Олегархат районного масштаба

Глава 24

Новый год мы отметили весело: по телевизору программа была очень интересная, «Голубой огонек» в двух частях. И в первой (до полуночи) на «Огоньке» давали прекрасный концерт, а после полуночи передача шла уже в «традиционном» виде, с гостями, сидящими за столиками. И я с огромным удовольствием смотрела на «сильно помолодевших» ведущих: Игоря Кириллова, Светлану Моргунову, Светлану Жильцову, всесоюзную «Тетю Валю» Леонтьеву – и на ранее мне незнакомую (хотя я о ней много слышала от того же деда) Нину Кондратову. Ну а дополнительное удовольствие я получала потому, что точно знала: вся передача была записана на разработанный в Комитете видеомагнитофон – то есть и я «была причастна».

Причем ведь на самом деле была причастна, я же инженерам рассказала, как его делать… в самых общих чертах, конечно – но в том числе и за это мне из Шаболовки еще тридцатого принесли (в подарок) две кассеты, на которых весь «Огонек» был уже записан. Но я об этом даже Сереже не сказала, терпела до последнего – и, оказалось, не зря: получать удовольствие среди родных и близких гораздо приятнее.

А уж получать его одновременно со всей страной… На самом деле все же не одновременно: в том же Петропавловске-Камчатском – в городе, где всегда полночь, «Огонек» показали еще в три часа по Московскому времени, и для этого туда кассеты доставили аж на мясищевском бомбардировщике. Точно на нем, между прочим я сама кассеты на Чкаловский аэродром отвозила: телевизионщики вовремя забыли оформить пропуск для своей машины на аэродром и попросили кассеты доставить того, у кого пропуск точно был – то есть у Комитета попросили: официально-то Комитет был «гражданской» конторой и туда для позвонить оказалось легче всего. Ну а я как раз относительно свободна была и лично решила шофером поработать, ну и отвезла коробки с кассетами в Щелково. Оттуда не только на Камчатку кассеты отправляли, еще во Владивосток – и этим бортом их доставили и в Хабаровск, и в Читу, и еще куда-то (точно не знаю куда, но на тот борт погрузили кассет десятка два, по паре комплектов на телестудию) – но вот в Петропавловск был отправлен «персональный бомбардировщик». И к его полету я ведь тоже оказалась «причастна»: туда самолет летел с двумя дозаправками, а систему сближения и стыковки самолетов с танкерами тоже мои инженеры делали…

То есть поводов для гордости у меня было хоть отбавляй. Впрочем, дома их много у кого хватало. Любаша получила у себя в институте сразу два «автомата», а в этом была огромная заслуга и Ники с Викой, так что я старушек наградила специально изготовленными на «придворном заводе» медалями «За воспитание и обучение подрастающего поколения». Машка выдающихся успехов пока не показала, но под руководством Сережи изучила его «конструкторский» язык программирования и получила – сугубо в «производственных целях» личную «графическую станцию». То есть это была станция все же Сережина, но он разрешил племяннице ей пользоваться когда угодно: ему машин и на работе хватало. А Оля (маленькая, потому что сестра-бабуля и мама тоже на Новый год к нам в гости приехали) успела получить как раз перед Новым годом звание «Ударник коммунистического труда» от треста «Мосшвея»: она разработала и передала в трест четыре новых модели женских кофточек. Довольно симпатично выглядевших, хотя для пошива нужно было сделать на пять швов больше, чем для «традиционных» моделей. Но зато ткань при раскрое использовалась почти на девяносто пять процентов, что более чем на десять процентов увеличило выпуск готовой продукции!

Ну да, выкройки она считала как раз на Сережиной графической станции с использованием программ, как раз реализующих метод Канторовича по максимизации линейной системы уравнения с многими переменными – но чтобы детали выкройки начать располагать, нужно их сначала придумать, а это Оля-маленькая и проделала. Ну а в трест ее выкройки я, конечно, отнесла, ведь это было самыми что ни на есть «передовыми технологиями» и полностью соответствовало профилю Комитета. Конечно, Оля работницей Комитета все же не была, то это даже было лучше, лично для Оли лучше…

Оля большая (то есть сестра-бабуля) в шестьдесят третьем тоже разжилась орденом, за хорошее руководство Благовещенским филиалом Уфимской фармфабрики. За очень хорошее руководство: филиал выполнил план по производству «сложных лекарственных препаратов» примерно на восемьсот процентов. Правда, для достижения таких результатов нужно было и немало нового оборудования изготовить, и я сестренке в этом помогла. То есть оборудование делалось на «придворном заводе», а его проектирование и разработку всей нужной автоматики провели парни из сто шестидесятого института во Фрязино, причем когда я к ним привела Олю и сказала, что это нужно для советской фармакопеи, они с Комитета даже не стали «вымогать» очередных плюшек в виде постройки чего-то институту или городу нужного, так что мое участие свелось к тому, что я фрязинцам выписала «проездные» на самолеты «Местных авиалиний» до Благовещенска. Имела право, ведь авиакомпанию так из под формального подчинения Комитету и не вывели…

Мама, которая нас в Москве посетила впервые, долго охала по поводу размера нашей квартиры, причем в основном сокрушалась по поводу того, что «сколько же здесь убираться-то надо». Однако это было единственной ее «претензией», а все остальное ей понравилось. И нам всем очень понравился такой семейный Новый год. А первого января, в среду, был общесоюзный выходной, и поэтому на работу можно было не к девяти бежать, а только к десяти… Но бежать пришлось: это у обычных людей выходной – это когда они не работают, а вот у руководителей все было несколько иначе – и уже в половине одиннадцатого мне позвонил Николай Семенович:

– Светик, поговорить нужно, ты через полчаса на работу придти успеешь?

– Николай Семенович, что у нас такого случилось, что до завтра подождать не может? Или вы просто за работой забыли, что Новый год наступил?

– Ничего я не забыл! Да и случилось… ничего особо серьезного, но вот подождать можно было бы до завтра, но не нужно. Николай Александрович приболел…

– Что с ним?

– Да ничего серьезного, но ты же знаешь нашу медицину: говорят, переутомление у него… можно подумать, что все остальные у нас не утомляются. В общем, он подписал постановление о то, что я его в должности предсовмина замещаю на месяц. А там, я посмотрел, работы уже столько, что… понятно, отчего он переутомился. Но ведь и остальную работу забрасывать нельзя, а я все уже не потяну. Поэтому есть мнение – и Николай Александрович его поддержал – временно тебя назначить исполняющим обязанности первого моего зама.

– Ну, поездить по городу на «Чайке» я как бы и не против, а вот как насчет остального?

– А остальное будет примерно то, чем ты и так сейчас занимаешься. Только прав у тебя будет побольше… ну и ответственности.

– А вот ответственности мне лишней не надо, так что я отказываюсь.

– А тебя, Светик, никто и не спрашивает, Николай Александрович приказ уже подписал, и приказ этот с Пантелеймоном Кондратьевичем согласован. Так что я сейчас на работу еду с дачи, и к тебе заехал по дороге, чтобы с собой тебя захватить: дела-то самые срочные передать надо, тебе ими уже с завтрашнего утра заниматься придется.

– А по телефону этого сказать нельзя было? Я бы хоть оделась как большая начальница, позавтракала бы посытнее…

– В конторе позавтракаешь, а одета ты и так как принцесса какая заморская. Приказ был подписан не для публикации, по министрам его уже действительно завтра доведут, а сегодня о нем четыре человека только знают. Пять, сдается мне, что Павел Анатольевич твоей Елене Николаевне о нем сообщил.

– С чего бы это?

– С того, что во дворе уже стоит усиленный эскорт этих ее амазонок. И мне почему-то кажется, что просто так не стала бы она своих девиц первого числа по тревоге поднимать… Ну что, поехали?

Домашним, я конечно же, позвонила и предупредила, что «много работы, буду поздно», но все равно вечером Сережа высказал мне свои претензии. И даже не потому, что в аэропорт он Олю с мамой отвозил, тут и ехать-то было минут пять. А потому, что всё, что мы наметили сделать за этот дополнительный выходной, сорвалось: и в театр мы не сходили, и с Васей в зоопарк… Но когда я ему сообщила, что весь январь буду вкалывать на позиции первого зампреда Совмина, он тяжело вздохнул и, как мог, пожалел:

– И за что тебя так? Там что, мужиков уже вообще не осталось?

Мужики-то остались, но те, кто меня выбирал, тоже головой думать умели. Николай Семенович на своей работе первым замом курировал в основном министерства «девятки», а с их проблематикой я была знакома довольно неплохо. К тому же большая часть задач, которые курировал товарищ Патоличев, касалась внедрения на предприятиях девятки новейших технологий. Ну, не большая часть, а почти половина – но половина этой половины вообще шла по программам КПТ, так что мне в них вникать даже не требовалось.

Еще одной причиной, по которой на эту должность меня выбрали, была связана с тем, что на большинстве предприятий «девятки» уже были установлены «бухгалтерские компы», которые не только зарплаты считали и отделы кадров информацией поддерживали, к тому же в Европейской части страны и большей частью на уральских предприятиях все компы были объединены в глобальную (то есть в рамках СССР глобальную) сеть, но пока почти никто так и не понял, как с ней работать. А я это знала, и Николай Семенович надеялся, что за месяц я смогу там хоть кого-то научить с ней обращаться. Правда, сам он не научился и за полгода, но искренне считал, что это потому, что он «уже старый и поздно ему учиться». Но ведь он и секретариат свой даже обучать не начинал!

Но в любом случае выбора у меня не было: раз запрягли, то нужно везти. А так как я знала, куда везти и как при этом не надорваться…

Василий Степанович Соболев первого января тоже отпраздновал на работе. То есть Новый-то год он провел, как почти все советские люди, в кругу семьи и первого на работу оправился ближе к полудню – но как раз «ближе к полудню» на работу прибежало уже несколько сотен человек. Однако люди на работу все же прибежали не для того, чтобы работать, а чтобы еще больше праздновать: а полдень состоялся пуск новенькой ГАЭС. Не большой Нижнебобинской, а маленькой, «почти игрушечной»: в двенадцати километрах к югу от Большеустьинска на реке Ай тоже был неплохой такой пригорочек, и там в качестве «демонстратора технологий» за счет бюджета района при одобрении и существенной поддержке энергетиков была выстроена ГАЭС поменьше, мощностью всего в двадцать два мегаватта. Четыре мотор-генератора для нее были изготовлены в Спасске-Дальнем, турбины небольшие (а на стометровом перепаде для пятимегаваттника большие и не требовались) были изготовлены на «дворовом заводе» в Москве, котлованы водохранилищ были вырыты «своими силами» (они тоже размерами воображение не поражали) – и теперь днем в районе стало доступно электричество уже не впритык, а с некоторым запасом. Даже с приличным запасом: станция и строилась, имея в виду обеспечение энергией нового завода по выпуску «типовых ГЭС».

Правда, если считать и потребности «плазмотронного цеха», то и запаса этого могло быть недостаточно – однако ЛЭП от Свердловска уже запустили, по ночам электричество было доступно в неограниченных количествах, так что плазмотроны можно будет и по ночам гонять. Ну, по крайней мере первое время…

А новый завод теперь будет с электричеством, и уже в марте по плану выпустит первую «типовую ГЭС». Оказывается, они действительно стране требуются в огромных количествах, завод еще не достроен даже, у заказов на такие ГЭС уже больше сотни пришло. Причем ладно бы корейских: с корейцами Светлана Владимировна уже довольно давно об этом договорилась и корейские товарищи точно знали, что такое производство намечается. Но вот откуда о стоящемся заводе КПТ узнали многочисленные товарищи из республик Кавказа, было совершенно непонятно. И ведь узнали-то даже не руководители в этих республиках, с заказами приезжали и представители районов, и – даже в большем количестве – председатели колхозов каких-то. И ведь каждому колхознику приходилось объяснять, что в горах просто дамбу земляную насыпать будет недостаточно, нужно строить хоть и маленькую, но каменную плотину – в потом долго и нудно рассказывать, что завод проектированием плотин не занимается и заниматься не будет, поэтому если кто-то очень хочет приобрести такую ГЭС, то приезжать на завод нужно с готовым проектом этой плотины, причем составленным имеющими официальное разрешение на такое проектирование организациями. А затем еще и объяснять, что за взятки вообще-то тюремный срок полагается…

Но Василия Степановича радовало то, что местные колхозники строительство завода очень положительно восприняли и сами решили активно росту энергообеспеченности района поспособствовать. В меру возможностей, конечно, но вот поработать над этим, причем «в свободное время», захотели очень многие – а когда гидроэнергетики имеются буквально «в шаговой доступности», то желание довольно быстро превращается во вполне выполнимые проекты. Это на Оке, которая приток Волги, ГЭС выстроена аж в мегаватт мощности, а на местной Оке колхозники уже наметили постройку каскада ГЭС аж на три мегаватта. Десятка разных ГЭС, но цифра-то уважение вызывает. Да что там Ока: на крохотной речушке под названием Лемазы эти колхозники уже начали строительство двух ГЭС по полмегаватта! И необходимость постройки четырех дамб по полтора-два километра длиной и высотой под десять метров в районе плотин будущих ГЭС их совершенно не смутила. И не смутила жителей всего двух небольших поселков по паре десятков домов и одного относительно большого села, где домов стояло уже за полсотни – а ведь в районе-то сел и деревень было гораздо больше сотни!

И все это было очень хорошо – вот только людей на заводы и фабрики не хватало. Сильно не хватало – как, впрочем, и по всей стране. Потому что можно было на заводы набрать вчерашних крестьян, но тогда села безлюдели, а страну-то всяко кормить нужно, если на селе людей не останется, кто этим заниматься будет? И по совету Светланы Владимировны он стал набирать по всей стране на работу «невест войны» – женщин двадцатых годов рождения. Одиноких (потому что их потенциальных женихов во время войны фашисты поубивали), считающих, что они никому вообще не нужны – но Василий Степанович (и специальная команда, подготовленная в Комитете для этих целей) убеждала несчастных, что это не так. И поначалу количество таких женщин было все же невелико – несмотря на то, что им (опять-таки по указанию товарища Федоровой) сразу предоставлялись отдельные, хотя и небольшие, квартиры со всеми удобствами. Но товарищ Соболев неожиданно для себя понял, что очень скоро в районе (да и, пожалуй, в паре окрестных областей) отбоя не будет от этих «невест», страстно желающих сюда переехать. Потому что в Приозерненской больнице группа врачей, почти два года изучавших методики, разработанные в Симферопольском мединституте под руководством профессора Хватова, и перед самым Новым годом ему сообщили, что в районной больнице Приозерного успешно воспроизвели полученные восемь лет назад в Симферополе результаты. И положительный эффект был получен в шести случаях из десяти!

Да, пуск новой электростанции, которая вдохнет новую жизнь в быстро развивающемся городе – это большое достижение. Но о нем и по телефону рассказать можно, а вот о том, что сумели проделать врачи… Так что Василий Семенович, вернувшись домой, еще раз поздравил домочадцев с наступившим годом, а уже на следующее утро он улетел в Москву: есть вещи, о которых нужно рассказывать только лично.

Первый рабочий день ознаменовался и первым скандалом, причем скандалить мне пришлось с целым министром. И не с каким-то там министром занюханного радиопрома (тоже, между прочим, больше пяти процентов госбюджета отжирающего), а с министром Средмаша. Точнее, в четверг только повод для ругани он мне предоставил: получив, скорее всего, отлуп от Николая Семеновича он прислал мне запрос на выделение «еще десяти миллиардов рублей» на строительство второго реактора на Нововоронежской АЭС. Там как раз осенью заработал первый реактор ВВЭР, и, насколько я была в курсе, там предполагалось поставить их еще минимум три штуки. Вот только, как я сразу же выяснила, предполагалось их там ставить не сразу, и реакторы должны были строиться уже «следующего поколения», которые пока лишь разрабатывались, но главное, сумма мне показалась очевидно несуразной. Потому что, как было очень просто узнать из хранящихся на сервере Средмаша документов, первый реактор вместе со всем его обрамлением обошелся стране в два миллиарда, даже чуть меньше. Правда, в отчетах не были указаны предстоящие расходы на пусконаладочные работы (энергетический пуск планировалось произвести только весной), но это всяко не восемь миллиардов. Так что я быстренько направила Славскому письмо с просьбой «уточнить статьи расходов» – откровенно говоря, в надежде на то, кто когда он нужную бумажку напишет, уже вернется обратно Николай Семенович и Славского пошлет куда надо.

Однако мои надежды не оправдались: ответ из Средмаша я получила уже в понедельник, и в нем Ефим Павлович особо даже выражений не выбирая (и хорошо еще, что не матом) сообщил, что мое дело – не выискивать лишние копейки в запросах министерства на финансирования, а с поклоном и выражением восторга все запрошенные денежки предоставить, а уж куда и как их потратить – это не мое собачье дело. Потому что в министерстве это специалисты считали, а я, мол, в атомных делах ни уха, ни рыла.

Ну что же, в «прошлой жизни» я с подобными чиновниками сталкивалась нередко, и все механизмы их приведения к порядку у меня были отработаны. Но «тогда» на это (точнее, на получение необходимых документов) уходили изрядные финансы, а теперь-то у меня была Лена! А вокруг был самый что ни на есть Советский Союз! Да еще я при всем этом сидела в кресле первого Зампреда Совмина – то есть по определению имела «допуск ко всему». Так что уже в четверг я получила всю нужную мне документацию, и Лена, которая принесла (привезла на тележке, причем с помощью четверых своих сотрудниц( огромную кучу макулатуры, «с грядущей усталостью в голосе» поинтересовалась:

– И зачем тебе вся эта макулатура? Ты же только эту кучу бумаг месяц разбирать будешь, а у тебя здесь срок работы уже через три недели заканчивается. Отправила бы все это в бухгалтерию, там бы быстро нашли то, что тебе надо.

– Я бы рада, но бухгалтера просто не знают, что искать, а я знаю.

– Ну и объяснила бы им…

– А еще у них нет доступа к серверам Средмаша, а у меня есть.

– Ну и пустила бы их в свой кабинет, ты же все равно здесь пока сидишь.

– У меня только здесь есть доступ. Но главное, что я знаю не только, что нужно искать, но и знаю как это проделать быстро и без вреда для собственного организма. Так что спасибо за доставку, и пока скройся: я начинаю работать. Да, мне в любой момент может потребоваться связь с Павлом Анатольевичем.

– Будет, там в приемной всегда будет теперь моя сотрудница дежурить. А Павла Анатольевича я предупрежу…

Лена вероятно подумала, что раз я забрала финансовую документацию, то хочу обнаружить там следы каких-то финансовых махинаций, но меня рубли и копейки вообще не интересовали: в том, что Ефим Павлович ни малейших хищений не допускал, я была априори уверена. Ведь он был на самом деле честным коммунистам и наверняка, как говорилось в старом анекдоте, партвзносы со взяток заплатил бы. Но из финотчетности можно извлечь и другую ценную информацию – а я дневники академика Легасова все же читала и кое-что запомнила. Так что уже в понедельник все, что хотела, я накропала – и с бумажками на руках помчалась к Пантелеймону Контратьевичу:

– Товарищ Пономаренко, я меня возникла серьезная проблема.

– Не справляешься? А я ведь говорил…

– Справляюсь, и даже лучше, чем хотелось бы. Я тут краткие тезисы составила, если вам потом захочется, можно будет и в первичку углубиться – но уверена, что вы не захотите, потому что именно вам это вообще не нужно. А вопрос срочный, и касается безопасности не всего, конечно, Советского Союза, но очень значительных его областей. А чтобы зря времени не терять, я сразу дам вам некоторые пояснения.

– А нельзя сразу к выводам перейти?

– Можно. Вывод у нас получается один: есть высокий риск того, что атомная станция у нас скоро взорвется. Какая именно, заранее не скажу, а видно это вот отсюда. Смотрите: вот у нас график – плановый график – изготовления корпуса реактора.

– И что не так?

– А вот это – оплата выполненных работ по изготовлению корпуса.

– Что, многовато выплатили?

– И вы туда же! Нет, работы оплачены полностью и в соответствии со сметой. Но если посмотреть внимательно, то оплата проведена после приемки этих работ…

– И правильно, заранее платить за работу – так никто и не почешется ее в срок исполнить.

– И все вы так же считаете, но речь вообще не об этом. Работа – и ее приемка – завершена на одиннадцать дней раньше планового графика.

– Значит, план перевыполнен был? Так это хорошо, что тебя смущает-то?

– Вот этот график рассчитывали профессиональные специалисты-атомщики, и они указали, что испытания корпуса под давлением должно производится в течение минимум четырнадцати дней. Смотрим по графику платежей за этапы работ и видим: гидроиспытания длились всего двое суток. А специалисты считают, что разные там непровары и дефекты в металле могут проявиться… могут быть замечены только после двухнедельного выдерживания корпуса под давлением. То есть если дефекты есть, то их за два дня обнаружить даже теоретически невозможно! Я не хочу сказать, что дефекты обязательно имеются, рабочие вполне могли корпус и без дефектов изготовить. Больше того, вероятность того, что дефекты вообще проявятся, составляют процентов десять, не больше. Но сейчас мы имеем то, что с вероятностью в десять процентов корпус реактора просто может лопнуть! Ну, не корпус, а трубы разные, их в реакторе овердофига…

– Это сколько?

– Это очень много. И если авария произойдет, то мы не только потеряем полностью всю атомную станцию, там еще вокруг нее сотни квадратных километров подвергнутся радиационному заражению посильнее, чем у японцев в Хиросиме и Нагасаки вместе взятым было. У японцев урана было двадцать кил и семь плутония, а тут ведь тонны урана! И плутония наработаются через год уже десятки килограммов! Десять дней экономии на испытаниях и вероятные потери в десятки миллиардов – это как?

– Ты это не шутишь? В смысле, не запугиваешь?

– Насчет миллиардов – точно нет. Я пока только выборочно проверила, так вот: такой же подход был и при строительстве реакторов АБМ в Северске, и, боюсь, то же самое и дальше происходить будет: Ефим Павлович по старой привычке времен создания наших бомб все план перевыполнить стремится, а в работе с атомной энергией никакое перевыполнение планов недопустимо! За перевыполнения нужно этих перевыполняторов по лагерям рассаживать! Потому что бомбы мы делали для супостата, и его не жалко – но атомную энергетику мы же делаем для счастья советских людей. Потому что даже не первая, а нулевая заповедь здесь одна: прежде всего должна быть обеспечена безопасность. А сроки, деньги – это все уже вторично.

– Ну, насчет денет ты не…

– Деньги можно заработать, а вот запасную жизнь заработать уже нельзя.

– Твои предложения?

– Пункт первый, он же последний: проверить по внутренней документации министерства, кто именно подписывал распоряжения на сокращение циклов испытаний. И по корпусу, и по трубопроводам, и по арматуре – у меня списочек составлен. И проделать это должна будет комиссия партконтроля. А когда будет понятно, кто эти приказы подписывал, виновного с должности снять и отправить на заслуженную пенсию… куда-нибудь в теплые края, все же он для Средмаша и обороны страны много сделал.

– Ты так уверена, что эти распоряжения отдавал лично товарищ Славский?

– Я просто это знаю…

– А откуда… а, ну да, конечно. Ты свое предложение в письменном виде имеешь? Я имею в виду с подробностями, кому и что конкретно проверять.

– Конечно, все вот в этой папочке сложено. Если появятся вопросы…

– Это уже потом, как проверку закончим. И спасибо, Светлана Владимировна, вижу, не напрасно именно вас… А еще что-то сейчас ко мне у вас есть?

– Нет, все, что хотела, сказала. Я пойду? Дел-то, сами знаете, невпроворот…

– Да-да, конечно. А мы, как проверку закончим, вам обязательно сообщим.

Да, похоже список кровных врагов у меня серьезно пополнился. Но бизнес есть бизнес: врагов за спиной оставлять нельзя. Живыми оставлять нельзя, хотя чаще всего это понимается все же в переносном смысле. К счастью в переносном…