Земский докторъ. Том 7. Переезд

Глава 15

Иван Павлович заперся в небольшом кабинете на заводе, отгородившись от суеты и паники, царившей за дверью. Воздух здесь был неподвижен и стерилен, пахло лишь слабо спиртом да старой бумагой. Тихо, спокойно. То, что нужно, чтобы собраться с мыслям. И разобраться в случившемся.

Размяв затекшую шею, понимая, что работа предстоит долгая, кропотливая, Иван Павлович принялся методично, с хирургической точностью, готовить препараты и инструменты: стеклянные шлифы предметных стекол, дистиллированная вода, пробирки, колбы, воронки, бюретки, петли.

Выглядело все достойно — дефицита в лабораторных инструментах Иван Павлович не испытывал. Семашко не скупился на это и оборудовал заводскую лабораторию выше всяких похвал.

Иван Павлович работал молча, сосредоточенно, его пальцы, привыкшие к тончайшим манипуляциям, не дрожали. Каждое движение было выверено. Он накрыл образцы тончайшими покровными стеклами, изгоняя пузырьки воздуха, и вытер насухо края. Только когда на столе выстроился ряд идеально чистых препаратов, он пододвинул микроскоп.

Сначала малое увеличение. Поле зрения заполнилось хаотичным нагромождением темных гиф, похожих на спутанные нити сажи. Но уже здесь его взгляд, годами тренированный видеть неочевидное, зацепился за деталь. Структура была подозрительно однородной. В естественной культуре, выросшей из случайной споры, всегда есть разброс — более тонкие и толстые гифы, участки с разной плотностью. Здесь же он наблюдал неестественную монолитность, словно весь этот черный лес вырос из одного, идеального зерна.

Доктор повернул ручку, щелкнув линзой с большим увеличением. И тут же картина предстала во всей своей зловещей красоте.

— Однако… — выдохнул Иван Павлович, пораженный увиденным.

Конидиеносцы — плодоносящие структуры — были не просто многочисленны.

«Идентичны, как солдаты на параде», — хмуро подумал Иван Павлович.

Их форма, размер, угол ветвления — все говорило о клональном происхождении. Споры, усыпавшие их, словно черная икра, имели одинаковый, калиброванный размер и идеально сферическую форму. В природе такое встречается, но редко. Слишком редко, чтобы случайно залететь в герметичный инкубатор и мгновенно подавить все остальные культуры.

Подтвердилась самая плохая догадка.

Это не дикий, «уличный» штамм, случайно попавший — возможно, через грязные руки или оборудование. Aspergillus niger — а именно этот штамм сейчас видел доктор, — прошел жесткий искусственный отбор. Кто-то в лабораторных условиях целенаправленно культивировал его, отбирая самые агрессивные, самые жизнестойкие клоны, те, что быстрее всего подавляли соседей.

Иван Павлович откинулся на спинку стула. Значит, диверсия… Целенаправленная, рассчитанная и демонстративная. Кто-то, кто хорошо знал его работу, намеренно заразил инкубатор, желая навредить. Приехали…

Иван Павлович медленно прошелся по кабинету. Мысли стучались в виски, выстраиваясь в холодную, безжалостную логику. Докладывать наверх? Семашко? Подключить чекистов? Нет. Рано. Работу завода заморозят на месяцы для проверок, люди окажутся под подозрением, а главное — дух победы, та энергия, что заряжала коллектив, была бы отравлена навсегда. Нет, он не может позволить этому случиться.

Мысль созрела четкая и ясная, как скальпель. Преступника нужно поймать здесь и сейчас, на месте нового преступления. А для этого его нужно выманить. Нужно создать идеальную приманку.

Иван Павлович остановился у окна, глядя на темнеющие корпуса.

Что является самой лакомой целью для вредителя? Успех. Быстрое восстановление, демонстрация того, что его удар не достиг цели.

Значит, нужно пустить слух. Тихий, но настойчивый. Что, несмотря на инцидент, резервные штаммы уцелели. Что команда Петрова работает день и ночь и уже к концу недели запустит новую, еще более мощную партию питательной среды. Что эта неудача лишь сплотила коллектив и ускорила процесс. Враг, услышав это, не выдержит. Его тщеславие, его ярость от того, что его удар пропал впустую, заставят его действовать снова. Возможно даже поспешно и необдуманно. Он почувствует необходимость нанести еще более сокрушительный удар.

И вот тогда его можно будет взять с поличным.

Иван Павлович представил себе ловушку. Несколько колб с питательной средой, помеченных особым образом, как «перспективный основной штамм». Усиленная, но скрытая охрана. Видимость полной открытости и суеты вокруг этого «ключевого» участка. И терпение. Охота начиналась.

Затаившись в холодной тени заводского склада, он с ненавистью наблюдал за освещенными окнами главного корпуса. Оттуда доносился ровный гул работы. Не сломались, не опустили руки… Продолжают работать. И этим руководил он — Петров. Провинциальный выскочка, шарлатан, ослепивший всех своими дешевыми фокусами.

«Всего лишь плесень, — ядовито думал Борода, сжимая в кармане пальто маленький, холодный флакон. — Простая плесень, на которую он наткнулся, как слепой щенок. Повезло. Ему просто повезло».

А он, Сергей Петрович Борода, потратил годы! Годы кропотливых исследований, ночей над микроскопом, сотен испорченных питательных сред. Он искал. Искал целебное начало, мечтая вписать свое имя в историю медицины. Но его гениальные, выверенные методики неизменно давали один и тот же результат. Агрессивные, стабильные, прекрасные в своем смертоносном совершенстве штаммы плесени-убийцы. Aspergillus niger, Fusarium — идеальные патогены, способные подавить любую другую культуру. Вот и все, что у него получалось вывести. Он создавал не лекарство, а биологическое оружие, и его научные статьи, полные мрачных прогнозов, вызывали лишь скептические усмешки коллег. «Борода опять пугает своими грибками-мутантами».

И вот является этот Петров. Без системы, без фундаментального образования, движимый одной лишь наглостью. И находит то, о чем Борода мог только мечтать. Находит лекарство — пенициллин. И его, Сергея Петровича, гения, отодвигают в сторону, как отработанный материал.

Он вынул флакон и посмотрел на густую, черную суспензию внутри. Его творение. Его единственное по-настоящему гениальное детище. Да, оно не спасало жизни. Но сейчас оно поможет поставить на место выскочку.

«Ты лечишь своей плесенью? — усмехнулся он. — А я вылечу тебя своей — от твоего успеха. Посмотрим, что окажется сильнее».

Он сделал шаг из тени, направляясь к знакомому служебному входу. Чувство зависти было таким острым, что физически жгло горло. Но сейчас его перекрывало другое — холодное, сладкое предвкушение мести.

Но на этот раз нарком не листал бумаги, а сидел, пристально уставившись на Ивана Павловича.

— Ну? — Семашко откинулся в кресле, сложив руки на столе.

— Что — ну? — осторожно спросил доктор, догадавший — Семашко уже все знает.

— Иван Павлович, доложите обстановку. Со вчерашнего дня от вас ни слуху ни духу. Рогов что-то мямлит про «внеплановую профилактику». Это что, новый термин для катастрофы?

Ага, значит и в самом деле уже знает. Ничего от него не скроишь — повсюду свои люди.

Иван Павлович тяжело опустился на стул напротив. Усталость заставляла его движения быть медленными, обдуманными.

— Катастрофы нет, Николай Александрович. Есть… производственная трудность. Мы ее решаем.

— Трудность? — Семашко приподнял бровь. Его взгляд, обычно прямой и открытый, стал пристальным, изучающим. — Мне позвонил товарищ из ВСНХ. Говорит, к вам на завод внезапно прикомандировали двух инженеров-химиков из резерва, по вашему личному запросу. И запросили вы их под предлогом «оптимизации процесса стерилизации». Это что за оптимизация такая срочная, что нельзя было пройти через обычные каналы?

Иван Павлович понял, что скрывать бесполезно. Семашко не просто задавал вопросы. Он уже знал ответы и проверял его на честность.

— Лабораторная культура была заражена, — тихо сказал Иван Павлович, глядя на свои руки. — Целенаправленно. Штаммом-загрязнителем. Высокоагрессивным.

В кабинете повисла тяжелая пауза. Семашко не изменился в лице, лишь его пальцы слегка постучали по столу.

— Я так и понял. Рогов не умеет врать. У него на лбу все написано. — Он помолчал. — Диверсия. Вы знаете, кто?

— У меня есть предположения. Но доказательств нет.

— Предположения! — Семашко резко встал и начал мерно шагать по кабинету. — Иван Павлович, вы понимаете, что это не частная лаборатория? Это объект государственной важности! На него уже потрачены огромные ресурсы! Лучшее оборудование, лучшие кадры! И сейчас какой-то гад ползает в тени и портит нам кровь? Нет, так не пойдет. Назовите имя. Сейчас же вызову товарищей из органов. Они разберутся за сутки.

— Нет! — Иван Павлович тоже поднялся, его голос прозвучал резко и неожиданно громко. — Прошу вас, Николай Александрович, не делайте этого.

Семашко остановился, удивленно глядя на него.

— И с какой стати? Объясните.

— Потому что если сейчас приедут чекисты, — Иван Павлович говорил быстро, горячо, — они будут копать, будут допрашивать каждого и создадут атмосферу подозрительности и страха. Люди, которые сейчас горят работой, будут бояться друг друга. Дух, который мы с таким трудом создали, будет разрушен. Производство встанет на месяцы. Настоящие, а не на бумаге. И это будет победой того, кто это сделал.

— А что вы предлагаете? Ждать, пока он повторит? — Семашко скептически хмыкнул.

— Именно так. — Иван Павлович подошел ближе. — Он уже попробовал вкус победы. Он уверен, что нанес удар и остался в тени. Его тщеславие требует продолжения. Мы создадим видимость, что мы не сломались. Что мы не просто восстановили культуру, а вышли на новый уровень. Мы пустим слух о запуске новой, решающей партии. И он не выдержит. Он придет снова, чтобы нанести последний, сокрушительный удар. И вот тогда мы его возьмем. С поличным. Без шума, без пыли, без паралича всего завода.

Семашко снова сел в кресло, уставившись в пространство перед собой. Прошла минута, другая.

— Это риск, Иван Павлович, — наконец произнес он. — Большой риск. Если он снова сорвет производство…

— Он не сорвет. Мы будем готовы. Это будет не настоящая культура, а муляж. Мы подставим ему ложную цель. Я лично отвечаю за это.

— Вы отвечаете? — Семашко посмотрел на него с нескрываемым сомнением. — А если провалитесь? Если он окажется хитрее?

— Тогда… тогда я сложу с себя все полномочия и уеду обратно в Зарное. Но я не провалюсь.

— Иван Павлович, вот только давайте без этого! Какое Зарное? Вы тут нужны, — он начал переминаться, потом тяжело вздохнул. — Понимаю, что напряжения, нервы, но… Ладно, черт с тобой. Авантюра конечно, но делай, раз считаешь, что так будет правильно. Только все же человечка одного возьми в помощь. Я прикрою тебя перед всеми инстанциями, пока ты играешь в кошки-мышки с этим… вредителем. Но если через неделю он не будет пойман, или, не дай бог, случится новый саботаж — я отдаю завод под полный контроль ЧК. И твоя роль в этом проекте на этом закончится. Ясно?

— Совершенно ясно, Николай Александрович, — Иван Павлович кивнул, чувствуя, как камень свалился с души. — Спасибо за доверие.

— Это не доверие, — мрачно поправил его Семашко. — Это расчет. Я рассчитываю, что ваш ум врача, умеющего ставить диагноз, справится и с этой заразой. Теперь идите и сделайте это. И, Иван Павлович… — он посмотрел ему прямо в глаза, — … будьте осторожны. Крысы, загнанные в угол, кусаются больно.

Черт, какой же длинный коридор! Совсем недавно он казался меньше. Нервы шалят? Да, видимо они самые.

Воронцов, Астахов… Мысли все продолжали как назойливые мухи крутиться в голове.

«Ничтожества, — с презрением подумал он. — Оба. Воронцов — старый перестраховщик, который боится собственной тени. Спрятался бы в своей скорлупе и сидел, пока мы, настоящие ученые, решаем судьбы медицины. А Астахов…»

На лице Бороды появилась гримаса отвращения.

«Подхалим и карьерист. Трясется за свою должность и готов лизать сапоги любому, от кого пахнет властью. Как они оба пресмыкались перед этим выскочкой Петровым! Как сразу приняли его сторону!»

Он сжал кулак в кармане, ощущая холодное стекло флакона. Они не оценили его, Бороду, годами оттачивавшего мастерство. Они предпочли ему какого-то деревенского коновала с его сказками о чудо-плесени. Ну что ж. Сегодня он преподаст им всем урок. Они увидят, что происходит, когда игнорируют истинного гения.

Сергей Петрович подошел к массивному ферментеру, который был сердцем нового, якобы восстановленного производства. Чан сиял в полумраке стерильным блеском нержавеющей стали.

«Опять наладили, — с ненавистью подумал Борода. — Опять суетятся, как муравьи. Но на этот раз я покончу с этим раз и навсегда».

Он с торжеством вытащил из кармана флакон. Черная, маслянистая жидкость внутри казалась живой, зловещей. Его творение. Продукт долгих месяцев исследований, который, наконец, обретал свое истинное предназначение — не спасать, а разрушать.

Он поднес его к заправочному клапану. Его вдруг пальцы задрожали от предвкушения. Еще секунда — и все их надежды превратятся в зловонную, гниющую массу…

— Сергей Петрович, — раздался вдруг за спиной спокойный, знакомый голос. — Мы ждали вас.

Яркий электрический свет вспыхнул под потолком, залив цех ослепительным сиянием. Борода зажмурился, пошатнувшись от неожиданности.

— Кто тут… что тут…

Когда он смог сфокусировать взгляд, то увидел перед собой двух человек.

Прямо напротив, скрестив руки на груди, стоял Иван Павлович Петров. Лицо спокойное. Нет в нем ни злорадства, ни гнева — лишь холодное, докторское наблюдение. А чуть поодаль, прислонившись к косяку двери, стоял тот самый молодой чекист с пронзительными глазами-буравчиками, который вел первое дело против Петрова. Теперь его безразличный взгляд был устремлен на Бороду.

— С поличным, гражданин Борода, — сухо констатировал чекист, и его голос прозвучал громко в наступившей тишине.

Борода отпрянул от ферментера, судорожно сжимая флакон. Его мозг лихорадочно искал выход, оправдание, любую лазейку.

— Это… это недоразумение! — сипло выдохнул он. — Я… я проверял оборудование! У меня есть право! Я старший…

— Право? Вы ошибаетесь. Такого права у вас нет и не было. Данная работа была поручена мне господином Семашко. А вы… — невозмутимо прервал его Иван Павлович. — Вы проникли на режимный объект с явной целью саботажа. С этим, — он кивнул на флакон в руке Бороды, — тем самым штаммом, что уничтожил наши первые культуры.

Борода почувствовал, как земля уходит из-под ног. Они знали. Они все знали. Эта вся история с восстановлением… это была ловушка.

— Вы… вы не можете ничего доказать! — попытался он блефовать, но его голос дрожал. — Это просто образец!

— Образец, который вы собирались вылить в реактор с чистой культурой, — чекист мягко вынул из кобуры наган, не направляя его, но давая понять, что шутки кончились. — Этого достаточно. Сергей Петрович, будьте добры, положите флакон на пол и отойдите.

Взгляд Бороды метнулся от спокойного лица Петрова к холодному — чекиста.

Разоблачен! Пойман… как последний дурак.

Его рука разжалась, и флакон с глухим стуком покатился по бетонному полу.

К чекисту тут же подошли двое сотрудников в форме.

— Гражданин Борода, вы арестованы за вредительство и саботаж государственного объекта стратегического значения.

Они взяли его под руки и увели прочь. Борода не сопротивлялся.