Олегархат районного масштаба

Глава 4

До роддома я не доехала. То есть «скорая» приехала за мной, когда уже никуда ехать было не надо. Хорошо еще, что милые старушки (ага, я сюда перенеслась, будучи на пять лет старше их… почти на пять) жили и рожали еще в эпоху «до сталинизма» и даже роды друг у друга сами принимали потому что больше некому было, и они сделали все, как надо. То есть это приехавшая врачиха сказала, что сделали все правильно – а затем, увидев «комнату для роженицы», которую мне эти сестры приготовили, сказала, что меня она никуда не повезет потому что даже в больнице Грауэрмана все гораздо паршивее. Правда сама эту комнату впервые вместе с врачихой и увидела, когда «богини победы» меня туда отвезли на каталке: да, они и наличием каталки озаботились!

А затем они, врачей выгнав, принялись заботиться обо мне – и о сыне! Но обо мне, похоже, не только «сестры Ястребовы» позаботиться решили (то есть не только Виктория Арсенина и Ника Марина, с ударением на первую «а»), но и кто-то из начальства. По крайней мере Олю ко мне привезли на той же машине «Скорой помощи», которая ко мне не успела – но когда Ника врача попросила «сообщить о событии сестре роженицы», те «сообщили» весьма своеобразно. А насчет просто ей позвонить, то звонить было просто некуда, телефона вахты в общаге я не знала, а на «скорой» все же немало студентов оттуда подрабатывали…

Сестренка у меня тоже отличалась умом и сообразительностью, так что когда ничего не подозревающий Сережа вернулся с работы, в квартире его встретили профессор с кафедры гинекологии и сразу три крупных специалиста из педиатрии: Оля позвонила своему научному руководителю и сказала, что «завтра на занятие не придет, у нее сестра родила без присмотра врачей и ей теперь требуется медицинский круглосуточный присмотр» – а «кто у нас сестра», в меде знали…

Впрочем, все закончилось мирно: медицинские светила меня и младенца уже осмотрели со всех сторон, пришли к выводу, что если бы сестренка училась на лечебника, то ей следовало бы двойку поставить и мужа встретили в столовой, попивая чай с тортом: мне медицина «Прагу» есть на довольно долгий срок запретила, а у меня в холодильнике их две в запасе лежали. А мудрее всех оказалась мама: Оля ей позвонила (телефон у нее дома смогла еще осенью пробить), и она сказала, что нас она «через пару недель навестит, но не раньше: в Москве и своей заразы хватает»…

Да, медицинские светила меня похвалили за «качественный хабитус» все же не зря я тренировки не забрасывала и физическую форму поддерживала, даже силовые прекратила только в октябре, так что чувствовала я себя хорошо. То есть после родов непосредственно хорошо себя чувствовала, а потом уже стала чувствовать себя немного иначе и с ужасом думала о том, как бабы детей раньше рожали и растили. И это при том, что мне ни готовить, ни стирать не приходилось, и даже ребенка мне перепеленать первый раз старушки разрешили недели через две! Но кормежки выматывали, и не столько сами они, как необходимость остатки молока (которых хватило бы на небольшие ясли) сцеживать. Несмотря на все мои тренировки спина болела постоянно, но постепенно я как-то втянулась, боль теперь чувствовала только когда спать ложилась, а к началу марта она вообще прекратилась. И я вдруг осознала, что делать-то мне нечего! То есть появилось очень много свободного времени, но на работу ходить было пока еще нельзя – точнее, смысла туда ходить не было, чтобы каждые пару часов все бросать и бежать домой на очередную кормежку, так что я решила «поработать удаленно». Телефон у меня дома стоял, причем не только городской, но и прямой в контору, подключенный непосредственно к комитетскому коммутатору, так что руководящие указания я могла теперь отдавать любой степени секретности. А при необходимости и к себе нужных сотрудников вызвать…

Восьмого марта Сережа, возвращаясь домой, долго простоял у лифта: выйдя из него, он увидел не красивый холл, а обтянутую серой тканью стенку, а пойдя чуть вбок разглядел стоящую перед входной дверью стойку, за которой сидела Надя. Которая, поглядев на него с легкой усмешкой, сообщила:

– Светлана Владимировна решила, что будет нужных ей сотрудников сюда к себе приглашать, так что мы обязаны и здесь контур охраны поставить. Но вы проходите, конечно, вас-то это точно не касается…

К моей затее Сережа отнесся без особого восторга, но возражать не стал: все же понимал, что работа моя очень людям нужна. Сам он теперь в МВТУ руководил небольшой группой студентов и (в основном) аспирантов, занимающихся разработкой каких-то довольно секретных программ для авиапрома и считал, что я руковожу придумыванием более мощных компов – что, в принципе было и верно, но лишь частично. Потому что я придумывала, что и как многочисленные разработчики должны придумать, а уж все остальное специалисты и сами должны были сделать. А моей основной задачей было не указывать им, как это делать, а обеспечить условия, при которых им бы никто не мешал. И ничто не мешало, даже размышления на тему «а что пожрать». То есть задачу я перед собой поставила, но без моего участия ее и решать бы никто не стал: времена были такие, что об этом руководство задумывалось мало. То есть задумывалось, но как-то очень глобально, а вот мелкие и очень конкретные проблемы оставались нерешенными.

И нерешенными проблемами оставались чаще всего не потому, что, скажем, начальству было плевать на простой народ с его простыми мелочными заботами, а потому что никто даже о существовании таких проблем не подозревал. Вообще никто, потому что проблемы эти проявятся через очень много лет. А я о них уже знала – единственная вся из себя умная оказалась. Или, скорее, злопамятная: о них я помнила потому, что мне пришлось их решать уже ближе к собственной старости там, в прошлой жизни. Когда проблемы не просто проявились, но и выросли до пугающих масштабов, а ведь сейчас-то их решить можно буквально малой кровью!

И ведь о крови это было вовсе не метафорой. Но у меня были соображения, как крови все же избежать – но это в будущем, а сейчас нужно было решать задачи текущие. В том числе отношение непосредственно к полупроводникам имеющие, но все же большей частью – совершенно «сторонние», хотя с моей точки зрения они были куда как более важными. Например проблемы со строительством жилых домов. Нет, их в основном вообще без меня строили, но некоторые все же строились «для меня», и с ними я еще только должность заняв, стала разбираться. Например, во всех домах, строящихся для предприятий Комитета (как и для него самого) я распорядилась ставить внутреннюю электропроводку исключительно медную и с заземлением. С расчетом на то, что в одной-единственной квартире могут потреблять до пятнадцати киловатт. Ну а в среднем пиковая мощность в одном шестидесятиквартирном доме может достичь и двухсот киловатт! Да, это тоже было частью моего плана «предотвращения лишней крови»: с появление микроволновок и кондиционеров по всей стране столько пожаров случилось из-за возгорания не рассчитанной на такие нагрузки проводки… Но по поводу обилия электричества в домах были у меня и другие резоны, просто до них пока еще мировая промышленность не додумалась…

Промышленность много до чего не додумалась, так что я подписала договор с небольшой артелью слепых, изготавливающих самую простую вещь: электрические розетки. И для меня (то есть для строек Комитета) эта артель стала собирать розетки «европейского типа», то есть германского, для меня настолько привычного, как стакан или ложка. И вилки для них тоже стали изготавливать. Сейчас и розетки, и вилки делались в основном из карболита, и собирались «на винтиках», но мне это было не особенно и важно, главное, что они у меня уже были. А на то, что девяносто процентов «стандартных» советских вилок в эти розетки не влезали, лично мне было плевать, по мне так главным было «заложить основу».

И ее инженеры Комитета заложили, разработав несколько совершенно «экспериментальных» устройств. Когда инженерам даются очень четкие указания, что нужно сделать, они это делают – и как раз к марту в лаборатории Комитета появились три абсолютно новых (для нынешнего мира) прибора. Электрических, и в чем-то даже полупроводниковых – а неделю спустя все три прибора оказались у меня дома. И первым их этих приборов стал обычный электрический чайник, только стеклянный и с автоматическим выключением. Который нельзя было включить без воды (то есть можно, но он сам мгновенно выключался) и, что делало его очень привлекательным, провод не в сам чайник вставлялся, а был подсоединен к подставке, так что вскипевший чайник можно было просто взять и понести куда надо. Для моих ровесников в двадцать первом веке штука совершенно естественная, мы даже представить себе не можем, что когда-то было иначе – а для нынешнего времени это было действительно технологическим прорывом. Вот только выпускать эти чайники было негде…

Если не вникать в суть проблемы, то сразу становилось понятно: нужно построить завод по производству таких чайников, тем более что деньги вроде на строительство были в достатке. Но это только казалось: выручка от «Пионеров», получаемая в наличных деньгах, могла быть использована лишь на выплату зарплат работникам. А «безналичная» выручка – от поставок в Минск комплектующих для «Спутников» вся шла по статье «накладные расходы» – а эти «накладные» тоже куда угодно тратить было нельзя. Ведь «накладные» – это строго расходы на управленческий аппарат, проведение исследовательских работ и изготовление опытных образцов, то есть они в любом случае тратились на том же самом производстве. И сократить их было в принципе возможно, но вот «сэкономленные» таким образом средства пустить куда-то на сторону было нельзя. Но если не совсем «на сторону»… ведь на каждом предприятии эти средства можно было направить на «модернизацию производства по итогам исследовательских работ», точнее, на «внедрение собственных разработок в производство» (там были для этих пунктов немного разные условия по части перевода средств в зависимости от того, «на чем сэкономили», но об этом должны были «бухгалтера в штатском» позаботиться), так что я позвонила в Брянск и пригласила в гости «группу товарищей». И одиннадцатого апреля они с утра у меня в гостиной и собрались.

На телевизионном заводе уже заработала линия по выпуску собственных кинескопов, и благодаря этому (и пуску второго сборочного конвейера, пока в «одну неполную смену») среднесуточное производство с трех сотен телевизоров поднялось до трехсот пятидесяти. Причем дополнительные пятьдесят телевизоров оказывались на сто с лишним рублей дешевле производимых с МЭЛЗовской трубкой – но линия кинескопов только налаживалась и пока даже не могла помочь отказаться от «внешних поставок». Зато можно было «накладные» со всей продукции пустить на «модернизацию» цехов, выпускающих кинескопы – и я предложила товарищам новое направление этой «модернизации». Напоив их сначала чаем, а затем, когда они вежливо мой такой красивый и удобный чайник похвалили (я его тут же в гостиной и кипятила), рассказав, какую модернизацию я от них жду:

– Предварительная договоренность со Сталиногорским химкомбинатом у меня уже есть, поставки силикона для изготовления гермопрокладок, полиацеталь для нагруженных элементов крышки они вам поставят в практически любых нужных количествах. В принципе и крышку можно делать из полиацеталя, но нейлоновая или капроновая обойдется вдвое дешевле, а если и ручку из полиацеталя делать, то получится совсем уж дорого. Здесь ручка и крышка как раз нейлоновые, но с Дзержинском я пока сама договариваться не в состоянии…

– Договоримся, мы с ними давно уже работаем. У нас сейчас замки для жгутов из нейлона делаются.

– Отлично, а вот со стеклом проблемы…

– Да никаких проблем, мы же для кинескопов сами стекло свинцуем, а для чайников этот этап пропустим.

– Но там же потребуется борное…

– Светлана Владимировна, я понимаю, что вам тонкости технологий и знать не обязательно – так и не знайте дальше. У вас чертежи оснастки готовы?

– Какие чертежи? Тут не наколенное производство…

– Понятно, делать по впечатлениям от внешнего вида.

– Нет, не чертежи, но эскизы ценного кухонного прибора есть, вот, возьмите. А все остальное…

Договорить мне не удалось: в гостиную не вошла, а просто ворвалась Ника:

– Света, вы уж извините, что прерываю, но только что по радио объявили: мы человека в космос запустили! – и голос у нее от восторга вообще сорвался.

– Так, товарищи, я почему-то уверена, что больше мы сегодня ничего обсуждать не будем. А еще я уверена, что не только по радио новость передают… так, что у нас тут по телевизору?

Кое-какие мысли по поводу этого «досрочного» полета у меня были, так как информацию я получила «из источников, очень близких к осведомленным». Не про то, что вот-вот полетят, а вообще, но рассказал мне мой научный руководитель, почти сразу после защиты диплома. То есть он поинтересовался, насколько сложно будет написать программу расчета спускаемого аппарата космического корабля, и мы по этому поводу немного побеседовали. Позже я общалась с товарищами из КБ Королева, затем снова с челомеевцами – и пришла к выводу, что парни из Реутова в этой гонке имеют веский шанс победить. Не потому что они были лучшими инженерами, а потому что Владимир Николаевич никогда не считал, что прав только он один и внимательно прислушивался к словам своих специалистов. Даже таких, как я.

А я ему рассказала, что лучше спускаемый аппарат делать не в форме шара (который у Королева со всех сторон толстым слоем термоизоляции покрыли), а в виде «фары» или «конуса», где термоизолировать нужно будет лишь дно. Еще я ему очень подробно (не в деталях схем, а в принципе) рассказала, как и из чего нужно делать «правильную автоматику», несколько совсем уже «свежих идей» выдала – и, как я выяснила чуть позднее, у Челомея пилотируемый корабль получился во-первых на полтонны легче, чем у Королева, во-вторых на него ставились система аварийного спасения при запуске и система мягкой посадки при, соответственно, посадке. Ну и последнее (хотя на первых порах и не самое главное) – и корабле Челомея предусматривалось три посадочных места.

Затем были испытательные пуски – и пускали оба корабля, но один раз ракета взорвалась с кораблем Королева и посаженные внутрь собачки… в общем, их не стало. А еще раз ракета взорвалась при запуске с кораблем Челомея – и при этом никто не пострадал, кроме, разве что, Королева, да и он пострадал исключительно морально: у него ракету окончательно забрали, причем вместе с главным конструктором ракеты товарищем Козловым, которого назначили руководителем совершенно отдельного КБ.

Но это я узнала уже ближе к лету, когда в очередной раз к Челомею приехала с новыми просьбами, а из телевизора (который вообще до полуночи передачи не прекращал) я узнала, что первым космонавтом Земли стал Герой Советского Союза полковник Георгий Тимофеевич Береговой…

Поле торжественного заседания правительства, на котором товарищу Береговому был вручен орден Ленина и вторая Золотая Звезда, Николай Александрович поинтересовался у Николая Семеновича:

– Как там наша юная председатель Комитета поживает? Не нужно ли, пока она с младенцем сидит, нового Председателя назначить? Нам передовые технологии пускать на самотек…

– Не нужно. Ведь самые передовые технологии как раз из ее головы и рождаются. Товарищ Челомей, между прочим, сказал, что его инженеры в корабле космическом реализовали идеи, которые Светлана Владимировна высказала. И приборную часть она его инженерам детально расписала, а те же батареи солнечные во Фрязино изготовили опять же по предложенной ею технологии. То есть по полупроводникам она сейчас вообще ведущий специалист во всем мире, а уж где она эти полупроводники применять придумывает, никто заранее догадаться не может. Вот взять, к примеру, простой чайник…

– А где в чайнике можно полупроводники применить?

– В электрическом – запросто. Был у меня тут разговор с пожарными, так сейчас в городах почти пять процентов пожаров случаются из-за того, что или в чайник воду забыли налить, или просто про него забыли и вода вся выкипела. А она придумала чайник, который без воды сразу выключается, и сам выключается, когда вода вскипает. Но главное, никуда не нужно провод втыкать и вытыкать! Там контакт стоит, от температуры резко изгибающийся…

– А полупроводники тут причем тогда?

– Вторая линия защиты, как она это назвала. В чайник еще термодатчик полупроводниковый вставлен, он как раз не дает чайник без воды включить. И если контакт водой залит или проржавел тоже. Хорошая схема, очень нужная.

– А чайник становится…

– Не только чайник: этот же приборчик ценой в полтора рубля, если его на ракету поставить, определяет перегрев в турбонасосном агрегате и позволяет или режим работы двигателя поменять, или просто его выключить. В космос ракета при этом скорее всего не улетит, но ведь и не взорвется!

– Ну ладно, но ведь все это она придумала, когда работала, а сейчас…

– Про чайник она заводчанам из Брянска как раз одиннадцатого и рассказала, и поручение им дала производство наладить срочно. Её, оказывается, слушаются, ведь и двух недель не прошло, а чайники брянские уже в продаже, так что младенец-не младенец, а руководить она Комитетом продолжает, и делает это, как видно, очень неплохо. Кстати, она у меня попросила разрешение для предприятий Комитета при прежнем нормативе накладных часть средств переводить на капстроительство. А так же переводить часть наличной выручки на безналичные счета.

– Безналичку в наличные переводить запрещено!

– Ну да, но она хочет как раз наоборот.

– Хм… странно. Но если хочет, то пусть переводит, только ее отдельно предупредить надо, что обратного перевода все равно мы не потерпим.

– Предупредим, но она, мне кажется, обратного и не попросит. У нее свои на это резоны…

После первомайских праздников вышло постановление Совмина о том, что Комитету разрешается любые средства предприятий использовать для любых целей, включая как капстроительство собственно предприятий, так и жилищно-коммунальное. Единственным исключением (о чем я даже и не заикалась) был запрет перевода средств с безналичных на наличные счета, но как раз мне это и нафиг было не нужно, «налички» у меня теперь хватало. В Приозерном все же наладили производство тележек, причем сразу трех видов: «моей» тележки-сумки, просто складной тележки, на которую что угодно можно было поставить и еще одной «сумки», но по размеру вдвое моей поменьше. И «маленькая» от «большой» отличалась в том числе и тем, что на ней уже сами колеса были пластмассовыми. С резиновыми шинами, но все равно тележка получилась очень легкой – и потому она в магазинах разлеталась практически мгновенно.

Но для обеспечения телегостроения на заводе пришлось набрать с полсотни новых рабочих (что было в целом нетрудно, в городке имелся запас жилья, хотя и не особо большой) – и там возникла новая проблема. То есть она и раньше была, но не так остро проявлялась, а теперь выяснилось, что довольно много женщин себе работу найти не могут. И ведь раньше проблему решали самым примитивным образом: безработных жен сотрудников, нужными заводу специальностями не владеющих, удавалось пристраивать кого в местную торговлю, кого еще куда-то в «сферу обслуживания». На небольшие зарплаты, конечно, но ведь много даже уборщиц в городке не требуется. И вдруг оказалось, что в Приозерном (где народ набирали не только в телегостроительную промышленность) бездельем маются больше сотни женщин вполне работоспособного возраста. И это при том, что рабочих заводам не хватало!

Конечно, подобные проблемы советская власть старалась как-то решить, но в данном случае она решила их решать самым примитивным образом: был срочно образован Приозерский район и вот властям этого района проблему для решения и передали. Молодцы, что сказать!

И ведь в принципе такой подход был в чем-то оправдан: на месте было проще понять, чего именно людям нужно и как с проблемой разобраться. Но с моей точки зрения это имело бы смысл, если бы в руководстве района были люди, понимающие, что можно сделать. А тут…

Раз был создан новый район, то нужна была и новая районная власть – и для этого в районе провели, как и положено, «всеобщие выборы». Вот только никого из «единодушно избранных народных представителей» народ вообще не знал, и этот самый народ начал проявлять недовольство. Потихоньку проявлять, но отдельные товарищи сообразили, что «это ж-ж-ж не к добру», а так как все заводы городка подчинялись КПТ, оттуда ко мне прислали «народных делегатов». Числом в две головы, причем обе мне были очень хорошо знакомы. Одна голова принадлежала Славке, который был директором «механического», а вторая – моему деду…