Перед Новым годом в правительстве состоялось небольшое совещание, посвященное проблемам в горнодобывающей промышленности. Не вообще, а в той ее части, которая занималась добычей некоторых металлов, которые сейчас в огромных количествах (и за огромные деньги) закупались за границей. Это относилось и к меди, но в основном разговор шел о добыче индия и галлия: все же с медью определенная ясность уже была, а вот с последними двумя металлами проблемы оставались. Хотя и тут определенный прогресс намечался:
– Специалисты института редких металлов разработали достаточно эффективную технологию получения индия из цинковой руды, – сообщил Пётр Фадеевич Ломако, руководитель Минцветмета, один из трех министров, бессменно тянувших лямку на министерской должности еще со времен Сталина. – Сейчас из руды получается добывать почти пятьдесят процентов содержащегося в ней металла, и мы считаем, что это очень высокий результат.
– То есть половина этого индия идет в отвалы? – несколько недовольно решил уточнить товарищ Булганин.
– Да, и это происходит вообще почти по всем металлам, за исключением разве что золота и серебра с платиной. Теоретически можно извлекать и больше, но ведь даже в железорудной промышленности в отвал уходит свыше половины содержащегося в руде железа: извлекать больше просто не имеет экономического смысла. Пока не имеет, пока у нас не появятся огромные избытки электричества.
– Определенный избыток электричества у нас сейчас имеется в Братске и, надеюсь, скоро появится в Красноярске…
– Но это не тот еще избыток, который сделал бы добычу металлов рентабельной. Поэтому я выступаю за скорейшее строительство новых ГЭС на Зее и Бурее, тем более что в руде Удокана есть заметные проценты галлия… доли процента, но смысл их выделять имеется несомненный.
– То есть пока Удокан не заработает, у нас галлия своего…
– В поселке Октябрьский Тульской области сейчас уже заработал наш так называемый глиноземный завод, на котором перерабатывается зола местных электростанций. Ведь в этой золе одиннадцать процентов чистого глинозема – и его мы почти полностью выделяем, но в ней достаточно и других металлов, оттуда мы получаем и германий, и галлий. Сейчас галлий почти полностью оттуда на заводы КПТ и поставляется, а если там же начать переработку золы, получаемой при сжигании добываемого на Шпицбергене угля…
– Возить-то золу из Мурманска очень дорого ведь получится?
– Да, но в той золе галлия и германия достаточно, чтобы перевозку многократно окупить. Конечно, было бы лучше хотя бы предварительную переработку ее там же, на Севере, и организовать – но опять вопрос упирается в электричество, точнее, в его отсутствие.
– К тому же железные дороги сильно перегружены…
– Переработка северной золы в Октябрьском сразу увеличит производство галлия почти втрое, – прокомментировал сомнения Предсовмина товарищ Патоличев, – а при тех ценах, по которым мы совместно с КПТ продаем за рубеж полупроводниковые приборы, эту золу будет выгодно караванами осликов в бурдюках перевозить.
– Да, кстати, – решил тут же уточнить Николай Александрович, – отчеты по рождественской распродаже Телефункена уже получены?
– По крайней мере немцы нам уже заплатили шестнадцать миллионов долларов, правда большей частью это авансовые платежи, так как серийные заводы не справляются с запрошенными объемами поставок. Но как оно дальше пойдет…
– Позвольте мне? – в разговор вклинился Павел Анатольевич. – По нашим данным Телефункен успел продать – причем только в Хьюстоне – около десяти тысяч калькуляторов, причем продал все за один день. Но они просто не успели сделать больше блоков питания под американскую электросеть, и основные продажи были в Европе. Там тоже в магазинах калькуляторы больше чем на день не задерживались, несмотря на довольно высокую цену, так что рынок этот немцам еще долго можно будет окучивать. Но чтобы их с этого рынка конкуренты не вытеснили, нам нужно будет поставлять в Германию по несколько миллионов комплектов ежегодно, а это уже на пределе имеющихся у нас мощностей. Даже с учетом того, что немцы вроде сами клавиатуры изготавливать собираются. У них они получаются много лучше наших…
– А у нас что, инженеры клавиши придумать не в состоянии?
– Немцы уже придумали, Светлана Владимировна говорит, что очень хорошие… так что она хочет предложение Телефункена принять.
– Какое предложение?
– Телефункен нам передает лицензию на такие клавиатуры, бесплатно передает, но при условии, что мы им будем поставлять по три миллиона комплектов микросхем для калькуляторов в год. То есть на следующий год речь идет о трех миллионах.
– А заводы КПТ столько изготовить-то успеют?
– Нет, но мы – я имею в виду КГБ – согласились с предложением Минрадиопрома о строительстве нового завода по их выпуску в Зеленограде.
– А причем тут КГБ? Там повышенная секретность?
– И секретность тоже. Но не особо повышенная, в Зеленограде будет всего лишь сборочный завод… пока. Однако даже на сборочном производстве нужно будет ставить уникальное оборудование, производимое в том числе и на заводах Комитета. Само оборудование даже и не особо секретное, но вот техпроцессы по сборке гибридных микросхем желательно хотя бы пару лет не разглашать. По сугубо финансовым соображениям: тот же индий мы пока у американцев закупаем по пятьдесят долларов за килограмм, а когда янки узнают, что там используется индиевый припой, цена вырастет в разы. Но так как Пётр Фадеевич рассчитывает… практически гарантирует, что через пару лет у нас и своего индия будет достаточно…
– Ясно. И опять все упирается в КПТ. У нас что, больше перспективные технологии развивать некому?
– У нас по многим направлениям существенное отставание именно по технологиям, – миролюбиво заметил Николай Семенович, – и, к сожалению, в большинстве случаев мы империалистов догнать на этих направлениях пока не можем. Те же американцы, конкретно компания 3М, организовали производство гибких дисков в кассетах, и качество этих дисков у них много выше, чем у наших. А компания IBM, совместно с этой же 3М, начинает потихоньку выделывать и жесткие диски, причем размером… то есть емкостью заметно наши превосходящие. Светик говорит… Светлана Владимировна говорит, что нам, чтобы американцев в этом хотя бы достать, нужно отдельный институт организовывать, потому что у СССР вообще в этом направлении никаких серьезных исследований не ведется. И, говорит, что организовывать институт нужно еще вчера. Я бы, кстати, предложил его организовать в рамках КПТ: у нее с кадрами как-то все гораздо успешнее получается, чем в отраслевых институтах.
– У нас что, при переходе в КПТ кадры резко умнеют, что ли? Или она еще и в химии крупный специалист? Там же, как я понимаю, в основном химия, органическая и очень непростая.
– Нет, люди не умнеют, а в химии, по ее словам, ее знаний достаточно, чтобы по внешнему виду отличить соль от сахара.
– Это как по виду?
– Это так, – Николай Семенович широко улыбнулся. – Если, говорит, ложку вещества засунуть в рот человеку, то по виду его рожи сразу становится понятно, соль это или сахар. Но я о другом, – лицо его сразу стало серьезным, – она говорит, что все дело в правильном управлении исследованиями… и вообще всем, чем угодно. И я бы очень хотел понять, зависят ли успехи КПТ от того, что именно она Комитетом руководит, или ее методы управления такие качественные. И здесь мы получим возможность выяснить, какое предположение будет верным.
– А без такого… эксперимента проверить нельзя?
– Скорее всего нет, мы же до сих пор так и не поняли, почему именно ей было поручено… я думаю, что если мы внимательно изучим ее методы руководства институтом, в деятельности которого она заведомо не разбирается…
– И во что нам такой эксперимент обойдется?
– Он в любом случае окупится, – с места заметил Павел Анатольевич, – у нее все окупается. Даже то, что, казалось бы окупиться не может в принципе, например предложенная ей система секретного делопроизводства…
– Ладно, у нас совещание вроде не по деятельности товарища Федоровой, но чтобы закончить… Павел Анатольевич, Светлана Владимировна вроде говорила, что наши калькуляторы окончательно убьют американскую полупроводниковую промышленность…
– Она погорячилась все же немного. Сейчас полупроводниковые компании получили очень заметное финансирование от правительства и исследования с разработками там ведутся довольно широко. Правда, в основном при университетах, крупные компании, вроде той же IBM или Burroughs, вкладывать свои средства в исследования по этой тематике не желают. Так что американская полупроводниковая промышленность, в особенности по части производства транзисторов и прочих подобных изделий, живет пока неплохо – но она права в одном: по части микросхем янки от нас отстают все больше. А если заработает ее новая полупроводниковая программа… по крайней мере тут уже не десятки миллионов доходов можно ожидать, а многие сотни миллионов, а возможно, и миллиарды. Но чтобы такого достичь, мы должны вернуться к основной теме совещания…
В свое время северные корейцы сделали свою тоннелебурильную машину немногим более чем за год, но у меня было перед будущими конструкторами огромное преимущество: я заранее знала, как она должна быть устроена. А еще у меня не было недостатка в средствах для ее создания – и машина поползла внутрь горы от Северомуйска уже в начале декабря. От корейского «прототипа» машинка немного отличалась: тоннель она за собой оставляла уже трехметрового диаметра и сверлила она его со скоростью около сотни метров в неделю. И, хотя этот тоннель считался «технологическим», тоннелестроители настолько прониклись скоростью проходки, что отказались от закладки промежуточных шахт, от которых они собирались тоже основной тоннель рыть сразу в нескольких местах. А в КПТ сразу перевели денежки, необходимые для постройки второго такого же бурильного комплекса. Но так как второй тоже был уже почти полностью изготовлен, я денежки направила на совсем другие нужды. На нужды «специального района», но, к моему небольшому сожалению, не Ряжского, а Большеустьинского: все же в новом спецрайоне еще и конь не валялся и строить там нужно было очень много всякого. В том числе, конечно, и жилье…
У Василия Семеновича (то есть, конечно же, Степановича) работы в новом районе, переданном под его руководство, было очень много. Ведь ему поручили управлять не только самим районом, но и стокилометровой узкоколейкой, ведущей от Красноуфимска к райцентру – а это было, скажем так, не совсем просто. То есть даже правильное расписание составить… без вычислительной машины, специально для этих целей предоставленной Комитетом (и группы молодых программистов, которые составили программу расчета такого расписания) пропускная способность дороги наверняка получилась бы раза в два меньше – и это по самым оптимальным прикидкам. Но даже «программа» – она бесперебойную работу дороги обеспечить не в состоянии, для работы нужны были люди, и люди грамотные, а людей грамотных заманить в башкирскую глушь было непросто. Люди – они существа привередливые, им удобства всякие подавай, и Василий Степанович изо всех сил старался эти удобства людям и предоставить.
Начал он с малого – по меркам Комитета малого: занялся строительством качественного жилья. Хорошо еще, что получилось обратно «забрать» Юру: парень был очень неплохим архитектором, причем, как уже не только Василий Степанович убедился, мыслил он не «категориями зданий», а «категориями городов», и понятие города он трактовал довольно широко. Потому и небольшие поселки у железнодорожных разъездов у него становились «частью города», хотя и «отдаленной от центра», но именно частью города, со всеми «городскими удобствами».. И на каждом разъезде (а их на дороге восемь было) он ставил небольшой поселок совершенно городского типа: с двухэтажными (хотя и одноквартирными) домами, со своей небольшой водопроводной станцией и отдельной котельной, обеспечивающей центральное отопление всех этих домов. Вдоль дороги протянулась высоковольтка (на тридцать пять киловольт), снабжающая все дома в поселках электричеством, а еще в каждом таком поселке и своя аварийная электростанция имелась с дизелем. Кроме этого, вдоль узкоколейки прокладывалась хорошая автодорога – пока гравийка, но в ближайших планах ее собирались заасфальтировать, а в двух местах (рядом с Большеустьинским и у разъезда «54-й километр») строились и местные аэродромы.
И все это требовало изрядных затрат и, конечно же, дополнительной рабочей силы. С которой, несмотря на кучу «пряников», предоставляемых строителям, было крайне неважно. Хотя и тут Комитет смог существенно помочь: на строительство жилья Светлана Владимировна набрала довольно много мужиков из Кавказских республик, а на строительство дорог она как-то договорилась завезти людей вообще из Кореи и Китая. И как раз корейцы за лето и осень щебеночные шоссе и успели закончить, а китайцы (которые с корейцами почему-то не особо ладили) выстроили на дороге все мосты, а зимой, оставшись (все остальные на зиму разъехались по домам), занялись отделочными работами в выстроенных за лето домах. И Василий Степанович был абсолютно уверен, что к весне все строительные работы будут и в районе, и вдоль дороги, полностью закончены – но еще он был так же абсолютно уверен и в том, что когда и строительство ГАЭС будет завершено, всем поселившимся в районе новым жителям делать будет совершенно нечего. Если им заранее не придумать нужную для страны работу и не выстроить требуемые для этого предприятия. А вот какая именно работа стране окажется нужной и какие предприятия для этого потребуется выстроить… у него были по этому поводу определенные мысли, и чтобы их начинать воплощать, он отправился в Москву. Чтобы обсудить эти мысли с Председателем Комитета…
На небольшом «корпоративе», устроенном в Комитете в преддверии Нового года, Лена рассказала мне наконец, за что половину цыган, устроивших в Ряжске свою «криминальную базу», приговорили к очень суровым наказаниям. Оказывается, когда девушки их КГБ приступили к зачистке цыганок, они обнаружили в доме труп младенца, причем явно несвежий, упакованный в пленку чтобы запах от него не разносился. Они устроили проверку и выяснили, чей конкретно был труп: с некоторых пор в роддомах у новорожденных снимали отпечатки пальцев, чтобы избежать путаницы. И выяснили, что младенец был украден несколько месяцев назад – а когда цыганок допросили (с использованием спецсредств, выпускаемых советской фармакопеей), то оказалось, что таким они давно уже промышляли, таская младенцев с собой при выпрашивании милостыни. И специально этих младенцев морили голодом, чтобы у них вид «пожалостнее» был, а когда те умирали, то просто воровали новых. Так что таборянам вменили «массовые убийства по предварительному сговору», и те немногие, кто не попал под «вышку», на волю выйдут (если выйдут) очень нескоро, а специальным постановлением Президиума Верховного Совета было милиции и прокуратуре выдано разрешение на применение таких спецсредств ко всем цыганам, кочующим с таборами. Закрытым постановлением, понятное дело, чтобы не возбуждать межнациональную рознь (хотя по отношению к кочующим цыганам эту рознь еще более возбудить было крайне трудно). Ну а раньше мне этого Лена не рассказывала, чтобы я не переживала по поводу чужих младенцев пока со своей дочкой сидела…
Она просто была не в курсе, что я довольно неплохо знала, чем цыгане промышляли и именно об этом сразу и подумала. Вот только думала я об этом «не в затяжку», других мыслей было в избытке – и я все же большей частью размышляла о том, как бы половчее решить задачки, которые Комитету подкинули товарищи Челомей и Мясищев. То есть задачка была – если от мелких деталей отвлечься – одна: обеспечить стыковку двух быстро летящих машин. Конечно, стыковка самолетов (имея в виду летающие танкеры) имела свои особенности, все же в космосе ветер-то не дул, однако с точки зрения управляющей автоматики (именно автоматики, не механизмов управления) разницы почти не было: требовалось точно измерять расстояние между машинами и в реальном времени рассчитывать управляющие воздействия. А уж чем воздействовать – воздушными рулями или реактивными моторчиками – автоматики не касалось, а авиационных и космических КБ все же сидели специалисты, которые лучше знали, как собственными машинами управлять.
Вообще-то дозаправка в воздухе уже применялась, и довольно много самолетов Мясищева были переделаны под летающие танкеры – однако сама процедура дозаправки была крайне непростой (по словам Владимира Михайловича, это был «воздушный цирк без страховки»), а авиаторам хотелось чего-то более спокойного и надежного. Так что мне выставили задание на разработку автоматики, которая должна была просто «подвести самолет к заправщику», но когда я расписала задание «по пунктам», даже товарищ Мясищев слегка прибадел от сложности задачи. Потому что я исходила их того, что самолет-заправщик может в силу разных причин внезапно совершать разнообразные маневры (например, чтобы срочно уклониться от вражеской ракеты), а заправляемый самолет может при приближении к танкеру попасть в спутную струю его двигателей. Да мало ли какие еще неприятности могут при попытке подзаправиться возникнуть!
Когда я на небольшом совещании с мясищевцами все это рассказала, один их инженеров спросил:
– То есть вы считаете, что нужную автоматическую систему создать невозможно?
– Нет, я так не считаю. Но я просто знаю, что создать систему, способную оперативно реагировать на различные случайные внешние воздействия на базе аналоговой автоматики невозможно, а вот с использованием цифровых вычислительных машин это вполне реализуемо. Однако замечу: все нужные для решения подобных задач датчики КПТ разработать в состоянии, и даже вычислительную машину, которая их сигналы обработает, сделать несложно. Но разработать управляющие программы для бортового вычислительного комплекса очень непросто, и сейчас в Комитете нет нужного количества программистов. Да, я знаю, у вас их тоже нет, но тем более вам следует озаботиться их подготовкой. А еще сразу же замечу, что подобные задачи пилоты решают – в уме решают – при взлете и особенно при посадке самолетов, так что при наличии бортового вычислительного комплекса глупо его использовать только для дозаправки, можно – и нужно – его и для облегчения пилотирования, особенно при взлете и посадки, использовать. Например, автоматически управлять закрылками – в таком случае даже при сильном боковом ветре летчику не придется самолет накренивать чтобы сесть ровно…
– Но ведь ветер может быть разный… – задумчиво заметил Владимир Михайлович.
– Может, но автоматике на ветер вообще начхать, она отслеживает крены и ускорения самого самолета, не заботясь о причинах их возникновения. Возможно, я термины не совсем верные использую, но, надеюсь, суть вы поняли.
– То есть вы считаете, что можно даже посадку автоматизировать…
– Вполне. Но опять подчеркну: чтобы составить нужные программы, потребуются программисты со специальной подготовкой, по крайней мере понимающие, как работает самолет. А еще, скорее всего, потребуются и разработчики специализированных вычислительных машин: нынешние-то в принципе могут через свои интерфейсы внешними устройствами управлять, но для, скажем, использования в самолетах эти интерфейсы будут неоптимальными. Слишком медленными или просто слишком узкими для получения и выдачи широкополосных сигналов…
– Я понял, вы считаете, что нужно организовать специальное учебное заведение…
– Зачем? В МАИ уже есть люди, способные заняться решением таких задач. Им, конечно, еще немного подучится придется, но уверена, что уже в следующем году они и сами будут в состоянии студентов учить тому, что потребуется советскому авиастроению. Я понимаю, что дело это не самое быстрое, так что автоматику для стыковки… для систем дозаправки самолетов КПТ постарается все же разработать, но мы ее сможем сделать лишь такой, что процесс дозаправки будет лишь полуавтоматическим, летчику тоже поработать придется серьезно. Но все же автоматика ему жизнь немного облегчит – пока. А уж совсем легкую жизнь вы ему уже сами обеспечите, только немного попозже.
– Немного – это на сколько позже?
– От вас зависит. Еще раз: у вас уже есть немало людей, способных такие задачи решать, и их лишь дообучить некоторым вещам нужно будет. Но окончательное решение вы получите только тогда, когда эти люди, набравшись личного опыта, подготовят собственных специалистов и, по сути, создадут свою школу, производящую нужных инженеров в достаточных количествах. И про достаточность меня тоже не спрашивайте, они уже сами определят, сколько им людей нужно будет. А я… я им помогу в управлении коллективами новых специалистов, чтобы они могли их использовать максимально эффективно…
Челомей, который тоже на совещании этом присутствовал, так как речь шла, в общем-то, о «стыковочной автоматике вообще», после его завершения подошел к мне и спросил:
– Вы считаете, что и стыковку объектов на орбите можно полностью автоматизировать?
– Это даже проще будет сделать, чем стыковать самолет с заправщиком, так турбулентности не бывает. Правда, там свои тараканы проявятся, ведь на орбите просто ускориться или замедлиться нельзя, но законы орбитального движения просты и понятны. И переложить их в коды управляющих программ будет легче. Так что вашу задачку, я думаю, мы сможем решить гораздо быстрее, чем задачку товарища Мясищева.
– А когда?
– Сами видите, что долго пинать разработчиков я уже не смогу, но уверена, что ребятам будет очень интересно поработать с вашими специалистами. А чтобы при этом не возникло проблем с режимом секретности, я попрошу Елену Николаевну направить к вам людей, от которых что-то скрывать не придется. И если постараться, причем и нам, и вам, то работу получится закончить действительно быстро. Точных сроков я, конечно же, не назову…
Точных сроков Челомей с меня и не потребовал, но еще в конце лета два автоматических аппарата, разработанных у него в КБ, произвели стыковку на орбите. А восьмого января шестьдесят третьего года космический корабль с экипажем под командованием капитана Гагарина состыковался с первой советской орбитальной станцией «Алмаз»…