Олегархат районного масштаба

Глава 11

Вообще-то интенсивный отдых у моря приводит к очень интересным последствиям, а в частности – у отдохнувшего человека резко обостряются мыслительные способности. Правда, при этом в голове рождается столько всякой чуши, но когда есть люди, способные подобные идеи трезво оценивать, это не особенно и страшно. Лично у меня идей родилась огромная куча, но прежде чем их броситься воплощать, я все же решила посоветоваться со специалистами – и это было самым правильным решением. По крайней мере, три четверти своих идей я благополучно похоронила, причем минимум половину из них – с помощью Сережи.

Вот повезло мне с мужем: спокойный, вежливый, терпеливый. Другой бы стал в меня кидаться разными тяжелыми предметами мебели – а Сережа очень спокойно и очень терпеливо объяснял мне, почему, допустим, фабрику по пошиву синтетических купальников сейчас срочно строить не следует:

– Свет, ну ты сама посчитай: сейчас у нас в стране двести двадцать миллионов жителей, примерно половина из них – женщины. Из которых половина – в возрасте, когда купальник на пляж надеть не стыдно. Вот ты собрала статистику по размерам – и получается, что самых ходовых размеров нужно будет сшить почти двадцать миллионов комплектов. Так что построишь ты такую фабрику, она за год всех советских женщин купальниками обеспечит, но ведь купальник, как ни крути, носят довольно редко, он быстро не износится – и через год огромная фабрика останется без заказов.

– Но ведь жалко на отдыхающих, мерзнущих на солнце в мокрых купальниках смотреть!

– А ты не смотри. Ты просто опубликуй в той же «Работнице» или в «Крестьянке» десяток выкроек, подбери самые, на твой взгляд, удачные расцветки, заказы на производство тканей нужных по комбинатам разбросай – и советские швейные артели сошьют их во-первых столько, сколько надо, а во-вторых без дополнительных затрат на организацию производства. С платьями-то у тебя так и получилось, и с костюмами женскими – а мне кажется, что уж купальник сшить куда как проще, чем костюм. Кстати, раз уж ты статистику собирать начала, то и по мужским размерам пройдись: мне плавки, которые ты сшила, тоже очень понравились.

– Ладно, уговорил, фабрику купальников вычеркиваю. А что у нас тут следующим записано?

– Писательница ты наша! Отложи блокнот свой, вон, Вася что-то от тебя хочет…

Большинство «гениальных озарений» оказались воспаленным бредом перегревшейся на солнышке бабы, но все же довольно многие идеи определенный смысл имели и их реализация могла принести стране весьма заметную пользу. Могла, однако нынешнее даже не законодательство, а отношение руководства страны к определенным явлениям воплотить их с должной эффективностью не давало. Но ведь отношение это и поменять можно, нужно просто товарищам все хорошо объяснить! А это как раз то, чем я занималась больше тридцати лет подряд до того, как оказалась здесь – и навыка, надеюсь, не утратила. Вот только объяснять «кое-что» мне предстояло теперь самому Пантелеймону Кондратьевичу…

На последнем съезде товарища Пономаренко избрали Председателем Президиума Верховного Совета (вместо товарища Ворошилова), но с поста Первого секретаря ЦК КПСС его никто снимать не стал, так что концентрация власти у него получилась исключительно высокой. Законодательной власти, плюс мощные рычаги воздействия на власть исполнительную: хотя партия теперь официально занималась лишь «идеологической работой», все назначения на руководящие должности вплоть до должности председателя колхоза «Гадюкинские просторы» проходили под контролем партийных органов. Небольшим исключением были «закрытые города», подчиняющиеся Средмашу (их почти полную автономия еще Лаврентий Павлович пробил), а теперь еще и «специальные районы», подчиняющиеся Комитету по передовым технологиям. И если Пантелеймон Кондратьевич к Средмашевским городкам относился относительно спокойно, понимая, чем там люди занимаются, то вот мои «районы» для него были буквально костью в горле: ведь с его точки зрения в них «партийное руководство» вообще ни на что повлиять не могло.

На самом деле товарища Пономаренко особо возможность «поруководить» не волновала, ведь вся «девятка» оборонных министерств (по сути дела Берией и созданная) работала в очень большой степени автономно – но в ЦК по крайней мере информация о том, чем там занимаются, поступала, и партия все же очень серьезно отслеживала (и направляла) их деятельность. Но вот чем занимается мой комитет, он просто не понимал поскольку никакой информации о его работе он не получал. Даже формально комитет подчинялся товарищу Патоличеву (как первому зампреду Совмина), но тому было вполне достаточно знать о финансовых результатах его работы: Николай Семенович знал, что больше девяноста процентов того, чем занимается Комитет, он просто в силу нужного (и очень специального) образования понять не сможет, а потому в глубину и не лез. Результат есть – и хорошо, а все остальное его интересовало постольку поскольку. Ну, периодически он интересовался тем, как мне удается так быстро «решать жилищную проблему» – главным образом для «перенимания передовых технологий» в этой сфере, но на этом его интересы и заканчивались.

А вот с точки зрения Пантелеймона Кондратьевича у меня «все делалось не так»: с его точки зрения сотрудники Комитета «слишком уж зажрались», причем за счет всего остального народа. И ведь формально он был прав – но я всегда была противником любого формализма, и мне нужно было объяснить товарищу, почему и как формальная правота превращается в свою противоположность. Правда, сейчас времена настали другие, идеологией в партии занимался не тупой фанатик вроде приснопамятного товарища Суслова, а человек совершенно вменяемый. Дед в свое время (сразу после войны) некоторое время проработал «рядом с товарищем Пономаренко» и мне о нем много успел рассказать. В том числе и то, что Пантелеймон Кондратьевич в состоянии признавать собственные ошибки и всегда очень внимательно выслушивает специалистов. Ну а я сейчас даже в его глазах была именно «специалистом», странным, непонятным, но приносящим результат специалистом, так что я надеялась, что договориться с ним у меня получится. Ну, по крайней мере, по основным пунктам – потому что у меня теперь было, что ему показать. Но все равно, к разговору следовало очень хорошо подготовиться…

Почему-то когда речь заходила о том, как хорошо было организовано народное хозяйство при Сталине, упор делается на то, что вот были в стране артели – и с товарами народного потребления все было прекрасно. Часто добавлялось, что вот восемьдесят процентов картошки стране давал частник со своего частного огорода, а восемьдесят же процентов одежды советскому народу шили частные артели. И цифры были не то чтобы неверными…

Широко известна так называемая «первая заповедь коммивояжера»: говори потенциальному покупателю правду и ничего кроме правды, но никогда не говори всю правду – и ты продашь ему что угодно. Так и тут: частник давал советскому народу примерно восемьдесят процентов картошки – из той, которая проходила через желудочно-кишечный тракт советских граждан. Но про то, что девяносто процентов выращенного картофеля потребляли не граждане, а промышленность, почему-то умалчивалось. Примерно то же самое касалось и одежды: советская промышленность массово шила на государственных фабриках мужские костюмы и в довольно приличном количестве мужские же рубашки – а вот женщины в большинстве своем одежду себе шили сами или заказывали в ателье. А почти все ателье в стране были как раз артелями, и получалось, что не восемьдесят процентов, но заметно больше половины женской верхней одежды действительно были продукцией артелей. Но почему в «разговорах о великом прошлом» слово «верхней» и тем более уточнение «женской» опускалось…

Но я вообще не об артелях разговаривать собиралась: в отличие от моего «прошлого будущего» сейчас никто артели не разгонял и они в целом довольно неплохо процветали. Но именно они, артели эти, были одним из примеров, опираясь на которые я хотела «донести обжигающую правду» до Пантелеймона Кондратьевича. И собирала информацию в том числе и по ним до самого дня нашей встречи: договориться о том, что он меня примет, удалось, но все же Председатель Президиума – человек очень занятой, так что дату и время он сам мне и назначил: пятнадцатого сентября в полдень. Хорошо еще, что сразу ограничения по продолжительности разговора не обозначил, но я все же понимала, что времени у меня будет очень мало, так что, когда меня пригласили в кабинет к товарищу Пономаренко, я сразу же постаралась изложить все кратко, но максимально понятно:

– Добрый день, Пантелеймон Кондратьевич, я попросила встречи с вами чтобы прояснить один вопрос.

– Излагайте вашу просьбу.

– А вот просить я ничего и не собиралась, я всего лишь хочу рассказать, чем занимается КПТ.

– Да чего там рассказывать: вы разрабатываете вычислительную технику и организуете производство полупроводников. Неплохо, кстати, организуете, – и он кивнул на стоящий в углу кабинета новенький «музыкальный центр», производство которого было недавно налажено в Рязани.

– Так многие думают, но Комитет занимается совсем другими задачами. Полупроводники и вычислительные машины для нас – это всего лишь инструмент, и если бы он уже имелся, то мы и время тратить на эти разработки не стали бы. Но раз его не было, пришлось и инструмент самим для себя делать.

– Это как?

– Когда на Волоколамском авиазаводе делают для себя термопресс для изготовления деталей крыльев, никто же не говорит, что они занимаются производством станков: завод как делал, так и будет делать самолеты, а пресс – это всего лишь инструмент. Так и в Комитете: мы сначала сделали инструмент, а теперь его используем… пока для собственных нужд. Потому что инструмент получился… еще немного недоделанным, мы его доводим – и вот когда доведем, то все увидят, что Комитет делал не станок, а самолет.

– Вы разве авиастроением…

– Это я в продолжение рассказа про авиазавод. А про Комитет – мы занимаемся разработкой передовых технологий, но не технологий по выпуску какой-то продукции… то есть и ими занимаемся, но опять: все эти новые заводы – всего лишь инструмент для нас. И в значительной степени демонстраторы того, чем Комитет конкретно занимается. Вот об этом я и пришла вам рассказать.

– А зачем, интересно? Вы же отчитываетесь непосредственно перед товарищем Патоличевым…

– И снова нет: товарищу Патоличеву мы выдаем как раз продукцию наших заводов-демонстраторов.

– Демонстраторов чего?

– Демонстраторов передовых технологий в управлении. В управлении заводами, причем любыми, в управлении финансами… в управлении всем, чем угодно.

– А, вы об этом… слышал я уже: кибернетика, товарищ Глушков из Киева уже всем уши прожужжал о том, как вычислительные машины всем управлять будут.

– Этого болвана хорошо бы в Кащенко отправить на излечение, чтобы он умных людей наукообразными бреднями не смущал, а у меня Комитет совсем другими вещами занимается. Управлять всем могут только люди, но чтобы люди эти управляли чем нужно, грамотно, необходимо, чтобы они решения принимали на основании полной и достоверной информации. Простой пример: продукция артельного ателье третьей категории в Суходрищенском районе передается конечному пользователю сразу после ее изготовления, а продукция крупной швейной фабрики «советский большевик» месяцами по магазинам валяется.

– И что вы этим хотите сказать? – Пантелеймон Кондратьевич нахмурился.

– Я хочу сказать, что в районном ателье точно знают, чего желает потребитель – и выдают ему именно желаемое. А на фабрике никто даже примерно не знает, что нужно людям, и шьют то, что им по планам, из пальца высосанным, спустили сверху. Поэтому эффективность работы швеи-мотористки в мелком ателье вдвое выше, чем у такой же работницы на большой фабрике – но виновата-то в этом не работница, а неверная система управления. Если же систему управления наладить правильным образом, то на фабрике эффективность труда этой несчастной мотористки вырастет в разы и в разы же превзойдет эффективность артельной швеи. И ведь для этого немного и нужно: просто предприятиям задания требуется давать по выпуску того, что людям нужно здесь и сейчас.

– И вроде говорите вы правильные слова, но кто может сказать, что людям здесь и сейчас нужно? Вы?

– Да, я могу сказать. – После этих слов я внимательно поглядела на Пантелеймона Кондратьевича, дождалась, когда он приготовился уже взорваться от возмущения, и продолжила: – Вы тоже можете сказать, директор вениковязального комбината может, председатель колхоза «Гадюкино болото» тоже имеет свое очень обоснованное мнение относительно своих потребностей. Но у каждого потребности будут разные, и удовлетворить эти потребности можно будет тоже в очень разных местах очень разным людям.

– Эти у нас занимается Госплан!

– Правильно, Госплан. Но у Госплана тоже нет достоверной и, главное, актуальной информации, они планы составляют, экстраполируя нынешние потребности, точнее даже, потребности полугодовой давности, потому что к ним эта информация приходит с сильной задержкой, и, что гораздо печальнее, прилично отредактированной заинтересованными лицами. Простой пример: грузовики Кутаисского автозавода на самом деле вообще никому не нужны, но Госплан с упорством идиотов дает им все возрастающие планы и, что противно, под эти планы направляет туда ценное сырье и полуфабрикаты. Но не потому что в Госплане на самом деле идиоты собрались, а потому что им предоставляются ложные исходные данные.

– У меня другие данные по этому заводу…

– Да, у вас как раз недостоверные данные, об этом и речь. У нас в управляющей системе – и я весь Советский Союз имею в виду – циркулируют ложные данные, на основании этих априори недостоверных данных принимаются неэффективные и часто нереализуемые планы…

– А вы знаете, как всего этого избежать? – голос Пантелеймона Кондратьевича был полон сарказма.

– Знаю. Именно потому, что я знаю, как регулировать потоки данных и отсекать данные недостоверные, у меня с такой скоростью все и разрабатывается. СССР за полтора года обогнал США в производстве полупроводников, а в области вычислительных машин обогнал американцев уже лет на десть – а ведь там инженеры все же весьма талантливые. Но янки сейчас просто не знают, как отделить ложную информацию от правдивой, и поэтому конкретно сейчас они пытаются повторить наш успех в полупроводниках, идя по пути, который гарантированно заведет их в тупик. А я просто заранее все тупиковые ветви отсекла, сконцентрировала силы и средства на самом перспективном проекте и добилась успеха. Вам ведь наверняка уже говорили, что Федорова ни черта не смыслит ни в полупроводниках, ни в вычислительных машинах…

– Верно, и не один раз…

– Так вот: я в них на самом деле разбираюсь очень поверхностно. Но я точно знаю, что именно мне нужно для достижения своих целей и направляю тех людей, которые знают и умеют, в нужном мне направлении. И не даю им заниматься даже очень привлекательно выглядящей ерундой.

– Ну, ваши… успехи Комитета в развитии вычислительной техники да, неоспоримы. Но вы уверены, что здесь именно ваша заслуга? Сами же говорите, что почти в ней не разбираетесь.

– Зато я разбираюсь в том, как правильно управлять… чем угодно. Поставили бы меня управлять, скажем, сталелитейной промышленностью – и мы бы точно так же весь мир по стали обогнали. Если бы это было нужно…

– А вы считаете, что производство стали не важно?

– Даже стали нужно производить ровно столько, сколько ее нужно. И не нужно производить сталь, которая промышленности и людям не нужна. Но чтобы этого достичь… я зачем именно к вам-то с вопросами и пришла: для внедрения правильной технологии управления нужно и некоторые законы поменять. И я даже могу сказать, какие именно, но сначала вы сами должны убедиться в том, что моя система – то есть разработанная в КПТ технология управления – является оптимальной. И что благодаря ей можно будет полностью исключить очковтриательство со стороны отдельных руководящих работников… особенно работников из республик…

– А у вас что-то по республикам есть?

– Про завод в Кутаиси я уже сказала, если вам того мало, вы у Павла Анатольевича поспрашивайте. Хотя и у него пока в этом есть проблемы: он точно знает, кто стране гадит ради мелкой личной выгоды, но твердых доказательств у него нет. Пока нет, но он вам может сказать, где мою систему стоит внедрять в приоритетном порядке, чтобы такие доказательства у него появились.

– Вы тут очень много разного уже сказали, а посмотреть живьем на вашу… технологию где-то можно?

– Ну наконец-то! Конечно можно, даже нужно. У меня в Комитете я вам ее готова продемонстрировать в любое время.

– В любое, говорите? А как насчет прямо сейчас?

– А у вас сколько времени есть?

– Совещание назначено в семнадцать…

– Успеем. Ну что, пойдемте смотреть?

– Вот, смотрите, – я подошла к компу в своем кабинете, – возьмем для примера Ряжск: в других городках Комитета свое руководство есть, а Ряжский район мне пришлось возглавить, так что я в курсе творящегося там… а это что? – на экране загорелось «предупреждение о проблеме». Я нажала кнопку на селекторе и, когда мне ответил мужской голос, спросила:

– Здесь Федорова, у меня извещение о проблеме.

– Проблема мелкая: на строительство жилых домов в Александро-Невском вместо кровельного железа пришел горячекатаный стальной лист на два миллиметра, причем неоцинкованный.

– И я должна решать, что с этим листом делать?

– Да решили уже все, просто я вас проинформировать хотел: лист мы отправили обратно, а для кровли – временно – взяли алюминий. Воронежский авиазавод согласился нам некондицию дать, на два дома, которые в этом месяце сдавать, хватит. Только это обойдется на шесть с половиной тысяч дороже…

– И я должна перерасход утвердить?

– Я уже все утвердил, машины в Воронеж уже отправлены, завтра кровельные работы начнем. Я же сказал: просто проинформировать счел нужным…

– Это кто был? – поинтересовался Пантелеймон Кондратьевич, когда я выключила селектор.

– Главный архитектор Ряжского района.

– А разве Александро-Невский в Ряжском районе?

– Нет, но в Ряжске и без того места мало, да и с рабочими проблемы, так что мы и в этом поселке филиал строим. То есть уже построили, а теперь его просто расширяем.

– И вы здесь, из своего кабинета, все это можете контролировать?

– Я отсюда вообще все, что творится на предприятиях Комитета, могу видеть, причем в прямом эфире.

– Это как?

– Ну, в настоящем времени. Допустим, я хочу посмотреть, что творится на заводе полупроводников, – я переключила свой компьютер на отображение экрана машины главного инженера завода. – Ну как по заказу! – и снова набрала номер на панели селектора: – Почему стоит конвейер?

– Ну говорили же уже, – раздался через несколько секунд молодой женский голос, – профилактика у нас! Сколько можно спрашивать? И вообще, это кто?

– Это Федорова…

– Ой! – а спустя еще несколько секунд уже мужской голос сообщил: – Светлана Владимировна? У нас сломался пласт-автомат, а запас стоек для плат уже закончился. Резервный комплект форм есть на Александро-Невском заводе, там приостановили выпуск кружек-кипятильников, стойки уже отлили. Главный инженер сам туда на машине поехал… конвейер стоит час сорок…

– Час сорок две, я вижу.

– Нам их привезут еще где-то через час. Но раз такой простой случился, то я запустил субботнюю профилактику, а на субботу организуем дополнительную смену сборщицам… ее уже укомплектовали. Только вы уж скажите комсомольцам еще раз, что приказы начальника цеха не обсуждаются!

– А что комсомольцы натворили?

– Ну ведь желающих в субботу вечером поработать всегда избыток, они шум подняли, чтобы комсомолок в первую очередь на смену ставить, а я назначил самых опытных сборщиц. Они пообещали аж до парткома дойти!

– То есть опять до меня. Ладно, я им все выскажу, спасибо! План-то не сорвете?

– Еще и перевыполним: я же сказал, в субботу вечером самые опытные сборщицы выйдут…

Когда я отключилась. Пантелеймон Кондратьевич задумчиво поинтересовался:

– Вы что, так в любой цех любого своего завода зайти можете отсюда?

– И это тоже, но обычно мне достаточно просто посмотреть, где что происходит, какие производства задерживаются и чаще всего даже почему задержки случились. И как с ними руководство на местах справляется. Как вы сами видите, мне и вмешиваться не пришлось – люди же там работают компетентные, сами прекрасно с проблемами справляются. С большинством проблем, а уж если они с ними справиться не могут, то подключают руководство Комитета. И опять-таки чаще всего не меня, в Комитете за каждое направлении отдельный специалист отвечает. Но все в Комитете знают, что я вижу вообще все, что на предприятиях творится. Хотите, я вам сейчас скажу, сколько на складах предприятий лежит, допустим, никелированных винтиков трехмиллиметровых? Или сколько к настоящему моменту было сшито парусиновых штанов? Именно сейчас, а не полчаса назад или сколько их будет к вечеру, и сколько из них в какие магазины страны отправлено?

– Да, инструмент у вас… мощный. Но во что он обойдется стране…

– Когда я студенткой возглавляла СНТК в МВТУ, у меня никаких машин таких не было, люди все на бумажках писали. И тогда я все о работе знала не на любую минуту, а только на конец каждого дня. Но и без машин студенты сделали и систему управления ракет по проводам, и сами такие ракеты, и много чего другого. Потому что каждый утром получал конкретное задание и каждый лично отвечал за его выполнение. Вычислительные машины просто сделали этот процесс менее утомительным, что ли, и более быстрым.

– Так эти ракеты на проводах – тоже ваша разработка? – очень удивился товарищ Пономаренко.

– Да, и я этим очень горжусь. Потихоньку, чтобы народ не смущать.

– Я понял… однако придется вам все же погордиться и более… публично: товарищ Ким меня чуть ли не при каждой встрече спрашивает, кто эти ракеты придумал. Я, конечно, с Павлом Анатольевичем посоветуюсь…

Наш разговор еще примерно полчаса продолжился, большей частью в машине: Пантелеймон Кондратьевич выпендриваться не любил, так что в Комитет я его на своей «Волге» привезла, ну а затем, естественно, и обратно доставила. И по дороге мы с ним договорились о том, что «в рамках расширения эксперимента по управлению» я получаю по отдельному постановлению Президиума право на «присоединение» новый районов к списку «специальных», а так же некоторую (и довольно немаленькую) денежку на строительство четырех новых заводов. Все же партия очень внимательно следила за экономикой страны, и когда я ему назвала суммы, которые страна сможет сэкономить на «северном завозе», ему потребовалось минут пять на принятие решения. А «про остальное» он обещал еще подумать, но что-то мне подсказывало, что думать он будет очень недолго.

Впрочем, мне было достаточно и того, что с «идеологом социализма» мне удалось найти общий язык. Правда, сильно легче мне от этого не стало, домой я вернулась вся как выжатый лимон… и первым делам лимон и сожрала. То есть просто очистила его как мандарин и целиком съела, причем без сахара, а Ника, которая это увидела, пришла в ужас:

– Светочка, так же нельзя! Он же кислый!

– Между прочим, лимон – самый сладкий из всех цитрусовых. То есть в лимонах сахара больше всего, а кислота… иногда и от кислоты польза есть…