Олегархат районного масштаба

Глава 20

Когда я разговаривала с Николаем Семеновичем, то насчет того, что работы по разработке прибора для выращивания монокристаллов в невесомости уже начались, ни капли не лукавила. К моменту разговора эта работа уже почти неделю шла: я вспомнила, как в советских газетах с придыханием от восторга описывались такие эксперименты на борту какого-то «Салюта». А уже не из газет я знала, что огромный монокристалл космонавты там получили… а после развала этот камешек, переданный специалистам в Кишинев, молдаване продали за несколько миллионов американцам. Это я знала точно, а вот фигурировшие в сделке суммы… Очень непроверенные источники говорили о двадцати миллионах, другие – что директору института янки наличкой сунули в карман всего пару миллионов. Но из других (и вполне компетентных) источников я знала, что американцы на сделке сэкономили столько, что у них боевые самолеты подешевели на почти миллион каждый. Впрочем, да меня доносились лишь отголоски «компетентной информации», а по арсенид-галлиевым полупроводникам вообще почти вся информация шла под страшными грифами и тому, что просачивалось наружу, доверять смысла не было.

Но вот одно по этому эксперименту я знала абсолютно точно: у «космического кристалла», даже с учетом все еще воздействующий на образец микрогравитации, количество дислокаций сократилось на два порядка – а это было настолько важно, что в СССР были выделены сотни миллионов на разработку станции-автомата, где выращиванию таких кристаллов не мешали бы мерзкие людишки, возмущающие своим дыханием покой кристаллизатора. Но в стране случился Меченый – и все пошло прахом…

Кстати, о Меченом – в его отношении у меня уже определенные идеи появились, но пока я этими идеями ни с кем делиться не собиралась. Время еще было, а вот должного авторитета у меня пока не набралось. Хотя, если лично товарищ Патоличев мне настолько доверяет, что идет снимать с боевого дежурства космические ракеты спустя неделю после запуска программы по космическим кристаллам… Впрочем, я не уверена, что сказала ему, когда эта программа была запущена.

С ракетами же получилось забавно: я точно знала, сколько их заныкано по складам, но вот чего я не знала, так это того, что заныканы были ракеты Р-7А, на те же «Союзы» (или как они там сейчас называются) вообще не похожие. То есть ракеты были именно баллистические и двухступенчатые, так что просто их достать со склада и привинтить к ним сверху какой-нибудь спутник было невозможно. Их со складов, конечно, доставали – не спеша, по паре штук в месяц, и отправляли на завод в Куйбышев, где они подвергались существенной доработке. В основном, конечно, на них ставили новую ступень (которую тоже изготовить было нужно), но еще и почти всю систему управления меняли, так что резкого увеличения доступного числа ракет не произошло. Потому что у товарища Козлова и так по ракете в неделю с завода отгружали, а теперь просто стали отгружать по три ракеты за две недели – но и это существенно космическую программу ускорило. У Королева до конца апреля были проведены три испытания нового корабля (и два оказались «не совсем успешными»), а у Челомея получилось запустить второй модуль к «Алмазу», пристыковать его – и двенадцатого апреля на обновленную станцию отправилась первая «штатная» экспедиция.

Однако про эту экспедицию я узнала лишь благодаря сообщению по радио, у меня других дел было невпроворот и за космическими достижениями я вообще не следила. Тем более, что после моих пояснений Совмин выделил Челомею нужные средства на строительство и «грузовиков», и пилотируемых кораблей (пока у Королева испытания не закончатся, других пилотируемых кораблей в Союзе просто не было), так что мне «выжимать бюджет Комитета» не пришлось. Но, хотя финансовый поток в казну Комитета заметно вырос, денег на все новые программы все равно не хватало и мне пришлось очень серьезно закопаться в новые проекты, стараясь распределять поступающую копеечку так, чтобы никакие программы не тормозились. То есть мне очень хотелось, чтобы не тормозились – но получалось это неважно.

А денег стало больше благодаря итальянцам. Все же у «Оливетти» инженерный состав был довольно неплохой, и они на основе наших микросхем разработали очень удобный «бухгалтерский» калькулятор. От тех, что на заводах Комитета производились, он отличался «принципиально»: циферки не только на дисплее показывались, но еще и печатались на бумажной ленте. Там вообще все печаталось: то, что операторы на клавиатуре набирали, промежуточные результаты, весь ход вычислений – и именно бухгалтерам это позволяло в случае какой-то ошибки (люди же, бывает, просто не те кнопки нажимают) глазками проверить все расчеты и пересчитывать все не с самого начала, а с того места, где ошибка возникла.

Ну а чтобы наводнить рынок такими удобными машинками, они подписали контракт с Внешторгом на поставку им ежемесячно по сотне тысяч комплектов всех необходимых микросхем и вообще всех полупроводников, а там суммы набегали свыше двенадцати миллионов. И я тихо радовалась, что они заказывали только комплектующие: с производством нужного им количества тех же печатных плат советская промышленность просто не справилась бы. На имеющихся мощностях не справилась бы – и поэтому довольно много средств уходило на создание новых «мощностей».

И не только по печатным платам: Брянский телевизионный уже окончательно зашивался, не успевая ни план по ТНП выполнить, ни программу по производству мониторов для вычислительных систем. Чтобы все же в обозримые сроки выйти на плановые показатели, завод начал строительство сразу двух филиалов, в Почепе и в Карачеве, а филиал – это новые рабочие, новое жилье для них, новая городская инфраструктура. То есть создание нового филиала – это очень немаленькие деньги, даже если не считать стоимости самих заводов. Хотя последние должны были строиться все же за счет союзного бюджета, бюджет этот выделили исключительно на строительство, а все оборудование почему-то нужно было Комитету за свой счет доставать. То есть понятно почему: кто-то решил, что на новые заводы (то есть в филиалы старых) оборудование со старых и переставят. Наверное, чтобы «освободить площади для расширения производства», но каким образом свободные площади это обеспечат, никто и не подумал. Я, когда увидела в бюджетах на постройку двух филиалов телезавода сметы на перевоз оборудования, не выдержала и поехала за объяснениями к товарищу Струмилину в Госплан. Ну что, узнала, что Станислав Густавович Великим и Могучим владеет в совершенстве, а если самую могучую часть из его объяснений удалить, то выяснила, что и в Госплане идиотов хватает, а за каждым ведь не уследишь – однако после утверждения очередного плана быстро в него корректировки внести невозможно, и особенно невозможно, если требуется дополнительное финансирование потому, что и без того везде постоянно идут перерасходы средств.

После этого мы с ним примерно час обсуждали тезис о том, что за каждым уследить не только можно, но и нужно – причем больше по технической части прения шли. И в конце беседы Станислав Густавович открыл мне «страшную тайну»:

– Светлана Владимировна, я могу вам подсказать одну лазейку, и, надеюсь, вы сможете ей грамотно воспользоваться. У нас по отраслям, занимающимся производством ТНП, цикл учета финансов составляет примерно девять месяцев, это кроме сельского хозяйства, где финансовый цикл в среднем чуть меньше года. Но вот, скажем, в ряде артелей, например в кооперативных заводах по выпуску мебели – это я строго для примера говорю – полный денежный оборот составляет меньше полугода, и они за год успевают деньги обернуть дважды или даже больше, и получают таким образом двойной общий доход. Конечно, при установленной для кооперативов норме доходности богатеями они не становятся, главным образом из-за низкой производительности труда, но на ваших-то предприятиях производительность, как я понимаю, высочайшая! К тому же, если учесть, что у вас и норматив накладных расходов такой высокий…

Я, конечно, Струмилина горячо поблагодарила за полезный совет, мы дополнительно обговорили, за чей счет и когда будем (вместе, поскольку и ему, и мне это очень выгодно) автоматизировать систему управления в Госплане – а затем не спеша поехала домой. В принципе, Станислав Густавович совет-то дал полезный, но пользы от него именно для себя я заметить не смогла. Потому что когда-то и я считала, что сто процентов накладных – это много, но по факту в быстроразвивающихся отраслях вроде полупроводниковой и четыреста процентов было бы маловато. Там же оборудование приходится менять на новое чуть ли не каждые полгода! А это оборудование сначала нужно еще придумать и изготовить…

Впрочем, и из его советов определенную пользу извлечь можно, вот только нужно очень качественно продумать систему отчетности в Комитете. Не Комитета перед высшим руководством, а именно внутри комитета. Просто потому, что внутри Комитета уже имелось несколько довольно больших предприятий, выпускающих именно товары народного потребления, и через них, если использовать все те же сто процентов накладных, будет несложно обеспечить нужное финансирование кучи программ – но для этого необходимо, в полном соответствии с «заветами товарища Струмилина», там создать такую скорость оборота средств, которая при нынешних приемах управления недостижима в принципе. Но я-то точно знаю, какие приемы этого самого управления это могут обеспечить!

Срочный (максимум до начала осени) запуск филиалов Брянского телевизионного был вызван внезапным (хотя мною и ожидаемым) «повышенным спросом на графические станции», под которыми сейчас понимался комп с графическим монитором. Простым, с разрешением шестьсот на восемьсот пикселей – но вот как раз мониторов-то и не хватало. В Брянске даже прекратили выпуск простеньких черно-белых алфавитно-цифровых, но особо легче от этого не стало. И не стало в том числе и потому, что в Госплане уже подсчитали, сколько таких графических станций нужно советским инженерам. Очень ценные сведения, я и без Госплана прекрасно знала, что их нужно минимум по одному на каждого советского инженера – но выше головы прыгнуть не удавалось. В правительстве придумали, как дефицит срочно побороть и перевели на производство таких мониторов Новосибирский телевизионный завод, Но в результате стало только хуже: в торговле исчезли новосибирские телевизоры для народа, а мониторов отнюдь не прибавилось. Впрочем, наверное нельзя сказать, что стало именно хуже: исчезли исключительно паршивые телевизоры (и я думаю, что завод и перепрофилировать решили, потому что он выпускал полное… вот именно, оно самое), но если там не научились нормальный телевизор изготовить, глупо было бы ожидать от них качественной продукции куда как более сложной.

А взрывной рост спроса на эти компы обеспечил, к моему огромному удивлению, Сережа. Я, конечно же, понимаю, что матлингвистика – это важная наука, вот только из того, что мне муж о своей работе рассказывал, я понимала далеко не все. То есть понимала всё, что состояло из простых русских слов – а как только в его словах встречалась какая-то математическая терминология, у меня мозг мгновенно отключался и на этом я просто прекращала воспринимать хоть что-то из того, что он мне говорил. Но все же русские слова я понимала прекрасно – и поняла, что он с кучей своих учеников придумал язык, описывающий способы построения чертежей. Или графиков, или диаграмм – в общем, всего того художественного творчества, которое народом в качестве искусства не воспринимается.

Но просто придумать новый язык программирования – дело несложное, на моей памяти (годах так в восьмидесятых) новые языки появлялись по паре штук в неделю (и почти с такой же скоростью исчезали), но Сережина группа разработала для языка работающий компилятор, написала на нем кучу программ, реализующих изображение «типовых элементов», реализовала интерфейс между библиотекой своих программ и программ, которые люди писали на более традиционных языках – и в результате для инженера разработать чертежи чего-то стало очень просто. Но, что было куда как важнее, инженеры получили возможность начерченную деталь сразу «пустить в работу», наглядно показывая возникающие нагрузки, всякие колебания и прочие важные для инженеров вещи. То есть разработчики получили возможность уже на этапе проектирования любой железяки посмотреть, как эта железяка будет работать в готовом изделии вместе со всеми другими железяками и как скоро она сломается. Или как скоро сломает соседние железки – то есть любое сколь-нибудь серьезное изделие стало возможным заранее просчитать «в динамике».

Принципе, это и раньше можно уже было просчитать, но раньше, составляя программу, инженер должен был заранее «знать, куда смотреть» – а теперь с помощью графики (к тому же цветной) стало возможным показывать разработчикам узкие места конструкции в целом. А Сережа со товарищи в процессе отладки своего программного комплекса переконструировали (вместе с разработчиками) «крестьянский автомобильчик», производство которого готовилось на Ряжском авторемонтном, и на это у них ушло чуть больше полутора месяцев. Не сказать, что меня лично такой результат сильно обрадовал, все же пришлось заказывать чуть ли не четверть станочного парка создающегося автозавода заново – но инженерное сообщество продукт оценило. И донесло свою оценку до высшего государственного руководства…

А это руководство… то есть Николай Семенович все же прекрасно понимал, что ничего из ничего не получается, но даже он привык, что ли, что в Комитете предприятия новые «самозарождаются» без особого внешнего финансирования, так что планы предприятиям Комитета спустили практически невыполнимые. Кстати, об этом меня Станислав Густавович особо предупредил – с той простой целью, чтобы я заранее придумала кузявые отмазки. Однако самая мощная отмазка у меня уже имелась и я всегда ее использовала: «Не мешайте мне работать и самостоятельно решать, как и куда тратить выручку». Ее применение вовсе не означало, что выручку предприятий мне позволяли тратить по собственному усмотрению, но теперь у меня всегда была надета под кофточкой футболка с вышитыми золотой нитью словами «А я предупреждала!» И периодическая (довольно нечастая) демонстрация «нижнего белья» всегда предотвращала срабатывала: до сих пор ко мне ни разу не применялись «репрессивные меры воздействия». Ведь я же заранее предупреждала…

В самом начале мая в далеком осетинском поселке под названием «Квайса» заработал новенький свинцово-цинковый комбинат. То есть такой комбинат там уже почти пятнадцать лет работал, но работавший раньше уже закрыли «на реконструкцию», а заработал как раз новый. Который, кроме свинца и цинка, упомянутых в его наименовании, стал производить и остродефицитный индий. Индия завод производил немного (пока немного), примерно полкило в сутки, но до конца года там планировалось нарастить производства до килограмма и даже более: в местной руде его было относительно много. То есть относительно много, раз в десять больше, чем в руде, перерабатываемой на Челябинском цинковом заводе. Но чтобы это производство могло заработать, выстроенной в поселке крошечной ГЭС было маловато, так что туда протянули ЛЭП из Цхинвала.

По мне, так само существование этого комбината оправдывалось лишь производством там индия: все, что требовалось для работы комбината (кроме руды, конечно), возилось туда на грузовиках через Гори, а чтобы даже электричество поселку по-нормальному обеспечить, в Цхинвале пришлось и свою электростанцию строить. «Дровяную», работающую в основном на обрезаемой на виноградниках лозе, но и эти двадцать два мегаватта все же лишними не были. В Грузии с электричеством вообще все было довольно грустно: в пятьдесят девятом началось строительство ГЭС на Ингури, но оно велось очень неспешно (хотя бы потому, что таких плотин в мире еще и не было), и скорого запуска этой электростанции ожидать точно не приходилось. Правда, там был еще один совершенно неиспользуемый источник электричества, но когда его начнут использовать и начнут ли вообще, лично мне было совершенно неясно…

Василий Степанович к товарищу Струмилину съездил, сразу после того, как в Проиозерный привезли сразу четыре маленьких американских «Бобкэта». Местные инженеры на машинки поглядели, обругали их всячески – не с точки зрения их применимости, а с точки зрения возможностей их производства в районе. И дополнительно все же и к конструкции нашли в чем придраться – но на стройке к машинкам отнеслись очень положительно, и он – собрав все замечания и предложения – в Москву и отправился. Там товарищ Струмилин, прояснив для себя поставленную перед товарищем Соболевым задачу, довольно интересно расписал, каким образом и какими силами можно наладить их выпуск – и на этом, как посчитал сам Василий Степанович, «задача была решена». То есть теоретически решена, а для решения ее на практике он заехал в Комитет и привез Светлане Владимировне довольно большой список оборудования, которое, по мнению Струмилина, проще было заказать за границей. Точнее, которое Станислав Густавович обозначил, как «практически недоступное в Советском Союзе»: станки-то необходимые в стране производились, однако почти все они уходили на заводы «девятки».

Часть (и довольно приличную) из этого списка ему составили специалисты ЦИАМа: все же там очень хорошо знали, что необходимо для производства двигателей, и даже знали, что из оборудования можно без особых проблем (если не считать финансовых) закупить за рубежом. И в ожидании, когда ему удастся передать список Светлане Владимировне (а она попросила его ей лично в руки отдать) Василий Степанович зацепился языком с другим инженером из Комитета, который тоже возвращений откуда-то начальницы ждал. И тема, всплывшая в этом разговоре, немолодого руководителя двух районов зацепила:

– У меня-то вопрос буквально на пять минут: мы турбины сельской ГЭС покрыли слоем нержавейки в плазмотроне, а теперь из соседний районов к нам уже два десятка заказов пришли на такую же обработку и их проржавевших турбин. Но там дело вообще не срочное, турбины, конечно, довольно ржавые, но еще лет несколько проработать смогут, все же на заводе их делали из не особо паршивой в этом отношении стали.

– И вы хотите со Светланой Владимировной договориться о том, чтобы эти заказы отложить?

– Я хочу, чтобы она вообще запретила такую работу. Потому что мы посчитали, и выяснили, что гораздо дешевле было бы просто новые турбины изготовить и уже их нержавейкой покрыть: старую-то от ржавчины сначала вычистить надо, потом всякие каверны заделать… в общем, работы слишком много, и работы непростой. Но, к сожалению, новые турбины делать у нас в стране никто не хочет: заводы-то все и без того планами загружены по маковку, так что непрофильные заказы никто не берет. И это очень обидно…

– Обидно, что никто их делать не хочет?

– Обидно, что нет у нас специализированного завода, который может такие турбины серийно выпускать. А ведь, если подумать, они много где пригодиться могут: в одной Рязанской области сейчас чуть меньше сотни малых ГЭС понастроено, но почти на всех турбины, можно сказать, самодельные, то есть паршивые И электростанции получаются крайне неэффективные: там же люди вручную их работу регулируют. А в Комитете же есть заводы, которые и всю автоматику для таких электростанций за три копейки изготовить могут – но кто будет разрабатывать эту автоматику отдельно для каждой станции мощностью в пару десятков киловатт?

– И что вы хотите Светлане Владимировне предложить, если не секрет?

– Не секрет. Я хочу ей предложить выстроить свой заводик, который будет типовые малые ГЭС делать. Автоматические, то есть там постоянного присутствия операторов не потребуется, и делать их уже «под ключ», чтобы тот же председатель колхоза просто приехал, забрал готовую станцию, воткнул ее у себя на плотину, насыпанную мужиками во время перекура и больше ни о чем не боеспокоился.

– ГЭС на двадцать киловатт? Этого же разве что на небольшую деревушку в глуши хватит.

– Не хватит, у нас на Рязанщине одна такая ГЭС только свинарники в колхозе электричеством обеспечивает – но благодаря этому колхоз стране свинины сдает по сотне тонн в год. А для села у них другая ГЭС поставлена, уже помощнее.

– То есть опять другая, для которой свою автоматику придется разрабатывать.

– Я и говорю: нужны типовые и серийные ГЭС ставить, их, допустим, на Кавказе можно буквально сотнями ставить! И ведь получится дешевле, чем линию электропередач в село тянуть! А если еще Урал рассмотреть или Сибирь… Еще они в Корее Северной очень не лишними окажутся, да и, наверное, в Китае тоже их с удовольствием закупать станут. Так что завод, который их делать будет, быстро окупится.

– Интересно… а вы типовой ряд предлагаемых генераторов уже составили?

– Конечно, без этого к Свете и соваться смысла нет. И проекты всей линейки гидроагрегатов подготовил, и даже потребность в станках для завода обосновал… вот только, боюсь, она меня все же пошлет куда подальше.

– А это почему?

– Потому что я знаю, что в Комитете бюджет и без того по швам трещит, а для завода же еще и всю инфраструктуру выстроить нужно, так как строить что-то новое в Ряжске или Александро-Невском она уже запретила. Места нет, и жилья – а на заводе потребуется минимум две-три сотни рабочих. Я-то готов и в деревне какой городок отстроить, и даже лето в палатке там прожить, пока жилье готово не будет – но нет у нас средств на новые городки…

– А в старый вы переехать готовы, если там такой заводик будет выстроен? У меня в районе как раз есть уже жилье на пару сотен человек, и строительство еще далеко не закончено.

– Это куда вы предлагаете?

– В Большеустьинский район. Специальный район КПТ.

– То есть в район Комитета? Мне жилье дадите? Хотя бы комнату, я все же с женой поеду… правда, пока у нас детей нет.

– И квартиру дам. Как там говорил товарищ Пономаренко, в тесной комнате почему-то детей маловато рождается? Давайте ваш список по станкам и оборудованию, мне она, надеюсь, не откажет. По крайней мере потому, что я у нее кроме станков и просить ничего не буду. Но, мне кажется, заводу потребуется все же не один инженер?

– Если с жильем особых проблем не будет, я вам быстро подберу персонал. То есть не сразу, но когда институты студентов выпустят в мае, отбоя от желающих там поработать не будет. Что такое Комитет, студент нынешний уже неплохо знает…

На следующее утро сидя в самолете, летящем в Большеустьинск (который с прошлой осени стал «поселком городского типа», а в этом году почти наверняка превратится в настоящий город) Василий Степанович размышлял о том, уж не погорячился ли он, взяв на себя еще один проект, но чем дольше он об этом размышлял, тем больше крепла его уверенность в том, что он поступил правильно. Ну а то, что ему снова придется строить «много и быстро», его уже не сильно волновало, все же у его уже был опыт сотрудничества с корейским руководством, и он был практически уверен, что корейцы, в особенности узнав о продукции, которая будет для них доступна к следующей весне, в помощи не откажут. Тем более, что помощь тут потребуется только «руками», строителям он зарплату будет платить такую же, как и советским рабочим. А все остальное…

Светлана Владимировна гарантировала, что всё зарубежное оборудование поступит в Большеустьинск и в Приозерск еще до августа…