицах — условный знак… Кое-кто его очень хорошо знает.

Вот и опять же, Иван Павлович догадался, кто этот «кое-кто». Да, собственно, тут и думать особо не надо было.

Теплый майский день, уже клонившийся к вечеру, окутывал путников мягким зеленым покрывалом. Пахло жареным луком, дегтем, отдаленным паровозным дымком и еще чем-то таким, чем может пахнуть только в большом шумном городе, до отказа забитом транспортом и людьми.

По улицам сновали машины и гужевые повозки. Звеня, проехал новенький красный трамвай, сверкающий чистыми стеклами и лаком. В скверах бегали собаки и мальчишки, сидевший на скамейках старики в летних фетровых шляпах играли в шахматы и степенно судачили о скором окончании войны и возможно приезде в Москву Ллойд-Джорджа, Клемансо и Вудро Вильсона с официальным визитом.

— О! — размахивая лорнетом, кричал оппонентам пожилой мужчина в желтом чесучевом пиджаке. — Они простят большевикам все, если речь не зайдет о Проливах! А зачем Ленину Константинополь, господа? Вернее — товарищи. Ленину Константинополь не нужен! А если еще большевики согласятся на иностранные концессии и на выплату всех долгов… Скажем, в течении хотя бы сотни лет… То, скажу я вам, у белых не останется совсем никаких шансов! Ну, что может предложить тот же Антон Иванович Деникин? У которого ни производства, ни понятной программы? Да и армия, между нами говоря, вот-вот разбежится. Большевики ведь все-таки отменили продразверстку и подтвердили декрет о земле!

— Пришли, — взяв доктора под локоть, Иванов кивнул на серый доходный дом с большим парадным. За толстыми стеклами дубовых дверей маячил плечистый швейцар с кранной повязкой на куртке.

— Товарищи, вы к кому?

— В редакцию газеты «Красный бакалейщик», — невозмутимо отозвался чекист.

— Третий этаж. Прошу!

На третьем этаже, прямо напротив лестницы, располагалась обширная приемная, украшенная революционными плакатами, алыми вымпелами и фривольными гипсовыми статуэтками под Родена. Еще там имелся огромный кожаный диван, ударные кресла и небольшой столик.

— Здравствуйте, товарищи, — неведомо, откуда вдруг возникла строгая тощая дама в золоченом пенсне и платье в пол. — Вы от кого? А, впрочем, я вижу…

Указав на синюю бумажную розочку в петлице доктора, дама доброжелательно улыбнулась и кивнула на лежавший на столике обычный фотографический альбом в коричневом коленкоровом переплете с виньетками.

— Прошу выбирать. Такса товарищам известна?

— Да, да, нас предупредили, — с готовностью заверил чекист.

— Сигареты? Сигары?

— Спасибо пока не надо.

Усевшись в кресло, Иван Палыч с любопытством открыл альбом… и передернул плечами.

— Одна-ко!

— Ой, Иван Палыч! — Иванов шутливо погрозил пальцем. — Опять из себя гимназистов строишь?

— Да ну тебя… Просто смотрю.

Не сказать, чтоб это была порнография. Скорей, эротика. Узреть порнографию в изысканных фотографиях полуголых дам могло лишь воспаленное воображение какого-нибудь депутата бывшей Государственной думы от «Черной сотни» или «Союза Михаила Архангела».

— А девушки ничего! — заложив ногу на ногу, похвалил доктор. — И фотографии замечательные! Нет правда — и красиво, и ни грамма пошлости. Фотограф — настоящий мастер!

— Выбрали? — снова подошла дама.

— Нам бы еще б и поговорить…

— Поняла… Софочка с Мими у нас те еще болтушки. Прошу за мной…

Вслед за распорядительницей борделя приятели зашагали по длинному гулкому коридору, напоминающему гостиничный, и остановились напротив двери с номером «66».

— Прошу, ожидайте! — дама предупредительно распахнула дверь.

Иванов вошел первым, за ним — Иван Палыч. Позади мягко закрылась дверь. Щелкнул замок.

Последнее очень не понравилось доктору.

— Чего это она нас заперла? И вон, на окнах решетки.

— Ничего, — успокоил Валдис. — Может, тут так принято. К тому же, мой браунинг всегда при мне.

Подумав, Иван Павлович согласно кивнул:

— Да, подождем.

Они прождали час… Потом забарабанили в дверь. Тщетно! Никто не явился.

— Ну, не голодом же он нас тут собираются уморить? — неуверенно промолвил чекист.

— Тсс! — Иван Палыч настороженно прислушался и поднялся с диванчика.

С той стороны кто-то осторожно шарил ключом в дверном замке.