Земский докторъ. Том 7. Переезд

Глава 18

С Лубянки приехали сразу трое — Иванов, Шлоссер… и кинолог с собакой, остроухой немецкой овчаркою. Звали собаку Авось, и никакого отношения к ВЧК она не имела — чекисты взяли ее в аренду у московского уголовного сыска за два мешка макарон и ящик американской тушенки. Смех смехом, но так тогда много делалось.

Незадолго до этого контору Феликса Эдмундовича навестил товарищ Семашко, и сейчас Дзержинский бросил на охрану лабораторий и будущего завода самые лучшие свои силы, которым пока еще доверял. В отличие от тех же латышей и левых эсеров. И те, и другие с каждым днем вели себя все более нагло, несмотря на то, что Петерс был отправлен в Петроград — фактически сослан. Блюмкин открыто крутил что-то с англичанами, не считая нужным докладывать якобы всесильному шефу.

Все это в двух словах поведал Валдис, когда ненадолго остался с доктором наедине. В это время Шлоссер, прихватив с собой кинолога с собакой и Краюшкина с красноармейцами, тщательно проверял цеха.

— Батарейка «Гном», завод Власова, Москва, — рассматривая взрывное устройство, вслух прочитал Иванов. — Ты, Иван Палыч, прав — самоделка, без всякого полета изящной конструкторской мысли. Дешево, сердито — надежно. Вовремя бы не заметили… Э, да что там говорить! Надо искать вражину. Тот, кто это все собирал да устанавливал, не с улицы пришел. Наверняка, работает здесь. Наверное, из новеньких.

— Да у нас все новенькие! — хмыкнул доктор. — Откуда стареньким-то быть? Только ведь начинаем! Эх… Скорей бы явить пенициллин всему миру! Тогда точно, агенты отстали бы…

Чекист скептически ухмыльнулся и покачал головой:

— Э-э, не скажи-и-и! Слышал, слышал про вашу с Семашко идею. Облагодетельствовать весь мир! Смело. И очень даже изящно. Но, не забывайте о чисто технической конкуренции. Вас ведь могут взорвать и без всякой политики. Одно слово, империализм! Что же касаемо вашего взрывника… Вашего, вашего! То хорошо бы составить его психологический портрет… чтобы примерно знать, кого искать.

О как! Психологический портрет. Иван Палыч поспешно спрятал усмешку. Нет, Иванов, конечно, человек умный и знающий, но вот, чтоб применять психологию… Впрочем, судя по дальнейшим словам Валдиса, здесь речь не только о психологии шла.

— Курить у тебя можно? — вытащив портсигар, осведомился чекист.

Доктор махнул рукой:

— Кури. Только вон, к окну отойдем.

Трое рабочих, откомандированных с вагонного завода, как раз устанавливали решетку.

— Никакая ракета теперь не влетит — мощи не хватит! — похвастал Иван Павлович. — Ну, и не залезет никто. Разве что снаряд… крупнокалиберный. Что же касаемо психологического портрета, то… Взрывник, скорее всего, человек… не то, чтобы пожилой, но, уже поживший, далеко не юнец. Сделать взрывное устройство — даже на коленке — это надо уметь. Опыт нужен, навык. Скорее всего, он бывший унтер.

— Согласен, — закуривая, Иванов кивнул и продолжил. — А еще он имел отношение к электротехнике. Вряд ли его шпионы батарейкой снабдили… с собой принес. У вас хоть обыск-то на проходной производят?

— Досмотр — да, — доктор озабоченно почесал переносицу. — Но так, не шибко… И — только на выходе. Ох, чувствую, теперь придется…

— Да! Усильте контроль. Вообще, отдел безопасности заведите, — посоветовал Валдис. — Хотя бы человек двух. Уж будь уверен, бездельничать им не придется. Отдел кадров-то у вас имеется?

— Ну, ты скажешь… — Иван Павлович растерянно заморгал. — Мы ж начинаем только… Лаборатория — и ту недавно перенесли.

— А кто ж на работу оформляет?

— Так, в наркомате пока…

— Да уж — бардак! Ладно, посмотрю, что там у вас с кадрами…

Милицейская собака Авось адских машинок на фабрике не учуяла. Зато их обнаружил чекист Максим Шлоссер! Одну — у щитовой, другую — на складе. Кто их там поставил — ищи теперь… уповая на «психологический портрет» Иванова.

— Ах, денек-то какой чудесный! Эх…

Прощаясь, Валдис посмотрел на пронзительно-голубое небо с белыми, медленно плывущими облаками, похожими на растекшуюся из опрокинутой крынки сметану, на золотистые липы, на зеленую густую траву, тронутую желтой россыпью одуванчиков…

— И все же, почему они не пришли? Я про ракеты… и про «ракетчиков». Тех, кто должен был их запустить.

Сорвав метелку «пастушьей сумки», чекист помял ее между плацами и искоса глянул на коллегу:

— Максим! Помнишь, как в детстве: «петушок» или «курочка»? А ну-ка, угадай!

— «Петушок»! — хмыкнув, прищурился Шлоссер.

Валдис протащил стебелек между пальцами:

— А вот и не угадал! «Курочка». Пиво с тебя!

Максим похлопал ресницами:

— А мы на пиво, что ли…

— Ну, не на просто же так! Скажи, Иван Палыч?

— Ах, — доктор отмахнулся, вновь погружаясь в думы, в дела…

Послышался телефонный звонок. Подойдя к укрепленному на стене аппарату, Иван Павлович снял трубку:

— Да! Да, Александр Николаич! Понял — совещание в наркомате. Буду. Нет, машину не надо… я вот прямо сейчас, с оказией.

Хорошо, чекистам ныне выделили вместительный «Паккард»! Впереди, рядом с шофером, разместился кинолог с собакой, а доктор с чекистами довольно вольготно устроились на сзади: роскошный, обитый черной кожей, диван, вполне мог стоять и в каком-нибудь кремлевском кабинете!

Водитель запустил двигатель, и сверкающий лаком автомобиль мягко выехал на дорогу. Иван Палыч никогда не переставал удивляться плавности хода некоторых авто, вот и здесь тоже восхищенно присвистнул и нагнулся к водителю:

— «Американец»?

— «Американец»! — переключив передачу, шофер улыбнулся в усы. — Хар-рошая машина! Девяносто лошадок, хо! А ход какой? Чувствуете?

— Да уж, — доктор уважительно покачал головой. — По шоссе сотню даст?

— Скажете — сотню! — расхохотался водитель. — Сто тридцать — по техпаспорту! Да и сто сорок пойдет… просто у нас дорог таких нету.

— Ого! — Иван Палыч снова присвистнул.

— Вот и мальчишки давешние точно так же свистели, не верили, — хмыкнув, протянул водитель.

— Какие мальчишки? — подавшись вперед, быстро переспросил Иванов. Его молодой коллега тоже напрягся.

— Ну, местные видать… — шофер переложил руль. — Ворота-то не заперты были, вот они и набежали, расспрашивались. Даже просились мотор посмотреть, да я отказался. Еще спорились, кто быстрее — «Паккард» или… они еще тут «американца» видели… сегодня с утра… Белый такой, спортивный… как же его…

— «Уинтон»⁈ — ахнул Иван Палыч.

Водитель одобрительно кивнул:

— Во! Точно — «Уинтон».

— Та-к… интересно… — задумчиво протянул Валдис. — Что тут за мальчишки такие? И где их искать…

— Так известно, кто — беспризорники! — кинолог — парень в коричневом пиджаке и кепку — обернулся, погладив собаку. — И искать их, известно, где. Тут у них летнее лежбище. Невдалеке от станции.

— Это куда же? — уточнил Шлоссер.

Кинолог показал рукой:

— А во-он за теми липами повертка налево будет.

— Михалыч, слыхал? — осведомился Иванов. — Давай-ка за липами — налево… Иван Палыч, ты уж не взыщи.

— Да я понимаю — оперативная необходимость.

Еще бы… Об этом чертовом «Уинтоне» доктор хотел знать все! Впрочем, и так уже немало узнали.

Долго ехать не пришлось, «лежбище» беспризорников обнаружилось сразу. За липами, у старой заброшенной риги — так называли большой молотильный сарай с печью для сушки снопов. Как пояснил кинолог — звали его, кстати, Сергей — рига эта некогда принадлежала местному мельнику, впавшему в полное разорение еще до войны.

— А что, хорошо устроились? — усмехнулся Валдис. — На станции еды поклянчат или что украдут — и грейся себе на солнышке! А коли прохладно — так и печка имеется. Красота!

— Никакая не красота, — Иван Павлович угрюмо покачал головой. — В школу им надо. В детский дом, в коммуну… Учиться, профессию получать! Я скажу Анне Львовне… хотя… Кто там у нас беспризорниками-то занимается? Нарком госпризрения товарищ Александра Коллонтай?

— Ходя слухи, на это дело Совнарком хочет какого-то авторитетного товарища поставить, — обернулся кинолог, Сергей. — Чуть ли не самого Дзержинского!

Чекисты дружно захохотали.

— Да уж, и скажете! — хмыкнул Шлоссер. — Что, Феликсу Эдмундовичу больше заняться нечем?

«А ведь Дзержинского-то на беспризорность и бросят!» — доктор едва сдержал улыбку. И уже очень скоро.

— Михалыч, давай через луг.

— Ага…

Через пару минут шикарное авто остановился у самой риги. Завидев выпрыгнувшую из машины овчарку, беспризорники настороженно вскочили, в любой миг готовые дать деру.

— Сережа, вы ее на поводке лучше… — выйдя, Иванов вытащил портсигар. — Курите, кто курит!

— Так мы все… — отозвался кудрявый похожий на цыгана парнишка в гарусном жилете на голое тело.

— Говорю ж, не стесняйтесь!

Подойдя ближе, трое пацанов осторожно вяли папироски.

Иван Палыч укоризненно покачал головой: видела бы Анна Львовна!

— Авто здесь не видели? — закурив, с места в карьер поинтересовался Валдис. — Белое, двуместное… «американец».

— Видали, — выпустив дым, важно кивнул кудрявый. — И на той неделе, и третьего дня.

— А еще — и сегодня утром! — добавил лохматый пацан с веснушками по всему лицу. — Я рано встал… Проезжали, видел.

— А кто за рулем был?

— Да мужик какой-то… на цыгана похож.

— Не-е! — возразил веснушчатый. — Мужик один раз всего был. Остальные дни — девки! То волосатая такая брунетка, то рыжеватенькая.

— Шатенка, что ли?

— Ну да.

Шлоссер впился в парнишку таким пристальным и острым взглядом, словно хотел пронзить того насквозь:

— Подробней!

— Шикарные шмары! — хором оторвались беспризорники.

«Шикарная шмара» на беспризорном жаргоне означала высшую степень женственности и сексуальности… даже где-то на грани.

— Шатенка — точно бесстыдница, — сверкнув глазенками, вдруг заявил третий парнишка, до того скромно молчавший. — Блудница!

Лохматый отвесил парнишек смачного леща:

— Сам ты бесстыдник, поповский сын! А шмара — шикарная.

— Так, стоп! — Иванов хлопнул в ладоши и посмотрела на скромника. — С чего решил, что бесстыдница?

— Загорала она… — парнишка повернулся и показал рукой. — Вон там, на холме, где вязы.

— Что, голая загорала?

— Нет. В купальнике голом.

— Что значит — в голом купальнике? — внес свою лепту доктор. — Неужели — топлесс? Ой… без верха?

— Говорю же — руки и ноги голые. Срам!

Парнишка был прав. По правилам хорошего тона, дамы в те времена должны были загорать и купаться в купальниках с рукавами, плотным воротником и штанинами! И больше никак. Правда, сейчас все очень быстро менялось.

— А, а, — засмеявшись, протянул Шлосер. — Голый купальник. Как у актрисы Анетты Келлерман! За что ее потом и позорили! А сейчас многие так купаются, я сам на Москве-реке видал.

— Циркачка она, — кудрявый вдруг улыбнулся. — Я видел, как из машины выскочила… Ловкая, как акробатка.

— Кто? — уточнил Максим. — Брюнетка или шатенка?

— Обои… Ой! — беспризорник вдруг хлопнул себя по лбу. — Так это ж, скорее всего — одна. Одна и та же, но в парике. Ну, походка, повадки… я с цирковыми дружбанился, понимаю… Одна это. Одна!

В принципе, Иван Палыч тоже что-то такое подозревал… Если в машине периодически перекрашивали капот и дверцы, то почему женщина не могла менять парики? Тем более, это гораздо легче.

Что ж, теперь стало понятно, почему никто не явился запускать ракеты. «Загоральщица» проследила, предупредила. Та самая, в «голом» купальнике. «Циркачка»…

— Так, говорите, и сегодня ее видали?

— Так да. В город поехала.

— Одна?

— Мужик с ней сидел — солдатик. Ну, в гимнастерочке. Такой усатенький, не молодый…

Пришлось отсыпать беспризорникам сигарет. Ради такого дела Иванову было не жаль ничего.

— Вон лесочек… — по пути указал рукою чекист. — Вполне подходящий. И кустов полно. Михалыч, сворачивай…

На грунтовке, словно указывая путь, виднелись свежие следы автомобильных шин.

— Стоп! — выбрав место, Валдис приказал шоферу остановиться. — Сережа, собаку пускай!

Буквально сразу овчарка закружила вокруг сваленных кучею веток, заскулила, залаяла…

Еще бы! Из-под веток торчала нога в яловом сапоге!

Кучу быстро раскидали…

— Ну, вот он, наш солдатик, — Иванов обернулся к доктору. — Иван Палыч, не подскажешь, кто?

— Как звать — не знаю… Но, лицо знакомое. Точно, у нас служил.

Опустившись на колени, доктор осмотрел раны…

— Один выстрел под сердце, второй — в голову. Профессионально, что сказать… Зачищают следы. А гимнастерка-то офицерского сукна! Точно — унтер.

— На шее у него что-то, — наклонился Иванов. — Ну да — помада!

Иван Палыч прищурился:

— Ярко-красная, английская… Такая осталась на чашке в кабинете Озолса. Когда он… Точнее — его…

— Опять английский след! Черт бы их… — неожиданно выругался Шлоссер. — Я не понимаю — почему так нагло? Почти не скрываясь, не меняя машин… Просто беспредельная наглость! Ну, разве не ясно, что при таком раскладе мы их рано или поздно возьмем? И никакой дипломатический иммунитет не будет защитой. Не расстреляем, так вышлем.

— Все им ясно, — Иван Палыч неожиданно сурово покусал губу. — А наглеют, потому что полагают, что останутся безнаказанными. Что вся власть скоро будет у их ставленников, у них!

— Левые эсеры⁈ — тут же сообразил Иванов. — Думаешь, зреет мятеж?

— Уверен! И англичане бросают в эту печку деньги, — усаживаясь в машину, доктор покачал головой. — Швыряют пачками. Потому что уже очень скоро будет их власть, новая война… и мировая революция! Ради этого эсеры живут и действуют, ради этого готовы задружиться хоть с самим чертом! Англичане же их просто используют.

Иван Павлович знал, что говорил, и хотел донести это не только до чекистов, но и до самой высшей власти.

Да, знал! До июля осталось не так уж и много. А там… Убийство Мирбаха, мятеж левых эсеров, и расстрел царской семьи. А нужно ли их расстреливать? Представлять большевиков исчадием Ада в глазах всего мира? Кому сейчас вообще нужен всеми позабытый бывший монарх, гражданин Романов? Белым? Так они же его и предали, и свергли.

И еще не забыть бы про покушение на Ленина на заводе Михельсона. Хрестоматийная «эсерка Каплан». Поставили полуслепую женщину. На самом же деле, кто стрелял? Случайно, не замечали ли у завода белый спортивный «Уинтон»?

Та-ак… с чего все начнется? С убийства Мирбаха! Блюмкин и Андреев, дружок его, фотограф. Левые эсеры. Во имя мировой революции! На английские денежки… А в Ленина спокойно могла стрелять и та девица, спутница шпиона и авантюриста Сиднея Рейли. С которой уже давно пора познакомиться.

Да, нужно было заниматься лабораторией, организовывать производство и все такое прочее… Иван Палыч все это делал… не забывая и о другом — о шпионах, о так пока до конца не раскрытой финансово-медицинской афере. Все это непосредственно касалось его самого.

С Ивановым доктор встретился уже через день, в той же самой пивной недалеко от Арбата. Чекист поведал о большом интересе Блюмкина к германскому посольству… Ну, понятно, ищут подходы. Планируют убийство посла…

— Убийство германского посла? — Валдис сдул с кружки пенную шапку. — Сомнительно… Да, Яков — авантюрист и жаден до власти. Но, не до такой же степени. Он что же, не понимает, что это означает новую войну с Германией?

Иван Павлович покивал:

— Понимает. И страстно желает этого.

— Да, да, я помню — ты говорил… — задумчиво протянул чекист. — Я поговорю с Дзержинским… Обязательно! Только вот, поверит ли? Заговор в ЧК! Английские деньги… Слишком уж невероятно!

— Понимаю, нужны доказательства, — доктор потер переносицу. — А что, если взять, наконец, эту дамочку…

Валдис грохнул кружкой:

— С ума сошел! У нее дипломатический иммунитет. Самое большее, что мы сможем сделать — просто выслать. Вместе с послом Локкартом и его подручным Рейли. Обезглавить, так сказать, шпионское гнездо!

— И оставить последователей, — хмыкнул Иван Палыч. — Как бы выразился мой старый друг Гробовский — выслать главарей и оставить на воле всю шайку! Не-ет, надо их всех брать. Сразу!

Сделав глоток, Иванов вдруг хитровато прищурился:

— Кстати, есть хорошая новость. Гробовский все же отыскал Печатника! Нет, в квартиру тот не явился — прислал своего человечка… Через него и уговорились о встрече. Не знаю, уж что там Алексей Николаевич обещал…

— О! Он много чего может придумать, — хохотнул доктор. — Так когда встреча-то?

— Вечером, в ресторане «Яръ», что Петербуржском шоссе. Такой… чем-то на вокзал и на крепость похож. Но, шикарный! Цыгане, Катя Ларина… — Валдис потянулся и вздохнул. — Только по нашей зарплате туда ходить! Эх, помнишь, в песне? Эй, ямщик, гони-ка к Яру…

— И все же, англичанку надо прощупать… Ну, проследить!

— Делаем, друг мой! Делаем. Кстати, по паспорту она Лора Холдер. Естественно, англичанка, помощник атташе по культуре. Поэты, художники и прочая богема. Кстати, с Блюмкиным ее познакомил Есенин!

Висевшие на стене солидные, с позолотой, часы, гулко пробили семь раз.

— О! — чекист встрепенулся и поднял указательный палец. — Пора и к «Яру». Сейчас будет машина… Печатника решено брать.

— Отлично! — вскочив на ноги, потер руки доктор. — Я с тобой!

— Но…

— И никаких — «но». Друзья мы или нет? Тем более, Алексея повидать хочется… В конце концов — земляк!

В машине уже дожидался Максим Шлоссер, и с ним два парня с каменными лицами, время от времени озарявшихся самым наивным восторгом от осознания важности предстоявшего дела. На этот раз чекисты решили не выпендриваться: поехали не на «Паккарде», а на старом дребезжащем ФИАТе с деревянными досками-крыльями. Едва поместились — на заднем сиденье место было мало, хорошо, не взяли шофера — за рулем сидел Шлоссер.

— Это хорошо, Максим, что ты водить умеешь, — усаживаясь, довольно покивал Иванов. — А я вот все никак не сподоблюсь. Ну, поехали, чего ждем?

— Сейчас…

Один из парней, выскочив из машины, принялся крутить ручку. Мотор запустился лишь с третей пытки. Чихнув и окутавшись белым дымом, автомобиль рывком дернулся с места.

— Эй, эй! Полегче, — Валдис едва успел схватиться за дверь.

Автомобиль ехал рывками — то ускорялся, то тормозил безо всякой надобности, а на одном из поворотов вообще выехал на тротуар — занесло.

— Максим, а ты давно ездишь-то? — переведя дух, осведомился Иванов.

— Вторую неделю!

— Оно и… Ой, Ой! Пропусти машину-то! Э…

Навстречу, из-за поворота вынырнул… белый спортивный «Уинтон». За рулем сидела брюнетка в автомобильном шлеме и очках. Та самая Лора…

От недобрых предчувствий у доктора нехорошо засосала под ложечкой…

— Скорее, Максим! Скорей, — подогнал водителя Валдис.

Новое здание ресторан «Яръ», некогда основанного французом Транкилем Яром, незадолго до войны построил архитектор Адольф Эрихсон, и снаружи оно действительно напоминало нечто среднее между торговым пассажем и провинциальным железнодорожным вокзалом. Казалось, вот-вот послышатся гудки и прямо с крыльца выскочит окутанный паром локомотив, таща за собой вагоны.

У крыльца уже собралась толпа. Наверное, все рвались послушать цыган и Варвару Панину. Даже фотокорреспонденты с громоздкими квадратными камерами!

— Смотрите, смотрите — Гробовский! — выбравшись из машины, Иванов замахал руками. — Видно, он нас и ждал.

Завидев знакомых, Алексей Николаевич тут же подбежал к ним. Бледное лицо его были перекошено от негодования и какого-то нешуточного расстройства.

— Алексей, случилось что? — потерев переносицу, спросил Иван Палыч.

— Да уж, случилось, — Гробовский в отчаянье махнул рукой. — Печатника убили! С полчаса назад, в Пушкинском кабинете.