Глава 6

К лету шестидесятого удалось закончить все отделочные работы в здании КПТ и там теперь могли одновременно работать человек пятьсот. Но пока в Комитете числилось – включая восемь групп инженеров-разработчиков – чуть меньше двухсот человек, в том числе и потому, что новых работников просто негде было селить. Зато еще в марте началось строительство трех новых жилых домов, рядом строилась новая школа, а детский сад с ясельной группой уже в конце февраля был сдан в эксплуатацию – и это только рядом со зданием Комитета. Причем все стройки вел собственный «отдел капитального строительства», который вообще-то разместился в отдельном «офисном» здании возле строящейся станции метро «Войковская». Вот этот отдел был самым большим в Комитете, просто в Москве размещалась только очень небольшая его часть (включая собственное архитектурное бюро), а большинство работников жило и трудилось совсем в других местах. Впрочем, и в Москве они трудились, приезжая на двухнедельные «вахты»: в столице вообще с рабочей силой было не очень хорошо, так что на месте набрать требуемое количество строителей просто не получалось. В том числе и потому, что в правительстве решили «строго соблюдать рекомендации Госплана» и население в городе вообще стало довольно быстро сокращаться. Зато остающимся становилось жить все лучше, по крайней мере в плане качественного жилья.

А вот мне стало в этом плане жить «хуже»: в конце июня население моей квартиры снова выросло. Потому что к нам приехала старшая дочь самой старшей Сережиной сестры. То есть она приехала, чтобы поступить в какой-то московский институт и, естественно, Сергей ее «временно» поселил у нас – но у меня имелось сильное сомнение в том, что девочка сможет сдать экзамены. Нет, девочка Люба было очень даже умненькой, но вот после сельской школы (сестра эта жила даже не в Богородске, а в какой-то из окружающих город деревень) шансов на успех было крайне мало. Но я с Любой поговорила, мы вместе ситуацию обдумали, с матерью ее созвонились и решили, что если она провалится, то никто по этому поводу переживать не станет. Потому что девочка у нас до следующего лета поживет, подучится – и на следующий год у нее всё точно получится.

Вдобавок «деревенское воспитание» выработало в девочке упорство и трудолюбие, да и навыки у нее «по хозяйству» оказались очень неплохими. А еще она мне стала очень хорошо помогать в части ухода за Васей: ее самому младшему брату было всего-то полтора года и за младенцами ухаживать девочка умела великолепно. Так что у меня даже получалось иногда некоторые дела решать «на выезде»: если я заранее знала, что покормить Васю не успею, то просто оставляла молока в запас – и кормежку Люба проводила. А Вася уже через неделю при виде нее радостно смеяться стал: чувствовал, что Люба его тоже очень любит.

А я смогла слетать быстренько в Ряжск и своими глазами посмотреть на то, что в городе творится. А творилось там очень много интересного, однако даже от предложения посмотреть на новую, только что смонтированную цейсовскую литографическую установку отказалась, мне совсем другое хотелось посмотреть. И посмотрела, а домой полетела уже вместе с теперешним секретарем Ряжского райкома и руководителями полупроводникового завода. И с райкомовцем я успела очень многое обсудить еще в самолете (хотя рейс и продолжался чуть больше часа), а вот с заводчанами пришлось очень отдельно поговорить.

Разговор для меня получился очень тяжелым. И вовсе не потому, что парни с завода работали плохо: мне было очень непросто им объяснить без использования специфических русских выражений то, что теперь они должны будут иметь глубоко в виду пожелания рязанских областных властей в отношении производства ТНП, да и на все их прочие советы им должно быть абсолютно безразлично. Однако сам факт того, что район полностью теперь был выведен из подчинения области, пониманию все же способствовал, и к вечеру мы пришли к консенсусу. А то, что и «партийная власть» оказалась на моей стороне (правда, не сразу, а только после подключения к дискуссии Лены), позволило все же «проблемы начального периода» решить – хотя придуманный на заводе «товар народного потребления» мне понравился.

Хороший товар: пластмассовая кружка-кипятильник мощностью в пятьсот ватт и емкостью в четверть литра. Изготовленная из капрона и не имеющая вообще никаких «полупроводников» в конструкции: два простых автовыключателя на биметаллических дисках и один – кнопка включения на ручке (причем горячий чайник ей включить было нельзя). Конструкция – примитивнейшая, цена – копеечная. А потенциальная популярность – просто бешеная, но вот каким образом капроновый чайник мог быть связан с производством транзисторов и микросхем, ни ряжцам, ни мне придумать не удалось. Поэтому пришлось – с одобрения «партийного босса» – это производство из района вынести, но партсекретарю я на всякий случай не сказала, что такой «вынос» у меня в планах «экспансии» уже предусмотрен. Не конкретно про чайник, а вообще…

Однако любая экспансия начинается с какой-то базы, а вот эта база у меня была какой-то не особо надежной. То есть меня официально назначили и руководителем «Ряжского особого района центрального подчинения», однако руководить районом, в нем не находясь, крайне проблематично. Не то, чтобы вообще невозможно, но очень трудно. А вот в двух других «особых районах» все было просто: на Приозерный полновластным руководителем был поставлен товарищ Соболев, а на внезапно ставший «особым» Благовещенский район – некто Буров А. П. Оба ко мне еще в середине июня заехали, и мы очень детально обсудили, что им нужно будет делать. Правда, оба сильно удивились когда я перечислила им «главные задачи», но согласились, что мой подход верен (еще бы, оба много позже именно этот подход и реализовывали в городке моей прошлой жизни), а я удивилась, когда они – после двух дней разговоров – разъехались по местам. Сестры меня удивили: когда гости только вышли за дверь, Вика задумчиво сказала мне:

– Светлана, мне кажется, что вас кто-то обманывает. Эти товарищи – не инженер и не слесарь, они оба военные.

– Причем в немалых чинах, – продолжила за сестрой Ника. – Я думаю, вам стоит с Еленой Николаевной это обсудить, а то вы им многое доверили, но если они тебя один раз обманули, то кто может поручиться, что не обманут снова?

– Не волнуйтесь, я за них поручиться могу. И за подполковника Соболева, и за майора Бурова – но о том, что оба они носят погоны, я не знала и знать не буду. И вы, кстати, тоже…

За «сестер Ястребовых» я была спокойна: во-первых, обе были вдовами красных командиров, во-вторых, Лена их очень тщательно со своей стороны проверила. Да и здесь они обе были практически членами семьи, относясь и ко мне с Сережей как к собственным детям (большим уже, но все еще неразумным), и на Васю они разве что не молились. И с Любашей у них отношения начали выстраиваться замечательные: они ее знания проверили, тяжко вздохнули и предложили девочке даже не дергаться на предмет поступления в институт этим летом, пообещав ее к следующему подготовить так, что она куда угодно экзамены сдаст просто блестяще.

Вот только Люба все же решила рискнуть – и первый экзамен (она было сунулась, вероятно под воздействием родного дяди, в МВТУ) сдала на трояк, после чего, трезво оценив перспективы, документы забрала. А после того, как у меня дома состоялись переговоры с членами новой (еще только формируемой) «исследовательской группы», она вроде и цели свои поменяла. То есть поступать на следующее лето решила в другой институт. Но до следующего лета времени был еще вагон, многое могло поменяться…

Федор Павлович Вязников прилично так расстроился, когда получил задание. В Таганроге на «Красном котельщике» уже построили котел для обеспечения паром турбины в пятьсот мегаватт – а ему поручили разработать котел в сто раз меньший. Даже серию котлов, для турбин (причем по нынешним временам вообще «низкого давления», на пять десятков атмосфер, что было работой для студента на дипломе) мощностью от двух мегаватт и до шести – но оказалось, что студенту-дипломнику тут вообще проще повеситься, чем задачу решить. Да и ему – уже «кандидату котлостроительных наук», как назвала его председатель Комитета – голову пришлось поломать более чем изрядно. И не только голову, да и не одному: в его группе только непосредственно котлом занимались двенадцать человек, а еще столько же разрабатывали довольно непростую систему «утилизации тепла». Зато когда в начале июля первый котел (на четыре мегаватта) был готов, все, принимавшие в работе над ним участие, просто лучились от гордости.

И не только от гордости: всей группе еще и очень немаленькие премии выдали. Вот только перспективы дальнейшей работы были очень смутными, а желания отправиться в расположенный в двухстах пятидесяти километров от Москвы Красный Холм, только называющийся городом, ни у кого из членов инженерной группы не возникло. Как и понимания того, из каких соображений этот дремучий уголок был выбран для строительства нового котельного завода. В этот, с позволения сказать, город все равно почти всей группе пришлось скататься: именно там новый котел и ставился на строящейся электростанции. Впрочем, туда не только котельщики ездили, в городке и множество архитекторов паслось, и вот они как раз работой были очень довольны: им поручили старые (некоторые еще до революции выстроенные) двухэтажные дома заменить «такими же, но кирпичными», для чего на каким-то керамическом заводе были даже заказаны облицовочные плитки «под дерево», а кроме этого, им было предложено выстроить «в том же стиле» и дома уже трехэтажные, в расчете на то, что население в городе минимум удвоится. И парни из МАРХИ были как раз счастливы, а двое студентов (правда, муж и жена) были намерены по окончании института сюда же и переехать. И в принципе, если сам родом из какой-то провинции, это выглядело довольно неплохим вариантом: и жилье сразу предоставляли очень хорошее, и вообще для маленького городка тут всё планировалось создать на высшем уровне. Но если в городе только один-единственный заводик, а ближайший другой город – Бежецк – в пятидесяти километрах, то жизнь тут наверняка будет очень уж скучной для человека, выросшего в большом городе. А насчет будущей работы – очень непростой котел под его руководством был разработан и построен, так что определенная репутация уже имелась и можно было и поинтереснее работу все же подыскать.

Однако внезапно оказалось, что ничего пока искать не нужно, Федора Павловича вызвала Председатель Комитета и поинтересовалась:

– Я слышала, что с задачей вы справились неплохо.

– Ну да, приказ-то на премию вы же подписывали.

– Я не о премии, вы с топливом-то разобрались теперь?

– Это было непросто.

– Сама знаю, но теперь-то вы представляете, как его можно использовать?

– Более чем: засыпай его в приемный бункер и ни о чем больше не беспокойся.

– Меня очень радует столь глубокое понимание процессов со стороны инженера-конструктора. Поэтому я хочу вам предложить следующую задачку. Но сначала минутку подумайте: технически возможно сделать на этом котел для ста десяти атмосфер?

– Ну, вообще-то ничего невозможного в этом нет…

– Мне нужен котел на сто десять атмосфер под калужскую турбину, вот ее описание, чтобы котел в одиночку мог обеспечивать паром турбогенераторы от двадцати четырех до тридцати двух мегаватт. Беретесь?

– А срок когда?

– Понятно же, что еще вчера.

– Ну, теоретически тут понятно, что и как делать, но нужно будет все как следует просчитать. Но я могу уже сразу сказать, что на том заводе, который в Красном Холме строится, такой котел вряд ли изготовить получится. Думаю, что если получится договориться с каким-то серьезным заводом, например с «Красным котельщиком»…

– Я помню, что вы родом из Таганрога, но – нет. Поэтому одновременно с разработкой конструкции котла готовьте и предложения по оснастке котельного завода: то, что там сейчас строится – всего лишь первая его очередь.

– Понятно. За работу я берусь, но насчет сроков пока ничего сказать не могу: там действительно многое придется пересчитывать, да и топливо не самое простое. Боюсь, что просто людей на необходимые исследования…

– Сейчас в вашу группу набирается еще три десятка инженеров. И пока им место в здании Комитета хватит – но на следующее лето ваше КБ в любом случае придется из Москвы убирать. Сделаете котел – даже если не захотите в Красный Холм переезжать, рекомендацию к Рамзину я вам дам, но об этом мы вообще через год поговорим. Вот стандартный контракт, внимательно его изучите и, если вопросов по нему у вас не будет, подписывайте не позднее, чем завтра к обеду. Просто времени у нас нет, так что приходится спешить…

Откровенно говоря, мне было очень жалко, что четырнадцатых Илов там мало было сделано. И в «Местные авиалинии» их всего два десятка передали после ремоторизации, а в основном авиакомпания обеспечивалась волоколамскими «МАИ-10». Тоже неплохой самолетик, но медленный, в тот же Красный Холм или в Бежецк на нем лететь долго. То есть целый час, а не сорок пять минут. А уж если нужно дальше куда-то летать, то на нем это было невыносимо долго. Поэтому я старалась основные проекты реализовывать поближе.

Очень вовремя «вспомнила», как мама мне рассказывала про бешеный ажиотаж, возникший, когда СССР закупил в Италии дешевенькие плащи, которые советские спекулянты продавали по двойной цене (не двойной итальянской, а двойной, установленной советской торговлей) – и в начале августа организовала в Комитете еще одну группу разработчиков. На этот раз группу, состоящую из знакомых мне химиков, с которыми еще в СНТО получилось тесно повзаимодействовать, и нескольких человек из института совершенно текстильного. От химиков особо многого я не требовала, просто поручила им реанимировать установку, которую они в рамках того же СНТО собрали на Московском нефтеперерабатывающем заводе. Все же лень – действительно двигатель прогресса, заводчане просто поленились эту установку разобрать и сдать в металлолом, а теперь на ней готовились ежедневно производить по несколько тонн ценнейшего полипропилена. Причем буквально «из отходов производства»: другая группа, состоящая уже из выпускников МВТУ, поставила на заводе установку по разделению газа, который раньше сжигался в факеле – и теперь из этого газа ежесуточно выделялось чуть больше тонны чистого пропана. Немного, но после пропускания его через собранную когда-то студентами установку получалось около тонны полипропилена. Тоже немного по сравнения с мировой революцией, но если из этого полипропилена изготовить синтетические нити…

Вообще-то в СССР считалось почему-то, что «настоящие болоньевые плащи» делались из капрона, но капроновые – после того, как готовую ткань пропитывали силиконом – были просто ужасными: шуршали громко, мялись, и в целом были отвратительными. И – дорогими и довольно тяжелыми. А оригинальные плащи делались как раз из полипропилена, и они были «беззвучными», мягкими, почти не мялись и весили раза в два легче капроновых. А кроме того, такая ткань получалась очень дешевой – и большая команда членов СНТО сразу из четырех институтов занялась срочной разработкой всех необходимых для изготовления такой ткани техпроцессов.

Что же касается использования пропана из избыточного газа Московского НПЗ, то это не было какой-то необходимостью, просто тут пропан получался «вообще бесплатным», да и установка на заводе уже стояла – а так пропана в СССР добывали уже много и по деревням массово ставились газовые плиты, работающие «на баллонах». Так что в принципе полипропилена можно было наделать очень много, всю страну в плащи одеть проблемой не стало бы – но мне этот «ценный полимер» хотелось заполучить совсем для другого. Однако желания самой заниматься его производством у меня ни малейшего не было, ведь есть же специально обученные люди и специально учрежденные министерства. Однако чтобы этим людям и министерствам руководство дало весомый направляющий импульс, нужно было руководству что-то полезное показать – а полипропиленовую ткань, по моим расчетам, можно было показать быстрее, чем что-либо еще. Так что в СНТО студенты с преподавателями работали изо всех сил, получая за свою работу довольно приличные деньги, и я надеялась, что еще до зимы смогу показать тому же товарищу Патоличеву очень симпатичный и полезный результат. А для простоты заказала (через того же Николая Семеновича) ткацкий станок венгерского производства. Один – для демонстрационных целей больше и не требовалось…

В середине сентября в очень торжественной обстановке строители сдали сразу три жилых дома для сотрудников Комитета. Почти триста новеньких квартир, поэтому у меня немедленно состоялся скандал с московским руководством. Правда, скандальчик получился довольно скромным, как только в райсовете потребовали «передать району половину жилья», я накапала про это Лене – и дальше скандалить стало просто некому. Правда, два десятка квартир пришлось отдать, но уже исключительно в результате очень вежливой просьбы и на основании взаимного уважения: для своих сотрудников жилье попросил предоставить Александр Иванович Михайлов – директор ВИНИТИ. А с ним у Комитета отношения были именно очень дружескими: товарищ Михайлов чуть ли не первым осознал пользу вычислительной техники для хранения и распространения научно-технической информации и у себя специальный отдел организовал, который занялся разработкой нужного для таких целей программного обеспечения. А еще он и Комитет взаимно уважил: у меня тогда избытка средств не было, так что он группу моих инженеров взял к себе в институт, где они занялись очень нужной мне работой. Хотя формально эта работа и для ВИНИТИ могла оказаться полезной.

Простая была работа: разработка и изготовление средств связи между вычислительными машинами, расположенными очень далеко друг от друга. Вообще-то для Советского Союза эта работа не казалась ни новой, ни особенно даже высокотехнологичной: первая межмашинная линия связи была выстроена еще в конце пятьдесят седьмого года и соединяла она вычислительные машины полигона Тюратам с вычислительным центром ЦНИИМаша в Подлипках. Хорошая была линия, с пропускной способностью в два мегабита в секунду – но меня аппаратная часть интересовала мало. То есть вообще не интересовала та часть, которая относилась именно к линиям связи, а вот та часть, которая относилась непосредственно к вычислительным машинам, меня интересовала более чем серьезно. Как «продвинутого пользователя» интересовала, то есть мне и тут было абсолютно наплевать, как она там внутри устроена, мне нужна была просто связь. Потому что как раз в сентябре одну небольшую «бухгалтерскую» машину (только уже «нового поколения») я поставила у себя дома. То есть поставила их две, потому что была убеждена, что драться с мужем за компьютер – дело контрпродуктивное и лично вредное: я же его просто покалечу и потом меня вообще в тюрьму отправят.

Так вот, ребята, сидящие под крышей ВИНИТИ, занимались разработкой архитектуры системы, построенной на основе моих представлений о протоколах ТСР и UDP. Причем мои представления ограничивались анекдотом о том, чем TCP отличается от UDP. Но когда за дело берутся хорошо простимулированные профессионалы, им и анекдота часто бывает достаточно.

В качестве «линейной основы» товарищам была предложена уже существующая структура линий связи на базе обычных стопарников ТЗГ: такими кабелями уже связисты успели соединить почти все «закрытые города», и даже в Ряжск летом кабель дотянулся. А стопарник – это уже довольно серьезно: одна пара в этом кабеле обеспечивала возможность передачи сигнала на частоте до четырехсот сорока килогерц, так что если задействовать сразу тридцать две пары кабеля, то данные можно передавать между компами под два мегабайта в секунду. Меньше, чем на однопроводном кабеле в Тюратам, но тоже неплохо. И в ВИНИТИ ребята исключительно самим протоколом занимались, а над аппаратной частью работали фрязинцы и примкнувшие к ним инженеры с минского радиозавода. У минчан, конечно, особого опыта не было, но знания уже имелись – и бешеный энтузиазм тоже присутствовал. Так что я искренне надеялась, что к следующей весне я получу уже работающую сеть. Небольшую поначалу, но уже с действующими роутерами и всей прочей нужной для построения сети машинерией. Роутеры тоже должны были делаться на базе тех же «бухгалтерских» машин, только с другим содержанием ПЗУ, разработкой которого занимался в МИФИ товарищ Кузин. Но внезапно все пошло совершенно не так, как я себе это представляла. Совершенно не так…

Загрузка...