Земский докторъ. Том 7. Переезд

Глава 1

Москва, апрель, 1918 год

Автомобиль «Минерва» модель С, выпуска 1910 года недаром считался шикарной машиной. Да, пусть и не новый, но, большой просторный, с почти бесшумным бесклапанным двигателем, он отличался завидной плавностью хода и запросто выжимал сто километров в час. Правда, не по московским булыжным улочкам.

Доктор Иван Павлович Петров (ныне — член коллегии медико-санитарного отдела Моссовета (будущего наркомата здравоохранения) и один из заместителей Семашко) возвращался домой на служебном авто. Водитель в кожаном плаще и летном шлеме, сидел в открытой кабине, собирая на себя всю апрельскую грязь от проезжавших навстречу машин и пролеток. Ивану Павловичу даже было немного стыдно за свою закрытую пассажирскую кабину — целый салон с мягким диваном и затемненными окнами. Не кабина, а просто какое-то купе в вагоне первого класса! Недаром «Минерва» пользовалась расположением коронованных особ, если, конечно, не привирал шофер. Ну, да с чего б ему врать-то? Человек солидный, уже далеко за сорок, знаток своего дела, еще и неплохой механик в придачу, звали его — Игорь Иванович Ванько.

Удобный салон, мягкий ход — можно было спокойно поработать, просмотреть акты и заявки на медикаменты, поступившие почти со всех расположенных на Девичьем поле клиник, а их там было великое множество — целый Клинический городок, расположенный к северу от знаменитого Новодевичьего монастыря, и растянувшийся от излучины Москвы-реки почти до Садового кольца.

Так… Бумаги, бумаги… запросы, акты… Госпитальная хирургическая клиника, клиника нервных болезней, клиника кожных и венерических болезней… Проблема с этими болезнями в Москве! Особенно — с сифилисом. Хотя, не только в Москве, если честно. Профилактикой нужно заниматься, вот что! Выступить завтра на коллегии… Обязательно!

Ох ты ж, снова впереди лужа! Еще и встречный извозчик… чтоб тебя — бедный шофер!

Слева, обгоняя, пронесся какой-то лихач — пролетел, словно пуля! И — да, конечно по луже — ага! Быстро какое авто — почти гоночное. Интересная модель — двухместное спортивное купе, белое, с красным капотом и дверцами. В открытой кабине — двое, кожаных шоферских шлемах и очках-консервах.

Сидевший слева водитель резко крутанул руль, нагло подрезая «Минерву». Тормознув, Ванько тут же нажал на клаксон, выругался и погрозил кулаком зачем-то обернувшемуся пассажиру. Широкое лицо, пшеничные английские усы — вот и все, что можно было разглядеть.

— Пижоны дешевые! — приоткрыв переднюю форточку, выкрикнул доктор.

Подбодрить шофера!

— Вот то и есть! — обернулся тот… — Ч-черт! Вот же ж, сволочь!

Пижонское красно-белое купе вдруг резко замедлило ход, и водитель едва успел затормозить, что было непросто — все-таки «Минерва» имела массу почти тысячу семьсот кило!

Что-то хлопнуло… Пробили колесо? Снова хлопок. Звон разбитого стекла… Круглая дырочка… Пуля!

Повернувшись, усатый пассажир на ходу садил внахлест из нагана… Вскрикнув, Ванько схватился за левую руку…

— Сворачивай! Сворачивай, Игорь Иваныч! — выхватив наградной браунинг, закричал доктор.

Как мог, прицелился… потянул спусковой крючок…

Пуля угодила в багажник. Следующая просвистела над головами пижонов — ухабы…

Купе резко прибавило ходу. Ушло, обогнав грузовик…

Водитель свернул на узкую улочку и остановил машину.

Иван Палыч выскочил из кабины:

— Иваныч! Ты как?

— Рука… — хватаясь за окровавленный рукав, простонал шофер.

— Сейчас, сейчас… — доктор вытащил из-под сиденья аптечку.

Слава Богу, нашлись и йод, и бинты…

Перочинным ножом Иван Палыч разрезал рукав… и грустно присвистнул:

— Сейчас перевяжем… И в Хирургическую…

— Может, не надо?

— Надо! Давай-ка осторожненько в салон…

— Да кровь же все заляпаю!

— Пустяки какие!

— Иван Палыч! Там вон — тряпица… подстели…

— Все, молчи! Не трать силы.

Усевшись в кабину, доктор запустил пневматическое зажигание… Двигатель завелся с полтычка и довольно заурчал. Вспомнив свой верный мотоциклет «Дукс», пока остававшийся в Зарном, Иван Палыч выжал сцепление, врубил передачку и, немного поддав газку, плавно тронулся с места.

Он уже не раз, с разрешения Ванько, ездил за рулем «Минервы», вспоминал прошлое… Свое, московское прошлое — начала двадцать первого века!

Шофер тогда удивленно свистнул:

— Вижу, водить приходилось!

Знал бы он…

Позади остановился грузовик. Что-то грузили…

Автомобили в эту эпоху уже управлялись почти так же, как и современные Ивану Па… Артему, да — Артему, известному московскому хирургу… Почтив все, кроме «Форда» — тот в управлении был уж больно специфичен, в некоторых штатах на него даже требовали особые права. Опят же — по словам Ванько.

Доехав до поворота, Иван Палыч резко нажал на тормоз — из-за угла показалось все тот же красно-белый купе! Поджидали… А не подъезжали ближе, потому как опасались людей на грузовике.

Снова выстрел!

Ах, вы так…

Доктор изо всех сил надавил на газ. На базе «Минервы» делали еще и броневики! Впереди, перед капотом, грозно торчали мощные клыки-рессоры…

Пропороть этих пижонов ко всем черту! Ударить в бок, вскрыть, как консервную банку. Фар только жалко…

Ну, что же…

А вот вам еще и пуля!

Сзади, сигналя, покатил грузовик.

Убийцы не стали ждать — быстренько ударили по газам и скрылись в апрельском мороке узких московских улочек.

Сволочи!

Выехав на Садовое, Иван Палыч повернул к хирургической клинике, где буквально только что был. Пижонское купе его больше не преследовало. Что же, преступники решили отказаться от своей цели? Или цель была — напугать, предупредить? Здесь, в Москве, Иван Палыч, будучи замом Семашко, уже успел перейти дорожку многим из нарождающейся «красной бюрократии». И еще не следовало забывать о политических противниках — «белых», меньшевиках, эсерах… да о тех же немцах тоже! Ну и бандиты… В апреле восемнадцатого этих тоже развелось в избытке — везде.

— Так, говоришь, Ванько подстрелили? Жаль, жаль… Хорошо хоть, в руку… Эх, теперь надо нового шофера искать!

Зам управделами Совнаркома товарищ Бурдаков озабоченно покачал круглой своей головою и, потеребив рыжеватые усики, неожиданно рассмеялся:

— Я так думаю — банда это была! И не ты, Иван Палыч, бандитам был нужен. И уж тем более — не шофер Ванько. Машина!

— Машина?

— Ну да, — Бурдаков повел плечом. — Ты вот заглянул бы в гараж, да спросил, сколько эта «Минерва» стоит?

— И сколько же? — недоуменно моргнул доктор.

— Пять тысяч американских долларов! — красный чиновник азартно хлопнул в ладоши. — Так что не ходи к бабке — бандиты! Мазурики.

— Ну, Михаил Петрович… — отмахнулся Иван Палыч. — Скажешь тоже — бандиты! Это ж надо так обнаглеть, чтоб средь бела дня…

— А что ты думаешь? — Бурдаков хохотнул и, пройдясь по кабинету, понизил голос. — Я тебе еще кое-что расскажу, но, смотри — конфиденциально. Помнишь, Владимир Ильич все на «Роллс-Ройсе» катался?

— Ну! Английская такая машина… «Сильвер гост».

— Вот и нету теперь «Роллс-Ройса»! Угнали, — почти весело поведал чиновник. — Ехали как-то вечерком… с Подвойским, что ли… Или с Луначарским, не суть… А тут — оп! — фургон поперек дороги. Четверо с наганами, и у одного — пулемет! Ну, «Льюис» такой, знаешь, наверное. Вот, пришлось и деньги и автомобиль отдать! Теперь за тот «Роллс-Ройс» отдуваются… Дзержинский, как глава ВЧК, и Рыков, как нарком внутренних дел.

— Найдут, — махнул рукой Иван Палыч. — Главное, членов правительства не убили…

— Да нужны они бандитам! — Бурдаков снова рассмеялся. — Другое дело — «Роллс-Ройс»… или эта вот наша «Минерва».

Кабинет заведующего медико-санитарный отделом располагался тут же, в Кремле. Николай Александрович Семашко принял доктора с явной тревогой, хотя и старался этого не показывать:

— Слы-ышал, слышал уже! Ну, ты у нас, Иван Палыч, настоящий герой! А бандиты-то совсем распоясались! Вот у меня недавно золовку… Хотя, что там говорить? Давай-ка, Иван Палыч, чайку… Как там, кстати, Ванько?

— Нормально, пулю извлекли.

— Ну, славненько… А отчеты? Просмотрел?

— Да сводную ведомость составил.

— Молодец! Молодец, Иван Палыч! — Николай Александрович выглянул в приемную и попросив секретаршу поставить чайник, поежился. Весной в Кремле не топили, экономили… Но, апрель — есть апрель. То ли весна уже, а то ли черт те что и сбоку бантик. А еще и сырость, дожди! Снег кругом тает.

— Говорил вчера с Владимиром Ильичем, — Семашко с шумом вдохнул воздух. — Будет скоро наркомат! Централизованный — здравоохранение по всей России!

— Хо! — едко хохотнул Иван Палыч. — Когда еще об этом разговор шел?

— А теперь с места сдвинулся! Уж точно!

Постучав, секретарша, худая брюнетка лет тридцати, принесла чай с колотым сахаром.

Николай Александрович улыбнулся:

— Это хороший, кяхтинский… А наркомату здравоохранения — быть! Теперь уж — дело решенное.

Медицина в России и при царях, и при Временно правительстве, и, вот, поначалу, при большевиках, считалась делом сугубо местным, и любые попытки ввести что-то централизованное натыкались на сопротивление и обвинение в покушении на земскую демократию и свободу. Преодолеть инерцию мышления было очень непросто. Но, нужно было менять мир, в том числе — и в этом.

— Да уж, вкусный у вас чаек, Николай Саныч, — доктор прищурился. — А создавать наркомат — давно пора! Давно пора все унифицировать… и не только в Москве! Если даже в глубокой провинции люди смогут беспрепятственно получать квалифицированную медицинскую помощь… Представляете, какая это агитация за советскую власть? И про раз… Про Учредительное собрание быстро забудут.

Иван Палыч хотел сказать — «про разгон…», но, вовремя прикусил язык. Товарищ Семашко, хоть и друг, но все же — начальник.

— Николай Саныч… Если вдруг супруга зайдет, вы ей про покушение не рассказывайте.

— Я-то не расскажу, — хмыкнул начальник. — Да вот в ЧК вполне могут проболтаться… Или у Рыкова в МВД.

— Ну-у, вряд и она к ним заглянет, — доктор развел руками. — Товарищ Луначарский задумал инспекцию всех московских школ. Гимназии, реальные училища… Все хотят к одному виду привести. Я считаю — правильно!

Супруга доктора, Анна Львовна, получила должность в Москве почти сразу же, и сейчас трудилась инспектором в наркомате просвещения у Луначарского. Кстати, заменить министров на «народных комиссаров» предложил Лев Троцкий, недавно назначенный наркомом по военным и морским делам. Однако, скажем, товарищ Каменев, не последний человек в Совнаркоме, был с этим категорически не согласен, и приписывал идею себе. Анна Львовна же проговорилась, что не правы ни тот, ни другой — Анатолий Луначарский как-то со смехом поведал, что они все подсмотрели у Великой французской революции.

— Ты сахар-то бери, Иван Палыч… Да! На вот, ознакомься…

Вытащим из ящика стола сложенный пополам бумажный листок, товарищ Семашко протянул его доктору.

— «Просим присмотреться к некоему тов. Петрову И. П., недавно пробравшемуся в Москву из провинции…»… — Иван Палыч изумленно вскинул глаза. — А-а… что это, Николай Саныч?

— Анонимное письмо, — как ни в чем ни бывало, пожал плечами начальник. — Есть секретное постановление — анонимки тоже рассматривать… но, не слишком придирчиво. Ты дальше-то читай! Можешь и вслух даже.

— Означенный Петров, — продолжил доктор, — … высказывает идеи, несовместимые с линией партии большевиков, а именно — поскорее закончить войну с «белыми», не воевать, а договариваться и всячески привлекать людей — даже и «белых» — на свою сторону… Хм… Так же пресловутый гр-н Петров постоянно нарушает порядок общежительства в предоставленных ему 2-х (двух) комнатах коммунальной квартиры по адресу — Сретенка, дом… приводя развратного вида женщин (курящих!), пропагандирует откровенный разврат, а еще занимается сомнительными и безответственными экспериментами в Госпитальной хирургической клинике, тем самым проявляя самоуправство и нервируя коллектив… Н-да-а!

— Ну? — Семашко поднял глаза. — Что скажешь в свое оправдание? Да шучу, шучу! Оправдываться тебе за этот бред вовсе не нужно. Но! А вдруг еще такое же письмецо поступит? Скажем, в ЧеКа?

Иван Палыч расхохотался:

— Думаю, Феликс Эдмундович лишь посмеется.

— Ну-у… так-то оно так… — склонив голову набок, хитро прищурился начальник. — Но, кто-то ведь это все написал! И я думаю, они не остановиться… Так что давай, думай — кто б это мог быть такой шустрый? Кому ты дорожку-то перешел? Да! Ты машину-то водишь?

— Вожу. А что?

— Пока Ванько в госпитале, мы другого водителя брать не будем. Так что, коли надо куда — сам за руль и поезжай. Распоряжение я подпишу.

— Спасибо, Николай Саныч!

— И да… — снова прищурился Семашко. — Ты хоть намекни — что это за безответственные эксперименты проводишь?

— Лекарство пытаюсь найти… Ну, знаете, новое. Что от него все бактерии бы — да прямо на ладан!

Вот тут Иван Павлович не соврал — в одной из лабораторий Госпитальной хирургической клиники он пытался получить пенициллин или еще какой-нибудь антибиотик. Сие многотрудное дело только еще начиналось, но уже появились помощники… и, как выяснилось, завистники и враги.

— О как! — всплеснул руками начальник. — Всех бактерий — на ладан? А ведь есть и полезные, без чего кишечнику — никак.

Молодец Николай Александрович — все правильно сказал!

— Об этом будем думать, — покивал доктор. — Машину я завтра могу взять?

— Да сказал же — бери! А в лабораторию твой тайную я как-нибудь нагряну.

От Кремля до Лубянской площади Иван Палыч прогулялся пешком, не столь уж и далеко было. Тем более, весна уже вступала в свои права, уже пригревало солнце, на кустах и деревьев набухали почки, вот-вот готовые взорваться нежно-зеленой весенней листвой. Кругом было полно людей, проносились извозчики и автомашины, а над крышами домов сияло голубизной небо, чуть тронутое палевыми перистыми облаками.

Еще в кабинете Семашко доктору пришла в голову неплохая мысль — показать анонимку Дзержинскому, так сказать — посоветоваться, а заодно — подстелить соломки на будущее — мало ли, подобная анонимка придет и ВЧК? Так пусть уж Феликс Эдмундович заранее будет в курсе. На Большую Лубянку контора по борьбе с контрреволюцией и саботажем переехала совершенно недавно, Иван Палыч там еще не был и даже адреса точного не знал. Ну, да люди подскажут, как говорится — «язык до Киева доведет»! Вот, хот эти симпатичные девушки в красных косынках:

— Че-Ка? — девчонки — интеллигентного вида шатеночка и блондинка с косичками озадаченно переглянулись.

— Ну, Чрезвычайная Комиссия, — расстегнув пальто, пояснил Иван Палыч.

— А-а! — шатеночка улыбнулась — вспомнила. — Там вам Чеквалап нужен? Чрезвычайная Комиссия?

— Да-да — ЧеКа!

— Так вон, в тот проулок… — указала рукою блондинка. — Прямо на углу.

— Спасибо, девчонки!

Поблагодарив, доктор прибавил шагу и свернул за угол… Вполне шикарный особнячок в шесть этажей, множество вывесок… Ага! Вот и нужная:

«Чрезвычайная комиссия… по заготовке валенок и лаптей»!

Что за черт? — изумился доктор. — Оказывается, даже и такая есть? Ну, точно — «Чеквалап»! Немножко обознались девчонки… бывает.

Из дверей как раз выходил какой-то ответработник в тужурке и желтых крагах.

— Молодой человек! — подбежал Иван Палыч. — А где мне ЧеКа найти?

— А, вам дороги? — парень поправил кепку. — Ну, Чрезвычайную Комиссию по охране дорог?

— Не, не дороги. Мне бы контрреволюцию!

— А, так это вам в «Якорь»! — тут же сообразил молодой человек. — Большая Лубянка, одиннадцатый дом. Красивый такой — увидите. Там раньше страховое общество «Якорь» располагалось.

На этот раз доктор не обманулся, пришел туда, куда надо. Вытащив мандат, показал стоявшему у дверей часовому.

— Товарищ, вы конкретно к кому? — поинтересовался чекист.

— К Феликсу Эдмундовичу. По важному делу.

— Проходите. Третий этаж…

Вообще-то, хорошо было бы забрать из Зарного «Дукс», — поднимаясь по широкой лестнице, подумал вдруг Иван Палыч.

Хорошо бы… Но, когда там теперь доведется побывать? Пообщаться с Гробовским, Гладилиным, Аглаей…

Дзержинский оказался на месте. Усталый, с исхудавшим лицом, он сидел за столом, уставившись в одну точку, и даже не сразу заметил посетителя. В пепельнице дымилась не затушенная папироска.

— Здравствуйте, Феликс Эдмундович, — покашляв, улыбнулся доктор. — Все курите?

Начальник ВЧК дернул шеей и помотал головой:

— А-а! Иван Павлович! Вот уж кого не ждал. Хотите запретить мне курить? O Matko Boża, tylko nie to! (О, Матерь Божья, только не это!)

Дзержинский говорил по-русски быстро, но с сильным польским акцентом, и кажется, это ему импонировало. А еще иногда вставлял польские фразы, иногда даже весьма религиозные — все же когда-то собирался стать ксендзом. Правда, потом обратился к Марксу.

— А я бы и запретил, — усаживаясь, хмыкнул доктор. — Так ведь вы не послушаетесь!

— Вот и неправда, — чекист неожиданно обиделся. — Я за своим здоровьем слежу. Только вот работы полно… Да вы и сами знаете. Так что у вас?

— Отниму минут пять? — Иван Палыч вытащил анонимку.

— Ну, дорогой мой, — глянув, негромко рассмеялся Дзержинский. — Нам не хватало еще доносы читать. А, впрочем, хорошо, что зашли. Кофе будете? Желудевый.

— Спасибо, только что у товарища Семашко чай пил. Так что насчет записки скажете?

— Я отдам замам. Пусть проработают, — со всей серьезностью пообещал глава ВЧК. — У меня, сами понимаете, времени нет совсем. Вот, кроме всего прочего, должен контролировать восстановление народного хозяйства… и борьбу с детской беспризорностью! И даже — вот…

Дзержинский протянул конверт:

— Общество изучения проблем межпланетных сообщений! — изумленно прочел Иван Палыч. — А что, есть и такое?

— Есть, — Феликс Эдмундович вытащил из портсигара папироску. — Приглашают председателем. Как думаете, стоит пойти?

— Вообще, проблема серьезная, — со всей серьезностью покивал доктор. — Но, при такой нагрузке надо совершенно точно бросить курить! Ну, или хотя бы ограничится полудюжиной папиросок в день.

— О, Иван Павлович! Chcesz mojej śmierci? (Смерти моей хотите?)… Да! А что за курящая женщина к вам приходила? — откашлявшись, вдруг спросил председатель ВЧК. — Просто интересно, знаете ли. Если, конечно, не секрет.