Глава 9

Вообще шестьдесят первый год оказался для меня очень интересным. Во-первых, на регулярные линии Аэрофлота вышли пассажирские М-29, и теперь до Томска самолеты долетали (из Домодедово) всего за три с небольшим часа. А в Томском университете был поставлен новенький кластер уже из пятисот двенадцати машин-транспьютеров и организована очень сильная кафедра вычислительной техники, на которой несколько «тематических» групп занялись разработкой разного полезного софта. После разговора с генерал-полковником Судоплатовым вопросов об «излишне высоких затратах на разработку программ» больше не возникало, а в других местах организовать серьезные коллективы по разработке прикладных (и даже системных) программ пока просто не получалось, причем в основном из-за проблем с «секретностью». Разве что в МИФИ удалось эту проблему решить, но там, на новой кафедре под руководством товарища Кузина, специалисты (и частично студенты) вплотную занялись разработкой СУБД, так что на другой софт в Москве людей просто не оставалось.

И вот объяснить руководящим товарищам то, что программы разрабатываются долго и очень дорого, было крайне трудно, так что если бы не Павел Анатольевич, то быть бы мне на скамье подсудимых «за растрату социалистической собственности» – но КГБ решил меня прикрыть очень плотно. И вовсе не потому, что кто-то там проникся моим неотразимым обаянием, а потому что разговор с Судоплатовым был немного сумбурным, но по большому счету он вопросов вычислительной техники вообще не касался, и Павел Анатольевич пришел к немного удивившим меня выводам. Странным, но лично для меня крайне полезным.

Так что организацию в Томском университете центра по разработке «служебных программ для ЭВМ» полностью на себя взял КГБ, а мне лишь оставалось им задачи поставить – но уж это-то я делать точно умею. А за тем, чтобы исполнители поставленные задачи поняли правильно, теперь следила Надя: она вместе со званием майора получила должность начальника первого отдела ТГУ и куратора всех программ, касающихся вычислительной техники, ведущихся в университете. По поводу этого назначения мы у меня дома даже небольшую вечеринку закатили, я Наде тоже новую парадную форму сшила (простую «лейтенантки» вообще никогда не носили, обходясь на работе обычной гражданской одеждой), немного погрустили по поводу предстоящего расставания. Но ведь теперь всегда можно было быстренько и в Москву слетать, а «бытовые условия» у Нади в Томске обещали стать заметно более лучшими, чем в Москве, так что она лишь заметила, что единственное, о чем будет скучать, так это о нашем спортзале.

А спортзал в моем Комитете был очень хороший. То есть их вообще было четыре штуки, но так как примерно четверть работников аппарата Комитета на работу ходили в платьях, один был выделен исключительно для женщин. С хорошей раздевалкой, с душевыми кабинками – и там было все, что требовалось для занятий по поддержанию спортивной формы. Не для того, чтобы ставить рекорды и побеждать на международных (или хотя бы районных) соревнованиях, а чтобы держать организмы в тонусе и не сдохнуть от сидячей работы. А с сотрудницами Лениной службы я там занималась очень специфической «производственной гимнастикой» – и была уверена, что даже самая хиленькая машинистка из секретной части при необходимости легко завалит пьяного бугая, утратившего понятия о вежливости. Или даже бугая трезвого: меня-то учили от «профессионалов» отбиваться. Ну, в тех случаях, когда убежать окажется невозможно по каким-то причинам…

И, собственно, с Судоплатовым разговор как-то случайно коснулся нашего «женского спортзала», а затем свернул на довольно скользкую тропинку:

– Так же должна отметить, что составление сложных программ требует высочайшей концентрации умственного потенциала разработчиков, а для этого разработчики должны – в числе всего прочего – постоянно находиться в хорошей, даже в отличной физической форме. То есть занятия спортом для них – это производственная необходимость.

– Да, я слышал, что вы у себя в Комитете несколько спортивных залов обустроили. Но, извините, раз уж об этом речь зашла, насколько мне известно, вы сотрудниц первого отдела не просто в спортивной форме стараетесь держать, а обучаете их довольно специфическим вещам. Зачем вам это? И кто вас саму такому обучил?

– Большой разницы в том, каким способом физическую форму поддерживать, я не вижу. Но если на меня нехорошие люди попытаются напасть, мне будет гораздо спокойнее, если эти милые дамы смогут меня от подобных неприятностей защитить. Сами понимаете, если на одну меня нападет сразу несколько бандитов…

– Это-то понятно, и тут вы, скорее всего, абсолютно правы. Однако Елена Николаевна говорит… а она – все же профессионал, и подготовку прошла весьма неплохую… так вот она говорит, что о тех вещах, которым вы обучаете наших сотрудниц, она раньше и не подозревала. И мне – исключительно в силу профессионального интереса – хочется знать, кто вас такому учил. И, главное, зачем.

– Учили меня специально подготовленные люди, и учили как раз для того, чтобы я не попала в безвыходную ситуацию. И учили они меня по распоряжению деда – но вам они точно не помогут, их сейчас просто на свете нет. Но я, что могу, вашим сотрудницам передаю, и, по моему мнению, почти все они вполне могут и других ваших… специалистов обучить.

– По приказу… деда? Светлана, а телеграмму вы дали тоже по его приказу? И если так, то почему так… поздно?

– Почему-почему… дед мне рассказал про четыре плана, а какой следовало выбрать, я уже сама решала. Но до того момента, когда убили Берию, я не могла ничего решить… ой!

– То есть дед вам поручил самостоятельно выбрать, какой план активизировать?

– Нет, он просто рассказал мне об этих планах. А когда все же Берию убили, я подумала, что ждать больше нельзя, и выбрала четырнадцатый: он мне показался самым… нет, даже не самым подходящим, а единственно возможным. То есть я и раньше думала, что остальные планы ничего не решат, но пока был жив Берия, ни один из них выполнить было невозможно: у Лаврентия Павловича были способы любой из планов пресечь на корню.

– То есть вы просто ждали, пока уничтожат Берию?

– Я вообще ничего не ждала, но раз сложилась такая ситуация…

– Понятно… Значит, говорите, для разработки ваших прикладных программ потребуются тысячи сотрудников, большей частью с высшим математическим образованием, и средства а размерах…

– Размеры я даже озвучивать боюсь, вы же меня, если я ориентировочные суммы назову, просто на месте пристрелите.

– Суммы… не надо озвучивать, тем более что вам их единовременно выделять и не потребуется. А по поводу тысяч математиков… несколько сотен, мне кажется, можно собрать в требуемую вам структуру в Томском университете: там и доступность для вражеских шпионов автоматически будет серьезно ограничена, и школа математическая в университете весьма неплоха. А если им на эту задачу выделить определенные средства…

– Большие средства!

– Вы напишите ваши соображения о том, что там потребуется, а мы все, вами изложенное, постараемся реализовать. Очень быстро организовать…

Вообще-то Судоплатов был первым заместителем Председателя КГБ, но он курировал и «силовую» часть комитета, и «секретную» – и его возможности (в том числе и финансовые) были более чем солидные. У моего Комитета с деньгами тоже было довольно неплохо, но у Судоплатова имелся еще и мощнейший «административный ресурс», которого пока у КПТ не возникло – так что его помощь для моих целей лишней точно не будет. А то, что я ему как-то почти случайно рассказала… во-первых, в силу специфики своей работы я КГБ в целом очень доверяла, а уж лично Павлу Анатольевичу доверяла полностью. Я ведь и книгу его прочитала, и с дедом очень много его деятельность и личные качества обсуждала – так что особого смысла в том, чтобы не доверять ему «мелких секретов» не видела. И только после того, как ко мне поступило постановление об организации в Томском университете описанной мною кафедры, до меня дошло, что я – ни слова не соврав этому уважаемому человеку – ввела его в заблуждение. И я сообразила, о каком «деде» подумал тогда генерал-полковник Госбезопасности…

В разговорах с дедом Игнатом мой дед периодически сокрушался, что, мол, «дед не отдал команду, а то все могло бы пойти совсем не так» – и я у него спросила, о ком это они говорят, ведь сами оба давно уже дедами стали. От ответ меня немного удивил:

– Это создатель и руководитель нашей группы. А «дед» – это его кодовое имя, позывной, если хочешь, у него такой был.

– Берия?

– Берия даже не знал о том, что группа существует, у него совсем другая работа тогда была.

– Судоплатов?

– Павел Анатольевич о существовании группы знал, но и он не знал кто в нее входит. Мы подчинялись напрямую нашему начальнику… то есть должны были подчиняться в случае получения команды на реализацию какого-то из планов.

– Каких планов? – не удержалась я и дед мне про все «номерные планы» тогда и рассказал. В том числе и о том, что даже сам Берия в числе «целей» по двум из четырех планов фигурировал…

К самому Лаврентию Павловичу дед мой относился без особого уважения, точнее даже, он считал, что именно Берия инициировал развал СССР:

– Пока Сталин его держал в узде, он много полезного для страны сделал. Очень много, и, по большому счету, сейчас и Россия-то существует благодаря тому, что делал Лаврентий Павлович. Но за несколько месяцев после убийства Сталина он такого натворил! Вся его «коренизация», когда в республиках местных нацистов наверх вытащили, стала началом развала страны. Единственный, кто мог бы все это отменить, был Пономаренко, да и то если бы он вместе с Булганиным начал чистить наследство этого мингрела, но их Хрущев так технично задвинул…

И о том, что Берию убили летом пятьдесят третьего, дед нисколько не сожалел, точнее, сожалел, что этого раньше не случилось. Но все же он считал (и в «плане четырнадцать» это особо оговаривалось), что Лаврентию Павловичу просто не нужно было давать власть, а использовать его исключительно для руководства оборонными проектами – но что случилось, то случилось. Но тогда я даже не задумывалась, от каком «деде» шел разговор – а Павел Анатольевич все же о «спецгруппе» знал, вероятно, побольше, чем предполагал мой дед…

Но переубеждать я его точно не собиралась: рассказывать о том, как я в этом мире появилась, у меня желания не было ни малейшего. А вот его помощь в реализации моих уже планов мне точно понадобится. Уже понадобилась: получилось «протолкнуть» через Совмин идею о том, что «программы – это очень дорого». А это проделать без его помощи вряд ли бы удалось.

По вполне «очевидным» причинам: «операционную систему» для моих «маленьких машинок» разработали полностью за три с небольшим месяца четверо молодых парней. А то, что система вряд ли была сложнее, чем в свое время первая версия CP-M, никого не интересовало. Первый транслятор с АЛГОЛа написала за несколько месяцев, причем вообще не в профильном институте, команда из четырех человек, мне уже были известны по крайней мере три различных версии компилятора ФОРТРАНа, причем одну написал человек вообще в одиночку, причем за пару месяцев и в «свободное от работы время». Так что руководству страны казалось, что «программы пишутся быстро и легко» (и, соответственно, очень недорого). Но когда Павел Анатольевич сказал, что «они не правы», с ним просто никто не стал спорить: раз он сам следит за отраслью, то наверняка знает вопрос лучше всех прочих.

Однако Павел Анатольевич этого тоже не знал, просто был достаточно умным для того, чтобы понять: у самого него знаний, чтобы оценить масштабы задачи, нет и не будет, но есть профессионалы, которые это проделать могут – и вот этим профессионалам следует доверять. И раньше он доверял Лене, а в свете «новых знания» решил, что и я тоже его доверия достойна. Немного некузяво получилось с тем, что его я хоть и случайно, но обманула, но уж себе я этот мелкий грех прощу. Тем более, что и «согрешила» я не ради личной выгоды, а ради выгоды сугубо государственной…

А для выгоды личной я использовала совсем другие возможности. Все три швейных фабрики были организованы как «производственные артели» при предприятиях Комитета, которые просто «арендовали временно свободные площади». И я во всех трех артелях участвовала «личным капиталом»: на последние «авторские» приобрела для них швейные машины. Такая правовая форма мне была нужна вовсе не для того, чтобы в этих артелях три дополнительных зарплаты получать, а исключительно потому, что артелям госструктуры не могли указывать, что им следует производить. Сегодня они плащи из синтетики и штаны из дерюги шьют, завтра могут переключиться на бальные платья и фраки – и никто им это запретить не может. Ну мне-то бальные платья особо не требовались, а вот насчет красивой и удобной одежды у меня с молодых лет имелся небольшой бзик, так что определенная «творческая свобода» мне здесь была необходима.

Да и деньги лишние никогда лишними не бывают. Вот был у меня в Благовещенске небольшой завод, который делал небольшое количество моторов для небольших самолетов – и вдруг он остался без заказов. Студенты, в особенности студенты из МАИ, да под руководством товарища Мясищева, всегда пытаются бежать впереди паровоза – и в марте выпуск МАИ-10 в Волоколамске прекратился. Потому что советская промышленность начала выпуск новых, совершенно турбовинтовых двигателей мощностью в четыреста сил и весом в районе центнера (товарищ Кузнецов постарался) – и на свет появился МАИ-12ТД. То есть сначала МАИ-10ТД, но мощи двигателя хватило, и студенты свой самолетик на полметра удлинили, но теперь продукция Благовещенского моторного стала невостребованной. А ведь моторчик-то был очень хорошим!

Про новый двигатель и планы перевода основного самолета «Местных авиалиний» на керосин я все же заранее знала и определенные действия предприняла, так что у меня все уже было готово. На бумаге готово, а для воплощения «бумажной модели» в реальное железо были нужны три вещи. Все те же три, правда в слегка доработанной версии: требовались наличные деньги, чтобы платить строителям, безналичные деньги чтобы закупать необходимые стройматериалы и еще какие-то деньги, чтобы стимулировать тех, кто эти стройматериалы будет поставлять. И с материалами оказалось проще всего: в Благовещенске (как и в Приозерном) уже были «свои» кирпичные заводы, имелись и «свои» цементные производства (небольшие, только для «местных нужд»), а при заводах работали и деревоперерабатывающие цеха, в которых можно было изготовить и рамы для окон, и двери, и паркет. Хуже было с сантехникой, но ее как раз было несложно приобрести у буржуев: денег буржуйских было много, и через ведомство товарища Патоличева все необходимое в этом плане те же финны с удовольствием и в любых количествах поставляли. А плохо было, сколь ни странно, с батареями отопления – но и тут специфика советского народного хозяйства мне прилично помогла: уже заработала (хотя и не в полную сила) Братская ГЭС – но оказалось, что то, для чего она строилась, стране больше не требовалось, и «ненужное» электричество пустили на производство алюминия. И алюминия стало действительно много – а вот сразу найти для него применение не получилось, так что получить этого алюминия столько, сколько мне потребовалось для собственного производства алюминиевых батарей, труда вообще не составило. А то, что страна осталась без алюминиевых ложек и кастрюль, меня лишь порадовало: все же такая посуда, мягко говоря, не очень полезна для организмов, а нержавейки в стране тоже определенный избыток образовался…

Помощь (и моральная, и даже материальная) от КГБ – это, конечно, здорово. Но после того, как я к началу марта «подбила бабки», стало понятно, что на все мои планы финанса-то и не хватает. Даже невзирая на то, что стройматериалы мне доставались «почти бесплатно», не хватает – и строительство «домов-телебашен» началось только в Благовещенске и в Ряжске. По хорошему, здесь и Благовещенск в число приоритетных мест для такой постройки не входил, но Оля распределилась в Уфу, на местную фармацевтическую фабрику, и провела среди меня серьезную такую программу по лоббированию «родного города». В том числе и потому, что Уфимский фармзавод явно запланировал строительство филиала именно в Благовещенске, а Оля очень хотела «вернуться в родной город».Так что пришлось пойти на поводу семьи… потому что на самом деле мне было безразлично, в какой очередности эти башни ставить. А вот ставить их одновременно оказалось просто невыгодно: для отливки бетонных частей здания были нужны не самые дешевые опалубки, причем опалубки многоразовые, так что имело смысл дома строить по очереди. К тому же на первых строители опыта поднаберутся и последующие будут строить гораздо быстрее.

К тому же, согласно моим планам в Благовещенстве уже в следующем году возникнет острый дефицит жилья… может быть, так что и перестраховаться не мешает – а вот в Красном Холме, где постройка такого дома была бы в приоритете, не было производства нужного кирпича, так что сначала требовалось кирпичный завод там сильно модернизировать. Тоже дело не особо долгое… после того, как нужное оборудование поступит – но в СССР такое делалось на одном-единственном заводе (и очень медленно), а проклятые империалисты требовали за него слишком уж много денег. Так что снова пришлось выкручиваться, и выкрутасы мои очень много народа порадовали.

Потому что после анализа отечественных возможностей я пришла к странному выводу: нужное для современного кирпичного завода может сделать завод турбинный, например Калужский. Но этот завод вообще в три смены без перерывов и выходных работает, так что меня тамошнее руководство пошлет в настолько дальнее путешествие… Если я просто с протянутой рукой к ним приду. А если я в этой протянутой руке кое-что им принесу, то картина может кардинально измениться.

На турбинном заводе (любом турбинном заводе) самое узкое место – это изготовление турбинных лопаток. То есть там есть и куча других довольно узких мест, но изготовление лопаток настолько узкое, что там даже боком не просунуться. Однако я решила туда ни боком, ни каком не соваться, а просто помочь товарищам узость эту расширить. И над этим у меня уже почти полтора года упорно работали две немаленьких группы инженеров (которые, вообще-то, о турбинном производстве и не думали) – да и я, когда запускала программу, думала совсем о другом. Но раз уж так планеты сошлись (или звезды сложились – не знаю, как правильно сказать), то грех было не воспользоваться моментом. Так что я пригласила в гости главного инженера Калужского турбинного, вместе с главным технологом пригласила, и без долгих предисловий отвела их в одну из своих лабораторий.

Товарищи попались вежливые и очень терпеливые: они спокойно и, главное, молча смотрели, как один из моих инженеров пытается изготовить что-то, напоминающее турбинную лопатку (совсем маленькую) на очень немаленьком станке. А когда он закончил, один из них поинтересовался:

– Вы хотите предложить нам закупить этот ваш станок?

– Да что вы! Нет, конечно, не хочу я вам ничего предлагать. Я просто стою тут и жду, когда же вы броситесь ко мне в ножки и начнете умолять вам такие станки поставить за безумные деньги.

– Странные у вас ожидания… – с «вредной» улыбкой на губах начал было второй, но договорить не успел: мой инженер поставил на станок новую заготовку и нажал кнопку «пуск». А через три минуты снял готовую деталь, поставил еще одну заготовку и процесс повторил, а я, наконец, объяснила товарищам, зачем я их, собственно, пригласила:

– Это станок с программным управлением, его работой руководит вычислительная машина. Сначала оператор показал машине, что и как он хочет произвести, машина все его действия зафиксировала, пересчитала, оптимизировала – и теперь станок безо всякого вмешательства человека будет делать абсолютно одинаковые детали раз в десять быстрее самого лучшего рабочего-станочника, причем одинаковые с точностью до микрона. Если есть желание, вон там микрометр лежит, можете в этом сами убедиться.

– Светлана Владимировна, нам тут на колени перед вами падать или в другое место пойдем?

– Ну так вот, – продолжила я, когда мы уселись поудобнее у меня в кабинете, – это всего лишь экспериментальный станок. Чуть позже… примерно через год, а может и через полгода, хотя насчет последнего я совершенно не уверена – к станку будет приделан робот, который будем сам менять заготовки и, главное, автоматически менять инструмент. Да и подготовка программ уже не потребует ручного изготовления демонстрационной детали. Но это – дело будущего, хотя и не самого далекого…

– Нам и в нынешнем виде…

– А сейчас мне срочно будут нужны вот такие глиномешалки со шнековыми податчиками. И как только вы мне скажете, что два таких агрегата я огребу до конца лета, то сразу сможете этот станок себе заворачивать, причем вместе с инженером-оператором. Оператора вам придется все же вернуть, а станком можете пользоваться пока не надоест… точнее, пока мы вам полный автомат вместо него не поставим.

– То есть эти глиномешалки вперед?

– Нет, мы просто договариваемся и затем верим друг другу на слово. Вас такой вариант устроит?

– Да.

– Вот и отлично. Это договор, читайте его внимательно и подписывайте. И учтите: я в Госплан о том, что вы турбинные лопатки в десять раз быстрее и в двадцать дешевле делать будете, сообщать не стану. Но за неисполнение договора я с вас шкуру сниму, причем в буквальном смысле этого слова…

Загрузка...