Нужно было действовать на свой страх и риск. По крайней мере, пока что иного выхода из сложившейся ситуации не просматривалось. Эсер и англичане вполне могли начать действовать первыми… да они уже и начали! Атаки на лабораторию и фабрику — их рук дело. Ладно, англичане — их понять можно: открытые враги. Их чаяния — снова втянуть Россию в войну с Германией, похоронив Брестский мир. А вот эсеры… попутчики, блин…
Да, мир был «похабный», но хоть такой. «Новая» Советская Россия укреплялась — и это было видно. Строились новые заводы, причем — самые современные, открывались частные предприятия, кооперативы. НЭП, стараниями Иван Павловича (Артем) введенный года на три раньше, чем в старой реальности, приносил свои плоды, не давая стране скатиться в разруху. Объявили амнистию, поддерживали крестьянские кооперативы, кое-что отдали в концессию американцам, опять же — пораньше.
Поглядев на спящую супругу, доктор уселся на оттоманке и улыбнулся. Да, такими темпами скоро и Гражданская война закончится, тем боле, пленных чехов отправляли на Родину через Германию, их эшелоны не растянулись по всей Сибири, пленные не подняли мятеж. Пресловутый Адмирал Колчак же не имел там совершенно никакой поддержки, по всей Сибири приходили к власти коалиционные Советы из меньшевиков эсеров и большевиков. Были амнистированы кадеты и «октябристы», а о бывшем императоре никто и не вспоминал. Он и раньше-то никому не было нужен, тем более — теперь. Разыгрывать битую карту желающих не находилось, гражданин Романов давно уже не был нужен никому. Позабытый всеми, кроме своих верных слуг и доктора Боткина, свергнутый российский государь спокойно жил в Екатеринбурге, вместе с семьей и собственной личной охраной. О расстреле царской семьи в Совнаркоме пока даже не заикались, напрочь забыв про Романовых — и поважнее имелись дела.
Правда, кто-то из левых эсеров и сторонников ультрареволюционера Троцкого как-то подняли вопрос о необходимости применения превентивных мер, «дабы бывший царь не стал знаменем 'белых». На заседании Совнаркома Владимир Ильич высмеял их со всей присущей ему едкостью, и даже Лев Давыдович не нашелся, что ответить, а ведь обычно он за словом в карман не лез.
Видя возрождение России, все больше людей переходило на сторону «красных», в Красной армии уже служило больше царских офицеров, чем у всех «белых» вместе взятых. Все «бывшие» целиком поддерживали ленинцев или «новых большевиков», как их стали называть, влияние Троцкого в армии падало с каждым днем. Конечно, все понимали, что Лев Давыдович нанесет ответный удар… Для пригляду за ним было создано тайное совещание, которое возглавил надежнейший и преданный большевистской партии человек — товарищ Сталин.
Все делалось не само собой — Иван Палыч (Артем) каждый Божий день прикладывал к этому руку. Убеждал, гнул свою линию… в беседах с тем же Семашко, с Лениным, Дзержинским…
Самая большая опасность для молодого государства сейчас исходила от левых эсеров и англичан. Опираясь на латышских стрелков, поднять мятеж, свергнуть правительство, вновь втянуть Россию в войну с Германией — таков был их план. Доктор и его ближайшие друзья это видели и понимали, а вот многие в Совнаркоме — не верили!
Яков Блюмкин? Надежнейший товарищ! Латыши — верные правительству войска! Не верили. Не хотели верить. Или начали вести свою игру. И выход оставался один — действовать самим, на свой страх и риск!
Эта реальность была другой, она формировалась прямо на глазах и вполне могла скатиться к войне с Германией. После убийства Мирбаха.
Да, нужно было действовать! И следовало торопиться: ходили упорные слухи о возможном приезде в Москву известного эсеровского террориста Бориса Савинкова. Да что там Савинков! Лидер левых эсеров Мария Спиридонова, ранее поддерживающая большевиков, открыто вернулась к своим старым идеям.
— Ты что так рано-то? — приоткрыла глаза Анна Львовна.
— В лабораторию, — обернувшись, Иван Палыч погладил жену по плечу. — Спи, спи, рано еще.
— Ты ж выходной! — вспомнила вдруг супруга. — Еще на целых два дня. Или что — вызвали?
— Сам пойду. Ну, не могу я, Аннушка, без работы!
— Я тоже не могу…
Улыбнувшись, Анна привстала и обняла супруга, крепко поцеловав в губы. Доктор тут же подался на ласки… Шелковая ночная рубашка, производства фабрики имени Бабушкина, скользнув с плеча, упала на пол…
— Какая ты у меня красивая! — целуя жену, восхищенно прошептал Иван.
И впрямь — красотка! Красивая юная женщина… Да-да, юная — Анне Львовне недавно исполнилось двадцать два.
Да весь новый нарождающийся мир был юным! Тому же Блюмкину было едва восемнадцать! Начальнику иностранного отдела ВЧК! Его дружку, Андрееву — около двадцати. И таких было много! Сорокавосьмилетний Ленин считался глубоким стариком, оправдывая свою партийную кличку.
Молодой мир… Готовый разразиться новой войной и кровавыми мятежами! Блюмкин, Андреев, Спиридонова, Савинков… Безумцы! Безумцы! Мало вам Гражданской?
— Ну, хватит уже о чем-то думать! — властно прошептала Аннушка. — Иди же ко мне! Иди…
За дверью скрипнула половица… Кто-то подслушивал! Софья Витольдовна, наверняка.
Доктор расположился на той же самой крыше, крыше здания редакции газеты «Новый путь» и женского общежития. Было пасмурно, а с утра еще и накрапывал дождик — загорающих что-то не наблюдалось. Показав на вахте мандат, Иван Палыч поднялся на третий этаж и через узкое чердачное окно выбрался на крышу.
Скользкое крашеное железо казалось опасным, откуда-то с юга наползали на город низкие фиолетово-сизые тучи. В воздухе пахло грозой.
Примостившись у водосточной трубы, Иван Палыч вытащил бинокль… Вроде бы, пока все было спокойно. Однако…
Нет! Из-за поворота вылетел черный чекистский «Паккард»! Взвизгнув тормозами, автомобиль остановился на соседней улице. Шофер остался на месте. Из салона выскочили двое. Доктор хорошо рассмотрел бритую физиономию Блюмкина… Вторым был Андреев.
Опустив бинокль, Иван Палыч поднялся на ноги и помахал рукой. Тот час же наперерез самонадеянным чекистам выскочил извозчик, обычный московский «Ванька». Грязноватый фаэтон, пегая лошадка…
На колах сидел Гробовский с прицепленной бородой, в сером извозчичьем армяке и в круглой полотняной шапке. Неловко метнувшись в сторону, фаэтон сбил с ног Блюмкина…
Покатившись по мостовой, чекист, однако же, тут же вскочил на ноги и выхватил маузер:
— Куда прешь, ядрен батон? Пьяный, что ль? Коль, ты глянь только…
Яков обернулся к подельнику… А того-то уже и не было! Иванов и Шлоссер — в масках! — быстро уволокли его в подворотню, еще и накостыляли по шее, чтоб не дергался.
Да, грубо все и по-детски… Да, дурной водевиль! Но, похоже, сработало! Да и некогда было думать, следовало нейтрализовать Блюмкина.
Чем и занялся невесть откуда взявшийся милиционер в белой летней форме — молодой, слегка прихрамывающий парень с лихими казацкими усами.
— Па-апрашу гражданин, пройдемте! — ловко выбив маузер, милиционер заломил Блюмину руку и потащи в проулок.
Редкие прохожие поспешно шарахнулись в сторону…
— Да почему… Почему меня-то? Эту харю, «Ваньку» держи! Он же… Он же укатил уже! Вот же черт! — волнуясь, выкрикивал обескураженный чекист. — Я из ЧеКа! У меня мандат!
— Прошу вас, не кричите, дорогой Яков… — уже в проулке милиционер, наконец, отпустил задержанного.
— Вы… вы меня знаете?
— Я — Троян.
— Какой еще, к черту…
— Вам поклон от Бориса Викторовича!
— От какого… От Бориса Викторовича? — хлопнув глазами, облегченно выдохнул Блюмкин. — Что же вы сразу-то не сказали? И вообще — к чему весь этот маскарад?
— Мы спешили. В посольстве вас уже ждут военные! — осматриваясь, лже-милиционер бросал отрывистые фразы. — Кто-то выдал вас немцам.
— Выда-ал?
— Покушение сейчас нецелесообразно! Вы должны оставаться вне подозрений… А, впрочем — вот письмо.
Авантюрист вытащил из-за пазухи желтый конверт:
— Читайте! И попрошу вас отвернуться на пару секунд. Маузер заберете во-он на том камне.
Сказав так, милиционер положил оружие на камень и ушел, словно бы растворился в «мокрых бульварах Москвы». Вместо него появился Андреев, и вторую часть интермедии Иван Палыч с удовольствием наблюдал с крыши.
— На меня… Слышь, Яков… Какие-то морды! В масках! Думаю — пантелеевцы… Все отобрали! Бумажник, наган, саквояж… Мандат, правда, выбросили… Я подобрал… Так мы идем, или что?
— Остынь, Николай! — Яков протянул письмо. — Читай… От Бориса Викторовича.
— От Савинкова? Ого! — фотограф вчитался. — Нецелесообразно? Ага… Ну, не поймешь! Они то так, то эдак… Почему ж нецелесообразно-то, Яша? Мы же готовились, и…
— Кто-то нас выдал, Коля. Сообщил обо всем немцам! Боюсь, и не только им.
— Выдал? Кто? А-а, думаю — латыши, больше некому! Вот, никогда они мне нравились. Инородцы, что взять!
Блюмкин нервно расхохотался:
— Я сам инородец, Коля! Знаешь, хорошо, что хоть так. Молодец Борис Викторович — вовремя предупредил. Еще б немного и… Эти тевтонские сволочи пристрелили бы нас прямо на входе! Ладно, поехали… Как теперь с англичанами — надо думать. Да не боись, Коля! Спишем твой револьвер… Я же все-таки иностранный отдел, как-никак!
Незадачливые убийцы свернули за угол, к машине. Зрелище кончилось. Иван Палыч быстренько спустился вниз и, поймав извозчика, велел везти в бильярдную. Ту, что недалеко от Арбата.
Несмотря на авантюрный план, все прошло, как по маслу. Наверное, потому, что Блюмкин с Андреевым и сами были авантюристами, да еще какими. Тем более, несмотря на спешку, план был хорошо проработан.
По совету Гробовского из Зареченска вызвали Прохора Денькова. Сказавшись на службе больным, тот незамедлительно явился со своей собственной формой и блистательно сыграл московского лже-милицонера, посланца эсеровского лидера Бориса Савинкова. Кстати, тоже авантюриста, каких свет не видал.
Письмо Савинкова подделал Иванов — просто отпечатал на машинке, а подпись поставил неразборчивую. Сошло и так! Дело ведь было не в письме, а в общем давлении.
Еще и бандиты в масках — Шлоссер с Ивановым… Так сказать, для полного антуража!
Конечно, все могло раскрыться буквально втечении пары недель… И что с того? Дзержинский и Совнарком уже склонялись к силовым методам. Левых эсеров совсем скоро ждал неприятный сюрприз. Как и замешанных в заговоре латышей. А вот раздавить главный гнойник — английскую дипломатическую миссию — чекисты пока опасались. И это нужно было ускорить!
Белый «Уинтон» с сними капотом и дверцами выехал из английского миссии и направился в строну Кремля. Скорее всего, в Кремлевские казармы, где были расквартированы латышские стрелки, казавшееся такими верными революционные части… на которые сделали ставку англичане. И потратили на подготовку к мятежу немало денег и нервов.
За рулем сидела молодая женщина в спортивных — буфами — брюках и кожаном шоферском шлеме с очками-консервами. Та самая «брюнетка» — предательница, шпионка и убийца, о которой теперь чекисты знали все… или почти все.
Юлия Ротенберг, она же — Мария Снеткина, мадемуазель Элиза Дюпре и мисс Лора Уоткинс — так значилось в виде на жительство. Артистка бродячего цирка, куртизанка, певица и танцовщица кабаре… О, в «Одеоне» о ней еще помнили!
Сидней Рейли завербовал юную Юлию еще в семнадцатом, а, может, и раньше — но, это пока были только предположения. Одно выяснили точно — никакого английского гражданства у Лоры пока что не имелось, а значит, ее можно было брать без опаски нарваться на международный скандал.
— Вон, вон, сворачивает! Максим, обгоняй!
Старенький чекистский ФИАТ с понятым верхом лихо подрезал «Уинтон», так, что шпионка едва успела затормозить.
Вышла, глянула — выругалась:
— Да черт бы вас!
Бампер-то оказался погнут! Хоть и чуть-чуть, но, все равно неприятно. И, главное, кто-то ведь должен заплатить за ремонт.
Как раз и милиционер вовремя появился. Бравый такой, в белой, с иголочки форме…
Подошел, чуть прихрамывая, козырнул. Подкрутил казацкие лихие усы:
— Я все видел, барышня! Не переживает, виноваты не вы.
— Да я знаю, что не я! — сняв шлем, девушка стрельнула глазами. Длинные черные локоны рассыпались по плечам.
Красотка, этого уж не отнять. Среднего роста, изящная, стройная, словно с журнальной картинки! А как ей шел спортивный костюм! Синяя блузка с матросским воротничком, бежевые спортивные шаровары, серые короткие чулки.
— Надо бы все же составить протокол. Вот, сюда пройдемте…
Обхват запястий… Пропитанная эфиром ватка на лицо…
За эфир отвечал доктор.
Миг — и шпионку уже уложили на заднее сиденье ФИАТа. Иван Палыч уселся за руль «Уинтона», справа расположился Гробовский. Двигатель завелся сразу, загудел ровно и сыто. Все-таки, пневматический стартер — удобная вещь.
Плавно тронувшись с места, доктор быстро разогнался до восьмидесяти, оставив ФИАТ далеко позади. Однако, хоть и маршрут был известен, торопиться не следовало — мало ли что?
У выезда из города, на Люберецкой заставе, Иван Палыч остановился — подождать остальных. Было около девяти часов утра. Яркое июльское солнце золотом сверкало в радиаторе и фарах изящной машины. Рядом с заставой, в орешнике, сладко щебетали птицы.
— Пастораль! — выбравшись из авто, потянулся Гробовский. — Да где же они? А! Вот, кажется, едут…
До окраины Люберец — к фабрике — добрались быстро. Правда, потом пришлось подъехать с другой строну, со сторону восточных ворот, еще мало используемых и потому — не охранявшихся. Их просто заперли — чего охранять-то?
Покричав охрану, Иван Палыч и его сотоварищи въехали во двор, к складам. Узнав чекистов — Иванова и Шлоссера — начальник смены Краюшкин вытянулся и отдал честь.
— Какой склад у нас сейчас свободен? — выйдя из машины, быстро спросил доктор.
— Шестой… и десятый… — красноармеец ненадолго задумался. — И тринадцатый, самый дальний.
— Вот туда и пойдем. Надеюсь, окна там зарешечены?
— Зарешечены, товарищ начальник! — браво отрапортовал Краюшкин. — Недавно все обновили.
— Так! — теперь уже распорядился Иванов. — Принесите туда койку, столик. и… уборная там есть?
— В бытовке имеется.
— Хорошо… Из столовой будете приносить еду. Выставите пост. И — лишнего попрошу не болтать!
Без парика она выглядела куда беззащитнее. Худенькое полудетское личико с синими большими глазами, сама, как дюймовочка — тонкие ручки, ножки… Никак не скажешь, что перед вами сильный, ловкий и беспринципный враг, мало того — безжалостный и хорошо подготовленный убийца. Бродячий цирк, кабаре — все это формирует выносливость и ловкость. А еще задержанная была упорной! Очень.
Сколько ни бились чекисты, пока что шпионка не произнесла ни слова. Физически ее, правда, не пытали, но моральное давление оказывали. А ей, похоже, было плевать!
— Давайте, я попробую, — вернувшись из лаборатории, негромко попросил доктор.
Он все же был из будущего, и прекрасно знал, как и о чем надо сейчас говорить.
— Ну, попробуй… — Иванов пожал плечами. — Вдруг получится? Мы даже выйдем, не будем мешать.
— Только будьте осторожны! — пробуравил глазами Шлоссер. — Сами знаете, эта особа способна на все. Хорошо бы ее — в наручники…
— Не нужно, — усаживаясь на табурет, улыбнулся доктор. — Думаю, мы с Юлей найдем общий язык. Или… как предпочитаете вас называть? Мария… или Элиза?
— Меня зовут Лора Уоткинс, — шпионка дерзко повела плечом. — Я — подданная Британской короны.
— Врете! — покачал головой Иван Павлович. — У вас пока только вид на жительство. А подданство… не факт, что вам его дадут. Уверяю вас, вашим покровителям сейчас совсем не до этого. Скоро начнется штурм английской миссии. Что так смотрите? Удивлены?
— Удивлена столь грубому вранью, доктор! — Лора бесцеремонно усмехнулась, заложив ногу на ногу. — Вы и с больными так? Хотя… с некоторыми только так и нужно.
— Имели дело? — быстро спросил Иван Палыч.
— Одна моя знакомая служила в санитарном поезде… А, впрочем, не важно, — сидя на койке, шпионка откинулась к спинке. — Мне что-то наскучило с вами говорить.
— А мне так наоборот! — искренне расхохотался доктор. — Хотите, расскажу, что вы планировали и на что надеялись? По разработанному мистером Брюсом Локкартом плану, после убийства левыми эсерами Мирбаха и Эйхгорна на Украине, Германия должна была вновь возобновить войну с Советской Россией. Но, этого не случится! Немцам будет не до того — в Германии зреют семена революции! И осенью рванет.
— Вы что же, пророк? — синие глаза вспыхнули… нет, уже не ненавистью… скорей, любопытством.
— Не пророк. Но поверьте, я знаю, о чем говорю, — Иван Павлович вытащил из кармана жилетки часы, не так давно подаренные лично товарищем Семашко, и довольно ухмыльнулся. — Как раз в это время должен начаться мятеж латышских стрелков в Кремле! Напрасно ждете. Он не начнется! Мало того, сейчас проходят аресты в английском посольстве! Да-да, завтра я принесу газеты, могу даже английские… Убедитесь сами. Локкарта и даже вашего наперсника Рейли мы будем вынуждены отпустить, а вот что касается вас, милая барышня… Да! Вы, верно, думаете, Мирбах убит? Так и здесь вас разочарую…
— Понятно. Блюмкин — предатель, — казалось, шпионка ничуть не удивилась… или умело скрывала свое удивление. — Что ж, человек слаб.
— Так вы понимает, Лора, что за вас сейчас никто не вступиться? Просто нет на это времени. А вот товарищ Блюмкин я думаю, попытается вас устранить. Слишком вы уж много знаете.
Доктор чуть помолчал и выкрикнул:
— Финансовая афера в Зареченске продумана Локкартом? Отвечайте быстро! Ну?
— Рейли, — спокойно отозвалась задержанная. — Ну, вы и вспомнили.
Надо сказать, держалась она — на зависть. И мало что скрывала… А зачем?
— Озолс брал взятки?
— Да. Мы привезли ему фунты.
— Зачем ограбили Бурдакова?
— Кого? Ах, этого… Хотели потом прикормить. На будущее.
— Кто приказал устранить Печатника?
— Локкарт!
А взгляд-то вильнул! Скорее всего — инициатива сугубо личная.
— Деньги от аферы шли на подкуп латышских стрелков? Кто из командиров в доле?
— Не знаю, — девчонка безмятежно уставилась в потолок. — Нет, правда, не знаю. Этим занимался Рейли. Я вообще не понимала всех этих финансовых дел.
— Унтер с фабрики… Его — на всякий случай?
— Не понимаю, о ком идет речь.
— Есть еще взрывники? Скажете — получите папиросы.
— А вы вымогатель, доктор!
— Так и вам нет никакого смысла молчать!
Задержанная ненадолго задумалась:
— Несите папиросы.
Она назвала двух человек. Прикормленных, но еще не посвященных в дело. После чего с наслаждением закурила.
— Между прочим, вредная привычка, — вскользь заметил доктор. — Будете потом кашлять.
— Тогда обращусь к вам, — выпустив дым, Лора светски улыбнулась.
Вот так посмотришь — милая совсем девчонка! Если не знать… Ну, свой червонец она получит. От звонка до звонка. Слишком много крови на этих тонких руках.
— Доктор, а могу я здесь заняться гимнастикой? — неожиданно спросила шпионка. — Привыкла, знаете ли.
— В цирке привыкли? Или в кабаре «Одеон»?
— Вы и это знаете? — девушка задумчиво канула головой. — Читала я когда-то о Каллиостро… Да и Распутин, говорят, предсказывать мог.
— Григорий Ефимыч не предсказывал — он знал! Помню нашу с ним встречу…
— Господи… Кто же вы все-таки такой?
Иван Павлович улыбнулся:
— Много будете знать — скоро состаритесь!
— Хм… Так как насчет гимнастики?
— Да кто же вам запретит?
Лора приступила к упражнениям сразу после допросов. Сняв блузку, осталось в шароварах и шелковом кружевном лифе. Ловкая, тоненькая и гибкая. Как «Девочка на шаре» Пикассо.
Охранники прилипли к окну, щелкая языками.
— Смори, смотри, как выгнулась! Хороша чертовка!
— Бесстыдница! И тощая, как драная кошка.
— Такие как раз и в моде сейчас.
Кремль гудел, как рассерженный улей. Суматохи и сутолоки в Совнаркоме нынче было не меньше, а, пожалуй, и больше, чем в Смольном в приснопамятные октябрьские дни.
Туда-сюда сновали чекисты, Дзержинский озабоченно морщил потный лоб, то и дело ругаясь по-польски. Сам Владимир Ильич, председатель, ходил по кабинету из угла в угол, словно загнанный в тесную клетку тигр, сбросив пиджак и сунув пальцы за отвороты жилетки.
То там, то сямь трезвонили телефоны… Стучал телеграфный аппарат…
— Ну, что там, в Петрограде? Отлично! Как Локкарт? Уже арестован… Очень хорошо. А латыши? Выявили предателей? Кто-кто расстрелял? Лично товарищ Блюмкин? Ай-ай-ай, прыткий какой! А, впрочем, с врагами советской власти только так и нужно, товарищи!
Ленин сказал — «товагищи»…
Так же, картавя, он открыл заседание Совнаркома. Да, собственно, уже и нечего было заседать. Все уже разрешилось. Оставалось ждать международных последствий… которые не последуют, как точно знал доктор Петров.
Да! Оставалось решить еще один вопрос… пусть и пустяковый, и не стоящий выеденного яйца. Иван Палыч поспешно написал записку, ткну в спину Луначарскому:
— Передайте Владимиру Ильичу…
Председатель Совнаркома выбрался на трибуну — закрывать заседание…
— Товарищи, тут поступил еще один вопрос… (еще один вопГос). Относительно судьбы некоего гражданина Романова. Про которого все давно уже позабыли, честно сказать. Я вот тоже позабыл! Ну, что вы смеетесь, товарищи? Сколько уже об этом можно?
Как приятно картавил Ильич! Вполне, симпатично.
— Помнится, кто-то предлагал бывшего самодержца к чертям собачьим расстрелять от греха подальше! Дескать, может стать знаменем? Чьим знаменем, товарищи, а? Двух с повинной человек, отщепенцев, про которых тоже давно все забыли?
Ох, как ехидно умел говорить Владимир Ильич! Заслушаешься.
— Ну, расстреляем… И во всем газетах, по всему миру, раструбят про звериный оскал большевизма! Раструбят, раструбят, не сомневайтесь. Нам это надо, товарищи? Конечно же, нет. Как и гражданин Романов… который тоже не нужен. Он сам-то что хочет, кто-нибудь знает? Что-что? В Ливадию, в свой дворец? Так дворец-то давно уже не его, а народный! Да и Георг, король английский, о братце своем что-то не очень хлопочет… Товарищ Свердлов! Яков Михайлович! Поезжайте-ка, батенька, в Екатеринбург. Подскажите тамошнему горкомхозу — пусть выделят бывшему самодержцу пару-тройку комнат. И работу хоть какую-то подберут — жить-то ему на что-то надо. И семью большую содержать. Кстати, если девушки — царевны, хм — изволят учиться… или поработать в каком-нибудь советском учреждении… скажем, телефонистками — ограничивать не надо. У нас, в Советской России у каждого — равные права! Верно я говорю, товарищи?
Зал утонул в хохоте и аплодисментах…
Все уже расходись, когда вновь зазвонил телефон. Владимир Ильич поднял трубку:
— Слушаю, Ленин… Да, Совнарком. Что вы хотели, товарищ? Доктора⁈ Товарищ! Это Совнарком, а не больница… Ах, товарища Петрова… Иван Павлович! А идите-ка, батенька, сюда…
— Спасибо, Владимир Ильич… Да, доктор Петров, слушаю… Что? Как сбежала⁈ А, впрочем, черт-то и с ней. Как говорится, баба с возу — кобыле легче.